Евгений Руднев
Сибирский гамбит

ПРОЛОГ
ДОКУМЕНТЫ

«В геологическом отношении губерния очень мало исследована…»

Из раздела «Тобольская губерния». Энциклопедический словарь. Издательство «Брокгауз-Ефрон». Санкт-Петербург, 1901 год.

«Министр земледелия и государственных имуществ, по докладу Горного департамента, 24-го декабря минувшего года, позволил установить, на основании статьи 562 Устава Горного, издания 1893 года, подесятинную плату на 1903 год за разведки на нефть в пределах губерний: Тобольской, Томской и Енисейской в размере одного рубля…»

Из сообщения Горного департамента Министерства земледелия и государственных имуществ в Томское горное управление, 17 января 1903 года. Государственный архив Томской области, фонд 433, опись 2, дело 1462, лист 3.

«Тобольское управление государственными имуществами объявляет, что на основании статьи 566 и примечания к статье 599, т. VII Устава Горного издания!893 года, выдано товариществу «Пономаренко и К°» от 22 сентября 1911 года за № 11590 дозволительное свидетельство на право производства в течение двух лет, считая со дня выдачи свидетельства, разведок нефти в пределах заявленной упомянутым товариществом в прошении от 30-го июля 1911 года местности, в районе Тобольского уезда, Нарымской волости, Кондинской V разряда дачи, на Летнем бору, отстоящего от юрт Цингалинских приблизительно в 10 верстах. Для разведок предоставляется площадь пространством тридцать семь с половиной (37,5) десятин; причем на основании статьи 560 приведенного выше закона упомянутая местность признается занятою, и другие промышленники не имеют права производить поиски и ставить столбы на указанном пространстве».

Газета «Тобольские губернские ведомости», 4 октября 1911 года, № 40.

«…Нефти, к глубочайшему нашему сожалению, мы не нашли и понесли большие убытки, о чем и ставим Вашу милость в известность…»

Письмо делопроизводителя товарищества «Пономаренко и К°» директору Томского горного управления. «Горный журнал», 1913 год.

«…Если мы будем иметь более или менее правильное представление о тех процессах, в результате которых возникает нефть, будем знать, каким образом образуются ее залежи,… мы получим надежные указания, как надлежит наиболее целесообразно организовать ее разведки…»

Академик И. М. Губкин, 1930 год.

«Я полагаю, что у нас на… краю великой Западно-Сибирской депрессии, совпадающей с Западно-Сибирской равниной, могут быть встречены структуры, благоприятные для скопления нефти…»

Академик И. М. Губкин, 1932 год.

«В архивах геологоразведочных организаций Союзнефти и Союзгеоразведки есть много указаний на нефть Сибири преимущественно для полосы, тяготеющей к Транссибирской магистрали. Однако большинство сведений о нефти на интересующей нас территории ложны, ошибочны: «нефтеискатели» смешивали с нефтью железистые пленки на поверхности застойных вод или густой настой бурого цвета гуминовых веществ в многочисленных калтусах (болотах) края; в целом ряде случаев в признаках «нефти» повинны или змеи, или бакланы и даже лиственничная смола из срубов термальных сероводородных источников.

Особняком стоят указания местного населения на нефть… в пределах Западно-Сибирской низменности… В ряде проверенных случаев эти признаки, обычно в виде указания на воду с запахом керосина, не подтверждались при ближайшем исследовании района…

Третичные породы, и особенно верхнеюрские и меловые, представлены… в районе среднего течения Оби… типичными эпиконтинентальными песками, глинами, нахождение первичной нефти в которых, по аналогии с соответствующими породами Русской платформы исключаются… Если исходить из внешних признаков нефтеносности и общих геологических условий…, то в качестве первоочередных районов для поисков нефти следует выдвинуть: Минусинскую котловину, Кузнецкую котловину с ее окраинами (южные районы Западной Сибири – Е. Р.). Таким образом, несмотря на огромную площадь, территория Сибири обладает совершенно ничтожными по количеству и… чрезвычайно слабыми по интенсивности нефтепроявлениями…»

Академик Н. С. Шатский. Журнал «Нефтяное хозяйство», № 9, 1932 год.

