Евгений Луковцев
Линии Леи
– К чему?
– Поезд впереди, будем прыгать.
Я хотел возразить. Я очень сильно хотел возразить! Но Хилда Гилос уже вывела паука из неприметного лаза в большой гудящий тоннель, по которому набирал скорость поезд к станции "Проспект Мира". Час пик уже почти начался, вагоны были полны пассажиров. Запрыгивать на ходу означало не только размазаться в лепешку, но и довести до инфаркта пару сотен человек.
Паук поджал дюжину мощных лап, пропустил мимо себя пару вагонов – и уверенно прыгнул.
Заговор
– Лысый, ты такой умный, а вот Зюня смог! Ему тоже тысячи не хватало на игру. Он пошел просто по улице просить у прохожих, кто сколько даст. И прикинь, за неделю собрал аж 10 косарей!
– Ну и что? Зюня же чмо, он и больше мог собрать.
– Так-то да, но может и нам тоже так?
– У нас не получится.
– Это почему?
– Потому что где мы и где Зюня.
– А какая разница?
– Зюня не просто выглядит как чмо. Он и есть чмо. Люди это сразу чувствуют, жалеют и дают денег. Ему по жизни будет всё легко доставаться.
– А мы?
– А нам за каждый стольник крутиться нужно. Если пойдём клянчить, нам не только денег не дадут, могут и люлей навешать. А еще наверняка кто-нибудь из знакомых встретится и родакам сообщит.
– Да, это карма.
Подслушано в метро.
Вагон качнуло. Или мне показалось. На самом деле, не так уж мы были тяжелы, даже вместе взятые, чтобы повлиять на крен 45-тонного вагона. Но мне в тот момент казалось, что от внезапной нагрузки вагон необратимо обязан опрокинуться.
Признаю, это был великолепный трюк. Паук прыгнул, когда мимо просвистел предпоследний вагон. Расчёт оказался настолько точен, что удариться о железный угол на полном ходу мы не успели буквально на полсекунды. Задние фонари и пустую кабину машиниста увидели очень близко, но всё же не врезались в неё, а просвистели совсем рядом.
Миновав примерно половину расстояния до поезда, паук задними лапами, самыми длинными и сильными, метнул вперёд белый ком. С мягким шлепком он ударился о смотровое окно, подхваченная турбулентным вихрем ткань развернулась и прилипла к стеклу намертво. Нить паутины эластично растянулась, а потом спружинила, увлекая нас вслед за составом. У меня зубы лязгнули от рывка, а пальцы побелели, так сильно я вцепился в короткий ненадёжный мех.
Удачный прыжок был только половиной дела. Плохо сбалансированный груз немедленно закрутил членистоногое вокруг оси, Так что мы всё равно должны были свалиться с мохнатой спины и убиться о шпалы. И тогда Сфинкс вытянул вперёд руку с крошечным стеклянным пузырьком, вроде флакона для духов, и брызнул.
Ветер исчез. И вращение тоже исчезло. Паук широко растопырил лапы в стороны и летел, словно дизайнерская тарелочка фрисби. Липкую нить он зажал в педипальпах, для надёжности закусил челюстями, поэтому тяга поезда не разворачивала его задом наперёд.
– Это антистатик, – объяснил Сфинкс, пряча флакон. – Попался мне сегодня среди макгаффинов, очень кстати. На некоторое время позволяет пренебречь сопротивлением ветра. Мотоциклисты и всякие там сёрферы пользуются им, жульничают, для создания эффектных трюков. Товар редкий, достать почти невозможно, но лично для тебя, если захочешь полетать…
Полетать. Ну конечно. Всю жизнь мечтал полетать по метро верхом на пауке, прицепившись на полном ходу к поезду.
– А если бы у тебя не было макгаффина?
– Да не трясись! – махнул он рукой, с явным комфортом развалясь на покатой спине. – На пять минут раствора хватит, а нам больше и не нужно, всего один перегон ехать. Зверь у нас опытный, сам почует, когда паутину перекусить. Пауки, пока молодыми были, часто так развлекались. Долетят до станции, перебегут на встречный путь – и обратно. В депо только персонал бесился, что перед каждым рейсом надо стёкла отмывать.
