Евгений Никитин
Изобретатель радио – А. С. Попов
Губернский город Пермь
Пермь в 70-е годы прошлого века, если смотреть на нее с набережной Камы, производила впечатление вполне презентабельного города. Большие каменные дома тянутся длинной линией вдоль берега, над ними возвышаются церкви и монастырь. По левую сторону от города находится высокая и крутая гора, поросшая мелким кустарником. Ближе к ней, в ущелье, видна промышленная Мотовилиха с облаками дыма над заводскими зданиями. Но в самом городе картина другая: пыльные, грязные улицы с дырявыми тротуарами и крапивой по колено, каменных зданий очень мало, небольшие деревянные дома стоят на значительном расстоянии друг от друга. Улицы расположены параллельно берегу Камы и соединяются друг с другом небольшими переулками. Такой увидел столицу губернии Саша Попов в 1873 г.
В Перми у Поповых родственников не было. Сашу устроили на жительство с полным содержанием у хорошего знакомого семьи Петра Михайловича Лаврова, проживавшего на Черном рынке. Это место города до недавнего времени вполне соответствовало своему названию. Но в 1871 г., как отметил летописец Перми В. С. Верхоланцев, площадь Черного рынка была, наконец, приведена в порядок.
Пермская духовная семинария размещалась в большом каменном не так давно построенном здании на углу Монастырской и Кунгурской улиц. У этого учебного заведения, несмотря на его принадлежность к духовному ведомству, к 70-м годам прошлого века уже сложились определенные демократические традиции. В феврале 1859 г., благодаря усилиям инициативной группы во главе с преподавателем семинарии А. И. Иконниковым, в городе была открыта библиотека. В ней за сравнительно небольшую плату (5 руб. в год) можно было читать основные (30 названий) газеты и журналы, издававшиеся в то время в России. Примечательно, что все наставники семинарии (кроме двух начальников) были подписчиками библиотеки, общее же число читателей доходило до 100 человек. А. И. Иконников, будучи управляющим библиотекой, не только не отказывал в выдаче литературы семинаристам, но, наоборот, обращал их внимание на наиболее интересные публикации. При библиотеке действовала воскресная школа, для пополнения средств которой устраивались благотворительные литературные вечера. На них организаторы пробовали пригласить семинаристов, но ректор не дал на это своего согласия. Более того, узнав о самовольном посещении вечера одним из учащихся, велел зимой посадить подростка на ночь в темную и холодную баню.
Отражением общего общественного подъема, характерного для эпохи первой революционной ситуации в России, явилось не только открытие библиотеки. В стенах семинарии (страшно подумать!) была организована тайная типография. Правда, и фискалы не дремали. В 1860 г. о ней стало известно властям. Следствием по этому делу занимался приезжавший из Петербурга генерал-майор Н. В. Мезенцев, ставший впоследствии шефом жандармов. В результате преподаватели Воскресенский, Моригеровский и многие семинаристы были высланы из Перми.
Не оставило церковное начальство без внимания и общественную деятельность А. И. Иконникова. Сначала его попытались купить. Предложили дополнительную должность с особым жалованьем – при условии отказа от управления библиотекой. Когда это не подействовало, в ход были пущены административные меры. В марте 1861 г. А. И. Иконников вынужден был покинуть Пермь, а в 1862 г. библиотека прекратила свое существование.
В сентябре 1866 г. при самой семинарии открыли воскресную школу. Но она вскоре была закрыта (извечная борьба старого с новым, прогрессивного с консервативным).
Посеянное Иконниковым, Воскресенским и Моригеровским дало всходы в конце 60-х – начале 70-х годов, когда в семинарии возникла нелегальная библиотека. Она просуществовала до апреля 1881 г., пока совершенно случайно не была обнаружена церковным начальством… в бурсе. Возникновение библиотеки современники связывают с именем талантливого математика Н. П. Бакланова. Он в 1869–1875 гг. преподавал в Пермской семинарии. Николай Павлович читал не только обязательные лекции в своем классе, но и дополнительные по воскресным и праздничным дням для всех желающих. Одним из слушателей Н. П. Бакланова был Саша Попов.
