Евсения Медведева
Договор на нелюбовь

Глава 12.

Дождь лил как из ведра, я лежала в гамаке на веранде, наблюдая водопад с крыши. Монотонный звук дождя успокаивал, могла бы спать, но сил уже не было. Почти неделю просиживаю штаны дома. Перемыла все, до чего дотягивалась, даже потолки и фасад дома. Покрыла лаком веранду, побелила стволы деревьев, пересадила цветы, и все. Дела кончились.

Жара спала, солнце спряталось за плотной пеленой облачности, поэтому отпал и отдых на реке. Слонялась из угла в угол, стараясь не коситься на телефон. Нет, он не звонил, и даже не писал! Чем бесил неимоверно. Сама не понимала, чего хочу. То ли чтобы он исчез из моей жизни, то ли чтобы позвонил. Бред! Ростова, ты сходишь с ума.

Мне иногда кажется, что он занозой сидит в моей голове. Как навязчивая мысль зудит, будоража мой мозг, чтобы вновь рассыпать воспоминания. Его взгляд, такой живой, говорящий. Касания рук, легкие, но требовательные. Закрыла глаза и укуталась в плед, пытаясь унять мурашки, пробежавшие по телу то ли от прохлады дождя, то ли от него…

– Кать, ты дома? – хлопнула входная дверь и тишина дома лопнула. – Ты где?

– На веранде, мам.

– А чего в темноте? И одна?

– Буля у соседки в карты режется, девки работают, Сева в загс уехали.

– Сева – и женится, – вздохнула мама и села в кресло напротив. – Чудеса.

– Ой, мам. Сама до сих пор в шоке.

– Ты поэтому чернее тучи?

– Я? С чего ты взяла?

– Я что дочь свою не знаю?

– Нет, мам. Все хорошо.

– А что это за мужчина у тебя появился?

– У меня?

– Кать, ты оглохла что ли? Что все переспрашиваешь?

– А как не переспрашивать, если мать со странными вопросами пристаёт, – я закрыла глаза, укутавшись снова в плед. – Ты чего так поздно?

– Квартиры смотрела с риелтором, – повелась на смену темы мама.

– И что? – я еле сдерживала смех.

– На двушку сможем наскрести, – мама уронила голову на руки. – А тетя Галя? С ней что будет? Она же совсем одна. В этом доме её жизнь!

– Мам, ну не все ещё потеряно. У нас ещё есть целых три недели. Может, адвокат толковый попался?

– Какие три недели? Кать? Суд перенесли на неделю, у нас ровно десять дней. Пора паковать вещи, дочь. Нам не поможет даже чудо…

… Чудо. Где оно – чудо это? В сказках только и тусуется, бросив бедных земных людишек свои проблемы разгребать в одиночку. Мама с бабушкой закрылись на совет в кабинете дедушки, тихо звякали вишневой настойкой в хрустальных рюмочках, а я отправилась к себе. Шла медленно, озираясь по сторонам, будто видела этот дом впервые. Коттедж Царева был, конечно, шикарным, но мой особнячок с колоннами был полон жизни, счастья и незабываемых воспоминаний детства. Именно за это боролись все жители «Яблоневого». Не за квадратные метры и не за деньги, что выплатят, а за свою жизнь, что была прожита на этих землях.

Трель телефона в комнате выдернула меня из тревожных мыслей.

– Да, Маша, – подруга по универу просто так не звонила, поэтому брать трубку нужно было, даже если ты пьян, болен или мёртв.

– Катька, спасай! У нас сегодня корпорат, а Жилина с температурой слегла! Кать, молю-ю-ю-ю!

– Мань, ты помнишь, на чем мы расстались в прошлый раз?

– Помню, – завизжала подруга. – Ну, не могу я тебя к себе взять! Нет у меня вакансии! И бюджета на ещё одну танцовщицу нет.

