Евгений Сухов
Обреченная цитадель

Глава 3

7 января 1945 года.

Неожиданная просьба

Открыв форточку, Иосиф Сталин проветрил кабинет от застоявшегося табачного дыма и вернулся к столу, на котором была разложена оперативная карта Первого Белорусского фронта. Красными жирными линиями были отмечены позиции, занимавшие рубежи по реке Висла от Сероцка до Юзефува, при этом на ее западном берегу несколько передовых подразделений продолжали удерживать важные плацдармы близ Тулы и Магнушева.

Первому Белорусскому фронту под командованием маршала Георгия Константиновича Жукова противостояла немецкая девятая армия, усиленная четвертой танковой армией.

Варшавско-Познанская операция намечалась на двадцатое января. В задачу наступления входило: расчленить немецкую группировку, а затем уничтожить ее. Силами пяти армий и гвардейского конного корпуса планировалось с Магнушевского плацдарма, выступающего острым клином в немецкие позиции, ударить в направлении Кутш и Познань. И усилить главный удар наступательным эшелоном. Вспомогательные удары (двумя армиями и седьмым гвардейским конным корпусом), что должны были поддержать главное направление, будут исходить с Пулавского плацдарма в направлении городов Радом и Лодзь. А еще через четыре дня сорок седьмая армия и первая армия Войска Польского должны провести наступательную операцию севернее Варшавы и при взаимодействии с шестьдесят первой армией и второй гвардейской танковой армией уничтожить немецкую варшавскую группировку и овладеть Варшавой.

Операция была разработана Ставкой до мельчайших деталей. В ней должны были принять участие свыше одного миллиона человек. Оставалось только подтянуть поближе к переднему краю поотставшие резервы, на что требовалось некоторое время.

Неожиданно в комнату, как всегда неслышно, едва ли не кошачьим шагом вошел Александр Поскребышев^[20].

– Пришел посол Великобритании Арчибальд Кларк, – произнес секретарь, заставив Сталина оторвать взор от карты, разложенной на столе. – Хочет передать вам лично срочную шифрограмму от Черчилля.

– Хорошо, пропустите его. И позовите ко мне Павлова^[21].

Посол Великобритании Арчибальд Кларк Керр по праву считался одним из опытнейших британских дипломатов, приступившим к своей работе в марте 1942 года, сменив Стаффорта Криппса^[22], проведшего на своей должности три значимых года, с которым у Иосифа Сталина сложились личные и весьма доброжелательные отношения.

С полным правом можно было сказать, что именно Стаффорт Криппс сделался одной из ключевых фигур в создании военного союза против Гитлера между западными странами и Советским Союзом. Именно ему в июле 1941 года было поручено подписать соглашение между Британией и Советским Союзом о совместных действиях против Германии. Сразу после возвращения в Великобританию Стаффорт Криппс сделал несколько радиопередач, имевших серьезный резонанс, в которых рассказывал о серьезных военных усилиях, предпринимаемых Советским Союзом, чтобы разгромить полчища фашистов и одержать окончательную победу. В сравнительно короткое время благодаря правдивым историям по радио бывший посол стал одним из популярнейших политиков Соединенного королевства и, будучи председателем Палаты общин, был назначен членом Военного кабинета.

С послом Арчибальдом Кларком Керр, пришедшим на смену Стаффорту Криппсу, отношения сложились не сразу. Иосифу Сталину было доложено, что новый посол личность сложная, состоит из клубка противоречий и тайных пороков, которые принято в приличном обществе тщательно скрывать. Пренебрегая женщинами, он нередко проводит время в обществе молодых мужчин. А в британском посольстве, на тот момент пребывавшем в Куйбышеве, поменял всех женщин на молодых привлекательных мужчин.