«… на сессии Академии наук СССР… я высказал твердое мнение о нефтеносности обширных пространств Сибири…»

Интервью академика И. М. Губкина корреспонденту газеты «Советский Север», 26 ноября 1934 года. Газета «Советский Север», 28 ноября 1934 года, № 229.

«Уфа, 26 января. Трест «Востокнефть» комплектует и готовит к отправке большую геологоразведочную экспедицию в Сургутский и Верхне-Тавдинский районы Омской области. Цель экспедиции – выявить характер выходов нефти, обнаруженных вдоль рек Большой Юган и Белой. Из Уфы отправляется восемь руководящих и технических работников во главе с начальником экспедиции геологом Васильевым. На работы экспедиции «Востокнефтью» отпущено 150 тыс. рублей, уже заказывается оборудование и снаряжение…»

Газета «Омская правда», 27 января 1935 года, № 22 (32).

«… до 1943 года геологопоисковые работы на восточном склоне Урала, в районе Кузбасса и на севере Западно-Сибирской низменности в меньших объемах еще продолжались. В 1943 году эти работы свертываются, Западно-Сибирский трест и геофизическая экспедиция ликвидируются…»

Сборник «Нефть и газ Тюмени в документах». Свердловск, 1971 год.

«Заслушав доклад Западно-Сибирского филиала АН СССР о перспективах нефтеносности Западной Сибири, Комиссия по нефти и газу при Президиуме АН СССР считает необходимым:

1. Восстановить ранее существовавшие геологоразведочную и геофизическую организация для выполнения поисковых и разведочных работ на нефть в Западной Сибири и в первую очередь для бурения в Кузбассе, Минусе и Западно-Сибирской низменности…»

Из решения Комиссии по нефти и газу при президиуме Академии наук СССР, 4 июля 1945 года. Центральный государственный архив народного хозяйства СССР, фонд 8627; опись 9, дело 353, листы 203–206.

«В плане разведочных работ на нефть в Западной Сибири как по геологическим условиям, так и по политико-экономическим предпосылкам на первом месте должен стоять пояс вдоль Сибирской магистрали железной дороги… А в составе этой полосы, по наиболее благоприятным геологическим условиям выгодного сочетания нефтепроизводящих формаций палеозоя и мезокайнозоя, а также по наибольшей остроте проблемы жидкого топлива, особое внеочередное положение должен занять юго-восток Западной Сибири… Обширные территории Крайнего Севера (севернее 62°) как и Крайнего Юга, в последовательном развитии нефтеразведочных и геофизических работ должны быть поставлены на второе и третье места…»

Постановление совещания в Новосибирском обкоме ВКП(б) от 8 декабря 1949 года. Научный архив Сибирского отделения АН СССР, фонд 33, опись 1, дело 155, листы 1–2.

1

Лузин сидел на пропахшем нефтью колене трубопровода и рассеянно поглядывал на корсака – серовато-желтого, с облезлым хвостом и впалым животом каракумского лиса. Голод победил страх, и корсак с надеждой и отчаянием смотрел на человека маленькими, слезящимися глазками. Зверек подошел совсем близко, до него было шагов десять.

«Плохо тебе, видать, в эту весну, людей даже не боишься», – вяло подумал Лузин и, вытащив из кармана парусиновой спецовки сухарь, бросил пришельцу. Корсак трусливо шарахнулся в сторону и клацнул челюстями, но потом, опасливо кося на человека воспаленным белком, осторожно стал подбираться к сухарю. Жалобно-тонко засвистел воронеными дырочками плоского носа.

– Дают – бери, бьют – давай сдачи. Чего уставил буркалы?

Корсак сжал желтыми клыками сухарь и затрусил к песчаным барханам – там у него била дыра.

Лузин долго глядел зверьку вслед… Плохой сегодня денек. Душно, гудит в ушах. Не забыть бы отправить керн в Ашхабад. И с Абдурахманом надо позаниматься – как бы опять не завалил этот беззаботный джигит экзамен по тектонике. Внакладе от этого будет только Лузин. Коллекторов трест не дает. Остается только одно: готовить на месте… Но почему так долго нет ответа из Москвы? В чем дело?