– Тогда за разовые вызовы я беру двойную таксу, плюс бензин, – в ответ крикнула я и бросила трубку.

Машка Мишина ещё на третьем курсе удачно сходила на кастинг, попала в творческий коллектив, прочесывающий все корпоративы и праздники области. С тех пор там и корпит, а пару лет назад директором группы назначили. Так она чуть что – Ростова, спасай – а в состав брать отказывается. Ведьма! Работы у нас для танцоров в городе немного, то есть совсем нет. Поэтому с горем пополам я устроилась в частный детский сад при элитной гимназии, где преподаю танцы деткам, а по вечерам мотаюсь в фитнес-центр, уже ко взрослым, решившимся разбавить серые будни страстным танго.

– Три… два…

Трель телефона приятно разлила бальзам на душу, я чуть помедлила, а потом наигранно-сонным голосом ответила.

– Чего тебе, Мишина?

– Горю я, Ростова! Если через сорок минут тебя не будет на генеральной репетиции, то никакой двойной таксы не жди!

– Лечу-у-у…

Я и правда вылетела из комнаты, чуть ли ни кубарём свалившись с лестницы.

– Убьёшься ведь, Катька! – бабушка встретила меня у кладовки, где валялись мои сценические костюмы и сумка, всегда собранная на всякий пожарный случай.

– Не дождёшься, булечка. Не видать тебе внучка Севочку, пока я жива, – хохотала, одеваясь на ходу. – Я на корпоратив с Мишиной, буду поздно.

– Ты хоть поела? – крикнула вдогонку мама, но её слов я намеренно не услышала, чтобы не разводить диалог. Прячась под джинсовкой, добежала до машины и практически вылетела на проселочную дорогу, забрызгивая грязью стёкла. Поздним вечером город пустел, поэтому я довольно быстро добралась до точки, что скинула мне Машка и чуть не охренела. «Джипси»…

В этот клуб мало кто умудряется попасть, столики вечно на брони, а в зону массовки попасть можно, только пройдя жесткий фейс-контроль. Взяла сумку и бросилась к служебному входу, около которого нервно курили мои друзья и бывшие однокурсники.

– Двадцать шесть минут, Ростова! Ты – мой тыл! – Машка заметно выдохнула, причем с её выдохом вышли и спиртовые пары. Но ничего, ей можно. Год назад её сбила машина у подъезда собственного дома, поэтому из-за перелома шейки бедра танцевать она теперь вряд ли сможет, во всяком случае, не в театральных номерах.

– Я – брешь в твоём кармане, гони деньги вперёд!

– Эх… Катька Ростова, колючка ты, а не танцовщица. Итак, сегодня у нас «Восточная ночь». Костюмы привезли, но сначала прогон без них. Ростова, тебе ой как попотеть придётся за двойную таксу, я глаз с тебя не спущу.

Машка слово своё держала, как и я. Драла меня, как сидорову козу, свирепея, что я заранее не выучила танец, хотя это было невозможно.

Облачившись в наряды восточных красавиц, мы, бряцая маленькими колокольчиками на поясах, выстроились у занавеса. Перед выступлением я никогда не волновалась, скорее, дергалась в предвкушение кайфа. Вот и сейчас, вместо паники, мною овладело любопытство, но лучше бы я сдержалась…

Отодвинула плотную ткань и вздрогнула. Прямо на первом ряду, за столиком именинника, сидел Царёв. И, возможно, я бы его не узнала в темноте и дымке, что пустили перед нашим выступлением для атмосферы, но он держал в руках телефон, подсветка которого освещала его противно-идеальное лицо. Сука! Что же он меня преследует повсюду? Во снах, на митинге, мыслях и даже на работе! Зазвучала музыка и зал стал успокаиваться, а Царёв, наоборот, обернулся, затем встал и вышел из зала.

Разочарование наравне с облегчением овладели мной. Облегчение – что смогу отдаться танцу, не думая о наглом Блондинчике, а разочарование – что не смогу подразнить его танцем живота в момент выхода труппы в зал.