Несмотря на свои пагубные пристрастия, Арчибальд Кларк был женат на молодой женщине, дочке чилийского миллионера, которая, не выдержав сложностей натуры мужа-дипломата, вернулась в США. В Куйбышеве Арчибальда преследовала депрессия, и посол большую часть времени проводил со стаканом скотча в руке. Иосиф Сталин, несмотря на все обращения нового посла выделить ему несколько минут для представления Верховному Главнокомандующему Советского Союза, не желал его принимать и постоянно ссылался на занятость. А ведь от встречи со Сталиным зависела не только его будущность, но и судьба всей миссии. В действительности встреча затягивалась намеренно, это была хороша продуманная стратегия, одиночество посла следовало довести до высшей стадии. Параллельно для Арчибальда Кларка подбирался молодой человек, на которого он мог бы обратить внимание. Вскоре такой отыскался – поволжский немец Евгений Йост, которого определили в британское посольство в качестве повара. Совершенно неожиданно для советской разведки Арчибальд Кларк сделал советского гражданина своим камердинером, а еще через три месяца Йост был назначен дворецким британского посла, а вскоре становится его личным секретарем, совершив поистине головокружительную карьеру в британском посольстве. Так что о многих тайнах, касательно советско-британских отношений, Сталин узнавал раньше самого премьер-министра Черчилля.

Постучавшись, в комнату вошел переводчик Владимир Павлов.

– Разрешите, товарищ Сталин.

– Проходите, Владимир Павлович. Сейчас должен подойти британский посол, мне бы хотелось, чтобы вы перевели разговор, – с мягким грузинским акцентом произнес Иосиф Виссарионович. – У вас дома все в порядке?

– Да, товарищ Сталин.

– Если что-то потребуется, дайте мне знать.

Своего переводчика Иосиф Виссарионович ценил, и при разговоре с Павловым нередко звучали заботливые отеческие интонации. Владимир Павлов не был профессиональным переводчиком, языком занимался самостоятельно – закончил энергетический институт по специальности инженер-теплотехник, собирался поступать в аспирантуру, но по личному приглашению Иосифа Сталина был переведен в ЦК ВКП(б), став впоследствии переводчиком Иосифа Сталина и Вячеслава Молотова, а немногим позже параллельно возглавил европейский отдел и стал членом коллегии НКИД а^[23].

– Спасибо, товарищ Сталин, у меня все в порядке.

Иосиф Виссарионович одобрительно кивнул.

Через несколько минут в комнату вошел посол Великобритании Арчибальд Кларк Керр. Свою службу в Министерстве иностранных дел он начал еще в начале века, проработав за десятилетия во многих странах Европы, Азии, Латинской Америки, в Соединенных Штатах. Трудно было назвать уголок, в котором бы он не побывал. Несмотря на свой шестидесятилетний рубеж, выглядел он моложаво, был подтянут, строен. Умел расположить к себе всякого собеседника, а с генералиссимусом Чан Кайши, считавшимся весьма трудным и неуступчивым переговорщиком, у него и вовсе установились самые что ни на есть доверительные отношения. Сумел он очаровать и товарища Сталина.

И сейчас Иосиф Виссарионович встречал британского посла радушной улыбкой.

– Как добрались? – спросил Иосиф Виссарионович, пожимая руку посла.

Стоявший рядом со Сталиным Павлов тотчас перевел.

– I was in a hurry as i could. Mr. Prime Minister Churchill handed you the cryptogram, – протянул он Сталину запечатанный пакет. – My predecessor, Ambassador Stafford Cripps, said: «I’m ready to play the role of a humble postman between you and Churchill». I can repeat the same thing.

– Посол сказал, что он торопился, как мог. Господин премьер-министр Черчилль передает вам шифрограмму, – перевел Павлов. – А еще он сказал, что его предшественник посол Стаффорт Криппс говорил, что готов играть роль скромного почтальона между вами и Черчиллем. И что он может повторить его слова.

Дослушав перевод, Иосиф Виссарионович сдержанно улыбнулся.