Задние фонари быстро придвинулись, поезд сбрасывал скорость. Паук подобрал лапы, вытянул вперёд и в нужный момент обхватил край вагона. Это позволило ему удержаться на месте, когда движение совсем замедлилось.
Теперь спрыгивать на землю стало совсем безопасно. Паук легко обгрыз свою паутину у основания, оставив на стекле короткий бесформеный ошмёток. Остальное он двумя движениями хелицер запихнул себе в пасть. Ну да, всё верно, нечего зря такой ценный белок разбазаривать. Иначе надо будет постоянно кого-то есть для поддержания сил в такой здоровенной туше.
– Нам сюда! – скомандовал Сфинкс, спрыгивая на рельсы вместе с коконом Оболтуса. – Жень, скажи жабе, чтобы отпустила паука, пусть он возвращается.
– А его не…
– Да всё с ним будет нормально. Пауки отлично ориентируются под землёй, это их дом. Давайте быстрее, надо с путей убраться до следующего поезда!
Придя в сознание, паук от неожиданности аж присел на брюхо. Хилда во время нашего путешествия не блокировала ему память, так что он помнил, как попал на чужую станцию, но не понимал – зачем.
Сфинкс вышел вперёд и дважды повелительно махнул рукой перед дюжиной проворных глаз. Паук охотно повиновался: взбежал на потолок и засеменил обратно, в сторону Киевской. Вдалеке уже светились фары поезда, животное не стало рисковать и забилось в ближайшую темную нишу, покрепче вцепившись в бетон, чтобы не снесло воздушным потоком.
Мы тоже поспешили сойти с рельсов и влезть на техническую платформу.
– Зачем нам сюда? – спросил я, когда Сфинкс подвёл нас к двери, традиционно обитой жестью и окрашенной серой шаровой краской. – Пошли через станцию, там быстрее будет!
– Мы не пойдём через станцию. Ты же не собираешься ломиться к нам на базу через дежурку?
– А как ещё?
– Через чёрный ход. Со стороны буфета.
– Так он на ремонте!
– Вот и хорошо. Значит, оттуда нас никто не будет ждать.
– Но он с другой стороны здания! До него ещё дальше, чем до парадного. Чем нам поможет эта дверь в подсобку?
– Просто иди за мной. Я не Брехун, но кое-что в пределах одной станции сделать всё-таки способен. Кстати, держи макгаффины наготове. Я пуст, а охотничья чуйка мне подсказывает, что пора расстегнуть кармашки.
– Как пуст? – я напрягся, вспомнив, что означает для оперативника растрата всех трёх контрольных предметов. – Ты же использовал только флакон?
– Там был ещё ключ на двенадцать. Выпал на эскалаторе, когда паук меня крутил. Вместе с коммуникатором, кстати.
– А…
– А бутерброд я сожрал, – признался Сфинкс. – Пока висел в коконе. На нервах, само собой получилось. Шамомечама!
Он хохотнул, повернул ключ и широко распахнул дверь. Вошёл первым, закинув кокон на плечо, словно это был обычный вещмешок, а внутри находился не человек – так, кое-какой личный хабар. Переложив свёрток с гипножабой в левую руку, а правой как бы невзначай коснувшись рукояти невидимого кинжала, я вошёл следом.
Момент, когда узкий коридор подстанционных помещений вывел нас на верхний уровень управления, я упустил. Как и та лестница на Театральной, дорога вела в одно место, а пришли мы в другое. Серые неоштукатуренные бетонные стены в определенный момент сменились на бежевые офисные панели, грязные ртутные лампы под потолком заменил ряд аккуратных светодиодных плафонов. Естественным образом этого случиться не могло, между подсобкой и зданием нашей конторы по меньшей мере триста метров земли и железобетона. Но рядом со Сфинксом такие штуки быстро учишься воспринимать в порядке вещей.
Я обернулся. Позади ничто не напоминало только что пройденный путь. Это явно интерьер нашего административно-хозяйственного этажа, недалеко от буфета. И вместо двери, через которую мы вошли, коридор вдалеке перегораживала высокая чёрная воротина пожарного выхода.
Сфинкс ненадолго остановился у входа в гулкий пустой буфетный зал. Снял с плеча кокон и аккуратно уложил Оболтуса за матовой пластиковой перегородкой.