В Перми будущий ученый определил для себя, что же его больше всего интересует, чему он должен посвятить свою дальнейшую жизнь. Увлечением на всю жизнь стала физика. Такому выбору способствовало то обстоятельство, что физика была единственной (кроме математики) научной дисциплиной, преподававшейся в Пермской семинарии. Ученикам не только читали лекции, но и показывали опыты в специальном физическом кабинете. Как рассказывает современник, решающую роль в выборе жизненного пути будущим изобретателем радио сыграла книга. Это была «Популярная физика» А. Гано, переведенная с французского и изданная Ф. Ф. Павленковым. В 1876 г. в Перми был открыт книжный магазин. Тогда-то, по всей вероятности, кто-то из старших и подарил любознательному подростку толстый, с большим количеством иллюстраций том. Первой книгой, напечатанной мятежным издателем, как называли Ф. Ф. Павленкова, был «Полный курс физики» А. Гано, увидевший свет в 1865 г. За речь на похоронах Д. И. Писарева Флорентий Федорович в 1868 г. был арестован и заключен в Петропавловскую крепость, а в 1869 г. выслан в Вятскую губернию. Но и в ссылке мятежный издатель не прекратил своей деятельности. Среди других выпущенных им книг почетное место занимают два издания (1871 и 1875 гг.) «Популярной физики» А. Гано. У Флорентия Федоровича были хорошие связи с Пермью. Сохранились книги со сделанной им надписью: «Павленков Пермской губернии». Они, вероятнее всего, предназначались для Пермской городской общественной библиотеки, открытой 30 августа 1863 г.
В Перми находилась пересыльная тюрьма. С началом навигации почти каждый день приставала к городской пристани баржа с заключенными. Через весь город по пыльным улицам, гремя кандалами, шли каторжники в местный острог, славившийся своими строгими порядками (от Москвы до Тобольска нигде не было такого тщательного обыска, как здесь). Из Перми арестанты отправлялись дальше ежедневно партиями по 20–25 человек. На всех налагали ручные оковы, даже на тех, кто был в кандалах, и усаживали в телеги, по шесть заключенных на каждую, седьмым садился конвоир и восьмым – ямщик. Телеги были тряские, маленькие, на них ничего не стелилось, свешивать ноги строжайше запрещалось. Когда все было готово, начальник партии командовал: «Трогай!» Все тройки разом, при гике ямщиков, пускались вскачь, поднимая густое облако пыли.
Мировоззрение человека формируется не только на основе знаний, полученных в школе или почерпнутых из книг, но и из ежедневно увиденного, из общения с окружающими. Беседы со старшим братом, рассказы об А. И. Иконникове, передававшиеся от одного поколения семинаристов другому, общение с Н. П. Баклановым, увиденные на улицах Перми партии заключенных – все это откладывалось в сознании молодого человека. Не следует преувеличивать, но нельзя и отрицать, что впечатления юности в какой-то мере определили гражданскую позицию А. С. Попова во время революции 1905 г.
Доехать от Перми до Турьинских рудников стоило немалых денег. Поповым, платившим П. М. Лаврову за комнату и стол, пришлось пойти на значительные материальные издержки. Поэтому Саша проводил каникулы не дома, а у своей крестной матери – на Юговском заводе. Здесь будущий изобретатель радио увидел первый в мире локомобиль, о котором ему еще в Турьинских рудниках рассказывал Н. И. Куксинский, другие интересные машины. Здесь он еще и еще раз перечитывал «Популярную физику» А. Гано, мечтал о далеком Петербурге. Вот и позади четыре класса семинарии. Дальше будут преподаваться только богословские предметы. Они для тех, кто выбрал стезю священнослужителя. У Саши Попова другой путь. Он решил ехать в Петербург, в университет, какие бы трудности ни ждали его впереди.