– Справляется ли со своими обязанностями наш подданный Евгений Йост? Если он вас не устраивает, так мы его отзовем.

Владимир Павлов тотчас перевел, стараясь скрыть улыбку.

– In no case^[24], – неожиданно горячо запротестовал Арчибальд Кларк Керр. – Raised him and now he is my personal secretary. He is also a very good massage therapist. He just has magic palms!

– Очень горячо возражает, товарищ Сталин. Евгений Йост теперь личный секретарь посла. А еще он очень хороший массажист. Говорит, что у него просто волшебные ладони.

– Волшебные ладони? – с серьезным видом поинтересовался товарищ Сталин.

– Именно так он и сказал.

– Ну, если дело обстоит именно таким образом, – спрятал Иосиф Виссарионович лукавую улыбку, – тогда мы его оставим в посольстве. Переведите ему вот что… Мы очень рады, что Йост помогает вам в работе.

Владимир Павлов невозмутимо перевел. Порой казалось, что он вообще не способен на проявление даже малейших эмоций.

Выслушав ответ, Арчибальд Кларк вновь заговорил:

– Marshal Stalin, I very often recall our meeting in forty-third.

– Посол сказал, что часто вспоминает встречу в сорок третьем.

Иосиф Виссарионович понимающе кивнул:

– Тогда была бомбардировка, и мы провели ее в бомбоубежище.

– Maybe I’m not saying that, but this is the case when I was grateful to the Germans for this bombing, because I was able to talk with you for two and a half hours.

– Господин посол сказал, что, возможно, он не то говорит, но он был благодарен немцам за эту бомбардировку, потому что смог поговорить с вами два с половиной часа.

Внимательно выслушав перевод, Иосиф Виссарионович заметил:

– Потом наши встречи стали регулярными.

Владимир Павлов немедленно перевел.

– Because many questions have accumulated, and we had to solve them.

– Потому что накопилось много вопросов, и мы должны были их решать, – перевел Павлов.

Приподняв конверт с шифротелеграммой, товарищ Сталин сказал:

– Вот еще один вопрос, который немедленно нужно решить.

Повернувшись к послу, Павлов перевел.

– This is so … Let me take my leave, – на прощание проговорил посол Арчибальд Кларк Керр, – I need to report to Mr. Prime Minister that I personally handed over the message to Marshal Stalin, as he wished.

– Это так… Позвольте откланяться. Мне нужно доложить господину премьер-министру о том, что сообщение я передал лично в руки маршалу Сталину, как он и пожелал, – перевел Павлов.

– Проводите посла, Владимир Павлович.

– Слушаюсь, товарищ Сталин.

Оставшись в одиночестве, Иосиф Виссарионович оторвал край конверта и вытряхнул из него сообщение. Внимательно прочитал. После чего аккуратно положил его на край стола. Обычно наиболее серьезные бумаги, требующие немедленного рассмотрения или консультации, Сталин клал именно на этот угол стола. Нередко случалось, что вопрос решался в ближайшие несколько минут во время разговора по телефону, а бывало, что требовалось серьезное обсуждение.

Иосиф Виссарионович прошелся по кабинету, обдумывая решение, потом потянулся к бутылке с минеральной водой. Наполнив стакан нарзаном, он выпил его в несколько неторопливых глотков.

Подняв телефонную трубку ВЧ, Иосиф Виссарионович произнес:

– Это товарищ Иванов говорит, соедините меня с маршалом Жуковым.

Разговаривая по высокочастотной связи, Сталин всегда представлялся «товарищем Ивановым», подозревая, что его могут подслушивать. Связисты не однажды уверяли Иосифа Виссарионовича, что подобное невозможно, даже если враг захочет подсоединиться к связи, то он ничего не услышит, кроме шума. Однако у Сталина по этому вопросу было собственное мнение.

Ждать пришлось недолго, уже в следующую минуту послышался характерный щелчок.