– Пусть тут полежит. И жабу лучше тоже оставить здесь, пусть покараулит.
– Хилда Гилос, с вашего позволения. Я пойду с вами. Мы договаривались.
– Там может быть опасно.
– Там моя стая!
– Там двое опытных убийц в крайне агрессивном настроении! И наш предатель, устроивший им побег. А ты, Хилда Гилос, при всём уважении, маленькая иноземная ящерица, которую раздавят, не задумываясь. И виноват в этом будет московский метрополитен. Поэтому ты останешься здесь!
Сфинкс сурово рыкнул и двинулся в сторону дежурной части. Я не стал встревать в этот спор, поскольку не мог выбрать сторону. С одной стороны, Сфинкс прав, но с другой – против внеземных террористов не помешала бы гипнотическая помощь. Даже слабосильная, на паука её как-никак хватило.
Не придя к решению, я всё же последовал указанию Сфинкса, уложил свёрток с Хилдой поверх кокона и ушёл, стараясь ступать по кафелю как можно тише.
Ещё не дойдя до холла, в котором располагалась дежурная часть, мы поняли, что дела там плохи. Рация нецензурно ругалась голосом Ромки Затяжного. Он вызывал базу, но ответа не получал. В унисон надрывались все телефоны. Ни Червяков, ни начальник дежурной части, ни оперативный дежурный – никто не появлялся у зарешеченного стеклянного окошка, чтобы прервать этот трезвон.
Вблизи комната дежурных выглядела ещё страшнее. Остекление разбито, груды осколков усеивали пол по всему коридору. Двери на пост дежурного и в комнату отдыха взломаны. Дверь в туалет вообще вырвана с наличниками. При входе в крохотную комнатку валялся расколотый фаянсовый рукомойник, а у дальней стены поблёскивал вполне целый унитаз из чистого золота.
– Это что? – указал я на сантехническое чудо. – Вчера я тут был, горшок стоял обычный, керамический.
Сфинкс выглянул из-за моего плеча и выругался. Потом сильно толкнул меня в одну сторону, сам повалился в другую и закричал:
– Оружейка!
Слева от нас тяжёлая сейфовая дверь в оружейную комнату распахнулась. Внутри было темно, но свет из коридора позволил различить человеческую фигуру, которая подбросила в воздух один предмет, а затем с силой ударила по нему другим.
В бейсбольную команду такого игрока бы не взяли. Снаряд пролетел метрах в двух от нас. Ударившись о дальнюю стену холла, он полыхнул жёлтым и с металлическим грохотом упал на пол. Часть стены в месте удара окрасилась золотым.
Фигура сделала шаг наружу, демонстративно держа на вытянутой руке ещё один снаряд, готовый к броску. Это был кусок копченой колбасы, которую очень любил Серёга Червяков и всегда держал пару кусков в холодильнике. В другой руке он сжимал продолговатый предмет грязно-серого цвета, заскорузлый, покрытый буграми и трещинами, чуть приплюснутый с дальнего конца и расходящийся на несколько корявых отростков.
– Ну привет, Птичка! Ты что это, проголодался?
– Нет, Джен-сен, – ответил кенар. – Это я хочу вас убить. Если я могу сделать это колбасой, так почему бы и нет?
Рунгжоб подбросил колбасный хвост и ударил плоским концом своей корявой дубины. Колбаса, несясь мне прямо в лицо, вспыхнула золотом.
В вас когда-нибудь швыряли огрызком золотой колбасы? Мне до того момента не случалось. Впрочем, Рунгжоб здесь оказался прав: есть ли разница, какой формы будет килограммовый снаряд, если он прилетит прямо в голову?
Кенар стоял уже довольно близко, сам себе и питчер, и бэттер. Да, первое впечатление насчёт его меткости оказалось ошибочным. Светящаяся под воздействием чудного оружия колбаса непременно должна была превратить моё лицо в золотую маску.
Я не успел увернуться, но успел отмахнуться. В момент броска я как раз доставал из кармана макгаффин. Наугад, не выбирая, как положено по инструкции. Крысиная шкурка против заколдованной колбасы? В конце концов, а почему бы нет?