Глава II. Университетские годы
Петербург. Конец 70-х – начало 80-х годов
Александр Попов в столице Российской империи. Дома-ящики и дворы-колодцы произвели на приехавшего из провинции юношу давящее впечатление. Университет (далеко не самое величественное и красивое здание Петербурга), со своим длинным, узким коридором и клетушками аудиторий, вначале разочаровал. Таким ли из далекого уральского поселка представлялся этот храм науки?! Но, как известно, по одежке лишь встречают, провожают по уму. А его не занимать профессорам Д. И. Менделееву, Ф. Ф. Петрушевскому, П. Л. Чебышеву и другим.
А. Попов поселился у старшего брата и сразу же окунулся в круговорот общественной жизни. Рафаил Степанович, профессиональный журналист, сотрудник одной из самых читаемых газет столицы, суворинского «Нового времени», сам мечтает издавать газету.
Конец 70-х годов. Даже гимназисты читают на уроках газеты и жарко обсуждают на переменах последние политические события. Что же говорить о студентах. Они с волнением ждут новых телеграмм с театра военных действий. (Уже в который раз русские войска безрезультатно пытаются взять штурмом крепость Плевну. Хорошо вооруженная турецкая армия Сулейман-паши, значительно превосходящая по численности русско-болгарский отряд генерала Н. Г. Столетова, несколько дней подряд штурмует Шипкинский перевал).
23 января 1877 г. вышел в свет первый номер «Отечественных записок» с «Последними песнями» Н. А. Некрасова.
Скоро стану добычею тленья.
Тяжело умирать, хорошо умереть;
Ничьего не прошу сожаленья,
Да и некому будет жалеть.
Есть кому – решила молодежь России. В начале февраля 1877 г. тяжело больного поэта посетила делегация, представлявшая Петербургский и Харьковский университеты, Медико-хирургическую академию, столичный технологический и Харьковский ветеринарный институты. Адрес, под которым стояло 395 подписей (из них 72 – студенты столичного университета), было поручено прочесть учащемуся физико-математического факультета Петербургского университета Александру Штанге. Но он так разволновался, что слова признания поэту, выразившему чаяния молодежи, пришлось зачитать Владимиру Бехтереву, ставшему впоследствии известным врачом. «Прочли мы твои “Последние песни”, дорогой наш, любимый Николай Алексеевич, – говорилось в адресе, авторами которого были студенты Петербургского университета Д. П. Сильчевский и А. Г. Штанге, – защемило у нас сердце: тяжело было читать про твои страдания, невмоготу услышать твое сомнение: “Да и некому будет жалеть”… Темен народ наш и не скоро еще узнает тебя. Но зачем же забыл ты нас, учащуюся молодежь? Много, правда, темных сторон найдешь ты в нас, но несем мы в сердцах могучую, святую любовь к народу, ту любовь, что уж многим стоила свободы и жизни… Из уст в уста передавая дорогие нам имена, не забудем мы и твоего имени и вручим его исцеленному и прозревшему народу, чтобы знал он и того, чьих много добрых семян упало на почву народного счастья. Знай же, что ты не одинок, что взлелеет и взрастит семена эти всей душой тебя любящая молодежь русская».
Растроганный поэт подарил студентам два своих стихотворения. Одно («Смолкли честные, доблестно павшие») распространялось в списках (впервые его опубликовала 8 апреля 1879 г. нелегально издававшаяся в Петербурге газета «Земля и воля» с подзаголовком «Посвящается подсудимым процесса 50-ти»), рукопись другого («Вам, мой труд ценившим и любившим») была вставлена в рамку и вывешена в читальном зале студенческой библиотеки Петербургского университета. Автограф Н. А. Некрасова провисел там все годы обучения А. С. Попова в университете.
Параграф 49 действовавших в конце 70-х годов «Правил для студентов и посторонних слушателей С.-Петербургского университета» гласил: «Студенты считаются отдельными посетителями университета, а потому не допускается никакое их действие, носящее на себе характер корпоративный (то есть объединенный. – Е. Н.); на этом основании не позволяется подача адресов, присылка так называемых депутатов, выставление от имени студентов каких бы то ни было объявлений». А. Г. Штанге и Д. П. Сильчевский, бывший лишь на два года моложе Р. С. Попова и, как и он, сотрудничавший в «Неделе» и «Биржевых ведомостях», явно нарушили установленный порядок, поэтому, а также «ввиду известной прежней вредной антиправительственной деятельности» они были исключены из университета и по распоряжению начальника III отделения H. В. Мезенцева в феврале 1877 г. высланы из Петербурга.