Барабаны заставили выбросить всю чушь из головы, занавес открылся, и началась магия…

Выступление длилось пятнадцать минут. Менялась музыка, декорации, а в предпоследней части программы на сцену вышли метатели огня. Файермэны раздували огненные водопады, под которыми мы с девчонками томно перекатывались, заставляя себя не зажиматься от страха. Всполохи пламени, ритм барабанов и восторженные возгласы толпы заводили танцоров. Это как наркотик. Мы им питаемся, как воздухом. Свет в зале погас, музыка стихла, а тонкий перезвон колокольчиков на костюмах рассыпался по залу. Мы разбежались во все проходы и замерли, наслаждаясь пятисекундной тишиной и предвкушением. Затем софты вспыхнули, бухнула музыка и зал охнул. Мы начали танцевать, двигаясь от столика к столику, игриво обходили мужчин, даря им томные взгляды и персональные танцы-живота…

– Кх-кх-кх… – вдруг послышалось справа, я обернулась, не останавливаясь, хотя уже прекрасно знала, в чью сеть угодила.

Царёв стоял у барной стойки, прокручивая пустую стопку по стеклянной поверхности. Серый костюм, чёрная рубашка, ворот которой был расстегнут, и бушующий взгляд. В нем был весь Царёв: удивление, гнев, немой приказ… Все было в этих прозрачно-голубых глазах Блондинчика. И я была в них. Отражалась бликами, отпечатывалась в памяти и будила желание. Да! Именно желание. Чувствовала его настолько реально, что сердце заколотилось. Эта эмоция была новой. Вкусной. И такой волнующей.

Не знаю, почему, но этого мне было мало. Внутри все переворачивалось от желания показать, что я умею. Возможно, доказать, что я чего-то стою, хоть и не ворочаю миллионами. Внутри тихим пламенем зародилась потребность покорить этого сухаря своим танцем. Хотелось наяву увидеть его восторг. Ощутить его возбуждение и насытиться мигом покорности, что транслировал он сейчас, позволяя приблизиться к себе. Он хотел! Ждал этого! Взгляд был полностью сконцентрирован на мне, будто вокруг не было возбужденной танцами толпы. Это было на руку нам обоим. Мы стали песчинками в пустыне, до которых никому и дела нет.

Александр стоял, положив локти на стойку, в руке сжимал телефон, отчаянно вибрирующий входящим вызовом. Сделала ещё шаг, чтобы прочитать имя. Карина…

Мозг отключился, а отчаянные крики разума, что вопил: «Ты обещала держаться от него подальше!», «Катерина, беги!», «Это не твоя война!», заглушились отчаянным биением моего сердца.

Царёв подогревал меня, откровенно, жадно и ни от кого не прячась, блуждая по мне взглядом. Начал с глаз, чуть искривился от недовольства, наткнувшись на полупрозрачную вуаль, замедлился на шее, остановился на груди, что так аппетитно выглядывала в шёлковом зелёном топе, расшитом стразами и бисером, затем опустился на открытый живот.

Это мне и было нужно. Резко качнула бёдрами, медленно поднимая руки вверх, сдвигая зелёную вуаль так, чтобы ничего не мешало его обзору и пустилась в танец. Двигалась, наслаждаясь его напряженным взглядом, прикованным к моим бёдрам. Чувствовала себя заклинателем змей, под чьи чары попал самый опасный питон.

Вдруг Царёв улыбнулся, медленно поднял взгляд, едва скользнул по моему лицу и отвернулся к барной стойке, отвечая на телефонный звонок.

