Евгений Валентинович Подолянский
Цвет нашей интеллигенции 19-го века. Буквы «Р, С»
Кто такой Цинциннат и почему Н.Н. Раевского сравнивают с ним. Под «потом» подразумевается период жизни генерала от кавалерии в отставку до самой его смерти. Цинциннат, земледелец-военноначальник, Римской империи времён ещё дохристианских. Одержав очередную военную победу над врагом, он возвращался на родную землю, брал плуг и возделывал землю. Теперь стало понятно – на шестом десятке лет Николай Николаевич оставил государственные дела и занялся ведением приусадебного сельского хозяйства в селе Болтышка Киевской губернии. И мог себе позволить это уже не молодой по возрасту генерал, как ни как с молода отдал зрелую свою жизнь ратному служению за Отечество.
Я рассмотрю в своём очерке боевой путь Николая Николаевича только в период Отечественной войны 1812 года. 7-ой корпус генерала Раевского в составе двух дивизий в начале войны в состав второй армии князя Багратиона. Обе русские армии согласно дислокации на момент начала войны были разъеденены. Первая армия дислоцировалась в районе Вильно, вторая армия – в районе Гродно. Наступление объединённой армии Наполеона было стремительно, и перед армией Багратиона стояла задача объединиться с армией Барклая де Толли. Первая существенная попытка была предпринята в районе южнее Могилёва у населённого пункта Салтановка. Бой осуществлял корпус Н.Н Раевского. Это быо первое боевое крещение корпуса Раевского в ходе Отечественной войны. Местность, суженная лесом и рекой Днепр, не позволила князю Багратиону ввести существенные военные силы против превосходящих сил противника. Попытка прорваться через Могилёв с целью объединения армий потерпела неудачу, но русский солдат и офицеры поняли, что чёрт (Наполеон) не так страшен, как его малюют.
Следующим боевым крещение корпуса генерала Н.Н. Раевского был бой по обороне Смоленска, в течение которого был обеспечен отход армии Багратиона по Московскому тракту. Немного опишу события предшествующие оставлению Смоленска. Пока лично Наполеон находился в Витебске его маршалы получили предписание выдвигаться в направлении Смоленска, ведя незначительные авангардные боестолкновения с русскими войсками с возможным отступлением после боя. Поиски основных сил Наполеона осуществляются от Вележ-Поречья до Мстиславля. Действия русских войск обеих армий хаотичны. За Наполеоном явное преимущество – выбор места нанесения главного удара. И оно русскими было выбрано не правильно. Дефилирование французов по всему фронту оправдало свою цель. Барклаем и Багратионом было принято обоюдное решение осуществить генеральную атаку по противнику в направлении Смоленск-Рудня. Для достижения этой цели войска 2-ой армии выдвинулись в район Надвы (7-10 августа), а войска 1-ой армии в то же время перемещаются по рудненской дороге в направлении Волоковая. Полученные сведения Барклаем об активизации действий противника в районе Поречье (позже оказалось, что передислокация армии в этот район не соответствовало степени угрозы со стороны противника) вынудили Барклая коренным образом изменить направление перемещения его армии. Всё внимание Барклая приковано к Пореченскому направлению. Направление Красное-Ляды- Росасны вне зоны его особого внимания. В этом направлении находится отряд генерала Неверовского. Необходимость форсировать Днепр основным силам противника его успокаивало. По приказу Наполеона начинают строить четыре понтонных моста через Днепр в районе Росасны с начала августа.
9 августа Неверовский в рапорте Багратиону докладывает:– "Местечко Расасна укреплено тет-де-поном (пояснение автора- предмостное укрепление, плацдарм для разворачивания значительных сил) и другими строениями из засек (пояснение автора-оборонительная полоса из поваленных крупных деревьев). По сию сторону (Днепра) имеет неприятель довольно сильную батарею, на правом берегу Днепра расположен значительный отряд кавалерии и пехоты. Сообщение между им и Расасно учреждено посредством моста нарочно для сего устроенного".