Лузин вздохнул, окинул грустным взглядом барханы. Он стоял на высоком песчаном заструге, щуря от солнца серые, в синеватых обводах, глаза. Желтая земля пустыни ощетинилась хохолками ярко-зеленой муравы и пышными шарами верблюжьей колючки. Внизу, там, где раскинул свои скрюченные, почти стелющиеся по песку ветви саксаул, оловянно полыхали лужицы воды в такыре. А еще дальше, – примерно в полутора километрах, – дрожали и двоились в белесом мареве железные скелеты буровых нефтепромысла.

Ну и температурка! Градусов тридцать пять, наверно. И это – в апреле. Что же дальше будет? Такое чувство, словно не воздух втягиваешь, а пьешь кипяток.

Лузин расстегнул ворот сорочки, губы сморщились чуть заметной усмешкой. Как все быстротечно, неустойчиво! Недели через две зеленого цвета тут не будет и в помине. Серовато-желтые бодылья верблюжьей колючки, немощные палки полынка, темные рогатины ферулы – вот и весь пейзаж. Да и вода в такыре исчезнет до следующей весны, такыр потрескается на многочисленные плитки с задранными оранжевыми краями. С юга шаркнет раскаленным зноем, закрутит песчаные смерчи злой ветер афганец. Все станет угрюмым, опустошенным… Сюда бы парочку сибирских кедров. Прохладу Меюмской тайги… И все-таки: почему же молчит Москва? Ведь он, Лузин, так подробно обо всем написал…

– Гле-еб-ага?! Глеб Иваны-ыч?!

Лузин дернул шею. Перепрыгивая через лужи такыра, к нему несся Абдурахман Сулейманов.

«Что там еще стряслось?»– недовольно подумал Лузин.

– Садам алейким, Глеб-ага! Гости… гости приехали, а вас нету… Плохо… – произнес, запыхавшись, Абдурахман и остановился у трубопровода. – Синельников набросился на меня: где начальник партии? Почему нет? Злой, как гепард.

– Они должны быть на буровых в одиннадцать тридцать. А сейчас, – Лузин спокойно вскинул левую руку и глянул на часы, – а сейчас только начало одиннадцатого. Синельников ведь любит во всем точность… Что же это он, а? Нехорошо.

– Пойдемте, Глеб-ага! Неудобно все-таки.

Лузин посидел еще минуту-другую, затем покачал головой и поднялся, покряхтывая.

– Ладно, потопали.

Они зашагали к буровым.

Глеб думал о начальнике экспедиции Синельникове. Неделю назад тот вызвал Лузина к себе и сказал, чтобы начальник партии готовился к встрече важных гостей из Москвы. К нам едет ревизор. Во! Заместитель министра Епихин во время вояжа по нефтеразведочным партиям Средней Азии заглянет, по всей вероятности, и в ним в Нюлькан. Третьего дня Синельников звякнул Лузину по спецтелефону и назвал точный день и час, когда Епихин прибудет на участок. Надо почистить буровые, заменить разбитые стекла на тепляках, перепачканные нефтью и озокеритом флажки. Надо, наконец, повесить на видных местах транспаранты. Одним словом, все должно быть надраено до блеска. Нужно основательно подготовиться к встрече высокого гостя, не ударить лицом в грязь… Программа была сформулирована предельно ясно: показать заместителю министра буровые, поведать кратенько о результатах поисков нефти. Уложиться в полчаса.

– И, пожалуйста, без фокусов, Глеб Иваныч, – строго предупредил Синельников. – Прежде, чем что-то критиковать или просить у Епихина, – подумай. С мелочами приставать нечего. Епихин – человек занятый, государственный, дел у него и так невпроворот.

Лузин понял: начальник экспедиции намекаете на его, Глеба, жалобу в трест «Ашхабаднефть» по поводу нехватки керновых ящиков.

Все это было на той неделе, а вот сейчас «его величество Епихин» уже на буровых. Может, стоит потолковать с ним о главном? О том, что он, Лузин, писал в ЦК? Нет, пожалуй, не надо. Из министерства три года назад ему ответили довольно-таки резко. Боксерским апперкотом. Больше того, они даже дали понять, что он сует нос не в свое дело. Он, дескать, рядовой геолог и работает очень далеко от Западно-Сибирской низменности. Он, наконец, отстал от жизни и незнаком с новейшими геологическими исследованиями по нефтеносности этого региона.