– Слушаю вас, товарищ… Иванов, – отвечал маршал Жуков.

– Вы сейчас находитесь в штабе Первого Белорусского фронта? – негромко и с характерными тянущимися грузинскими интонациями спросил Сталин.

– Именно так, товарищ Иванов.

– Только что я получил шифротелеграмму от нашего общего английского друга… Кабана, – произнес Сталин, не решаясь называть премьер-министра Черчилля по фамилии. Во всех агентурных донесениях Черчилль фигурировал под псевдонимом Кабан, о чем маршал Жуков был прекрасно осведомлен. – Он просил начать операцию на Висле как можно раньше. Союзники испытывают значительные трудности на Западном фронте. Что вы на это скажете?

Георгий Константинович был не из тех людей, которым требовалось что-то разжевывать, сказанное он понимал еще до того, как будет завершена фраза.

– Товарищ Иванов, мне известно о трудностях, которые сейчас испытывают союзные войска на Арденнах, но Варшавско-Познанская наступательная операция назначена на двадцатое января. К этому сроку подводятся все запланированные резервы, готовятся эшелоны для подвода техники и укомплектованных дивизий. Мы ждем значительное поступление тяжелых танков, которые нужны будут при наступательной операции. Запланировано, что восемнадцатого числа подвезут мощные гаубицы и мортиры, а также реактивные системы залпового огня. Если мы поторопимся, то можем скомкать весь план наступления.

– Речь не идет о немедленном наступлении, – стараясь не раздражаться, произнес Иосиф Сталин. – Можем осуществить наступление и через несколько дней, но раньше намеченного срока. Думаю, что это в наших силах… Нужно помочь союзникам. Разве мы выиграем оттого, если Западный фронт вдруг обвалится?

– Конечно же, нет. Но как быть тогда в таком случае с запланированным пополнением и с тыловым обеспечением армий? Ведь у нас же все расписано буквально по часам.

– Я урегулирую этот вопрос с товарищем Хрулевым^[25]. Думаю, что он отыщет для передислокации армейских соединений эшелоны и платформы для танков. Из резервов Ставки для усиления фронта выделим вам стрелковые дивизии, а еще усилим танковую армию штурмовой инженерно-саперной бригадой. Более детально мы еще поговорим об этом на совещании Ставки, а сейчас мне важно знать, как скоро вы можете начать наступление, чтобы помочь союзникам на Арденнах.

– Если дело обстоит именно таким образом… и не будет никаких проволочек, думаю, что ориентировочно можно сократить срок наступления на восемь дней.

– То есть вы предполагаете, что наступление можно будет начать уже двенадцатого января? – переспросил Иосиф Виссарионович.

– Да, товарищ Иванов… Хотя придется все равно все тщательно продумать.

Попрощавшись с маршалом Жуковым, Сталин положил трубку на рычаг и тотчас поднял ее.

– Соедините меня с товарищем Хрулевым.

– Хрулев на проводе, товарищ Сталин.

– У меня к вам большая просьба, товарищ Хрулев…

– Я весь внимание, товарищ Сталин, – с готовностью произнес начальник Главного управления тыла Советской Армии.

– Вместо намеченного наступления на двадцатое января в Карпатах и Пруссии мы планируем провести его раньше на восемь дней. Мы можем на вас рассчитывать, что в обеспечении наступающих войск не будет никаких проблем?

Генерал армии Андрей Хрулев был настоящим мастером по части выхода из труднейших ситуаций. Неутомимый, энергичный, он без конца модернизировал тыловое обеспечение, делая его наиболее удобным для фронта и невероятно эффективным.

