Фелипе Фернандес-Арместо
За пределами разума: что мы думаем и как мы к этому пришли

Развитие воображения

Как мы вышли на такой непревзойденный уровень развития? Мозг, как и любой другой орган, подстраивается под условия окружающей среды, видоизменяется и эволюционирует. Он вынужден адаптироваться к новым требованиям и обстоятельствам и совершенствовать свои функции: для решения насущных практических задач, обеспечения выживания вида, преодоления разного рода трудностей. Те идеи, которые я буду рассматривать в данной книге, имеют некоторую специфику. В Италии эту форму творческой мысли называют волшебным словом «fantasia», то есть «иллюзия, воображение, уводящее нас за пределы реальности». Благодаря воображению можно сотворить мир, абсолютно непохожий на тот, в котором мы живем: его реальность нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, поскольку этот мир существует лишь в нашей голове (например, это может быть приукрашенное будущее и виртуальное прошлое), ему часто нет места в реальной жизни (например, бесконечность, ад или рай), поскольку в нашей действительности для этого недостаточно ресурсов и возможностей. Вилейанур Субраманиан Рамачандран, индийский невролог, который посвятил свою жизнь изучению работы человеческого мозга и особенностей человеческого сознания, сказал следующее: «Как может желеобразная субстанция весом в три фунта… вообразить ангелов, устремиться в бесконечность и даже найти себе новый дом на космических просторах среди звезд?»

Есть два традиционных варианта ответа: с точки зрения науки и с позиции метафизики. Научный подход заключается в том, что в какой-то критический момент количество переходит в качество: мозг человека в силу особых мыслительных возможностей превосходит по размеру мозг других животных и, соответственно, функционирует иначе. Нет особой функции, которая отвечала бы исключительно за воображение и генерирование идей: эти процессы происходят автоматически благодаря интенсивной работе нашего сознания, которую обеспечивает более крупный по размеру и, соответственно, более развитый мозг.

С точки зрения метафизики креативность представляет собой способность духовного свойства, которую мы зачастую называем разумом, или разумной душой; это уникальная характеристика свойственна лишь людям.

Каждый из нас может выбрать, какая позиция из этих двух ему ближе. Однако ни та, ни другая не выглядит исчерпывающей. Чтобы согласиться с первым вариантом, нужно понять, где именно находится та самая критическая точка перехода от обычной реакции к креативности. Чтобы поддержать вторую точку зрения, нужно мыслить метафизическими категориями. Разум, по мнению скептиков, – это лишь выдумка, своеобразная уловка, позволяющая обосновать наличие функций мозга, для описания которых у нейрофизиологов не хватает ни знаний, ни опыта.

Так что же делать в подобной ситуации? Я предлагаю поставить вопрос несколько иначе, чтобы избежать неопределенности и двусмысленности. Точнее всего обсуждаемую нами специфическую функцию человеческого мышления обозначает термин «воображение» – он объединяет в себе и фантазии, и изобретательность, и креативность, и переосмысление старого на новый лад, и рождение оригинальных идей, и вдохновение, и экстаз. Воображение – это всеобъемлющее понятие, оно в точности передает смысл новых взаимоотношений с реальностью: это умение и возможность представить то, чего не существует на самом деле.

Историкам (таким, как я, например) приходится в своем воображении воссоздавать картину далекого прошлого. Мечтатели уносятся в своих фантазиях в другие миры. Писатели описывают в произведениях никогда не происходившие события. Художники и скульпторы вынуждены, как сказал Шекспир, «опережать жизнь»; даже фотографы стараются поймать невидимый обычному глазу ракурс или иным способом запечатлеть реальность. Аналитики видят в полученной информации скрытый смысл. Изобретатели и первооткрыватели обязаны предвосхищать события, чтобы получить шанс на преобразование мира. Политики и реформаторы стремятся найти новые способы побороть зло и изменить будущее к лучшему. Каждая новая идея – это продукт воображения, которое требует умения нетрадиционным способом использовать накопленный опыт и переосмыслить действительность.

Так откуда у людей берется такое богатое воображение? Я считаю, за него отвечают три способности, две из которых развились в процессе эволюции, а происхождение третьей пока непонятно.

