Евгений Нетт
Проклятие Усердия. Том 2

Глава 1

Спустя несколько месяцев, начало весны, за стенами Тарбиллиана.

– Ну, парень, бывай. Что могла я тебе передала, а остальное ты и сам наверстаешь. Особенно с обещанными тебе учителями. – Кларисса подмигнула, а после и хмыкнула, уставившись на протянутую руку с зажатым в ней пухлым мешочком. Очень пухлым и очень большим, содержащим в себе восемь кошелей поменьше. – И что это?

– Моя благодарность. Мы ведь оба понимаем, что двенадцать монет в месяц для вирфорта твоего ранга и навыков – это издёвка. А так мне хотя бы перед собой не будет стыдно. – Только сейчас Виктор решил раскрыть карты. Раньше он опасался, что Кларисса от таких вестей просто развернётся и уйдёт, – угрожать ей парень не посмел бы, банально из-за порядочности, – а теперь терять было нечего. Она всё равно не останется, а так между ними будет один дополнительный секрет. Грат-то так ни о чём и не догадался, что было особенно забавно ввиду его большего опыта.

– Принимается. – Девушка перехватила кошель. – Давно догадался?

– Начал что-то подозревать ещё до того, как ты объявила о своём скором уходе. А после лишь утвердился в своих предположениях. Ты слишком сильна для второго, да и даже для четвёртого ранга. – Виктор улыбнулся, вспоминая те беззаботные деньки. Тогда он ещё не имел ничего общего с церковью, м-да…

– Значит я тебя недооценила, Виктор. Прими мою благодарность, похвалу и один небольшой совет… – Девушка прищурилась. – Не соглашайся работать с гильдией, которая будет ссылаться на меня или присматривающего за тобой братишку. Без имён.

И подняла руки, словно её слова можно было воспринять хоть сколько-то двусмысленно. Братишкой она называла только Грата, и только наедине. Виктору удалось услышать это прозвище пару раз, так что слова лучницы его ни разу не запутали.

– Учту. И если тебе нужна будет помощь – ты знаешь, где меня можно будет найти через год с небольшим… – В ответ на это предложение девушка рассмеялась, а успокоившись – похлопала проклятого по плечу. – Это так смешно?

– Не думаю, что в ближайшее время ты сможешь мне чем-то помочь. Но за предложение спасибо. Надеюсь, ко следующей нашей встрече тебе не успеют промыть мозги. Церковь это может…

– Сам знаю. – Виктор скривился. – Я и так не в восторге от ближайшего будущего, но деваться некуда. В конце концов, церковь как орден не хуже многих других.

– Что верно – то верно. Ещё бы следовали за хорошей идеей, а не за богами… Ладно, что-то мы заболтались. – Девушка пару раз быстро моргнула, а после… растрепала волосы Виктора, наплевав на то, что тот уже высился над ней на пол-головы. – Бывай. Не рискуй понапрасну и не переставай тренироваться. В этом мире сила может оказаться даже нужнее воздуха.

Сказала – и пропала, появившись в полусотне метров дальше по дороге. Виктору оставалось только проводить её удивлённым, – он искренне считал, что его удивить едва ли возможно, – взглядом, а после аккуратно, ногой засыпать почвой оставленное лучницей выжженное пятно. Что ни говори, а вирфортский контроль, каким бы он ни был, даже в пике был очень далёк от контроля самого вшивого мага первого круга.

Вот и наследила Кларисса, по которой расставание, видимо, ударило сильнее, чем той хотелось бы.