27 декабря 1877 г. умер Н. А. Некрасов. Печальная весть передавалась из уст в уста, о ней писали газеты. Сочувственный некролог, посвященный поэту, поместило «Мирское слово». Фактическим редактором газеты в это время был Рафаил Попов. Большую помощь старшему брату в подготовке номеров оказывал Александр. Он редактировал рукописи, правил корректуру, исполнял роль курьера.
Хоронили поэта 30 декабря 1877 г. Для Петербурга это были невиданные доселе похороны. Впервые так провожали в последний путь писателя. Уже с 8 часов утра у дома А. А. Краевского на Литейном проспекте, где помещалась редакция журнала «Отечественные записки» и жил Н. А. Некрасов, стали собираться толпы народа. Особенно много было молодых людей. В 9 часов тело поэта вынесли из квартиры. Учащаяся молодежь не дала поставить гроб на колесницу и всю дорогу до кладбища несла его на руках. Впереди несли громадные венки. На их лентах было написано: «Некрасову – студенты», «Бессмертному певцу народной скорби», «От русских женщин», «Слава печальнику горя народного». Особо охранялся венок с надписью «От социалистов». Вокруг него тесным кольцом сомкнулись молодые революционеры, землевольцы и члены рабочих кружков, уже начавших организовываться на фабриках и заводах Петербурга. Шли медленно. Все новые и новые люди присоединялись к процессии. Наконец пятитысячное шествие достигло Новодевичьего кладбища.
В церкви после панихиды трогательную речь произнес профессор Петербургского университета М. И. Горчаков (ее содержание стало известно императору. Александр II счел необходимым приказать: «По малой мере сделать Горчакову строгое замечание», что и было незамедлительно исполнено). На могиле поэта с прощальными словами выступили литераторы: М. В. Ватсон, П. В. Засодимский, Л. К. Панютин, инженер В. А. Панаев (двоюродный брат И. И. Панаева), Г. В. Плеханов, представлявший революционное общество «Земля и воля». Но наибольшее впечатление на всех присутствовавших произвела речь Ф. М. Достоевского. Писатель говорил тихо, но очень выразительно. В. Г. Короленко вспоминал: «Достоевский своим проникновенно-пророческим, как мне показалось, голосом назвал Некрасова последним великим поэтом из “господ”. Придет время, и оно уже близко, когда новый поэт, равный Пушкину, Лермонтову, Некрасову, явится из самого народа… – Правда, правда… – восторженно кричали мы».
В толпе, стоявшей у свежей могилы поэта, не мог не быть А. С. Попов.
Война на Балканах продолжалась. 3–5 января 1878 г. под Пловдивом русскими войсками была разбита армия Сулейман-паши, 8 января взят Адрианополь. Только заход английской эскадры в Мраморное море предотвратил падение Константинополя. 19 февраля 1878 г. в местечке Сан-Стефано был подписан выгодный для России и Балканских государств мирный договор. Пресса, и до этого не скупившаяся на похвалу русскому оружию, ликовала. Тем большее впечатление на этом фоне производили полные драматизма свидетельства очевидцев, такие, как рассказ В. М. Гаршина «Четыре дня», сделавший писателя сразу знаменитым.
В России нарастало революционное движение. Проходившие процессы над борцами с самодержавием не могли остановить поступательного движения истории. Пламенные речи, произносимые подсудимыми, жадно читались молодежью. Ряды революционеров росли. В начале 1880 г. при энергичном содействии А. И. Желябова и С. Л. Перовской был создан Центральный кружок студентов Петербургского университета, который играл роль общестуденческого центра столицы. Основные усилия кружка были направлены на издание и распространение нелегальной литературы, на революционную пропаганду среди студентов и рабочих. Кружок издавал гектографированные газету «Борьба» и журнал «Студенчество».