Первая способность – это память как высшая психическая функция, которая помогает нам придумывать что-то новое на основе имеющихся знаний и воспоминаний. Люди обычно хотят обладать хорошей памятью – надежной и твердой. Однако, как бы странно это ни звучало, плохая память чаще бывает лучшим помощником воображения.

Неправильная память

Нет ничего удивительного в том, что сравнение людей и животных по уровню развития мышления всегда оказывается в пользу первых: в конце концов, инициатива-то исходит от человека. Мы обладаем способностью думать одновременно о разных вещах, можем чудесным образом догадываться, о чем думает другое существо, а еще в нашем арсенале имеется большое количество специальных символов. Но что касается памяти, тут у животных есть перед нами некоторые преимущества, можно даже сказать, превосходство.

Мой пес по имени Бью поражает меня своей способностью запоминать людей и маршруты. Если он прошел где-нибудь хотя бы раз, эту дорогу он уже не забудет. Он сразу вспомнил одну мою подругу спустя шесть лет после нашей последней встречи и бросился к ней с игрушкой, которую когда-то она ему подарила. Бью заставил меня поверить в историю, рассказанную Гомером, что лишь любимый пес смог вспомнить Одиссея, когда тот вернулся домой после долгих странствий. Бью точно помнит, куда запрятал свои игрушки и вкусные косточки, в то время как мне приходится каждый раз напрягаться, чтобы найти, куда я положил блокнот и очки.

Если у вас есть домашний питомец, уверен, вы можете рассказать немало подобных историй. Однако многие люди все же скорее готовы присоединиться к высказываниям Роберта Бернса в адрес «трусливого серенького зверька», у которого «вся в настоящем жизнь». На самом деле не стоит верить анекдотам про собачью забывчивость – различные исследования подтверждают тот факт, что по части запоминания нам до животных еще далеко.

Голубые кустарниковые сойки, например, помнят, где и когда они спрятали еду. Крысы легко могут найти выход из сложного лабиринта даже без съедобной приманки – я же могу заблудиться в обычном парке. Крысы запоминают дорогу по запахам. Они с легкостью проходят тестирование на так называемую эпизодическую память, то есть помнят в четкой последовательности, что, где и когда произошло. Клайв Уинн – специалист, изучающий особенности сознания и интеллекта животных, – сделал определенные выводы на основании проведенных экспериментов. Он отметил, что голуби много месяцев хранят в памяти информацию, связанную с добычей пропитания, – они находят дорогу домой после длительного отсутствия. Пчелам также не составляет труда запомнить дорогу к еде. Шимпанзе запоминают, каким именно камнем из множества имеющихся им удалось когда-то разбить орех. В лаборатории за вознаграждение они способны воспроизвести последовательность нажимаемых кнопок на экране компьютера или клавиатуре. Вампировые летучие мыши помнят, кто когда-то стал для них донором, и передают эту информацию своим голодным сородичам.

Люди, которые сомневаются в возможностях памяти животных, настаивают на том, что все это лишь условный рефлекс – вспомним, как в экспериментах физиолога И. П. Павлова у собаки начиналось активное слюноотделение в ответ на предъявление стимула. Данные выводы легли в основу такого известного научного направления, как бихевиоризм. Способность к запоминанию, которую демонстрируют крысы, летучие мыши, голуби и обезьяны, как сказал бы любой бихевиорист, – это условная реакция на внешний раздражитель, а не память в чистом виде. Однако чтобы подтвердить либо опровергнуть данную позицию, нам не хватает оснований. Аврелий Августин, которого я очень чту за ясность и непредвзятость мышления, был бихевиористом avant la lettre^[2]. Он считал, что лошадь может вспомнить дорогу лишь по мере продвижения по ней шаг за шагом, но этот путь не откладывается в памяти животного как целостное воспоминание. Даже у такого святого человека были сомнения, которые пока никому толком не удалось проверить. Августин руководствовался религиозными убеждениями: Господь вряд ли наделил бы лошадь способностями, близкими к божественным. Современные догматики придерживаются такой же ошибочной точки зрения. Однако большинство физиологов уже отказались от точки зрения, согласно которой поведение человека есть простая реакция на внешние стимулы. Так почему бы не пересмотреть свои взгляды и в отношении животных? Многие особенности человеческого поведения стали понятны нам благодаря экспериментам с животными – шимпанзе и гориллами. В чем-то они очень похожи на нас. Мы можем понять причины их поведения, мы можем даже общаться с ними определенным образом. Речевой аппарат обезьян не позволяет воспроизводить человеческую речь, но зато они отлично понимают язык символов. Следуя инструкциям и выполняя действия по образцу, эти животные способны указывать на соответствующие значки, буквы и картинки для ответа на поступающие им команды.

