Эдвард Филлипс Оппенгейм
Рекорд приключений

– Господа едут в Лондон?

– Да, в чем дело?

Не успел я произнести это, как понял, что мы попали в ловушку. Это спасло мне жизнь. Изо всей силы я оттолкнул в сторону маленький черный револьвер, направленный мне прямо в лицо. Раздался выстрел, я ощутил острую боль в плече, и револьвер выскользнул из простреленных мною пальцев человека. Я едва не схватил его за горло, но он вовремя увернулся. Авто медленно проехало мимо нас, мужчина вскочил в него, оставив свою фуражку на земле. Третий человек, который, казалось, появился из-под нашего авто, погнался за уезжавшей машиной, впрыгнул в нее, и все трое умчались с неимоверной быстротой. Ремингтон приказал нашему шоферу следовать за ними.

Но не проехали мы и трех метров, как авто после нескольких толчков остановилось. Я выскочил. Обе задние шины были прорезаны. Преследуемая машина повернула за угол и понеслась по направлению к Лондону.

Дженет

В середине октября я опять в первый раз после многих месяцев получила известия о своем муже. Я потеряла большую часть денег, полученных мною в виде вознаграждения за находку ожерелья миссис Трэмпертон-Смит, на которые я открыла шляпную мастерскую, оказавшуюся совершенно убыточной. Я теряла одну должность за другой, все по той же унизительной причине – моя наружность, хоть и пострадала от лишений, а мои поношенные платья давно уже вышли из моды, но я полагаю, что даже Прекрасной Елене едва ли приходилось выслушивать столько сомнительных предложений. Мои добрые намерения начали колебаться. Я уже почти окончательно решила прибегнуть к средству наживы, которое должно было положить конец моему честному образу жизни, как вдруг однажды утром хозяйка ввела в мою комнату молодого человека, похожего на банковского чиновника. Я как раз упаковывала пальто, которое собиралась отнести в ломбард, и была в отвратительном настроении. Я сердито закричала на свою хозяйку.

– Вы с ума сошли? Я не принимаю у себя в комнате мужчин!

– Я пришел к вам по делу, – успокоил меня мой посетитель, когда хозяйка вышла. – Вы миссис Дженет Стенфилд?

– Да, это я.

Он открыл свой бумажник и положил на стол 200 фунтов ассигнациями. Я бессмысленно поглядела на него.

– Директор банка сердечно приветствует вас, – сказал он и взял шляпу, чтобы уйти.

– Кто прислал эти деньги? Через какой банк?

– Банк Надежды, Веры и Любви. До свидания.

Он ушел прежде, чем я успела расспросить его. Я жадно схватила ассигнации. Я сделала все возможное, чтобы прожить, не принимая помощи своего мужа, после того, как до меня дошли некоторые сведения о его деятельности в Америке. По той же причине я прервала всякие сношения с моим мужем и его друзьями. Но при настоящем положении дел попытка сохранить свое независимое положение была совершенно безнадежной, так как я остро нуждалась в деньгах.

Я уплатила квартирной хозяйке и подарила ей свои старые платья. Я знала, где делать покупки и в то же утро переехала в уютную маленькую квартирку на Альбермарл-стрит, надела платье, подходящее к новой обстановке, и приобрела, кроме того, вечерний туалет и манто. Со времени нашей неудавшейся авантюры в Париже я не видела больше своих драгоценностей. Но в три четверти первого пришел мальчуган швейцара и передал мне пакет, только что принесенный посыльным. Я открыла его и нашла полдюжины хорошо знакомых сафьяновых шкатулок. Часть моих драгоценностей, которые я уж никогда больше не рассчитывала увидеть, снова находилась в моих руках.

Мне стало ясно, что мой муж уже вернулся или предполагает сделать это и что он нуждается в моей помощи. Прошло три дня. Я не получала о нем никаких сведений. Эти три дня я прожила, как избалованный котенок, привыкший к теплу и уюту. Я радовалась красивой одежде, принимала каждый день надушенные благовониями ванны, ела вкусную пищу и пила дорогое вино. Я чувствовала, что снова возрождаюсь к жизни, словно кровь в моих жилах, обновилась. В течение этих дней ничто в мире не заставило бы меня вернуться к прежней бедности. Я предпочла бы совершить величайшее преступление, нежели опять попасть в гости к нищете.