– Да, Карина…

Моему гневу не было предела. Пыхтела, как паровоз, только вместо пара я готова была извергать пламя не хуже файермэнов, что до сих пор развлекали публику не сцене. В следующем номере меня не было, потому что Жилина так и не освоила танго, поэтому я отдала костюм, собрала свои вещи и помчалась по служебным коридорам. Не узнал? Он меня не узнал. Идиотка. Кто ты, Катя? Танцовщица, правильно сказала та рыжуха. Потанцевала для богатого дяденьки и хватит!

– Ростова, ты огонь! – Машка отправила мне воздушный поцелуй, окрикнув уже у выхода. – Я наберу завтра! Слышишь?

– Слышу, – буркнула и выскочила через задний вход на парковку. Бросила сумку в багажник и повернулась, чтобы сесть в машину, но тут же взвизгнула от ужаса.

Опершись на капот моей машины, стоял Царёв, он курил, медленно, словно смакуя, выпускал дым.

– Ка-те-ри-на… – по слогам произнёс он, не поворачивая головы в мою сторону.

– Отойдите, Александр Алексеевич, – слишком грубо сказала я, пытаясь открыть дверь, но Царёв слегка сместился, не дав мне спрятаться от него в салоне.

– А не часто ли мы сталкиваемся?

– Меня волнует тот же вопрос. И есть пара догадок на этот счёт.

– Серьезно? – Царёв откинулся назад, задрав голову к ночному небу. – Поделишься?

– Конечно. Я думаю, вы маньяк, преследующий бедную девочку.

– Оригинально, – он усмехнулся.

– Отойди, Саша, – я ждала, что он повернётся, дав возможность заглянуть в глаза. – Мне пора домой, уже светает.

– Ты подумала?

– Я не буду участвовать в этом, – на выдохе сказала и зажмурилась, приготовившись к долгому спору.

– Как знаешь, – Царёв щелчком отправил окурок в урну и ушёл, так и не посмотрев на меня ни разу…

Глава 13.

Лежала на пустом пляже и смотрела на ровную гладь реки. Не было детей, баламутящих воду, их нервных родителей, лишь пара стариков сидели на пирсе, делая вид, что рыбачат.

Но видимое умиротворение никак не сочеталось с моим внутренним состоянием, беспокойство и тревога не покидали меня уже три недели. Именно столько прошло с того вечера в «Джипси».

Царёв не звонил и даже не писал. С одной стороны, я получила то, что хотела – покой и возможность передышки, а с другой – мне хотелось его увидеть. Этот мужчина словно отпечатался в моей душе. Не выходил из головы, как бы я ни старалась себя занять.

Машка и правда перезвонила мне на следующий день и предложила работу в труппе, правда, всего на месяц, пока не выздоровеет Жилина. Утром я уходила в интернат, где на добровольных началах занималась танцами с детишками с особенностями развития, а по вечерам танцевала.  И так каждый день. Возвращалась ночью, падала в кровать и засыпала, периодически просыпаясь от снов, что изводили меня по ночам. Ощущала его касания, дыхание и поцелуи. В моих снах он целовал меня, так откровенно и очень жарко. Тело предавало, извиваясь от возбуждения, что накрывало с головой. Царёв, мать твою!

Я перевернулась на живот, чувствуя, что кожа груди уже припеклась на солнце и вздохнула. Из-за леса на реку шла огромная чёрная туча. Почему-то хотелось расплакаться, потому что идти домой совершенно не было желания, я даже телефон вырубила, чтобы мама и бабушка не помешали мне грустить.

Водила пальцем, вырисовывая вензеля, пока крупные капли дождя не стали падать на раскалённый песок. Надела джинсовую юбку, майку, стянув через низ мокрый купальник и поплелась домой.

На нём что, свет клином сошёлся? Сама говорила сто раз, что с такими мужчинами лучше не связываться. Он взрослый, богатый. Я-то ему зачем? Малолетняя танцовщица, временно работающая в детском саду. А даже если и нужна, то он честно оговорил срок пользования, а через год он выбросит меня на обочину свободной жизни. А как жить потом? Нет, я ему не подхожу…

Ну, что я говорю? В смысле – зачем ему я? А он? Он мне зачем? Вместе с ним же тянется километр проблем, эти его родственники, друзья. Разве он сможет дать мне то, чего хочу? А хотелось любви.