Виктор и сам с явным неудовольствием почувствовал некое покалывание в глазах, так что сразу после заметания следов поспешил развернуться и направиться обратно, к поместью. Клариссу он решил проводить за ворота города как раз ради разговора наедине, так что свидетелей произошедшему считай что и не было. Даже понятливые стражники, которым Виктор незаметно передал мешочек с мелкими монетами ненадолго укрылись в своей каморке, а очередей в самом начале весны никогда не бывало. По такой распутице с телегой особо не развернёшься, и даже конь будет едва плестись, лопая овёс в три горла. Неудивительно, что Кларисса ушла пешком: ей уж точно скакун был без надобности, ведь даже Виктор, при желании, мог поддерживать «верховой» темп часа так четыре кряду, не уступая идущей рысью лошади.

Выносливость была его лучшей стороной, а упор на ноги выковал из Виктора отличную заготовку под хорошего и манёвренного бойца ближнего боя, оружием которому служат собственные руки или что-то вроде кинжалов. Не хуже подошла бы тяжёлая рапира, но к ней не лежала душа уже у самого проклятого.

Слишком хрупкое оружие, для использования которого в настоящем бою нужен колоссальный опыт.

На окружающем мире Виктор сосредоточился сразу после того, как девушка пропала из его восприятия на расстоянии не в тринадцать, а уже в четырнадцать километров. К этому моменту он и сам уже успел углубиться в улицы родного города, и получил возможность в кои-то веки насладиться местной архитектурой и приятной, расслабленной атмосферой. Здесь не сновали армии стражников, вдоль дорог не стояли десятки передвижных торговых палаток, а о бедняках и попрошайках даже речи не шло. «Столицу» графства холили и лелеяли, отчего она куда больше соответствовала некоему общему образу средневекового города в фэнтезийных книжках, нежели реальному городу соответствующей эпохи.

Жаль только, в остальных городах такого не наблюдалось, и все путешественники как один рассказывали о помоях на улицах, разбое и толпах нищих, снующих везде и всюду с неясными целями. В Тарбиллиане можно было не особо беспокоиться о безопасности, что порой играло злую шутку с людьми, по той или иной причине эти стены покинувшими.

В какой-то момент взгляд Виктора зацепился за лепнину, статуи и резкие углы возвышающейся над всеми прочими зданиями церкви. Рука рефлекторно дёрнулась к крылатому диску – символу, связывающему проклятого и церковь сильнее, чем что бы то ни было ещё. Парень давно уже хотел полноценно осмотреться в этих стенах, но времени никак не находил. А сейчас всё весьма удачно совпало, так что Виктор, выдохнув и поправив одежду, с крылатым диском в правой руке двинулся к главному входу в единственную церковь Тарбиллиана.

И почти сразу, стоило ему только пересечь границу, отделяющую улицу от «святой земли», как в особым образом сконструированных нишах стали видны вырезанные из мрамора образы восьми богов из девяти.

Лункос – хозяин сновидений, худосочный, высокий мужчина, скрывающий лик за вуалью;

Актион – воплощение справедливой мести, воитель с весами в одной руке и клинком в другой;

Имморита – сама жизнь, прекрасная и неприкасаемая дева в невесомом платье;

Беллатор – облачённый в латы покровитель воинов вместе со своей босоногой дочерью Беллумой, искрой, разжигающей войны;

Инок – седой словно лунь и старый, будто сам мир страж морей и океанов, ограждающих континент от таящегося за ними великого зла;

Реф`Ар – прекрасный, улыбающийся, но готовый испепелить неверного мужчина, солнечными лучами опаляющий символ небесного светила;

Комсемит – неизбежного конца воплощение, суть смерть, весёлый, улыбающийся мужчина, левая половина тела которого осыпается прахом;

Последний, девятый бог, стоящий над всеми прочими и при этом оказывающий минимальное влияние на смертных возвышался так, что его можно было рассмотреть и с улицы. Можно сказать, что это самая настоящая привилегия. Вот только образ его был довольно пугающим, ибо общего с людьми у него было не то, чтобы очень много.

Тэмпус Многоликий – воплощённое время, песочные часы, в стёклах которого отражались сотни и тысячи искажённых лиц.