На четвертый день я встретила Нормана Грэя. Я как-то раз выходила из парикмахерской на Керзон-стрит, когда он показался из-за угла Клердж-стрит с клюшками для гольфа под мышкой и направился к такси. Лишь столкнувшись с ним лицом к лицу, я узнала его. Меня охватила радость, когда я увидела, как просветлело его строгое лицо. Эта встреча радовала его, несмотря на то, что мы были врагами.

– Доброе утро, сэр Норман. Разве на севере перевелись преступники, и вы теперь совсем без дела?

Он улыбнулся и сунул свои клюшки для гольфа в открытое окно подъехавшего автомобиля.

– Я устал охотиться за преступниками. Кроме того, они поменялись со мной ролями и теперь преследуют меня.

– Серьезно? Значит, похоже на то, что мой муж вернулся?

– Об этом действительно поговаривают. Вы живете где-нибудь поблизости?

– Я живу теперь в Альбермарлгофе. Почему за мной больше не шпионят? Если он вернется, я буду, несомненно, одной из первых, кого он посетит.

– Блестящая идея! – согласился он, и его смелые, серые глаза странно сверкнули. – Но я предпочел бы подкупить вас, чтобы вы отказались от него.

– Сколько вы предлагаете? За последнее время он мало заботился обо мне.

– Если хотите поужинать со мной сегодня, мы поговорим об этом подробно.

Я убеждена, что Норман Грэй – враг мне и Майклу. Я его ненавижу. И, несмотря на это, он обладает какой-то странной властью надо мной, которой я никогда не поддамся, хотя и не могу ее себе объяснить. Меня охватил трепет при мысли, что я буду сегодня вечером с ним вдвоем. Он улыбаясь ждал моего ответа.

– Меня это бесконечно радует, – серьезно ответила я.

– Итак, в моей квартире № 13, около восьми.

– Почему не в ресторане?

– Ради вашей же безопасности. По всей вероятности, за вами следят и все ваши действия доводятся до сведения организации, главой которой является ваш супруг. Если вас увидят вместе со мной за ужином в ресторане, то могут заподозрить, что вы перешли на сторону врагов.

– Должна признать, что вы очень заботитесь обо мне, – сказала я, стараясь придать своим словам возможно более иронический тон. – Я приду к вам.

Я глядела ему вслед. Я его ненавидела потому, что он был единственным человеком, способным вывести меня из равновесия. Мне нравилась его манера одеваться, и он двигался с легкостью атлета. Я ненавидела его лукавую и все же добрую улыбку, его бронзовое от загара лицо, веселые морщинки у глаз. Я пошла прямо к себе и написала ему, следуя настроению минуты, несколько строк. Я заявила ему, что готова ужинать с ним в любом ресторане, но ни в коем случае не в его квартире на Клердж-стрит, – в 8 часов он может за мной заехать.

В половине четвертого дня я получила известие, которого ждала давно, а в четыре уже входила в бюро адвоката, находящееся на тихой площади вблизи Линкольн-Инна. Молодой клерк поднялся из-за изъеденного молью стола, предложил мне твердое деревянное кресло и удалился доложить о моем приходе мистеру Юнгхэзбенду, главе фирмы. Бюро было наполнено грязными папками, груды счетов и контрактов о покупке участков земли валялись повсюду, и всеми этими делами руководила фирма Юнгхэзбенд, Николсон и Юнгхэзбенд. Через несколько минут клерк появился снова и предложил мне войти в комнату, находившуюся в другом конце коридора.

– Мистер Юнгхэзбенд просит вас войти, мадам!

Он запер за мной дверь, и я протянула руку крупному пожилому господину, который приподнялся и рассеянно поздоровался со мной. Он был неряшливо одет. Носил металлические, поднятые на лоб очки. Фасон его воротничка и галстука принадлежал прошлому поколению. Груда книг и стопка актов лежали перед ним на столе.