Абдурахман что-то сказал. До Лузина не сразу дошло, чего от него хотят.

– Сестра замуж выходит. Отпустите на три дня в аул, Глеб-ага?

– Замуж, говоришь, выходит? Это… кто же? Гульчехра или Гульниса? – Гульниса… Десять баранов зарезали. Плов будет. Бухарский киш-миш будет, нахар^[1]. Все-все будет… – Абдурахман снял тюбетейку и утер черным носовым платком лицо. – Мой отец приходил вчера в контору, хотел пригласить вас на свадьбу. А вы уехали в Сарсыбай. Плохо. Обязательно приходите ж нам на свадьбу. Ягши^[2]?

– Приду. И три дня дам, что за разговор. – Лузин в раздумье помял темными, от въевшейся в кожу нефти, пальцами ремешок старенькой планшетки на боку. – Когда у тебя сессия в институте?

– Через три недели.

– Сразу же после свадьбы начнем готовиться по тектонике.

– Спасибо, Глеб-ага!

На буровой – вавилонское столпотворение. Взглянуть на высокого гостя из Москвы (в этих местах люди подобного ранга появлялись не так уж и часто) пришли свободные от вахты буровики, эксплуатационники, геофизики. Даже из дальнего аула Мургос приехали верхом на осликах два яшули^[3]: Юсуп Махмудов и Махмуд Юсупов, жилистые и корявые как саксаул, в новеньких стеганых халатах и шелковых чадрах. Всех интересовал вопрос: будут ли строить в пустыне город нефтяников? Если да, то где возьмут воду? Для большого города воды нужно больше, чем для всех верблюдов Туркмении. Слухи ходили противоречивые. Сам аллах и пророк его не разберут что к чему…

Лузин и Абдурахман насилу протиснулись к зеленому, свежевыкрашенному тепляку буровой.

Епихина Лузин никогда прежде не видел, но, тем не менее, сразу же определил, кто из стоявших у черного дизеля людей – заместитель министра. Конечно же вон тот важный и тучный дядя в светлом костюме и галстуке, на голове – соломенная шляпа. Он стоял чуть впереди остальных; Синельников, главный геолог экспедиции Рустамов и старший геофизик Шелкопляс пожирали его глазами.

Пояснения давал завбур участка Ниязов.

«Слава богу, избавил меня от роли гида», – успокоил себя Лузин. Он не любил пышных церемоний, всю эту показуху с кумачовыми транспарантами, новенькими стеклами в окошках и тщательно вымытыми полами в буровой. Оттого и чувствовал досаду. – … Забой сейчас на глубине одна тысяча триста сорок два метра. Бурим трехшарошечными долотами и ликаромными коронками. Породы крепкие: известняки шестой категории. За прошлый месяц навинтили пятьсот семьдесят восемь метров. Взяли соцобязательство пройти в следующем месяце на десять метров больше…

Лузин напоролся на дремуче-недовольный взгляд Синельникова. Начальник экспедиции осудительно покачал годовой. Когда Ниязов кончил, Синельников подошел к Епихину и что-то сказал на ухо. Заместитель министра медленно повернулся к Глебу.

– Товарищ Лузин? Глеб Иванович?!

– Он самый. – Нам нужно поговорить… – Епихин поискал глазами кого-то в толпе.

– Елена Аркадьевна? – К нему подкатилась светловолосая кубышка с кожаной папкой.

«Секретарша, наверно», – шевельнулось в голове Лузина.

– Я Вас слушаю, Всеволод Викторович.

– Когда у нас «окно»?

– С 15.30 до 16.15.

– Вот и оставьте это время на беседу с товарищем Лузиным. В конторе экспедиции.

– Понятно. – Секретарша стрельнула на Глеба голубенькими глазками-шариками и сделала пометку в блокноте. – Пожалуйста, не опаздывайте. Ровно в 15.30.

Лузин молча кивнул. От удивления у него на лбу взбугрилась бронзовая кожа. Он смотрел на Епихина, силясь отгадать, о чем именно будет разговор, но тот отвернулся и пошел дальне, к зумпфу – большой квадратной яме, где хранили глинистый раствор.