Не знаю, что такое настоящая любовь, потому что опыта у меня совсем не было. Парни со мной всегда дружили, потому что в другой роли они становились мне не интересны. До тех пор, пока мы болтали на отстранённые, почти пацанские темы, всё было нормально. А стоило им начать подкатывать, я переводила все в шутку, а потом и вовсе переставала брать трубку и отвечать на смс. Все эти нелепые приглашения в кино, в кафе или посмотреть у него вечером фильм действовали на меня всегда одинаково. Я сматывала удочки, вычеркивая из своей памяти очередное имя мальчика.

Моих бабушек и маму сначала все устраивало. Нет парней, значит, нет проблем. А года четыре назад они резко взяли курс на моё перевоспитание, пытаясь объяснить, что любовь – это прекрасно.

Лично я в этом не была уверена. Мама никогда не рассказывала про моего отца, ловко увиливая от вопросов лет до шестнадцати, а потом я и вовсе спрашивать перестала. Смысл ломиться в дверь, что заколочена метровыми гвоздями.

Девки мои ступили на тропу влюбленностей ещё в школе, с упоением делились подробностями. Меняли парней, как перчатки, проходя через первые предательства, ссоры, обиды и страстные примирения. А мне было все равно.

Возможно, я искала то, чего нет в природе. Хотела влюбиться до искр из глаз, поэтому этот холодный Царёв все никак не выходил из моей головы. Впервые не ощутила отвращения. Наоборот, сама думала о нем, вспоминая каждую встречу.

– Дура ты, Катька! – заорала я во всё горло, как только зашла в лес, разделяющийся пляж от «Яблоневого». Горло вспыхнуло огнём. Эмоции раскалённым углём прожигали грудь, сворачивая все чувства в клубок напряжения.

Как он меня бесил! Взгляд этот его, улыбка, походка, которой хотелось любоваться. Все бесило! Закипала от собственных чувств, что старым паззлом валялись в пыльном мешке. Возможно ли его собрать? Сомневаюсь.

– Забудь его, Катька! Пошёл он ко всем чертям!

Мысли пулей вылетели из головы, как только я услышала странный грохот, подойдя к калитке у пожарных ворот посёлка. Бросилась по узким улочкам, перемахнула через забор прямо в яблоневый в сад, услышав мамин тревожный крик.

– Катя! Катя, ты где? – завывала мама, заставляя мою кровь стыть в жилах.

– Мам, что происходит?

– Это конец, Катя! Они пригнали технику!

В этот момент раскат грома грохнул так, что пулеметная очередь слов, вырывающихся из маминого рта, растворилась в устрашающем грохоте и уже через мгновение с неба обрушился ливень.

Бросила сумку и рванула к воротам, где уже собралась толпа. Вдоль забора и правда стояла техника. Экскаваторы, тракторы и самосвалы плотным кольцом оцепили центральный въезд.

– Кать, они сносить нас приехали? – рыдала Оля, истерично мечась вдоль ворот, как сторожевая собака. – Где ты была? Мы час тебе звоним!

– Кто старший? – завопила я, бегая от одного трактора к другому. Дождь стоял стеной, хлеща меня по щекам крупными каплями. – Кто?

– Ну, я, – окно Тойоты, что стояла чуть поодаль, опустилось. Молодой парень улыбнулся, осматривая меня какой-то странной улыбкой. – Че надо?

– Чья команда?

– Тебе-то что? – рявкнул он в ответ, намереваясь закрыть окно, но я подставила руку, не чувствуя боли. – У меня есть все документы на снос.

– Царёв? Он дал приказ? – сжала стекло пальцами так, что казалось оно рассыплется тысячами осколков от моего гнева.