Я видел это, словно в замедленной съёмке. Соприкосновение было секундным, вскользь. Щёлкнул разряд вроде электрического, шкурка стала твердой, очень холодной и тяжёлой. Этого хватило, чтобы изменить траекторию снаряда. Колбаса больно ударила меня по пальцам, ободрала щёку и отлетела в сторону, громыхнув о пол. Пальцы словно обожгло. Подушечки занемели и затвердели. Часть той силы, что разрядилась в крысиную шкурку, задела всё-таки и поверхность моей кожи. Но мне было не до переживаний о таких пустяках. Я надеялся, что успею разогнуться и сгруппироваться, чтобы правильно встретить следующий снаряд.
Тем временем Сфинкс показал, за что нарушители называют его за глаза чёртовым хищником. Пять метров, отделявших его от Рунгжоба, напарник преодолел за секунду, одним прыжком. Прямо на лету он ухватился правой рукой за оружие, левой за плечо кенара, а сотней акульих зубов впился ему в шею за ухом.
Рунгжоб оглушительно завизжал, перекрывая звон телефонов, и попытался вырваться. Его одежда окрасилась фиолетовыми брызгами крови. Корявая палка коснулась стола дежурного, треснул разряд – и в комнате наступила не менее оглушительная тишина. Стол, телефоны, рации, даже журнал ориентировок пожелтели, превращаясь в металл.
Я сорвался с места, чтобы прийти Сфинксу на помощь. Рунгжоб сразу же провернул корпус, увлекая за собой Сфинкса и выставляя кривые отростки своего оружия в мою сторону. Я вовремя остановился и шатнулся назад, второй раз избежав угрозы превратиться в золотую статую. Кенар тут же крутнулся в противоположную сторону. Сфинкс по инерции продолжил полёт, ударился спиной о стойку с документами. Его зубы и когти располосовали грудь противника, но удержать не смогли. Чуть присев, Рунгжоб выскользнул из хищной хватки, вспрыгнул на золотой стол и ужом протиснулся через прутья решетки.
Сфинкс издал клич обманутого ягуара, от которого сбежала подраненная добыча. Он пытался дотянуться до кенара, но едва сумел подцепить когтями полу его куртки. Мерзавец вывернулся из разодранной одежды, оставив её на решётке, и бросился к двери на лестницу.
Я не рискнул лезть через прутья, не та у меня комплекция. Выбежал из дежурной части обратно в холл, обогнул угол и увидел, что не успеваю. Оставалось только схватить кривую золотую колбасу с пола и со всей силы швырнуть вслед Рунгжобу.
Что забавно: я даже попал в него! Уже распахнув дверь на лестничную клетку, беглец получил своим же снарядом промеж лопаток и не выбежал – вывалился наружу с криками, проклятьями и металлическим грохотом.
Но это было и всё, с чем мне повезло. Ободрённый удачей, я было снова кинулся вдогонку, рядом стремительно нагонял Сфинкс, но Рунгжоб быстро вскочил и захлопнул дверь у нас перед носом. Я дёрнул ручку раз-другой, раздался треск и бряканье – замок заблокировали с той стороны. Не исключено, что вместо засова был использован всё тот же золотой огрызок.
– Ладно, оставь! – Сфинкс согнулся, упёрся ладонями в колени, несколько раз тяжело вздохнул. – А он хорош! Лёгкий, вёрткий, коленкой мне так успел садануть, неделю будет болеть!
– Внешность обманчива. Он ведь при этом дважды чуть не ткнул меня этой штукой. Ну, вроде мумифицированной руки.
– Ага, она и есть. Рука Мидаса. Превращает всё, к чему прикоснётся, в золото.
– Что, прям настоящая человеческая рука?
– Вряд ли человеческая, на ней шесть пальцев. Хотя в инструкции по эксплуатации написано, что это рука одного из первых людей-колдунов. Когда он стал выгорать душой, так свихнулся на почве жадности, что даже после смерти его проклятье продолжает действовать. Если заряда хватает.
– Заряд берет из силы Леи?
– Ну да. Эта рука уже лет двадцать в оружейке без дела валяется, как музейный экспонат.
Он распрямился, почти восстановив дыхание.
– Ладно, давай подумаем, что делать дальше. Можно идти на штурм. Либо попробовать забаррикадироваться здесь и вызвать подкрепление. Но сперва пошли, поглядим, что они ещё успели из оружейки вытащить.