Лузин вытащил замусоленную пачку «Беломора», сунул в рот папиросину. Тихонечко ругнувшись, спрятал обратно в пачку. Запрещено. Для чего, собственно, понадобился он Епихину? Не будет же, черт возьми, заместитель министра заниматься выбиванием керновых ящиков. Тут, пожалуй, дело посерьезнее. Задача…

От группы, которая сопровождала Епихина, отделился человек в черных очках.

– Здравствуй, Глеб!

Что-то знакомое было в этом крупном, с черной ниткой изящных усиков лице, в этом глуховатом голосе…

– Дусов? Генка?! Ты?!!

– Я… – Человек снял очки и сверкнул золотыми зубами.

Они крепко тиснули друг другу потные кисти рук. Лузин со смешанным чувством радости и грусти глядел на Дусова. Изменился Генка. Растолстел, как мулла, да и глаза стали другими – потемнели, что ли. Сколько же они не виделись? С 1943 года. Осенью будет ровно десять лет… Да, десять лет. Как давно это было, как давно! Меюмская площадь…

– В гости, значит, к нам?

– Ага… Езжу, вот, с Всеволодом Викторовичем по Средней Азии, перенимаю все передовое. У вас тут скоро красавец город будет. Проблема пресной «аш-два-о» решена.

– О-о! Это любопытно… Здорово просто! Вода тут важнее, чем нефть. «Где вода, там и жизнь», – говорят аксакалы.

– Ну-ну, не надо перегибать палку. Не было бы здесь «черного золота», – не было бы и города, воды. Главное – это большая нефть… – Дусов доверительно ваял Лузина под локоть; они спустились по дощатому накату буровой, вышли на волю.

– Где ты теперь работаешь, Гена?

– В Таежнограде. Главный инженер геологического управления. Четыре года назад защитил кандидатскую.

– Ух ты-ы… Поздравляю!.. А я, вот, – только начальник партии.

– Ты, Глеб, сам виноват во всем.

– Может быть, может быть… – Лузин отвел взгляд в сторону, померк.

Дусов снова улыбнулся:

– А ты, Глеб, все такой же обидчивый. Ладно, не буду. – Он хлопнул Лузина по плечу. – Извини, побегу. Мы еще встретимся сегодня. – Дусов заторопился к автобусу, куда уже направлялись Епихин и его свита.

Лузин присел на бочонок с буровой дробью, глядел Дусову вслед. Автобус с гостями толчком взял с места и, взбаламутив желтую пыль, понесся по заляпанному бурыми пятнами грейдеру. Вскоре он свернул направо и скрылся за серебристыми кубиками нефтяных амбаров.

Накатило вдруг что-то на Лузина. Вспомнил Меюмскую тайгу. Черные болота, долговязые сосны, патлатые кедры… И то, как искали они там нефть с Дусовым, как месили сапожищами грязь в маршрутах, оскальзывались на мокрых валунах, таскали на загорбках бутылки с пробами воды, мерзли в обледенелых палатках. Было трудно, пакостно. Совсем невмочь. Впрочем, кому было легко в те страшные годы войны? Стране нужна была нефть, и ее искали. Искали везде, в том числе и в Западной Сибири… Меюмская площадь… Он верил тогда в то, чего, по официальной версии, не существовало. Верил в белый свет темной полярной ночи…Почти десять лет минуло с тех пор. Многое источилось, ушло навсегда. Уехала Нина, нет больше Танюшки. Есть лишь небольшой холмик скованной вечным льдом сибирской земли – на кладбище в Таежнограде.

Лузин опустил голову, закрыл глаза. Сдавила сердце неизбывная тоска, горечь по навсегда потерянному…

Ровно в половине четвертого он был в конторе.

– Проходите, пожалуйста, Всеволод Викторович ждет вас, – сказала, играя выщипанной бровью, кубышка-секретарша и приоткрыла обитую дерматином дверь.

Лузин переступня порог и увидел Епихина. Тот сидел на месте Синельникова за покрытым стеклом столом – прямо под портретом Сталина, перевязанным черной траурной лентой в уголку. Чуть поодаль – у окна – расположились в креслах Дусов и лысый, как школьный глобус, худосочный мужчина в темносинем, с наружными карманами костюме полувоенного покроя. Лузину не нравился этот кабинет. Здесь всегда было душно и тесно, точно в склепе.