Он сел сразу же, как только я опустилась на предложенное мне место, отодвинул в сторону какую-то бумагу, скрестил ноги и пристально посмотрел на меня.

– Миссис… гм… Морисон? – начал он, называя меня именем, под которым я жила последние месяцы.

– Да. Меня просили сегодня зайти сюда.

– Так-так. Посмотрим, в чем дело. Ваш муж состоял у нас клиентом много лет, но моя память – ага, вот это, – прервал он сам себя и протянул какую-то бумагу. – Я получил из Нью-Йорка кабельное распоряжение выплатить вам 200 фунтов. Вы получили эту сумму?

– Получила и почти все уже истратила.

Он слегка нахмурился.

– Ну, это уже мотовство!

– В продолжение многих месяцев я была совершенно без средств.

Он задумчиво потер верхнюю губу.

– Насколько я знаю, ваш муж занимался в Нью-Йорке рискованными операциями. Но теперь они закончены. Вам, вероятно, известно, что он уже вернулся в Англию.

Меня что-то кольнуло. Не знаю, была ли это радость или страх.

– Он в безопасности? – спросила я.

– В безопасности? А почему бы ему не находиться в безопасности?

На минуту воцарилось молчание. Я оглядела прокуренную комнату, и мои глаза остановились на изумленном лице адвоката. Мне показалось, что я задала ненужный вопрос, и я смутилась. Мистер Юнгхэзбенд внезапно улыбнулся и забарабанил указательным пальцем по столу… Казалось, он теперь только уловил смысл неправильно понятых им слов.

– Понимаю, – сказал он. – Нью-Йорк – необыкновенный город, и, разумеется, гм, финансовые операции, которыми занимался ваш супруг, хоть они и оказались удачными, несомненно создали ему врагов. Он действительно приехал в Англию под чужим именем. Я куда-то записал его, сейчас увидим, ага, вот оно – мистер Ричард Питерс. Мне поручено передать вам, мадам, что ваш муж очень хочет вас видеть.

– Его адрес?

Мистер Юнгхэзбенд показался мне рассеянным. Потом он торжествующе улыбаясь, повернул лист бумаги, который держал в руке.

– Его адрес? – повторил он. – Джексон-стрит, 11.

– Мэйфер?

– Мэйфер. Я хочу предупредить вас, мадам, что ваш муж не совсем здоров. Он находится в санатории.

– Он серьезно болен?

– Не думаю. Впрочем, через полчаса вы сами его увидите. Он просил вас прийти к нему как можно раньше.

Я сидела молча, размышляя над услышанным.

Адвокат позвонил.

– Вы должны извинить меня, мадам. Мне необходимо отправиться на заседание. Привет вашему мужу. Я всегда к его услугам.

Клерк открыл дверь. Мистер Юнгхэзбенд по старомодному обычаю низко поклонился, очевидно, считая нашу беседу оконченной.

Я вышла, немного смущенная, к ожидавшему меня автомобилю и поехала на Джексон-стрит. Сестра просмотрела какую-то таблицу и повела меня в комнату на верхнем этаже.

– Мистеру Питерсу значительно лучше. Доктор надеется, что в конце этой недели он сможет покинуть санаторий. Пожалуйста, войдите. Можете оставаться, сколько хотите. Мистер Питерс, ваша жена пришла.

Она закрыла за мной дверь, и я приблизилась к кровати, но тотчас же с криком отскочила. Я подумала, что произошла ошибка. Человек, приподнявшийся на постели и глядевший на меня, показался мне в первое мгновение совершенно чужим. Его прежде черные волосы и короткие усы были желтовато-серого цвета. Щеки впали, лоб казался более выпуклым, чем прежде. Вдоль левой щеки тянулся шрам.

– Майкл?!

– Замечательно! – ответил он. – Ты, кажется, не узнаешь мистера Стенфилда?

– Это было бы невозможно. Ты артистически изменил свою наружность. Но что с твоим здоровьем?