Как можно было поклоняться чему-то столь жуткому – вопрос, на который у Виктора не было ответа.

Тем не менее, Виктор миновал девятиступенчатую лестницу, переступив порог отнюдь не пустующей церкви. Здесь было довольно много горожан, и проклятому удалось разглядеть даже одного стражника, возносящего молитву стелле единого пантеона – гигантскому белоснежному монолиту, для которого в и так высоком потолке имелась остеклённая выемка в форме пирамиды. Но не одной лишь стеллой могло похвастаться внутреннее убранство строения: были здесь и статуи, и лепнина качеством повыше внешней, и золотые узоры, и размах. Церкви из того, прошлого мира с местными даже рядом не стояли по той простой причине, что «там» строили их без магии, а спустя века отбрасывать прежние традиции никто не стал.

Здесь же явно потрудились маги, работа которых могла дать фору даже снаряжённым самыми современными инструментами мастерам старушки-Земли. Один только эффект глубины на потолке чего стоил: не в пять и даже не в десять слоёв изображались объёмные картины, повествующие историю о вечном противостоянии света и тьмы. За свет, естественно, выступали боги, а за тьму – всё, что лезло с изнанки…

– Ох-ох-ох, господин Виктор, какая неожиданность! Я, признаться, и не думал, что вы решите посетить скромные стены нашей обители… – Беглого взгляда оказалось достаточно для того, чтобы опознать в подскочившем к высокому гостю круглом церковнике самого обычного, обделённого даром мужчину-служителя. Но тот был настоятелем, так что кое-какие нормы этикета на него всё-таки распространялись, помимо самых базовых.

– Приветствую, настоятель. Как вы наверняка уже слышали, мне оказали большую честь, приняв в лоно церкви в ранге послушника особых полномочий. – Одновременно с этими словами Виктор продемонстрировал крылатый диск, чёрная кайма вокруг которого сказала служителю явно больше, чем когда-то самому проклятому. Сейчас-то он знал, что чёрный цвет использовался для обозначения полномочий владельца диска, и у какого-нибудь Святого клинка регалии были чуть ли не абсолютно чёрными.

– Воистину, вести об этом событии были доставлены нам в тот же день, господин Виктор! С какой целью вы прибыли сюда по прошествии нескольких месяцев?..

А вот и небольшой камень в огород проклятого, которому стоило бы посетить «родную» церковь как можно раньше.

– Не буду скрывать: меня привёл к вам интерес, настоятель. Мне стоило наведаться сюда уже давно, но время… его у меня было слишком мало. Всё-таки я хочу стать паладином, а для этого нужно приложить немало усилий. – Хочешь отмазаться – используй аргументы, возразить которым «оппонент» едва ли сможет. – Потому я смиренно следовал наставлениям паладина и последователя Актиона, Артура Наома. И время выкроить смог лишь сейчас, за что искренне прошу прощения.

– Не стоит, господин Виктор, не стоит! Позвольте, я проведу вам экскурсию по нашей церкви. Насколько мне известно, прежде вы посещали эти стены только вместе с родственниками, и нигде окромя центральной залы не бывали…

– Всё так, настоятель. – Виктор кивнул, дав отмашку самому себе и начав активно вращать головой. Они уже преодолели три ступеньки, возвышающие алтарь и служителей над прихожанами, так что отличия в наблюдаемой картине были, и очень даже весомые.

– Тогда вам просто необходимо приблизиться к алтарю!

– Простите моё невежество, но не могли бы вы так же описать сакральный смысл этого… ритуала? – Как иначе обозвать то, о чём служитель говорил с таким благоговением Виктор не знал.

– Приближение к алтарю, Виктор, позволяет человеку открыться перед богами пантеона. Это первая из возможностей снискать благословение на пути служения, и это же – одна из величайших надежд тех, кто готов верно служить вопреки всему. – Произнося эту речь служитель не только «потерял» обращение к Виктору как к аристократу, коим он оставался до совершеннолетия, но и начал использовать отдельные слова на верховном церковном, считавшимся языком богов. Проклятый имел о нём определённое представление, но что-то всё равно пришлось подбирать по смыслу.