– Познакомьтесь… – Епихин кивнул в сторону лысого: – Начальник производственно-технического отдела министерства Гавриил Захарыч Минаев… Ну, а с Геннадием Михалычем Дусовым вы знакомы, не так ли?… Присаживайтесь, пожалуйста.

Лузин опустился на стул. Его глаза были прикованы к исписанным мелким почерком листкам бумаги, которые лежали перед Епихиным на столе. Он сразу узнал их. Это были его, Глеба, листки в клеточку, вырванные из ученической тетради. Те самые, что послал он полгода назад в Москву, в ЦК. «Соображения по поводу дальнейших поисков нефти в Западной Сибири». Ровно десять листков. Он сразу узнал их. Загнутые уголки, бисерный почерк… Но почему же так? Он ведь не хотел, чтобы это попало в министерство?!

Лузин заерзал на стуле, напружинился весь. Сердце билось отрывисто и часто.

– Я вас, Глеб Иванович, вызвал вот по какому вопросу… – Епихин полистал лежащие перед ним листки. – В феврале месяце нам передали из ЦК ваше письмо, чтобы мы разобрались и ответили… Речь идет о нефти… Вы, Глеб Иванович, выделяете в Западной Сибири так называемую Меюмскую нефтеносную провинцию – огромное пространство! громадный регион! – и пишете, что в пределах этой провинции есть, очевидно, десятка три-четыре перспективных на промышленную нефть площадей и среди них, в первую очередь, Меюмская площадь. Вы подробно изложили историю поисков нефти в этом регионе, привели даже высказывания покойного академика Губкина о том, что большая нефть там обязательно должна быть… Верно?

– Верно.

– Ну, а почему же вы в этом письме ничего не сказали о мнения других крупных специалистов?

– Кого именно вы имеете в виду?

Епихин скользнул по Лузину размытым взглядом.

– Академик Шатков и профессор Назаров считают, что на Меюме нет благоприятных для накопления нефти структур. В Южном бассейне больную нефть можно найти гораздо быстрее. Да и денежные затраты будут намного меньше.

– Я с этим не согласен, – тихо, но твердо сказал Лузин.

Епихин аккуратно-сосредоточенно разгладил пухлой, как булочка, ладонью листок. Дусов чуть заметно улыбнулся, а Минаев подошел к столу, взял в руки пластмассовый стаканчик с остро заточенными карандашами. Снова поставил его.

– Вы… Вы, товарищ Лузин, слишком много берете на себя. Так поступают только мальчишки!

– Я отвечаю за свои слова.

Минаев повел острым подбородком:

– Спеси у вас – хоть отбавляй. Можно подумать, что вы, по меньшей мере, – член-корр или академик.

Лузин демонстративно отвернулся и стал смотреть в окно. Дусов достал пачку «Северной Пальмиры» и спички, взглянул вначале на Епихина, потом – на Минаева:

– Вы не возражаете?

– Пожалуйста, пожалуйста… Курите.

Дусов задымил папиросой, вприщур поглядывая на Лузина. Ему было непонятно, почему упорствует Глеб. Неужели человеку нравится всю жизнь наживать себе врагов?

– Значит, вы, Глеб Иванович, полагаете, – снова подал голос Епихин, – что в Западной Сибири нужно резко увеличить объемы геолого-поисковых работ на нефть? Правильно я вас понял?

– Именно так.

– Ясно. Ну-с, по этому поводу могу сообщить вам следующее… Сейчас в Западной Сибири геолого-поисковые работы на нефть сокращаются. Бурятся только опорные скважины. Это связано прежде всего с тем, что в разведку на этой территории были вложены огромные суммы, – а воз, как говорится, и ныне там. Пройдено много скважин. Но нефти так и не подсекли. Предположение академика Губкина не сбылось.

– Надо бурить еще. Идти на север – к Ледовитому океану. Надо шире использовать геофизику.

Епихин, словно не слыша реплики Лузина, спокойно раскрыл папку и достал какие-то бумаги.