Всего едва заметная пауза, в которой Андрей Васильевич решил многоуровневую задачу со многими неизвестными. Главная задача тылового обеспечения включает организацию и осуществление мероприятий тыла по поддержанию в боевом состоянии армии. Тыл должен обеспечить воюющие корпуса всеми видами материальных средств и создать наиболее благоприятные условия для выполнения поставленных боевых задач. Это означает, что на передовую должно бесперебойно поступать вооружение, горючее и смазочный материал, продовольствие, обмундирование. Нужно будет позаботиться о госпиталях и лекарствах. Об огромном автомобильном парке, который в кратчайшие сроки должен будет выдвинуться в сторону передовой. И о массе других потребностей, без которых фронт не сумеет правильно функционировать, а личный состав вести боевые действия.

Одно дело, если подобную задачу приходится решать на уровне дивизии или корпуса, пусть даже армии, что само по себе непросто, но когда дело касается нескольких фронтов, включающих миллионы бойцов, то поставленная задача усложняется многократно. Следует продумать все до мелочей. В этот сложнейший механизм тылового обеспечения будут вовлечены буквально все: портные, что в глубоком тылу шьют форму для бойцов; рабочие, вытачивающие снаряды для фронта; стрелочники, отправляющие первостепенный груз в указанное место, а также те, кто находится во фронтовой зоне и доставляет бойцам вооружение, обмундирование, питание прямо на передний край.

Опираться придется на тыловое обеспечение армий, имеющиеся штатные формирования, на отдельные бригады материального обеспечения, на автомобильные бригады, на базы хранения вооружения и техники, на окружные военные госпитали и еще на многое другое, столь необходимое в условиях боевых действий. А еще предстоит договориться с десятками руководителей, спланировать и согласовать колоссальный поток грузов, движущийся на фронт.

Все это промелькнуло в голове Андрея Васильевича в одну тысячную долю секунды. Понимал, что отказать Верховному Главнокомандующему не сможет, предстоящую задачу выполнит с честью, и с готовностью ответил:

– Сделаем все, что нужно, товарищ Сталин.

– Это очень важно. А как вы думаете, сколько поездов в сутки могут проходить через Познань?

– Думаю, что не меньше восьмидесяти, товарищ Сталин.

– До свидания, Андрей Васильевич, – Сталин мягко положил трубку.

Сел за стол и аккуратным красивым почерком написал телеграмму:

«Лично и строго секретно от премьера И. В. Сталина премьер-министру г-ну У. Черчиллю

Получил вечером 7 января Ваше послание от 6 января 1945 года… Мы готовимся к наступлению, но погода сейчас не благоприятствует нашему наступлению. Однако, учитывая положение наших союзников на Западном фронте, Ставка Верховного главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января. Можете не сомневаться, что мы сделаем все, что только возможно сделать для того, чтобы оказать содействие нашим, – на какой-то момент он задумался, а потом, не скрывая иронии, дописал, – славным союзным войскам.

7 января 1945 года»^[26].

Вызвав Поскребышева, Иосиф Виссарионович сказал:

– Пусть передадут в шифровальный отдел и срочно отправят Черчиллю.

Глава 4

Конец декабря – начало января 1944 года.

Вынужденное решение

В последние дни декабря 1944 года Адольф Гитлер перенес свою Ставку Верховного главнокомандования в Бад-Наухайм, в лесистую местность у небольшой деревни Пуцбах. Ставка состояла из шести хорошо замаскированных деревянных домов и нескольких бетонных блиндажей, в одном из которых расположился рейхсканцлер.

По своим укреплениям новое место значительно уступало Ставке «Вольфшанце», расположенной в Восточной Пруссии близ города Растенбурга, в значительной степени напоминающую самую настоящую крепость, включая глубокие блиндажи, способные выдержать самый массированный бомбовый удар.

Адольф Гитлер переехал в «Вольфшанце» в самом начале войны с Советским Союзом. Одурманенный первыми успехами, Адольф Гитлер рассчитывал вылететь с нее прямо в захваченную Москву. Когда советские войска стали приближаться к границам Пруссии, фюрер приказал взорвать в «Вольфшанце» все блиндажи, тем самым похоронив под толстыми бетонными плитами на глубине десятков метров многие военные тайны.