– И что мне делать?..

Последовавшие объяснения оказались вполне понятными, да и ничего сверхъестественного не требовали. Преклонить перед алтарём колено, вознести короткую молитву да водрузить ладони в специальные пазы. После этого оставалось только подождать пару минут, да определить результат: на алтаре присутствовали символы всех девяти богов, и вздумай кто-то из них благословить смертного, то его символ засияет ярким светом.

На само благословение Виктор не рассчитывал по понятным причинам, но взглянуть на процесс «сканирования» ему было очень даже любопытно. Благо, имеющийся опыт во взаимодействии с собственной душой открывал перед ним многие двери, и не только в вопросе убийства ближнего своего.

– От земли до небес вопрошаю о взгляде мимолётном, смиренно открываю душу свою, замираю в ожидании с трепещущей надеждой… – Сама молитва была очень короткой, да и записанной на самом алтаре, так что Виктор нигде не накосячил и беспрепятственно перешёл к самому интересному моменту: активации алтаря, который действительно отзывался на каждое произнесённое слово. Постепенно в этом покрытом священными символами куске гранита формировался невероятный по своей плотности и размаху вихрь маны, не находящий выхода и подпитывающий… что-то.

Впрочем, это самое «что-то» проклятый заметил, едва отбросил тщетные попытки прочитать что-то внутри алтаря. Щупы маны, сияющие нестерпимо ярким светом, вырывались из алтаря и касались вложенных в пазы ладоней, встраивая частички себя в потоки маны Виктора. По всей видимости, с их помощью и проходил анализ, так как ничего иного проклятый так и не заметил.

Да и души его так ничего и не коснулось несмотря на то, что один символ на алтаре всё-таки засиял…

Где-то под потолком загрохотало так, что Виктор едва не отлип от алтаря. Впрочем, так казалось только ему, ведь даже захоти парень, и он не смог бы отнять ладони от гладкого камня: сияющая чистым золотом мана держала его лучше адамантиевых цепей.

«Не по плану, …ять!» – мысленно выругался проклятый, по-всякому костерящий себя за эту глупость. Но глупость ли? Отказаться от этого ритуала было попросту нельзя, да и изначально вероятность привлечения внимания богов Виктор оценивал как околонулевую.

Что-то же они должны уметь, чтобы не наделять силой тех, кто ненавидит церковь всей душой?!

Но они ничерта не умели. И даже чёртов Тэмпус Многоликий, бог над богами, не умел, ведь именно его символ сиял так ярко, что бедолага-служитель уже давно валялся на полу вместе со всеми попавшими под удар прихожанами, а частички «божественной» маны вплетались в родную ману третьего сына графа, пытаясь подмять её под себя, подавить и перехватить главенство в теле. Методика передачи «благословения» оказалась простой и понятной: смешать ману в теле «аватары» с «божественной» в неравной пропорции, и обрести абсолютную власть над адептом. Нет, очевидно, что «благословлённые» не были безмозглыми марионетками, но могли становиться таковыми по мере надобности, что проклятому ни разу не нравилось.

Новые знания – это замечательно, но получать их таким образом было не слишком безопасно…

Впрочем, Виктор не собирался сдаваться даже несмотря на самые что ни на есть призрачные шансы на победу в этом неравном противостоянии. Его собственной маны было в десятки раз меньше, чем «божественной» в вихре, а схитрить в лобовом столкновении было едва ли возможно. Но «едва ли» – это не «невозможно», так что проклятый решил попытаться.

И начал с дерзкого, на грани разумного удара по самому алтарю.