Полученная информация не настораживает обоих командармов. Выход противника на правый берег Днепра в районе Росасны заставляет Наполеона дважды форсировать Днепр для выхода на московскую дорогу. Это успокаивает главнокомандующих армий.
Багратион пишет Барклаю 11 августа из Выдры:– " Я не могу согласиться с причинами, которые заставили вас переменить диспозиции. Одни слухи не должны служить основанием к перемене операций, в которых всякая минута дорога, особливо по нынешним обстоятельствам. Если мы всегда будем думать, что фланги наши в опасности, то мы нигде не найдем удобной позиции, тем более, что неприятель, нуждается в продовольствии и имея также в виду занять нас своими движениями всюду рассылает партии и тогда только с намерением идёт вперёд, когда мы, быв обманутыми его движениями, очистим ему дорогу. Таким образом, он дошел до Смоленска, а теперь мы ему оставляем все способы идти дальше". Барклай, убедившись в отсутствии значительных сил противника в районе Поречье перебрасывает свою армию в район Шаломец и Ковалевца. 14 августа 1-я армия выступила и расположилась при деревнях Волоковой и Гавриках, 2-я армия – при Надве-Катань. В тот же день оба командарма получили известие о на- падении значительными силами противника на отряд Неверовского в Красном. В ночь со 14-го на 15 оба командарма получают сведения о сражении в Красном. Но они не знали, что эти действия почти всей армии Наполеона и поэтому ограничились отправкой только корпуса Раевского на помощь отряду Неверовского из состава 2-ой армии, находившийся в 12 верстах от Смоленска при марше армии в Надву. Только к вечеру 16 августа обе армии подошли к северным окраинам Смоленска.
Следующим боевым этапом генерала Раевского – знаменитое Бородинское сражение. Описывать сражение я не буду. Покажу на карте только расположение противоборствующих сторон и нанесение линий основных ударов.
Вот, что пишет господин Вл. Михневич в своём скромном по размеру труде «Наши знакомые» – «Регель Э.Л. – счастливец, которому не нужно было бы платить возвышенной паспортной пошлины (если бы она осуществилась) для мечтательных путешествий « dahin, dahin, wo die Zitronen blühen!» (туда, туда, где цветут лимоны) Благословенный Эдем, где цветут и цитроны, и апельсины и всякие плоды земные, чуть ли не включительно до небесных миндалей, расположен к услугам г. Регеля на берегах… не Тигра и Евфрата, а скромной речки Карповки, в пределах злачного Аптекорского острова. Это – ботанический сад, управляемый и культивируемый г. Регелем с чувством, толком и усердием, заслуживающим всяческого уважения. Посетители садовых выставок знают, какие почти противоестественные растительные кунстштюки (редкие экспонаты Кунсткамеры) производит господин Регель, как садовод, но он, кроме того, известен и как ученый ботаник, автор многих сочинений («Русская дендрология», «Русская помология» и др.)».
«Влюбляются люди в женщин, в золото, в славу, в науку, а вот г. Ровинский без памяти влюбился в старую гравюру, притом чем старее она—тем ему любезнее, притом питает он такую пламенную и постоянную нежность к предмету своей страсти, с которою может сравниться разве только любовь Ромео к Джульетте. Он истратил десятки тысяч на предмет своей пассии, собрал с большим знанием и вкусом огромные коллекции редких старинных гравюр всевозможных школ и времен, всецело отдался их учено-художественному смакованию и к наиболее дорогим и редким из них питает такую ревнивую, страстную привязанность, что, говорят, ни на минуту с ними не расстаётся. Слабость невинная и даже почтенная, тем более, что г. Ровинский с истинно ученым бескорыстием делится своими сокровищами с образованной публикой и, с этой целью, обогатил нашу литературу целым рядом замечательных и прекрасных изданий, каковы, напр.: «История русских школ иконописания до конца XVII в.», «Русские граверы и их произведения», «Портреты московских государей», «Н. И. Уткин и его произведения», «Русские народные картины», и мн. др.». Вл. Михневич, «Наши знакомые».