– Ничего особенного. Я решил немного похудеть. Я приехал сюда по делам одного коммерсанта, имя которого присвоил себе. Это была тонкая работа. Здесь полагают, что я заболел нервным расстройством. Чушь! У меня вообще нет нервов.

– Ты надолго оставил меня одну.

– Мне пришлось бороться за свою жизнь. Ты не подозреваешь о том, что происходит за кулисами, и было бы трудно объяснить тебе это. Я везде наталкивался на препятствия. И все же в Нью-Йорке я предпринял самое рискованное дело моей жизни – оно плохо кончилось, Дженет. Ты понимаешь, что это значит.

В то время как он говорил, я наблюдала за его лицом. Я чувствовала, что снова подпадаю под его влияние, но в первый раз я ощутила перед ним какой-то ужас.

– Ты убил кого-нибудь?

– Я не хотел. Банкир Хартли сам виноват в этом. Он вынудил меня к рукопашной схватке. Мы обменялись выстрелами. Он ранил меня, но и сам был ранен. Он и так был болезненным человеком и уже не мог оправиться. Страх не меньше раны ускорил его смерть.

– Если тебе не повезло в Нью-Йорке, почему бы тебе не попробовать в каком-нибудь другом месте?

Его тонкие губы саркастически улыбнулись.

– Я перебрал мысленно все страны. Индокитай, Гавайские острова, Гвинею, Южную Америку. Но полиция всюду шпионит за мной. В наибольшей безопасности я чувствую себя здесь – у нее под носом.

– Как мы будем встречаться? Меня знают слишком хорошо.

– Эта проблема еще не решена. Встречи сопряжены с опасностью, но мысль о том, чтобы вовсе не встречаться с тобой, Дженет, мне невыносима.

В первый раз в жизни он говорил мне такие слова, и я ощутила ледяной ужас.

– Что ты теперь думаешь делать? – спросила я.

– Ты должна помочь мне избавиться от Нормана Грэя.

Наступила тишина. Я чувствовала на своем лице его пытливый взгляд, и, хотя думаю, что оно не выражало моих чувств, все же я была рада, что в комнате царит полумрак. Мы слышали приглушенный шум шагов, грохот колес по мостовой и время от времени – пронзительную сирену автомобиля. В верхушке росшего перед окном дерева щебетали птицы.

– Я все взвесил. Мне здесь некого бояться, кроме этого человека. Он узнал бы меня даже теперь. В ту же минуту, как только я возобновлю свою деятельность – а у меня крупные планы, – он снова окажется за моей спиной. Нам обоим слишком тесно на земле. Или я, или он.

– Почему ты думаешь, что именно я в состоянии избавить тебя от него?

Его губы искривились в жесткой улыбке.

– Потому что ты, сама того не подозревая, очень нравишься Норману Грэю. Он слишком силен, чтобы поддаваться своим чувствам, но не в состоянии будет сдерживать их. Ты внушила ему слишком глубокую любовь. Для меня сердце мужчины – раскрытая книга, Дженет, в этом отношении я знаю их в совершенстве.

– А женщин?

– Достаточно.

– Как я это сделаю? – спросила я.

Он немного наклонился вперед.

– Норман Грэй принадлежит к мужчинам, которых трудно убить. Дураки сами идут в могилу. Норман Грэй неуязвим. За последние недели на него было организовано несколько покушений. Один из лучших стрелков Англии промахнулся, стреляя в него с расстояния ста метров. Он всегда едет с неимоверной быстротой, и все же с ним ничего не случилось при катастрофе автомобиля. Все же мы прикончили бы его, если бы он остался в Девоншире. Говорят, он теперь в Лондоне.

На мгновение его глаза сверкнули, как озаренная солнцем сталь.

– Я встретила его сегодня утром на улице.

– Я не задаю вопросов. Если ты изменишь мне, я узнаю об этом в ту же минуту. Вот маленький подарок для тебя, Дженет.

Он вынул из-под подушки и протянул мне изумительной работы золотую пудреницу, на редкость красивую вещь, отделанную крохотными фигурками из эмали. Я была восхищена. Он нажал крышку – она отскочила. В коробке лежала пудра и крошечная пуховка.