– Хочу вас, Глеб Иванович, ознакомить с двумя документами… Не так давно в Таежноградском геологическом управлении состоялось совещание с участием виднейших специалистов-нефтяников. Было принято постановление: главное внимание при разведке на нефть сосредоточить на Южном бассейне. Это – наиболее обжитой район. Там проходят железнодорожные магистрали, нет озер и болот… – Епихин примолк, уставившись в Лузина своими острыми черными глазами. – И второй документ… Министром уже подписан приказ о том, чтобы обеспечить геологические партии Южного бассейна всем необходимым за счет Северной экспедиции. Имеется в виду оборудование, кадры…

– А как же… поиски нефти в северных широтах? В центральной части Западно-Сибирской низменности? На среднем течении Оби?!

– Эти поиски кое-где уже полностью прекращены – например, на севере Западной Сибири. В центральной части низменности – не оконтурено ни одной нефтеносной структуры. Со временем поиски нефти и здесь целесообразно прекратить…

– К-как эт-то… прекратить? – выдавил сломавшимся голосом Лузин. Серые глаза его остановились.

Дусов быстро подошел к нему, опустил на плечо руку.

– Очень просто, Глеб. Прекратить – и точка. Игра не стоит свеч. К тому же, ты сейчас – совсем в другом главке, можешь не переживать.

Лузин резким вывертом подбородка запрокинул голову, словно воротник сорочки давил ему шею. Чего-чего, а подобного поворота дел он не ожидал. Да, он и впрямь работает сейчас далеко от Западно-Сибирской низменности. Он не был там почти десять лет. Но он всегда был мыслями в Меюмской тайге. Потому что он начинал геологом именно там. И там, на Меюме, он оставил слишком много, чтобы быть безразличным к происходящему в тех местах. Чересчур много оставил…

– К-как же т-так, Всеволод Викторович?! – Лузин порывисто встал. – Почему прекратить? Ведь у нас там есть несколько выходов нефти! На озере Ахар – маслянистая пленка! А на речке Большой Ичим – бурые пятна! Колхозник Куприянов писал, и я сам видел. Пленка ирризирует. Играет всей гаммой цветов! Это же… нефть!! Нефть, понимаете?!

– Ну и что? – скосил плечи Минаев. – Есть там и вправду выходы нефти. Но все это – непромышленная нефть. Ее там – с гулькин нос. Вдобавок ко всему, ни одна из скважин на этой площади нефть не вскрыла. Отсюда и вывод: месторождения там нет… А вот в Южном бассейне – сразу две скважины дали нефть!

– Какой дебит?

– Пока небольшой. Но именно там – и нигде больше! – должна быть большая нефть. Именно там!

Лузин молчал. Словно подломилось у него что-то внутри. Он уже не пытался возражать. Он понимал, что его позиция сейчас уже ничего не изменит. Решение принято. И принято оно – в Москве. Дело облажено по всем статьям.

– И еще, Глеб Иванович… – снова заговорил Епихин. – Вам известно, наверно, что в связи со строительством гидроэлектростанции на Оби, меюмские земли хотят затопить…

– Слыхал. Это неправильно, в корне неправильно, Всеволод Викторович!

Епихин промолчал, а Дусов заметил:

– Не нам, Глеб, решать такие дела. Это уже – большая политика.

– Не согласен, – покачал головой Лузин. – Прежде, чем затапливать эти площади, должны посоветоваться в первую очередь именно с нами – геологами!

Дусов пожал плечами:

– Я не совсем понимаю… ты что же: против электрификации Сибири?

– Не надо утрировать, – поморщился Лузин. – Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

– Во всем, Глеб Иваныч, а тем более в геологической разведке, надо быть последовательным, – произнес Минаев. – Если нефть органического происхождения, как считает Губкин, то она должна быть приурочена, как правило, к осадкам древних мелких морей, лагун и лиманов. Что же касается Меюмского региона, то там много миллионов лет назад существовал древний материк Кедровия. Доказательств предостаточно. Материк, а не море, слышите? А раз это так, значит, о большой нефти на Меюме не может быть и речи. Уяснили?

Лузин сгорбился и почувствовал, что ему хочется лишь одного: поскорее убраться из этого душного противного склепа. На душе было пустынно. Сонное безразличие овладело Лузиным.