Например, Панци – самка шимпанзе, живущая в лаборатории Университета Джорджии, – довольно ловко управляется с подобными символами. Ее общение с кураторами происходит при помощи карточек, которыми она размахивает, и клавиатуры, где она нажимает соответствующие кнопки. Во время планового эксперимента лаборанты на глазах Панци прятали сочные фрукты, игрушечные змейки, воздушные шары и бумажные поделки. После просмотра карточки с соответствующим изображением обезьяна не задумываясь указывала на место, где был спрятан нарисованный объект. Даже спустя шестнадцать часов животное находило около 90 % спрятанных ранее предметов. Все было абсолютно честно: ранее у Панци не было подобного опыта, а кураторы не могли ей подсказать, поскольку сами не знали, где были спрятаны предметы. Панци, таким образом, не просто подтвердила тот факт, что у шимпанзе есть чутье на поиск пищи, – она доказала, что животные способны запоминать некоторую информацию. Шимпанзе не только вспомнила последовательность событий в прошлом – на основании полученного опыта она была способна в дальнейшем предугадывать местонахождение пищи. В рамках другого эксперимента обезьяна при помощи клавиатуры уже сама помогала своему куратору находить спрятанные объекты. Чаще всего в экспериментах использовали орехи, но были и другие, несъедобные предметы. Заведующий лабораторией Чарльз Мензел сказал: «Мы всегда недооценивали память животных и до сих пор не знаем границы ее возможностей».

Конкуренцию Панци составила Аюма – сообразительная шимпанзе из Киото. Она прославилась в 2008 г. благодаря съемкам в телешоу, где одержала победу над человеком в игре на запоминание. Участники должны были запоминать числа, загорающиеся на экране на долю секунды. Аюма запомнила 80 % чисел, а ее соперники не вспомнили ни одного из них. То есть обезьяна одержала победу над человеком. Данный результат до сих пор подвергается тщательному анализу. Если не учитывать уникальные случаи, то обычно человеку под силу одновременно удерживать в памяти последовательность из семи объектов; другие приматы в состоянии запомнить больше и быстрее.

Видеоигра Ape Memory придумана с целью развить в себе «обезьянью» способность к запоминанию. Горилла по имени Кинг, живущая в зоопарке Джангл-Айленд в Майами, штат Флорида, вдохновила создателей игры на разработку новой версии под названием Gorilla Memory. Кинг отлично считает. Он общается с человеком при помощи карточек с изображениями. Когда приматологи выбрали его для проведения эксперимента, Кингу было уже тридцать лет – из-за возраста некоторые ученые сомневались в успехе предприятия. Но у гориллы было важное преимущество – многолетний опыт общения с людьми. Кинг продемонстрировал свою способность запоминать прошедшие события в четкой последовательности – он абсолютно точно указывал на три продукта, которые ранее ел, причем в том самом порядке, как это происходило. Он помнил, кто именно давал ему конкретный продукт, хотя сам человек уже давно об этом забыл. Точно так же и мой пес вспомнил человека и игрушку, которую тот ему однажды подарил. И Кинг, и Бью продемонстрировали свое явное превосходство: если бы у людей были такие способности к запоминанию, это стало бы большим подспорьем в жизни. Члены команды, проводившей эксперименты с Кингом, демонстрировали ему некоторые новые для него действия, например имитировали кражу телефона или игру на воображаемой гитаре. Когда они просили показать, кто именно совершал действие, горилла отвечала правильно в 60 % случаев. Может, результаты и не очень сильно впечатляют, но сомневаюсь, что у вас получится лучше.