– Будь осторожна, берегись поднести эту пудру ко рту. Достаточно щепотки, попавшей в кушанье или в стакан воды, чтобы убить человека. Тебе нечего бояться этой пудры, – она действует только, попав в кровь.

– И после этого?

– После этого сильнейший человек заболевает так сильно, что становится вполне безопасным на два года.

Грэй

Я пришел к убеждению, что хорошо сделаю, если в будущем постараюсь избегать Дженет Стенфилд. Она интересовала меня как хладнокровная и преданная помощница короля преступников. В моей книге, которая должна появиться в печати в ближайшие дни, я посвятил ей целую главу, стараясь проанализировать ее характер. Но постепенно я начинаю понимать, что даже самая холодная и жестокая женщина при случае бывает только женщиной. До сих пор она всегда держала себя в моем обществе равнодушно и самоуверенно. Ни разу в жизни ее глаза не выдали ее настоящих чувств. Но вчера вечером со мной ужинала совершенно другая женщина. Она казалась прекрасней, чем обычно. Легкий румянец, то исчезавший, то снова появлявшийся на ее щеках, делал ее особенно очаровательной. Ее глаза, казалось, стали еще больше, а взгляд приобрел нежность. Мы сидели в ресторане вдвоем за угловым столиком, откуда открывался весь зал, полный хорошеньких женщин. Но ни одна из них не вызывала такого восхищения, как моя спутница; и ни одна из них не заслуживала его в такой степени.

– Вы находите меня красивой? – спросила она, словно угадывая мои мысли.

– Вы изумительны и кажетесь совсем другой. Вы производите на меня такое впечатление, точно снова обрели радость жизни.

Она горько рассмеялась:

– Я не знала, где искать этой радости.

– Может быть, в вас произошла какая-нибудь перемена? Может быть, вы смотрите теперь на жизнь другими глазами? Может быть, вы решили отказаться от ваших лживых богов?

– Я слишком долго шла по этой дороге. Я уже не могу вернуться.

В это мгновение я почувствовал, что для меня будет лучше никогда больше не встречаться с этой женщиной. Наши взоры скрестились, и мне показалось, что она вовсе не так уж враждебна ко мне.

Ее душа лежала раскрытой передо мной, но все же в ней было что-то еще не совсем понятное мне. Собственно я был рад, что начались танцы. Это помогло нам нарушить наступившее тягостное молчание. Дженет танцевала, не обнаруживая особого знакомства со всеми па, но с тонким чувством ритма и настроения танца. Я почти стыдился сознаться себе в радости, которую доставляли мне гибкость и нежность тела этой, казалось, из стали сделанной женщины.

Дженет была в этот вечер очень нервна и тревожна. Мы долго танцевали. Потом она пошла к нашему столику, в то время, как я остановился на несколько минут, разговаривая с каким-то знакомым. Когда я вернулся, она была очень бледна, и ее рука заметно дрожала.

– Что-нибудь случилось? – спросил я озабоченно. – Вы плохо себя чувствуете? Может быть, танцы?..

– Танцы не повредили мне. Я себя отлично чувствую.

Но она сидела неподвижно и молча. Я решил выпить кофе и уйти. Я как раз поднес чашку к губам, как вдруг Дженет вздрогнула и толкнула локтем мою руку. Кофе пролился, скатерть была испорчена. Дженет расхохоталась. Когда скатерть переменили, она снова успокоилась. Она выглядела, как человек, счастливо перенесший смертельный кризис.

– Простите мне мою неловкость. Идемте танцевать, пока приведут в порядок стол.

На этот раз она не танцевала так окрыленно, она казалась отяжелевшей.

– Кто подарил вам эту прелестную золотую пудреницу? – спросил я не столько из любопытства, сколько для того, чтобы завязать разговор.

Прежняя жестокость сверкнула на миг в ее глазах. Ее ответ странно поразил меня.

– Сам дьявол! Но я верну ему его подарок!