– Мне можно… уйти?

– Нет… – Епихин встал из-за стола, неторопливо прошелся по бронзово-серебристым солнечным крапинам, усыпавшим пол от окна до двери. – У меня, Глеб Иванович, есть к вам предложение…

– Какое? – уныло спросил Лузин и не узнал своего мертвого голоса.

– В Сибири сейчас очень туго с кадрами. Не хватает геологов. А ведь вы закончили до войны нефтяной институт с отличием. Я все помню… Как смотрите на то, чтобы снова вернуться в Сибирский главк, а?

Лузин машинально присел на стул. В горле запекло, и он с трудом сглотнул набежавшую в рот слюну.

А Епихин продолжал:

– Вы еще молоды, Глеб Иванович, но у вас уже большой опыт по части геологических съемок. Вы проработали в Северной экспедиции шесть лет, да плюс десять лет в Средней Азии. Это что-то да значит… Одним словом, вы сейчас больше нужны там, в Сибири, чем тут, в Туркмении…

Второй раз за время разговора с заместителем министра Лузин растерялся. То, что предлагал Епихин, было настолько неожиданным и заманчивым, что Глеб даже дыхание задержал. Неужели осуществится то, о чем он мечтал все эти последние годы? То, о чем он думал бессонными ночами в раскаленных, словно паровозная топка, Каракумах под шелест фаланг и скорпионов? Но как же тогда приказ министра? Они ведь хотят приостановить разведку на нефть в Западной Сибири. Вконец все запуталось. Головоломка какая-то. А может, это сон? Ущипнуть себя, что ли… Нет, это не сон. Все происходит наяву.

– А чем… чем же я буду заниматься там?

– Мы хотим предложить Вам работу в Таежноградском геологическом управлении. Начальником экспедиции. Разведка на нефть в Южном бассейне.

«Начал за здравие, а кончил за упокой. Шутник, товарищ Епихин…»

– Спасибо, но такой работой я заниматься не буду, – просипел Лузин.

Минаев раздраженно потер ладонью полированную лысину.

– Что значит «не буду», молодой человек? Здесь не базар, а производство! Извольте вначале подумать, а потом уже отвечать. Директива ЦК партии есть – и ее надо выполнять! Ясно?

– Повторяю: такой работой я заниматься не буду. Промышленной нефти в Южном бассейне нет. Она есть только на Меюме.

– Вздор!

– Это не вздор, а научно-обоснованный вывод. Дайте мне геофизиков, буровиков – и я докажу вам справедливость этого вывода! – Лузин вскочил, начал размахивать руками. Потом вытащил записную книжку; стал приводить цифры, тектонические структуры, геологические горизонты. Сыпал терминами направо и налево…

Дусов неодобрительно наблюдал за Лузиным. К чему эти уколы, кавалерийские наскоки? Пристало ли поучать таких людей, как Епихин и Минаев?

– А ведь мы, товарищ Лузин, можем заставить вас перейти на работу в Сибирский главк. Напишем приказ! Да-да, в административном порядке, молодой человек! – Минаев насмешливо-хмурым взглядом уперся в Глеба. – Неужто вы все забыли, а? Вспомните 1942-й год. Вы тогда самовольно начали бурить скважины на Меюмской площади. Вас судил военный трибунал, ибо действия ваши расценили как саботаж, контреволюцию. Пятьдесят восьмая статья… да еще в военное время…

Минаев умолк, продолжая недобро смотреть на Глеба.

– Вас, Лузин, приговорили к высшей мере! Если бы не Всеволод Викторович… Да что там говорить! Только благодаря ему… именно ему… «вышку» вам заменили десятью годами. И отсидели вы в лагере под Магаданом вообще только год – опять добрая душа Епихин вас выручил. Отстоял-таки полностью… вытащил из зоны… отправил на нефтепромыслы Туркмении. А вы теперь – вон как запели! Неблагодарный вы человек, Лузин! И жизнь ничему вас не научила…

«Неужели Епихин помог? Вот же чудеса… Никогда бы не подумал. Впрочем, расстреливать меня им было просто не выгодно. Шла война, а специалистов-нефтяников катастрофически не хватало. Нефть же была нужна как воздух…»