Не маной, нет: алтарь был покрыт рунами и зачарован так, что даже маг пятого круга не смог бы разрушить святыню с наскока. И вирфортам, со всей их подавляющей физической мощью здесь ловить тоже было нечего. Но десятком секунд ранее верховный бог пантеона перешёл к действиям, даже не попытавшись воздействовать на душу «адепта», и Виктор увидел в этом свой шанс.

И ударил, вложив в это действие саму душу. Использовал технику, впервые увидевшую свет этой зимой. Тогда проклятый просто пытался приспособить свои навыки в работе со своей душой под бой – без точной информации, без живых мишеней, на голом энтузиазме и в те редкие промежутки, когда тренироваться уже не было смысла, но в теле оставались едва ощущающиеся крупицы энергии. Он пытался выковать козырь, с которым можно было выйти победителем из заведомо проигранной схватки. И пусть эта техника предназначалась совсем не для богов, какое-то воздействие она всё-таки оказала. Поток, прошедший через правую руку проклятого, беспрепятственно влился в алтарь…

И сам мир перевернулся, застонав в агонии.

Глава 2

Стены церкви задрожали от жуткого то ли воя, то ли звона тысяч и тысяч бьющихся стёкол, а по алтарю прошла трещина, взявшая начало от символа Тэмпуса Многоликого. Практически одновременно с этим Виктора подхватил вихрь маны – и отбросил прочь, словно невесомую пушинку. Благо, проклятый сумел сгруппироваться и приземлился без какого-либо вреда для себя… если не учитывать «божественную» ману, буйствующую в его теле.

И это было буйство, на противостояние которому уходила вся концентрация и все силы Виктора ван Бельвиоса.

А алтарь тем временем и не думал успокаиваться. Его поверхность дрожала и разваливалась, слой за слоем обнажая сокрытые от чужих взглядов цепочки магических и священных символов. Вихрь маны, прежде удерживающий что-то хотя бы похожее на форму, начал распадаться на множество обособленных, неуправляемых потоков, моментально вгрызшихся в своды церкви. Статуи и лепнина, фрески и картины, даже пребывающие без сознания прихожане – всё это «божественная» мана пожирала, словно сорвавшийся с привязи зверь. Пока Виктору просто везло не оказаться на пути одного из таких ненасытных чудовищ, но как долго продержится это везение?..

В любом случае, отступить прямо сейчас проклятый не мог ни в одном из смыслов.

Раз – и кожа вдоль всей правой руки расходится в стороны вместе с рукавами поистрепавшегося одеяния. Брызжет кровь. Два – и рана зарастает, не оставляя даже шрама, но поверх появляются две новых. Три – и струя сияющей золотым светом крови вырывается из-под лопаток. Четыре – и эта рана тоже закрывается, оставляя после себя лишь очередное болезненное эхо и накатывающую слабость. И такие процессы протекали по всему телу Виктора, который уже и сам был не рад решению вступить в ряды церкви во благо рода и своего будущего.

Какое тут будущее, право слово?..

Но сдаваться проклятый всё равно не собирался, все силы направляя на переработку и подчинение себе «божественной» маны, объём которой в теле был опасно близок к половине от общих запасов. Сердце маны работало на износ, черпая всю ману, которую удавалось. Даже с изнанки. И, пожалуй, лишь засчёт этих излишков Виктор ещё не проиграл в столкновении смертного – и существа, называющего себя богом.

Вот только цена, которую было принято платить за ману с изнанки…

Виктор не понаслышке знал о ней, и даже просто приближаться к становлению тёмным желанием не горел. Когда-нибудь, найдя решение общеизвестной проблемы, он бы попытался обрести мощь сверх доступной всякому человеку. Но для этого требовались знания и опыт, которых сейчас у Виктора не было. Вот только если выбирать между превращением в раба пантеона и установлением дружеских отношений с тем, что церковь от щедрот душ своих называет тьмой…

Каждый человек, держащий в руках летопись Его истории, загодя знал, на какую тропу ступит Виктор ван Бельвиос.