VII

Сэйр

Я был на вокзале St. Pahcres, чтобы присутствовать при приезде Горти и Мецгера. Я видел, как семь маленьких, окованных медью черных железных ящиков были сняты с повозки и подняты на верх автомобиля. Я был уверен, что содержимое этих ящиков в конце недели будет в моем распоряжении. Я был также твердо убежден, что, по меньшей мере, один из этих двух людей будет бороться до последней возможности, прежде чем уступит их мне. Но они были достойны борьбы.

Была туманная ночь, и я непринужденно проходил в небольшой толпе, явившейся приветствовать этих двух людей. Среди публики преобладали грубо выглядевшие парни, грязная назойливая чернь. Голодные глаза не отрывались от черных ящиков, и я знал – будь они достаточно смелы и умны, они, не долго раздумывая, нанесли бы удар и овладели бы этими ящиками. Горти и Мецгер знали своих друзей и знали, что им нельзя доверять.

Я возвращался сквозь туман в свою маленькую, скромную квартирку на Адам-стрит. То были мрачные дни даже для меня, не привыкшего к особенно удобной жизни. Я жил в городе под именем Артура Юнгхэзбенда, доктора прав, приходился кузеном известному адвокату в Линкольн-Инне и занимался тем, что хронически обкрадывал Британский музей. Каждый день я отправлялся в эту пустынную гробницу мертвого здания, оставался там около часа и возвращался на свою квартиру. Никто не шпионил за мной. Мне удалось ввести в заблуждение моих преследователей и отвлечь от себя всякое подозрение. Но это был жалкий род существования. У меня мало слабостей, но посещение Дженет очень порадовало бы меня. Маленький обед с ней где-нибудь в кафе «Рояль». Я охотно вступил бы снова в пестрый мир развлечений, лежавший теперь в стороне от моего пути. Мне было определенно известно, что Дженет находится под надзором, да и, кроме того, она оставалась для меня загадкой, которую мне необходимо было возможно скорей разрешить, так как она не исполнила моего последнего поручения.

На третий день после приезда Горти и Мецгера я посетил своих поверенных Юнгхэзбенда, Николсона и Юнгхэзбенда в Линкольн-Инне. Мой «кузен» сразу же попросил меня войти. Мы поговорили некоторое время о моих занятиях и делах. Потом наступила пауза. Дверь была заперта, а стены комнаты очень толсты.

– Как обстоят дела? – спросил я.

Мистер Юнгхэзбенд благодушно усмехнулся. Когда я оставался с ним наедине, я снимал маску скучного книжного червя и говорил с ним с той резкостью, которая мне присуща. Но мой поверенный всегда придерживался характерной для его профессии глубокомысленной речи. Он был всегда тем же – спокойным, точным и вежливым.

– Все идет как нельзя лучше, – сказал он.

– Один из двух интересующих вас людей уезжает, как мы узнали, сегодня вечером в Манчестер, и второй остается совершенно один.

– Они еще до сих пор не вступили в переговоры ни с одним банком?

– Оба, ввиду настоящего положения дел, разумеется, весьма недоверчивы. Им поручили охрану ста тысяч франков в золоте, при посредстве которых они надеются добиться для своей страны частных кредитов. С другой стороны, долг их родины Англии в сто раз превышает привезенную ими сумму. Вследствие этого они боятся, что любой банк, в который они положат свои сокровища, передаст их правительству или что само правительство на каком-нибудь основании наложит на них арест.

– Итак, золото остается в их комнатах?

– Да. Они считают это самым безопасным.

– И Горти едет сегодня ночью в Манчестер?

– Конечно.

– До сих пор все идет, по-видимому, как нельзя лучше, – сказал я. – Все дело в том, что золото никуда не спрятано и что Мецгер будет один. Остаются лишь некоторые мелочи.

Мистер Юнгхэзбенд откинулся в своем кресле и сжал кончики пальцев.

– Все готово. Мецгер и Горти остановились в отеле «Милано», апартаментах № 89, которые состоят, как мы знаем, из двух спален, ванной и салона. Салон находится справа, а золото спрятано в спальне Мецгера. В нее можно войти из салона. Ванна расположена между двумя спальнями.