Шимпанзе могут вспоминать прошедшие события в хронологической последовательности и на основании этого прогнозировать будущее. Работа Джемы Мартин-Ордас в зоопарке Лейпцига выделяется на фоне всех других экспериментов – она доказывает, что некоторые способности, которые мы традиционно считали прерогативой человека, на самом деле присущи и животным. В 2009 г. Джема на глазах у восьми шимпанзе и четырех орангутанов пыталась достать банан при помощи длинной палки. Затем она спрятала эту палку и еще одну, покороче, явно не подходившую для данной цели, в разных местах. Три года спустя (без промежуточных повторений) палки, как и банан, вернули на прежние позиции. Смогут ли обезьяны достать фрукт? Все животные, кроме одного орангутана, без труда вспомнили место, где была спрятана нужная палка. Те из них, которые не присутствовали при первичной демонстрации, сделать этого не смогли.

Способность удерживать и хранить информацию для дальнейшего использования – один из когнитивных механизмов, сближающих человека и приматов.

Другой, еще более сложный эксперимент провели психолог Колин Камерер и приматолог Тэцуро Мацудзава. Они исследовали способность человека и шимпанзе предугадывать события на основании прошлого опыта. Испытуемые из обеих групп наблюдали, как другие участники в процессе игры делали определенные (успешные) ходы на экране, и пытались оценить их шансы на победу перед каждым следующим ходом. В среднем у шимпанзе это получалось гораздо лучше, чем у людей, – обезьянам проще запоминать сложную последовательность действий. Данный эксперимент был направлен на выявление возможностей памяти и стратегических способностей участников: насколько хорошо игрокам удается запомнить последовательность выбора оппонентов; способны ли они разглядеть определенный паттерн в произведении действий; насколько хорошо они могут предугадывать результат. Опыт показал, что по этим параметрам шимпанзе превосходят человека.

Итак, Эдгар ошибался, нелестно отзываясь об интеллекте животных. Однако я вовсе не утверждаю, что человеческая память не способна удивлять. Проповедники, актеры и студенты могут запоминать огромное количество информации. Сюжет фильма или спектакля – это череда всевозможных событий и хитросплетений, которые должен разыграть перед зрителями артист (как, например, Мистер Мемори в экранизации книги Джона Бухана «Тридцать девять ступеней»). Встречаются уникумы, которым ничего не стоит выучить наизусть даже телефонный справочник. Однако в некоторых случаях память животных все же оказывается эффективнее человеческой. Многие возмутятся, если сказать, что человек – не такой уж венец природы, но все же на эту тему стоит хорошенько поразмыслить. Принято считать, что любое отличие от животных автоматически гарантирует нам превосходство над ними. Но может, стоит подумать о том, в чем другие живые существа опережают нас? По части памяти люди зачастую уступают представителям других видов: мы не используем возможности памяти на всю мощь, а еще бывают различные нарушения, искажения. Признавать такое не слишком приятно – это подрывает наше самоуважение. Мы гордимся своими воспоминаниями и ценим их. Именно воспоминания делают нас теми, кто мы есть, и в этом мы явно отличаемся от животных.

Литература – психологическая, судебно-медицинская, художественная – содержит массу доказательств несовершенства человеческих воспоминаний. Достаточно взглянуть на одну из самых известных работ Сальвадора Дали – унылый пейзаж с разбросанными бесформенными объектами. Художник назвал эту картину «Постоянство памяти», и в этом названии заложена определенная ирония: наши воспоминания постепенно тают, искажаются и исчезают. Пейзаж изображен на фоне закатного неба, лучи света еще пробиваются сквозь тучи над еле заметной полоской моря, придавая предметам неясные очертания. Вырастающая из воды скала как бы расплывается, растворяется в этом свете, напоминая о том, как со временем меркнет и тускнеет наша память. Мертвое, безжизненное дерево уходит стволом в голую землю. Большие циферблаты с замершими в разном положении стрелками вяло стекают с разных поверхностей как молчаливое свидетельство неумолимости и противоречивости времени. Один из циферблатов изъеден насекомыми, а в центре картины скорчилось нечто непонятное и зловещее, словно перекочевавшее сюда с картин Иеронима Босха. Воспоминания и правда приобретают чудовищную форму. Время все разрушает и извращает, память распадается и разлагается.