Это было очевидно, в конце-то концов.

Тем временем процесс саморазрушения, – ведь можно сказать и так, верно? – дошёл до критической отметки. Один из девяти потоков вырывающейся из отстатков алтаря маны разорвал удерживающие крышу балки, срезал стеллу единого пантеона и устремился в небо. И словно в противовес ему вниз полетели многотонные обломки, не оставляющие и шанса людям, каким-то чудом пережившим буйство маны в церкви.

И именно в этот момент Виктор поборол последнюю частицу «божественной» маны, ощутив невиданное прежде… облегчение? Силу, переполняющую каждую мышцу, каждую кость и каждую клеточку тела?

Нет. Это чувство было сродни тому, как если бы его-предыдущего стёрли, а вместо уничтоженного оставили замену. Не улучшенную копию, а просто что-то кардинально иное. Что-то совершенное в своей сути, что-то…

Божественное.

Проклятый усердием и богами вскинул голову всего за секунду до того, как его должно было раздавить обломками, и отбросил печальный финал прочь. Четыре могучих потока тёмно-синей маны вырвались из-под его лопаток, окончательно разорвали ткань одежды и где остановили, а где и разметали обломки, сохранив жизнь не только Виктору, но и везучему настоятелю вместе с небольшой группкой оказавшихся поблизости прихожан. Сам же проклятый, решив не грузить сварившиеся заживо мозги лишними сейчас вопросами, поднялся на ноги и, обведя царящую вокруг разруху взглядом, сделал шаг по направлению к выходу. От центральной залы церкви и алтаря не осталось ровным счётом ничего, и лишь несколько лавок вместе с оказавшимися за ними людьми каким-то чудом пережили локальный апокалипсис.

Так или иначе, но сейчас Виктор собирался бежать из города. Как, на чём – не суть. Самым важным сейчас было скрыться ото взгляда церкви, которая такое ему точно не простит. Ладно само здание, но алтарь и жизни по меньшей мере двух десятков прихожан?..

Проклятый до скрипа сжал зубы, только сейчас осознав тот факт, что он и именно он отнял жизни множества людей, которые такой кончины точно не заслужили. И вместе с их жизнями обратились в ничто раздумья о том гипотетическом первом убийстве, столь важном для каждого вирфорта. Как оказалось, Виктор даже близко себе не представлял, каково это – убить.

Опустошающе.

– Свя… той?.. – Слабый голос раздался откуда-то справа, и Виктор медленно, пересиливая разваливающееся и сотканное из боли тело обернулся. Взгляд его нащупал бедолагу-мастерового, присыпанного какой-то трухой, стоящего на коленях и опирающегося на уцелевшую половину лавки. Один из потоков воды завис прямо над ним, до сих пор удерживая груду досок и черепицы. Сосредоточившись, Виктор заставил этот поток сдвинуться и отбросить обломки к руинам стены, под которой совершенно не ощущалось живых. – Святой!

Мужчина протянул к проклятому руки, радостно улыбнулся и потерял сознание, не совладав с эмоциями от пережитого. Виктор ясно чувствовал, что тот жив – восприятие от случившегося только обострилось.

И только тогда парень понял, что некоторых людей крайне желательно раскопать и вынести наружу. Оставаться на этом месте было опасно, задерживаться и привлекать внимание – тем более, но ни Виктор-реципиент, ни Виктор-нынешний не смогли бы поступить иначе.

Чертыхнувшись сквозь зубы, проклятый обратной стороной ладони размазал по лицу песок и пыль, – пытался убрать, но куда там, – после чего незамедлительно приступил к раскопкам. Изымать людей при помощи потоков, бьющих откуда-то из-под лопаток и управляемых одной лишь волей оказалось на удивление просто, так что уже спустя пять минут Виктор выбрался из руин, неся в «щупальцах» последних выживших – настоятеля и двоих крепких мужчин, которых он, рассудив в соответствии со своими принципами, спасать решил в последнюю очередь.