«Господин Родиславский несомненно знаменит, да еще, кроме лавров, получает за свою знаменитость весьма солидный дивиденд разменной монетой Остается объяснить этот секрет разве только тем, что г. Родиславскому, во-первых, бабка наворожила счастье на роду, а, во-вторых, что ему первому пришла в голову счастливая идея основать общество русских драматургов, и он, в качестве его учредителя, стал распоряжаться его судьбами, как бессменный секретарь общества и агент по сборам гонорара за пьесы членов-драматургов. Местечко это оказалось и довольно хлебным, благодаря процентам по сборам за агентуру, и очень благодарным в отношении приобретения почета и славы – славы какого-то генерал – интенданта от драматургии». Вл. Михневич, «Наши знакомые».
Сравнение с французской писательницей Жорж Санд (Занд) вызвано не только тем, что они обе были писательницы, но и лёгкими, свободными от предрассудков своими отношениями с представителями мужского пола. Пока муж А.Ф. Ростопчин, сын знаменитого по событиям 1812 года генерал-губернатора Москвы – о нём речь пойдёт в следующем очерке, проматывал семейное финансовое достояние в России, графиня Ростопчина увлекалась красавцами в Европе. И имела трёх внебрачных детей, записанных на чужие фамилии при рождении.
Сравнение с мадам де Сталь тоже уместно. Обе писательницы, но, главное – обе были хозяйками литературных салонов. Графиня Ростопчина, пока её не настигла неизлечимая болезнь, имела в древней столице Российского государства, популярный на то время литературный салон.
В четверостишии мы видим, что вина за пожар Москвы во время пребывания Наполеона и его тридцатитысячного гарнизона (большая часть французской армии находилась вне городской черты древней столицы) возлагается на генерал-губернатора Ф.В. Ростопчина. В 1823 году, за три года до своей кончины, граф Ростопчин пишет «Правду о пожаре Москвы», где опровергает свою причастность к пожару в Москве. Он опровергает все пункты его виновности, которые ему ставят в вину. Лицевая обложка этой книги вы видите на изображении выше. В целом, русское общество негативно отнеслось к поджогу древней столицы, если такой поджог был на самом деле. Аргументация графа на все пункты обвинения вполне резонна и вполне имеет логику. Но есть вопрос – почему эта книга была написана через десять лет после пожара. Может, это было связано с тем, что со временем оценка пожара Москвы была переосмыслена. То, что на ранних этапах это считалось проявлением патриотизма, то при прошествии времени – избыточным рвением навредить армии Наполеона. Единственный выход – не муссировать эту тему. Москва отстроилась. И стала краше. И в ней видна по-прежнему и старина и новизна.
«Всё ему давалось легко и успешно: захотел он быть в числе первых XIX столетия виртуозов-пианистов – был, и с каждым новым концертом мода на него росла в геометрической прогрессии в такой же прогрессии росло, конечно, и его материальное благосостояние. Пожелалось ему прославиться в качестве дирижера-капельмейстера -прославился, хотя на этом поприще он и не возвышался над уровнем ординарности. Почувствовал аппетит к композиторству – к нему моментально явилась и уселась за его пюпитр такая неслыханно ретивая и неутомимо-плодовитая муза, какой другой с фонарем поискать в истории музыкального искусства. Целые потоки и, можно сказать, хляби opaторий, симфоний, хоров, сонат, романсов и иного сорта пьес вылились из под пера г. Рубинштейна. Если к этому присоединить более двадцати написанных им, не всегда удачных опер, то, поистине, исполинскую продуктивность музы г. Рубинштейна следует мерить на пуды и берковцы. Но, кажется, из этих обильных «звуков лиры и трубы» очень немногие переживут своего автора, и, во всяком случай, слава его не столько в них. сколько в удивительном искусстве исторгать волшебные, полные огня и поэзии звуки из клавишей, которое, впрочем, тоже не может пережить автора-виртуоза, по законам естества». Вл. Михневич, «Наши знакомые».