– Я уже познакомился с планом, – нетерпеливо прервал я его.

Но мистер Юнгхэзбенд не торопился. Он вел себя так, словно в каком-нибудь запутанном деле требовался его компетентный совет.

– Апартаменты № 90, – продолжал он, – состоят из одной только спальни, ванной и салона. Там живут очень богатые люди из Южной Америки – мистер и миссис Хозе де Мигуэль. Сегодня вечером они уезжают на автомобиле в Саутгемптон, чтобы успеть к пароходу, отходящему завтра утром в Буэнос-Айрес.

– Их вещи уже уложены? – спросил я.

– Уложены.

– И мадам?

– Кажется, хорошо исполнила возложенную на нее задачу, – ответил он с некоторым колебанием.

– Вы подозреваете ее в чем-нибудь?

– О нет! Но все же она – самое слабое звено в нашей цепи. Она обладает темпераментом – Мецгер быстро поддался ее очарованию, – но я лично имел бы больше доверия к даме, которая на днях посетила меня.

– Я больше не уверен в своей жене.

Полное достоинства спокойствие покинуло мистера Юнгхэзбенда. Он склонился над своим столом.

– Что вы хотите этим сказать! Знаете ли вы, что она была здесь, в единственном месте в Лондоне, которое вам следовало бы скрыть от нее, если вы ее в чем-нибудь подозреваете?

– Я ни на минуту не сомневаюсь в ее честности. Вы как старый друг меня поймете, если я вам скажу, что она просто оробела. Жалкое зрелище!

Мистер Юнгхэзбенд успокоился, но был все еще немного смущен.

– Женщина, способная совершить то, что она сделала на поле для гольфа в Уокинге, – пробормотал он, вспоминая прошлое, – должна была очень сильно измениться, чтобы заслужить такой отзыв с вашей стороны.

Мне неприятно было продолжать этот разговор.

– Во всяком случае, – сказал я, – она симпатизирует Грэю, а тот и так знает слишком много.

– Этот человек обладает изумительной способностью оставаться в живых, – произнес адвокат.

Я не сторонник насилия. Я редко решаюсь убить человека и не разрешаю этого своим помощникам, особенно, если можно обойтись и без этого. Но в данную минуту меня охватило кровожадное желание мести.

– Как только мы благополучно закончим дело и в нашем распоряжении будут деньги, я лично рассчитаюсь с Норманом Грэем.

– Это было бы недурно. Грэй обладает способностью, которая делает его опасным для нас – у него замечательный нюх.

Я кивнул. Я машинально чертил на промокательной бумаге разные фигуры, придумывая способы убрать с дороги Нормана Грэя.

– Насколько мне известно, – сказал адвокат, – не существует ничего такого, что могло бы навлечь подозрения на фирму Юнгхэзбенд, Николсон и Юнгхэзбенд. И все же этот человек, обладающий даром комбинировать факты, казалось, между собой не имеющие ничего общего, для нас очень опасен.

– Что касается меня, – обещал я ему, прощаясь, – я сделаю все возможное, чтобы через месяц вам не нужно было больше бояться сэра Нормана Грэя.

В эту ночь все совершилось по заранее обдуманному плану. В три четверти девятого Мецгер, который был один в своем салоне и что-то писал, услышал легкий стук в дверь, ведущую в соседние апартаменты. Он тотчас же встал, отомкнул дверь и снял цепочку. Его безобразное лицо приветливо улыбалось. Мадам Мигуэль, ступив через порог, поднесла палец к своим ярко накрашенным губам, призывая его к осторожности.

– Мой муж вернется только через час, – прошептала она, входя в комнату, – поцелуйте же меня!

Мецгер наклонился к ней. Я бесшумно проскользнул в комнату, но думаю, он не услышал бы моих шагов, даже если бы мои ботинки были подбиты железными гвоздями. Остальное было мелочью. Он упал, еле слышно хрипя. Я затянул петлю, и все было кончено.