Расположив свой груз рядом с остальными несчастными, Виктор отрешился от управления потоками маны… и понял, что не так-то просто ему это давалось. До этого момента он практически ничего вокруг себя не видел, всецело сконцентрировавшись на поставленной задаче, и потому пропустил момент, когда вокруг руин церкви собралась целая толпа, включая стражу. Кто-то уже давно оказывал помощь выжившим, кто-то причитал, но основная масса людей вела себя абсолютно неестественно.

Они смотрели на Виктора так, словно тот был по меньшей мере ангелом пантеона, а не человеком, действия которого повлекли за собой разрушения и множество смертей. А некоторые и вовсе кричали во всё горло и тыкали пальцем, «обличая» новоиспечённого святого.

«Проклятого, скорее» – подумал парень, заставив один из потоков повиснуть перед его лицом. Отражение в воде плыло и колебалось, но самое основное в нём различить было действительно легко.

Глаза Виктора сияли потусторонней тёмной синевой, а «щупальца» больше всего напоминали крылья.

– Приплыли, …ть. – Прошептал проклятый…

И потерял сознание.

***

Уродливые гуманоиды хохотали в унисон, своими семипалыми лапками собирая сырую ману и используя её словно глину, лепя что-то пугающе-страшное и противное всему живому. Что-то, от чего уже начинают заболевать люди в одном маленьком провинциальном городишке.

Гигантская тварь, переваливаясь с ноги на ногу и потрясая гниющими кусками плоти, с утробным воем опускает тесак на голову паладина, единственной защитой которого является его собственный меч. Рядом лежат тела его братьев по ордену, и на иную судьбу воителю рассчитывать не приходится: он куда слабее павших товарищей.

Стая ворон кружит над отрядом рыцарей, радостно каркая и предвкушая скорый обед. Мгновение – и чья-то злая воля бросает демонов в атаку. Те срываются в пике, оставляя в воздухе теневые следы и пробивая насквозь щиты, доспехи и людей, за ними укрывающихся. Последний из несчастных вскидывает арбалет и вбивает болт прямо в глазницу одного ворона, но тот не обращает на это никакого внимания, клювом потроша вырванный ранее шмат человеческого мяса.

Залитый кровью алтарь размеренно пульсирует алым, откликаясь на очередную жертву. Чернокнижник, содрогаясь в экстазе, впитывает сырую ману с изнанки, «очищенную» алтарём. Его тело увечно и сухо, а взгляд затуманен, практически лишён разума. Он давным-давно умер, но сам этого не понимает. Несчастный слуга тварей мира-отражения, очередная жертва.

Юноша склонился перед алтарём, дабы обрести силу и способность защищать. Но он отринул дар, что вылилось в ужасные разрушения на потеху демонам. Боги лишились одной из точек соприкосновения с реальным миром…

Виктор зашёлся в диком кашле, всем своим нутром чувствуя, что его тело сейчас просто лежит и, кажется, за ним даже ухаживают. А отхаркивает кровь и болит душа, с которой предпринял попытку поговорить… кто-то. Проклятый поднял голову и попытался осмотреться, довольно быстро придя к тому, что вокруг кроме белизны ничего нет. Но стоило ему только задуматься над тем, как бы теперь половчее вернуться обратно, как из ниоткуда на него устремилась новая волна красочных, детализированных образов. Нечеловеческих, бесконечно далёких от таковых, принадлежащих существу иной природы.

Образов, посылаемых отвергнутым и униженным богом.