– Убери руку, крошка!

– Я убью тебя, – заорала я, пытаясь открыть дверь его машины. – Проваливай, придурок! И машины свои забери!

– Есть постановление, решение городской администрации, что тебе ещё надо? Чокнутая! – парень вовремя заблокировал дверь и таращится на меня, как на чудище болотное. Скорее всего, я им сейчас и была.

– Я убью тебя!

– Слышь, ты, свали отсюда, подобру-поздорову! – выплюнул он и закрыл окно, тут же ответив на телефонный звонок.

Замерла, осматриваясь вокруг. Водители смотрели на меня с жалостью, а вот жители с надеждой. Пустота внутри трансформировалась в решимость, что грозовой тучей прогоняла робость и страх. Это несправедливо! Жестоко и просто неправильно. Лишь оказавшись лицом к лицу с бесчувственной техникой, осознала всю серьезность ситуации.

– Хрен вам всем! – встала у ворот, намереваясь стоять до конца. – Никого не пущу в мой дом.

– Правильно! – подхватила мой настрой толпа соседей и выстроилась в плотную цепь. – Не пустим!

Вдруг с противоположной стороны, как раз оттуда, где располагался «Вишневый», выехала чёрная БМВ, резко затормозила, чуть съехав с дороги, как можно дальше от толпы.

Даже не дав себе возможность подумать, рванула к ней, расталкивая народ, намереваясь задушить его собственными руками. Окно «бэхи» медленно опустилось, и я напоролась на белоснежную улыбку. Царёв открыл дверь и медленно, не замечая ливня, пошёл мне навстречу.

Он улыбался! Да, ещё так нагло. Взгляд искрился, словно говорил «Я тебя предупреждал»! Конечно, предупреждал. Но и я говорила, что не хочу в этом учавствовать. Но нет! Царёв, очевидно, отказов не принимает. Именно поэтому сейчас довольно блестит, как начинённый самовар.

– Ты! Это ты? – заорала я, бросившись ему на шею. – Царёв! Я тебя ненавижу!

– Катя, – он подхватил меня под задницу, чтобы самому не рухнуть от столь эмоциональной встречи. Прижал к себе крепко, пытаясь заглянуть в глаза, но волосы мешали, поэтому он перекинул их через плечо, обратив мимолётную улыбку. – Успокойся. Это легко остановить. Просто скажи мне «да».

– Ты привык, что все у твоих ног, да? Всегда получаешь то, что в голову взбредёт? Так вот, слушай, я тебе не кукла фарфоровая. Я живой человек! У меня есть жизнь, родные и планы. И ты не вправе вмешиваться и ставить свои условия. Если моя жизнь для тебя пустое место, то и для меня судьба твоего наследства – лишь чих! – отчаянно шептала, едва касаясь его губ своими. Вдыхала его аромат, смешавшийся со свежестью дождя, как сигаретный дым, что обжигающе скользил по горлу, опускаясь в легкие тяжестью яда. Вот и его запах отравлял. Ненависть и решимость таяли, мысли путались, а кровь бурлила от удовольствия, что приносили его крепкие руки, сжимающие меня чересчур крепко. Нет, я не вырывалась. Руки плетями лежали на его плечах, а пальцы погрузились в волосы, впитывая жар кожи.

Это наваждение. Абсолютно точно. Нужно разорвать этот контакт, пока осталась хоть малейшая надежда на самоконтроль.

– Нет! Замолчи! – спрыгнула на землю, принявшись долбиться кулаками ему в грудь. Чувствовала напряжение, твёрдость мышц, но Царёв продолжал стоять, испепеляя меня своим взглядом.

– Если ты согласишься, то это всё закончится, – он вдруг одной рукой перехватил мои запястья, притянул к себе и, скинув с себя пиджак накинул мне на плечи. – Я одним звонком все решу.