Предстоящую операцию по разгрому американо-британских войск в Арденнах Адольф Гитлер решил проводить лично. Имелись все шансы, чтобы завершить ее благополучно. Союзные войска русских после массированного немецкого авианалета чувствовали себя подавленно; значительно расстроилось сообщение между воинскими подразделениями; диверсанты, проникнувшие и закрепившиеся в тылу союзников, создавали самый настоящий хаос. Снегопады и туманы, пришедшие с Атлантики, парализовали действия американской и английской авиации. Имелся мощнейший кулак из лучших подразделений, которые тайно концентрировали на Западном фронте.

Атмосфера в бункере была приподнята, чего не наблюдалось уже давно. И сам фюрер находился в хорошем расположении духа. Адольф Гитлер много чего не договаривал, но сама идея просто витала в воздухе: после разгрома союзных войск Рузвельту с Черчиллем не останется ничего другого, как заключить сепаратный мир с Германией.

Сразу после прибытия на новое место рейхсканцлер Адольф Гитлер созвал в свой блиндаж весь Генеральный штаб, включая представителей фельдмаршала Карла фон Рундштедта, командующего на Западе.

Оглядев собравшихся, Гитлер с жаром заговорил:

– Предстоящая операция будет иметь решающее значение для хода всей войны в целом. Союзным войскам будет нанесен решающий уничтожающий удар, который приведет к ликвидации всего Западного фронта и создаст коренной перелом в войне. Мы проломим фронт в Арденнах, прижмем их к морю, заставим их эвакуироваться и захватим все порты и базы, через которые происходило их снабжение.

* * *

Контрнаступление в Арденнах развивалось весьма успешно. Немецкие войска, выдвинувшись из Эйфеля, без особого труда прорвали американо-британский фронт и вышли к реке Маас, где завязались упорные бои. На третий день жесточайшего противостояния фюрер созвал совещание, на котором планировалось выработать общее решение. Неожиданно к совещанию подошел вернувшийся с фронта генерал-полковник Гейнц Гудериан, ставший начальником Генерального штаба в июле, сразу после покушения на фюрера.

– Сообщите о моем прибытии, – сказал Гудериан секретарю, сидевшему у входа. – Я хочу доложить фюреру об обстановке на Восточном фронте.

– Хорошо, господин полковник, – поднялся секретарь, – совещание в самом разгаре.

В зале совещаний секретарь пробыл немного и, вернувшись в приемную, сказал сидевшему в ожидании Гудериану:

– Фюрер просил немного подождать.

– Что ж, подожду, – устало опустился Гудериан на свободный, лишенный всякого изящества, но крепко сколоченный стул и принялся терпеливо дожидаться разрешения фюрера.

Внимательно осмотрелся по сторонам. Как непохоже это место на изысканный и любимый Гитлером Оберхоф. Все сделано крепко, но на скорую руку, лишенное всякого изящества. Единственным украшением в блиндаже оставались стены, обитые мореным дубом, и два светильника, стоявшие по углам.

Прошло минут двадцать, но фюрер не приглашал. По какой-то одному ему известной причине заставлял ждать, что невольно вынуждало генерал-полковника нервничать. К такому отношению Гудериан не привык, в прежние времена рейхсканцлер принимал его безо всякого промедления. Следовательно, в их взаимоотношениях произошло нечто такое, что вынудило Адольфа Гитлера подвергнуть унижению заслуженного генерала. Оставалось только гадать, когда именно Гитлер стал относиться к нему с прохладцей.

Впрочем, в данном случае мог присутствовать и второй вариант: в кабинете фюрера действительно могло проходить серьезное заседание, которое он не мог прервать даже на минуту, а тем более отложить, пусть даже из-за такого важного генерала, каковым являлся начальник Генерального штаба сухопутных войск Гейнц Гудериан.