Сфинкс долго смеялся, обнаружив, что внутри взломанного арсенала сейф, в котором непосредственно хранится оружие, тоже стал золотым. Похоже, Рунгжоб поторопился или не нашел подходящих ключей. Ткнул в стальную дверцу тем, что нашёл на полке, даже не зная, как работает рука Мидаса. После чего мягкие золотые петли прогнулись под весом толстенной золотой створки, чей вес после превращения увеличился примерно так до тонны. Открыть этот шкаф без пилы-болгарки или пары толовых шашек стало нереально.
Менее прочные ящики с макгаффинами, наручниками, образцами формы и прочими спецсредствами были разломаны, а содержимое разбросано по полу. Установить, пропало ли что-нибудь, без инвентаризации нереально, но на глазок – ничего серьёзного.
Заглянув в комнату отдыха персонала, Сфинкс обнаружил там всех троих сотрудников дежурной смены, включая Червякова. Они были погружены в глубокий сон непонятного происхождения. Трогать их, не зная способ усыпления, показалось Сфинксу слишком опасным.
Он вернулся обратно в дежурку, где я в роли часового наблюдал за дверями. Оглядел безмолвные блестящие рации и телефоны.
– Связи у нас нет?
Я покачал головой и показал свой коммуникатор, расколотый на две неровные части.
– Не понимаю, когда это случилось.
– Будем надеяться, кто-нибудь приедет выяснить, почему нет ответа от дежурки. Затяжной не дурак, сообразит.
– Или дневные работяги подтянутся.
– Ну да. До начала рабочего дня меньше часа, уже должны подтягиваться. Только входная дверь заперта и ключей нет, а ломать её решатся не скоро. Постараемся пока продержаться.
Он красноречиво взмахнул в воздухе резиновой дубинкой. Бывшей резиновой, в нынешнем виде ей не хватало только бриллиантов на гарду.
В дежурке делать больше было нечего, мы вышли в холл. Я заметил на полу свою крысиную шкурку, так удачно принявшую разряд руки Мидаса на себя вместо моей головы.
– Ничего себе. Золотое руно!
– Да уж. Кстати, именно так его и получили. Только вместо крысиной использовалась шерсть поблагороднее. Но добра это владельцу всё равно не принесло.
– Почему?
– Мгновеннаая трансмутация вещества. Представляешь, какой у него радиационный фон?
Я немедленно отшвырнул шкурку подальше. Сфинкс, как ни в чём не бывало, взмахнул золотой дубинкой перед моим носом и потыкал изодранную тряпку, в которую превратилась куртка Рунгжоба.
– Так, а это у нас что?
Он наклонился и осторожно вынул из складок ткани тонкий продолговатый предмет. Жёлтый, как и многое теперь в этом помещении, но не золотой. Полупрозрачный янтарный мундштук.
– Вересаева! – сказали мы в один голос.
Сфинкс побежал к двери, заблокированной Рунгжобом изнутри, и воткнул между ручками толстую швабру, заперев выход ещё и с нашей стороны. Потом сбегал в дежурку и выудил из-под завала пластиковую бирку с железным кольцом.
– Это ключ блокировки лифта, – продемонстрировал он мне маленький кругляшок с выступом. – Сейчас мы разделимся. Я выйду на административном этаже, а ты спустишься вниз, в изолятор.
Створки с тихим: "Плям!" – разошлись в стороны. Сфинкс вошёл, вставил ключ в неприметную скважину под панелью и повернул против часовой стрелки, потом нажал две нужных нам кнопки с номерами этажей.
– Выходя из лифта, оставь ключ здесь. Тогда кабина будет заблокирована и они не смогут вызвать её с другого этажа. Твоя задача – проверить все камеры изолятора. Если хвостов там уже нет, поднимайся ко мне на помощь.
– А если есть?
– Тогда удерживай их там, пока не подтянусь я.
– Слушай, а зачем нам делиться? Давай вместе вниз, потом наверх? В конце концов, не убьют же они Вересаеву за это время? Или…
– Ты просто не осознаёшь всей серьёзности ситуации. Что будет, если первый замдиректора Метрополитена погибнет в своём кабинете от рук инородцев?