Молодежь внимательно следила за творчеством передовых писателей своего времени. Особой популярностью у нее пользовался автор «Подростка». В последнем, вышедшем уже после смерти Ф. М. Достоевского номере «Дневника писателя» читаем: «Да, он (народ) духовно болен, о, не смертельно: главная, мощная сердцевина его души здорова, но все-таки болезнь жестока. Какая же она, как она называется? Трудно это выразить в одном слове. Можно бы вот как сказать: “Жажда правды, но неутоленная”». Неутоленная жажда правды двигала пером немолодого писателя и поступками молодых людей.
И вот того, кого называли совестью своего времени, не стало. Утро 31 января 1881 г. Сотни, тысячи людей сходятся к дому на углу Ямской улицы и Кузнечного переулка. 11 часов 15 минут. Гроб с телом Ф. М. Достоевского показался из подъезда. Загудел колокол Владимирской церкви. Университетский хор запел прощальную песню. Процессия тронулась. Медленно и торжественно двигалось похоронное шествие, группа за группою, по заранее установленному церемониалу. Гимназисты, ученики реального училища, художники, артисты… Четвертую группу замыкала делегация студентов Петербургского университета. Распорядителем был профессор О. Ф. Миллер. Его, бессменного вице-председателя Общества вспомоществования недостаточным студентам, хорошо знали многие учащиеся (особенно из малообеспеченных семей, таких, как семья Поповых). Будущие историки, физики, математики, ботаники, юристы несли большой венок в форме лиры, украшенный пальмовыми ветвями.
Процессия растянулась на огромное расстояние и походила на какое-то триумфальное шествие. Никогда еще Петербург не видел ничего подобного. Десятки тысяч людей запрудили все улицы около Владимирской церкви, всю Владимирскую улицу и весь Невский проспект. Процессия тянулась бесконечно…
Литературные поминки по Ф. М. Достоевскому продолжались вплоть до 1 марта, которое оборвало их…
С утра известие, казавшееся неправдоподобным, взбудоражило, город: царя убили! Как воспринял это событие А. С. Попов – неизвестно, но сохранились воспоминания ровесников будущего изобретателя радио. Л. К. Чермак, осенью 1880 г. в качестве вольнослушателя посещавший физико-математический факультет Петербургского университета, так описывает этот день: «Мы спокойно разговаривали, как вдруг является знакомая студентка и как-то особенно пониженным голосом говорит: “Царя убили!..” Мы остолбенели. Несмотря на то, что в газетах довольно часто печатались заметки о деятельности таинственного и страшного, могущественного Исполнительного комитета партии Народной воли, поставившей себе целью уничтожение Александра II, известие о том, что он убит, поразило своей неожиданностью, ведь столько было неудачных покушений на его жизнь. Но верно ли это?.. Нужно узнать. … Вот Невский. С первых же шагов мы поняли, что случилось нечто особенное: обычного движения нет, магазины, если не закрыты, то пустуют, молчаливые прохожие быстро двигаются, главным образом в сторону Адмиралтейства, а когда мы дошли до католической церкви Святой Екатерины и увидели перед закрытым входом в церковь небольшие группы людей в каком-то необычном состоянии, пожалуй, волнении, то нам стало ясно, что что-то важное случилось. Здесь мы узнали, что на царя было покушение, когда он ехал по Екатерининскому каналу в Зимний дворец. Брошена бомба, царь ранен, а может быть, убит. Мы пошли на место катастрофы… На месте взрыва было несколько любопытных и только, не было ни полиции, не видно ни обломков кареты, ни крови. Снег был изрыт следами ног и экипажей. Мы пошли через канал по мосту, и вышли на Дворцовую площадь с Миллионной. Площадь была слабо освещена, и на ее огромном пространстве толпился народ, видимо, чего-то ожидал. Было тихо, полицейских не было видно… Побродив по площади, мы отправились домой. На Невском было пусто… На другое утро… полиция после вчерашнего замешательства, казалось, оправилась и чувствовала себя хозяйкой положения». Известный актер А. И. Южин-Сумбатов, в то время бывший студентом Петербургского университета, писал: «…никогда не забуду того ледяного равнодушия в средней части общества, с каким было встречено убийство царя».