Последние несколько дней генерал-полковник Гудериан разъезжал по фронтам и знакомился с оперативной обстановкой. Что сразу бросалось ему в глаза, так это то, что солдаты начала сорок пятого года значительно отличались от тех, что пересекли границы Советского Союза в начале и середине сорок первого. Уныния на их лицах замечено не было, но царившее в частях напряжение буквально давило на плечи. За все это время он не встретил ни одной части, которая была бы укомплектована полностью. Катастрофически не хватало авиационного бензина, отчего многие самолеты вынуждены были стоять на взлетном поле. Такая же история повторялась и в танковых соединениях, и танкистам буквально приходилось экономить топливо на каждом метре пути. Имелись весьма большие проблемы с вооружением.

Наибольшей организованностью отличались лишь соединения СС, продолжавшие стойко хранить верность своему фюреру и оказывавшие армадам большевиков наибольшее сопротивление. Но даже группы СС мало походили на военную элиту, каковой были каких-то три года назад. Те солдаты были рослые, загорелые, крепкие, хорошо сложенные, белокурые, с голубыми глазами, выросшие в горах и на холмах Германии на молоке и мясе. От них просто веяло какой-то животной силой и духом победителей. Эти другие… От прежнего победоносного состава мало что осталось: они сгинули в многочисленных «котлах», были истреблены в рукопашных схватках, сожжены в танках, ими затыкались дыры в обороне, а все потому, что не было более стойких солдат, чем в соединениях СС.

Прежним победителям на смену пришли солдаты, взрослевшие на поражениях собственной армии, привыкшие к горечи утрат. Да и особой крепости в плечах не наблюдалось. Нечто подобное наблюдалось даже в войсках СС. Они тоже были уже не те. Эсэсовский дух, столь отличавший их от солдат вермахта, как-то поблек и увял. Если они еще и отличались от обычных солдат вермахта, так только благодаря первому набору СС, которым был знаком вкус победы в Западной Европе и в первые годы войны с русскими.

И в этом непростом положении Адольф Гитлер настаивал не только удерживать позиции, но и постоянно контратаковать.

Генерал-полковнику Гудериану верилось, что он довольно тщательно подготовился к предстоящему докладу. Во время дороги продумал каждое слово, чтобы как можно точнее определить обстановку, создавшуюся на Восточном фронте, и вот сейчас, находясь в бункере Верховного главнокомандующего, перед дверьми его кабинета, он вдруг с некоторой растерянностью обнаружил, что все нужные слова безвозвратно потеряны, а воскресить их из глубин памяти у него не было никакой возможности.

В полевой сумке у него лежали оперативные докладные записи, которые хотя и не в полной мере, но все-таки помогут восстановить заготовленную речь. Расстегнув планшет, генерал-полковник Гудериан вытащил из него аккуратно сложенные листы и вдруг не без удивления обнаружил вместе с ними фотографию шестилетней давности, где он был запечатлен на совместном параде вермахта и РККА с комбригом двадцать девятой танковой бригады Кривошеиным по случаю передачи города Бреста под контроль Рабоче-крестьянской Красной Армии. Получив Железный крест первой степени из рук фюрера за успешно проведенную военную кампанию, он пребывал в хорошем расположении духа. Комбриг Кривошеин тоже был весьма доволен, что русские заняли значительную территорию без особых сложностей. Ведь на других участках дела обстояли куда сложнее: подо Львовом между отрядами вермахта и частями РККА произошли серьезные боестолкновения, и отход пехотных частей сопровождался артиллерийскими перестрелками, унесшими немало солдатских жизней.

Теперь предвоенные годы казались такими далекими, как если бы пронеслась вечность. Помнится, у комбрига был прекрасный французский, так что они до самого вечера разговаривали на языке Вольтера, получая обоюдное удовольствие от общения. Конечно, возникали некоторые разногласия касательно передачи территории, но очень славно, что обошлось без кровопролития.