– Совет безопасности…
– Введёт на Объекте военное положение. И весьма вероятно, по итогам проверки закроет метро для путешественников. Надолго. Но для начала депортирует отсюда всех поголовно, и больше ни один не-человек не получит здесь ни убежища, ни работы.
– Зачем кому-то?..
– Предатель. Хилда говорила, что у нас в коллективе крыса, жаждущая власти и полномочий. Возможно, проморгали колдуна. Я не знаю, кто тут метит в директорское кресло, но покушение на первого зама – идеальный для него вариант. Хуже только…
Он замолчал, когда лифт вздрогнул и качнулся. Но движение продолжилось без задержки.
– Если что? – напомнил я.
– Хуже, если её живую вывезут за пределы нашего узла линий. В любой амбициозный мир, где хотели бы знать наши возможности и наши секреты. Таких – каждый второй.
– То есть, что, и так война, и сяк война?
– Прецеденты уже бывали. Метро неспроста строилось единым комплексом с целой кучей военных объектов.
– Тогда запертая дверь их не остановит.
– Точно. Мы нашли способ войти в запертое здание, есть десятки способов выйти из него. Поэтому действовать будем быстро, на нас двоих вся надежда.
– А если… – начал было я, но лифт остановился и двери открылись.
– Главное, – прошептал Сфинкс уже из коридора, – не забывай, что эти ублюдки могут становиться невидимыми!
Склад вещдоков налётчики громили так усердно и методично, что бардак в дежурной части вспоминался мне лёгким беспорядком в сравнении с открывшейся теперь картиной. Обе створки широких дверей распахнуты, петли на них выгнуты затейливыми дугами. Понятное дело, ведь обычно они открывались наружу, а тут у кого-то хватило мощи выдавить толстое железо внутрь.
Часть вещей с бумажными бирками на верёвочках и несколько рваных картонных коробок с инвентарными номерами валялись здесь же, у входа. Ещё больше их было раскидано внутри, между опрокинутыми стеллажами. Тот, кто искал здесь что-то, явно не беспокоился о сохранности имущества, о чем говорили россыпи осколков, дорожки разноцветных порошков, маслянистые вонючие лужицы и прочие обломки.
Я сперва заглянул на склад осторожно, одним глазом, тихо подкравшись к двери. Но хаос внутри пребывал в покое и тишине. Даже обесцвеченные, хвосты не смогли бы передвигаться по этим завалам бесшумно.
Сперва я хотел зайти и подыскать себе среди иноземных чудес какой-нибудь прут поувесистей. Потом передумал. Меня остановили два обстоятельства. Первое – понимание, что любой прут здесь при неправильном применении может обвиться вокруг моей же шеи и тихо придушить. Это в лучшем случае! Второе – я услышал невдалеке голоса, спорившие друг с другом на повышенных тонах.
Источник звука располагался поблизости. Высокие чирикающие нотки в голосе Рунгжоба выдавали крайнюю степень возбуждения. Иногда он даже срывался на писк, речь его спотыкалась и сменялась булькающим кашлем. Тогда вступал второй голос, тоже уверенный и жёсткий, но менее напористый. И очень хорошо мне знакомый.
У самых дверей изолятора я замер. Внутри, у широкой деревянной стойки, за которой должен был сидеть дежурный офицер, не горел свет. Если я попробую заглянуть, перекрою яркое освещение коридора и выдам себя с головой. Головой – с головой. Ха-ха.
– Рунгжоб, оставь жабу в покое! – настаивал знакомый голос. – У нас есть более приемлемые варианты.
– Отвали, полковник! – огрызнулся кенар. – Я же знаю, что для меня нет больше вариантов. Посмотри, как я изуродован! Эта хищная тварь чуть не откусила мне голову!
– Сфинкс очень опытный оперативник. Я ведь много раз предупреждал тебя, что он сделает это, если ты не начнёшь думать своей головой и принимать правильные решения.
– Вот я и принял! Теперь всё будет по-моему! Он сделает, что я прикажу, иначе я раздавлю жабу.
– Птичка…
– Даже не вздумай! – фальцетом пискнул кенар. – На этот раз ты мне не помешаешь!
– Я тебе помешаю! – заявил я, решительно входя в блок изолятора в надежде, что правильно оценю обстановку за ту пару секунд, пока меня не превратят в золотого болванчика.