– Ты серьезно? – отодвинулась я, заглядывая ему в глаза.

– Катя, я месяц прошу озвучить то, что тебя тревожит, – он взял меня за плечи и тряханул, будто пытаясь привести в сознание. – Вместо того, чтобы бегать голой под дождем в истерике, нужно было всего лишь сказать.

– Ты серьезно решил меня шантажировать? Думаешь, увидев бульдозеры, я вмиг соглашусь выйти за тебя, Царёв?

– Садись в машину, – рявкнул он. Лицо изменилось, мягкость и сдержанность исчезли, уступив место жёсткости. Ноздри стали раздуваться, а губы сжались в ниточку.

– Пошёл ты!

– Ну, смотри. Я постоянно предлагаю тебе решить вопросы по-хорошему. Но ты мне назло всё переворачиваешь. Ослица упрямая! Но ты все равно подпишешь все, что я скажу, и станешь моей женой, – выдохнул он и ловко перекинул меня через плечо. Быстро подошёл к машине, открыл дверь и забросил внутрь. – Посиди и успокойся. Перегнулся через меня, включил печку на горячий воздух и, что-то повернув в торце двери, захлопнул.  Я стала дергать ручку, пытаясь вырваться, но Саша вернулся и провернул этот финт и с водительской дверью, а потом и вовсе поставил машину на сигнализацию. Я ткнула в кнопку открытия окна, оно дернулось, приоткрывшись на пару сантиметров и замерло. В эту щель даже рука не пролезет.

– Черт! Черт!!!! – лупила я ладонями по приборной панели, ощущая жгучую боль. – Царёв, ты куда???

Саша сначала двинулся к тойоте, откуда тут же выскочил тот хамовитый паренёк. Они перекинулись парой фраз, и Царёв развернулся, но не к машине, а к воротам, где толпились жители. Я увидела маму и бабулю, что вместе с Ольгой и Наташей выскочили вперёд.

– Катя! – закричала мама, заметив меня в его машине. Я инстинктивно перестала разбивать салон его тачки, откинулась на сидении и даже улыбнулась. Тревога в её глазах плескалась заставшими слезами, а это рвало мое сердце. Пришлось успокоиться.

– Ольга, Наталья, привет. Ирина Николаевна, хотелось бы познакомиться при других обстоятельствах, но не получилось. Меня зовут Александр, и здесь произошло недоразумение, но вы можете быть спокойны, всё уже улажено.

Какого черта он с ними разговаривает без меня? Я перелезла на водительское сидение и практически высунула ухо наружу, продолжая глупо улыбаться. Боже, Ростова, что ты творишь?

– Где моя внучка? – бабушка опустила зонтик, сверкнула недобрыми взглядом.

– Любовь Григорьевна, – Царёв улыбнулся, прошёлся пальцами по волосам, убирая намокшие пряди от лица. – Очень приятно, Катерина греется в машине. Она промокла и немного перенервничала.

– Что происходит? – Мама подставила зонт над головой Царева, бросая угрожающие взгляды то в меня, то в него. – Выпустите Катю и пройдём в дом.

– Сейчас нам нужно всем успокоиться. Давайте так, вы все идите домой, вас больше никто не потревожит, а мы с Катей приедем чуть позже. Хорошо?

– Хм… – прищурилась мама и рванула к машине.

Помимо шока в её глазах я видела испуг. Она неслась прямо по лужам, пачкая белое кружево сарафана. Царёв игриво подмигнул бабушке, направился к машине следом за мамой и щелкнул сигнализацией за миг до того, как она переполненным решимостью жестом распахнула водительскую дверь.

– Все хорошо? – мама опустилась, уткнувшись нос к носу со мной. И, очевидно, не собиралась увеличивать дистанцию, словно сканировала меня своим напряжённым взглядом.

– Да, – прошептала я, смотря на улыбающегося позади неё Царева.

– Это кто?

– Мой жених….