Но каким образом фотография оказалась между страницами оперативной записки? Очевидно, он случайно взял ее среди прочих семейных фотоснимков. И вот теперь она натолкнула его на давние воспоминания, заставившие взгрустнуть о былом.

Неожиданно в приемной зазвонил телефон, выведший его из глубокой задумчивости. Подняв трубку, секретарь некоторое время слушал абонента, а потом коротко произнес:

– Да, мой фюрер, – и аккуратно положил трубку на рычаг, звонко звякнувший. Глянув на приосанившегося Гудериана, произнес: – Фюрер ждет вас.

Генерал-полковник Гудериан ощутил легкое волнение, каковое всегда испытывал перед встречей с рейхсканцлером. Быстро поднявшись, решительно распахнул дверь. Увидев Гитлера, склонившегося у стола, вскинул в приветствии руку:

– Хайль!

Вопреки ожиданию, Гейнц Гудериан не увидел высоколобого сборища генералов, фюрер стоял в окружении адъютантов и личных секретарей. О чем таком секретном они могли разговаривать, если заставили дожидаться в приемной генерал-полковника?

– Что вы хотели мне доложить, Гудериан? – несколько резче, чем следовало бы, спросил фюрер, давая понять, что ценит время.

– Буквально несколько часов назад я прибыл с Восточного фронта. Мне удалось повстречаться практически со всеми командующими армиями и дивизиями. Ознакомился я и с донесениями военной разведки. Особое беспокойство у меня, как у начальника Генерального штаба сухопутных войск, вызывают территории Восточной Пруссии и Вислы, – подошел он к столу, на котором лежала карта. – Особенно Вислы… Если русские прорвут там нашу оборону, то через Познань им будет прямая дорога на Берлин. Я родился в небольшом городке Кульме, рядом с Вислой, и знаю эти места достаточно хорошо. По данным воздушной разведки воздушного флота «Рейх», из глубинных тылов русских к передовым позициям подтягиваются значительные людские резервы. Передислокация войск происходит в основном ночью, под звуки работающих танковых двигателей и под рев пролетающих самолетов. Нами было выявлено, что на Первом Белорусском фронте под командованием маршала Жукова были подтянуты шестьдесят девятая и третья ударные армии. Бесперебойно в район Первого Белорусского фронта подходят эшелоны с вооружением, боеприпасами и военной техникой. В том числе значительным количеством танков… По данным военной разведки, на передовых рубежах рассредоточены первая и вторая танковые армии, – уверенно прочертил генерал-полковник Гудериан овал, указав район сосредоточения танковых войск. – Особая концентрация сил намечается в направлении Кутш и Познань. И если русским удастся захватить город-крепость Познань, то далее им открывается дорога на Берлин. На Пулавском выступе собираются также значительные силы русских. Как докладывает полевая разведка, буквально несколько дней назад в этот район прибыл седьмой гвардейский конный корпус. Мы предполагаем, что русские своими основными силами постараются нанести удар с Пуловского выступа в направлении Варшавы.

– Каково общее количество наступающих? – помрачнев, спросил Гитлер.

– Предположительно около миллиона. Русские превосходят нас как по живой силе, так и в технике. На прусском направлении, по данным Первого воздушного флота, в Третьем Белорусском фронте под командованием генерала армии Черняховского и Втором Белорусском фронте под командованием Рокоссовского рассредоточены значительные силы. Около полутора миллионов человек… Второй Белорусский фронт будет усилен Четвертой воздушной дивизией и Пятой гвардейской танковой армией. Третий Белорусский фронт будет усилен первой и третьей воздушными армиями, а также пятидесятой гвардейской армией. Цель русских очевидна, они хотят прорвать нашу оборону и выйти к Балтийскому морю. Занять всю Восточную Пруссию и часть северных территорий Польши.