Несовершенство человеческой памяти помогает понять различия между ней и воображением. Эти различия не очень существенны. Память, как и воображение, дает возможность увидеть и почувствовать то, что в данный момент не представлено в реальности. Но если воображение – это способность вообразить нечто, чего никогда не было, то память позволяет представить событие, которое уже происходило какое-то время назад. Это тоже своего рода воображение. Память также способна восстанавливать факты и события.

Различные мнемотехники, такие как, например, «искусство запоминания», к которому прибегал Цицерон для выступления перед судом и сенатом Рима, построены на системе ассоциаций или образов. Окровавленная рука может обозначать вступительную речь, а прекрасная роза или сочный фрукт – разоблачение пороков оппонента. Исследования работы мозга подтверждают сходство памяти и воображения: когда мы вспоминаем что-то или представляем себе что-то, задействуются практически одни и те же области мозга.

Итак, память и воображение взаимосвязаны. Однако некоторые философы с этим не согласны. Например, Аристотель утверждал, и вполне справедливо, что воспоминания относят нас в прошлое, то есть в часть объективной, а не вымышленной реальности. Но жизнь иногда противоречит здравому смыслу, перемешивая факты и вымысел.

Ложные воспоминания похожи на продукт воображения, их также характеризует некая творческая составляющая. Они сродни фантазиям и иллюзиям. Искажая свои воспоминания, мы создаем некую новую реальность: переплетаем и смешиваем события прошлого с вымышленными фактами. Без подобного опыта жизнь была бы скучна. Дэниэл Шактер, когнитивный психолог, профессор Гарвардского университета, изучал особенности работы мозга в момент активации механизмов памяти. Он отметил тот факт, что плохая память ограждает наш мозг от информационных перегрузок – она избавляет нас от ненужных воспоминаний ради того, что действительно важно.

Если бы женщины помнили свою боль при родах, то вряд ли согласились бы повторить этот опыт снова. Социальным и сетевым работникам приходится «очищать» свою память, чтобы не хранить в ней имена и лица людей, помнить о которых им больше нет необходимости, а солдаты никогда не вернулись бы на передовую если бы не умели подавлять свои воспоминания об ужасах войны. Старики хранят несколько приукрашенные воспоминания о своих подвигах, забывая при этом то, что помнить не стоит. Мы подменяем реальные воспоминания тем, что создало наше воображение. То, что мы якобы вспоминаем под гипнозом или в ходе психотерапии, вполне может быть вымыслом или искажением. Но подобные воспоминания могут в том числе обладать и большой целительной силой.

Мы вполне способны смириться с нестабильностью и непредсказуемостью наших личных воспоминаний, однако при попытке как-то зафиксировать их получается то, что называется социальной памятью: общепринятая версия прошедших событий, в которых никто из нас не имел возможности участвовать. Но и здесь не обойтись без личной заинтересованности и желания приукрасить. Пропаганда возводит вымысел на пьедестал – создает на его основе учебники, размещает его на рекламных плакатах и вплетает в ритуалы и традиции. Таким образом, социальная память также не может гарантировать достоверность исторических и культурных фактов. Если бы психологи нашли способ каким-то образом определять наличие синдрома ложной памяти у людей, историки смогли бы использовать это при оценке правдивости событий на уровне народов и эпох.

Слуги правосудия, возможно, захотят возразить. Сходство памяти и воображения ставит под сомнение ценность признаний и показаний. В суде не должно быть места вымыслу – только реальным фактам. Однако свидетельские показания редко бывают четкими и однозначными. Приведу пример одной вымышленной истории, которая звучит вполне правдоподобно. В 1922 г. Рюноскэ Акутагава написал короткий рассказ «В чаще», вдохновивший в дальнейшем Акиру Куросаву на создание гениальной киноработы «Расемон». Сюжет: свидетели убийства дают противоречивые показания, а шаман выслушивает признание духа убитого. Но у читателей и зрителей остается ощущение недосказанности. Все показания выглядят неубедительно и ненадежно. «Ты была вся в золоте», – поет стареющий любовник в мюзикле «Жижи». Девушка поправляет его: «Я была одета в голубое». – «О да, – отвечает он, – я отлично это помню». Мы все запоминаем события одинаково плохо.

Относительно неразвитая память способствует развитию воображения. Каждое ложное воспоминание есть вклад в создание новой реальности и нового будущего.