Тэмпус Многоликий, – а кто ещё? – изо всех сил пытался что-то показать смертному. Виктор побывал зрителем сотен схваток и множества битв, роль врага в которых играли отродья изнанки. Лицезрел моменты взлёта благословлённых служителей пантеона – и наблюдал за их неизбежным падением. В какой-то момент проклятый даже поймал себя на пагубной мысли, гласящей, что, возможно, церковь занимается не таким уж и бесполезным делом…

Но эта сочащаяся ложью и недоговорками «истина» была отвергнута, стоило только Виктору припомнить методы, которыми церковь боролась с демонами. Борьба без знания, противостояние без понимания – обречены на провал. Это истина, которой проклятый верил даже больше, чем себе. И прийти к иному для него значило предать собственные принципы и идеи, на что он не пошёл бы без по-настоящему весомых доказательств.

А картины, посылаемые Тэмпусом Многоликим, таким доказательством точно не являлись.

Виктор собрал всю свою волю в кулак, сформировал образ своих слов и метнул его вперёд, рассчитывая «перекричать» монолог бога, неведомо на что рассчитывающего. Если обобщить, то проклятый сказал, что сейчас он не враг церкви, а, возможно, даже её союзник. Ответом на это смелое заявление стала новая порция историй паладинов и священников, отказывающихся от покровительства, поддающихся тьме и уничтожаемых ценой большой крови. Что примечательно, о таких историях Виктор прежде не слышал, так что бог или лгал, или церковь превосходно «подчищала хвосты» за предателями. Последнее куда вероятнее, учитывая то, как вообще этот огромной мощи орден манипулировал информацией и общественным мнением.

«И чего же ты хочешь, Тэмпус?» – спросил Виктор, едва схлынула волна историй, свидетелем которых он невольно стал.

И снова образы. Верховный бог этого мира словно и вовсе не умел общаться иначе. Или дело было в его, кхм-кхм, форме не человека, а песочных часов? Жаль, но ответ на этот вопрос получить будет не так просто. Или же…

Не сумев понять, что ему хочет сказать божественная банка с песком, Виктор удостоверился в том, что сейчас он может свободно «вернуться в тело» или, если быть точным, то просто разорвать контакт со своей душой, после чего задал интересующий его вопрос о том, почему такое могущественное существо общается такими образами, а не, скажем, словами.

И ответ оказался ценнее, чем все прочие, субъективно растянувшиеся на десятки и сотни часов образы. Ведь если Виктор правильно понял, то в этом своём недостатке божество винило тех, из чьих мыслей, помыслов и надежд оно было рождено. Людей. Да, проклятый мог ошибиться с расшифровкой образов, но вероятность этого была крайне мала. Крайне.

«Боги не говорят прямо», надо же.

Тэмпус оказался столь любезен, что продемонстрировал «Ничего» из которого он был рождён. Показал своего первого служителя. Человека, невольно создавшего образ будущего бога. Стареющий смертный просто вечерами рассматривал песочные часы, отсчитывающие дни его жизни, и мечтал о вечности, о сотнях несбыточных вариантов. О том, как было, «если бы». Показал культиста, уверовавшего в возможность обратить время вспять и принёсшего себя в жертву, проложив тем самым дорогу для сотен и тысяч своих последователей. Проверить, оказался ли самоубийца в ином времени было невозможно, но уже тогда Тэмпус был способен на небольшие чудеса…

Бог – лжец. Ничего нового, впрочем.

Обрадованный подтверждением одной из своих теорий касательно природы божеств, Виктор попытался продолжить переговоры, ставя во главу угла своё нежелание открыто враждовать с церковью и уверяя собеседника в своём непринятии демонов как вида. Но получить ответ не успел: парня банально привели в чувство, и диалог прервался.

Виктор ван Бельвиос открыл глаза и первым делом заметил отца, который смотрел то на сына, то на церковь. Рядом суетился лекарь, чуть поодаль держалась стража, а уже за ними… Столько народу проклятый видел разве что на праздниках, и даже там простой люд не был настолько повёрнут на одной конкретной идее.

Каждый, от мала до велика, открывал рот только для того, чтобы проскандировать одно-единственное слово.

Святой…