Е. П. Карнович
Покинутый замок

– Правда, правда, – проговорил воевода, – жаль только, что нечистый подбил тебя, пан Викентий, на такой разговор, – добавил Ильговский, обращаясь в Пешковскому. – Теперь, конечно, нечего делать; поезжай завтра в Ильгов, мой любезный Яцек, да сохранит тебя крест Господень от всякой напасти!

На другой день вечером Илинич стал прощаться с воеводою; он схватил руку своего благодетеля и крепко поцеловал её. Нужно было проститься и с невестой.

Подходя в той комнату, которая была отведена в замке воеводы для Ванды, жених её чувствовал, что у него билось и замирало сердце и что колени его дрожали. Илинич сам не знал на что ему решиться: перенести ли всю тоску томительного прощания или уехать из замка, не повидавшись с Вандой. В то время, когда он раздумывал об этом, в соседней комнате послышались лёгкие шаги молодой девушки, и Ванда, бледная, с заплаканными глазами, кинулась в своему жениху.

– И тебе не жаль, что я так страдаю?.. – проговорила она с лёгким упрёком, с трудом сдерживая слёзы, набегавшие в её чёрные очи.

– Ванда, друг мой, – говорил ласково Илинич, – неужели же ты хочешь иметь такого мужа, на которого все станут показывать пальцем, приговаривая: вот это тот самый Илинич, который перенёс обиду потому только, что побоялся вздорных сказок? Неужели ты думаешь, что если бы я был трусом, то я был бы достоин тебя? Разве рука мужчины, не сумевшего оборонить свою собственную честь, может пожать руку женщины, которая отдаёт ему себя.

– Какая мучительная ночь ожидает меня! – вскрикнула с отчаянием Ванда.

Она схватила себя за голову, и белые её пальчики потонули в прядях тёмных волос, которые от сильного движения рассыпались по плечам.

– Не тревожься моё сокровище. Я не боюсь дьявольской силы – имя Божие защитит меня от напастей; а от злых людей обережёт меня моя сабля.

– Я всю ночь останусь в каплице, – лепетала Ванда, – я предчувствую что-то недоброе; я буду молиться за тебя и быть может Господь услышит мою горячую молитву. А теперь, – добавила Ванда, – снимая с шеи цепочку с серебряным ковчежцем, – возьми эту наследственную нашу святыню. Она была привезена нам издалека…

Илинич с благоговением принял от невесты ковчежец с мощами великомученицы Варвары. Он надел цепочку на шею, крепко прижал к своей груди плакавшую невесту, и продолжительный поцелуй окончил их горькое прощание.

– Кто знает, – подумали разом и Ванда и Илинич, – быть может этот первый поцелуй был также и последним.

Яцек опрометью кинулся на крыльцо замка; подле крыльца ждал уже своего хозяина гнедой конь; проворно вскочил на него Илинич, поднял голову и увидел в окне Ванду, которая посылала ему рукою прощальный поцелуй…

Во весь опор скакал Илинпч к Ильговскому замку, за ним едва поспевали ехавшие позади него два всадника. Наступали сумерки, а между тем густые тучи стали заволакивать небо. Но вот, показались уже невдалеке и башни Ильгова. Его почернелые стены и осыпавшаяся черепичная кровля как будто говорили, что над этой молчаливой громадой уже пронеслось несколько столетий. Из расщелин крыши и стен выступал кудрявый мох и поросли деревьев. Глубокие рвы, грозно смотревшие бойницы и узкие висячие мосты напоминали, что замок этот старались сделать когда-то недоступной твердыней. Внутреннее устройство замка подтверждало назначение его как крепости; под ним, между прочим, были устроены длинные подземные ходы; эти ходы извилисто шли в глубь окрестных лесов, где жители замка, в случае неприятельского погрома, могли найти для себя надёжное убежище.

Замок этот с незапамятных времён принадлежал Ильговским, которые по нему и получили своё фамильное прозвание. Долгое время Ильгов был роскошным местом пребывания польских магнатов, и тогда из бойниц смотрели пищали, а многочисленная стража постоянно ходила на валах и на башнях. Когда же один из Ильговских лишился вдруг в этом замке самым нежданным образом любимой жены и двоих сыновей, то печально и тоскливо стало казаться ему жилище, в котором он прежде проводил так счастливо время среди самых отрадных надежд.

Тяжёлая постройка замка и печальное однообразие окружавшего его бора наводили безотчётную тоску на непривычного посетителя этих мест. Замок смотрел ещё сумрачнее после того, как покинули его сперва владельцы, а наконец и прислуга; двор зарастал густой травою, цепи подъёмных мостов, а также железные скобы на воротах и их огромные петли покрывались красно-жёлтой ржавчиной, флюгера на башнях замка покривились и уныло скрипели в ветряную погоду, трубы осыпались, а во рвах вода покрылась густою тиною. Всё было в забросе и в запустении.

Страшная молва, которая, как мы сказали, начала распространяться о покинутом замке, отгоняла от него проезжих и прохожих во всякую пору, в особенности же тогда, когда начинало садиться солнце и близились сумерки и ночь. Все с ужасом спешили удалиться от этого заклятого места, и потому окрестные поселяне не мало подивились, когда они увидели в поздние сумерки трёх всадников, скакавших к страшному месту.

Илинич и его спутники подъехали в замку; из них первый въехал во двор замка; двое же других затворили за ним плаксиво заскрипевшие ворота и забили их большим волом, так что теперь уже не было никакой возможности выйти из замка без посторонней помощи извне.

Войдя во двор замка, Илинич соскочил с коня и отвёл его в конюшню. Изумился Илинич, найдя там и засыпанный овёс, и большой ворох сена. Борясь и с неверием к дьявольским наваждениям, и с суеверным страхом, который так свойствен людям, Илинич не знал, как объяснить эту странность.