Диспозиция сложилась занятная. Все камеры, насколько мне хватало взгляда, стояли пустыми. Так и планировала Вересаева, всё верно. Но две самых ближних ко входу были не просто пусты, а взломаны. Причём, взломаны довольно оригинальным способом. Несгибаемые стальные прутья решетки, выкованные по спецзаказу в два пальца толщиной, с применением особой технологии закалки и цементации, при помощи руки Мидаса обратили в золото. А затем разжали в стороны, воткнув между ними каменный огурец. Вот, значит, ради чего был разгромлен склад вещдоков, взломщики искали саженцы.
Каменный огурец – это такое растение-паразит, сорняк из одного сурового мира, располагающегося по соседству с Землёй, на оранжевой линии. Его почти не возят контрабандой, потому что он никому не нужен, от него нет никакого толка. Только если хочешь нагадить своему смертельному врагу, можно бросить во двор семечку.
К утру огурец пустит корни глубоко в землю, высосет всю доступную воду на участке и отрастит плод длиной метров двадцать-двадцать пять. Свежий плод у стебля упругий, розовый, а вот на другом конце быстро отмирает и каменеет. Если кончик регулярно, каждые полчаса не откалывать, придётся решать большую тяжёлую проблему с нескончаемым гранитным бруском, который всё прёт и прёт из земли. Вырывать его знатоки не советуют, на том же месте вскоре появятся два, а то и три новых.
Ввоз огурцов на Землю категорически запрещен. Случилось это, когда на строящейся станции сбили с ног одного нелегала при задержании. Изрядно поваляли по земле, но потом, по раздолбайству оперативников, участок не проверили. И теперь наши строители вынуждены непрерывно утилизировать бесконечный гранитный бордюр, лезущий сам собой из земли. Пока удаётся сбывать его городским властям для укладки вдоль дорог, но ниша эта не бездонная, рано или поздно даже мегаполис скажет: "Хватит, довольно!"
Воткнутый в решетку саженец, немного спрыснутый водой, поднатужился и согнул золотые прутья. Так отсюда ушёл Диббук, и тем же образом Рунгжоб достал из соседней камеры аквариумы пойманных нами гипножаб.
Один из аквариумов кенар разбил. Вынутую оттуда самку держал на вытянутой руке, обхватив пальцами тонкую шейку. Вторая его рука висела почти безвольно, повреждённая зубами Сфинкса. Непослушные пальцы касались руки Мидаса, которую Рунгжоб пристроил на столе рядом с двумя уцелевшими аквариумами. Из них на свою приговорённую родственницу с ужасом взирали ещё две гипножабы.
Они давно обрушили бы на Рунгжоба всю мощь своих психических сил, постаравшись сообща пробить врождённый иммунитет кенаров. Или захватили бы разум людей, до каких смогли дотянуться, чтобы их руками сразиться с ненавистным Птичкой. Но жабы были бессильны в специальных защищенных аквариумах. А Рунгжоб предусмотрительно освободил только одну из них.
Человек напротив тоже издал возглас удивления, увидев меня. Но пистолета, направленного в пол, поднимать не стал. Как и всегда, Виктор Петрович не поддавался эмоциям и не делал зря резких движений.
– Стой на месте! Я убью её! – заорал Рунгжоб, демонстрируя мне стиснутую пальцами гипножабу.
– И что? – спросил я. – Какое мне дело? Один инородец свернёт шею другому, делов-то!
Турчин посмотрел на меня с нескрываемым изумлением. Не ожидал он такого ответа. Эх, Виктор Петрович, это же классическая ловушка, тысячи раз описанная в литературе и обыгранная в кинематографе. Мне всегда было интересно проиграть такой сюжет по собственному сценарию, но для этого блеф должен быть очень впечатляющим. А у меня для этого слишком мало аргументов. Всего два.
– Рунгжоб, ты же сам рассказывал им, что люди режут лягушек в научных целях.
– Откуда?..
– Она выжила, Рунгжоб! У нас есть свидетельница против тебя, она уже дала показания. Так что можешь раздавить эту жабу, она мне не интересна. Только помни, что убийство есть убийство, я в ту же секунду с чистой совестью отправлю тебя вслед за ней!
С этими словами я выставил руки перед собой, словно планировал стрелять по-македонски, давая им обоим разглядеть своё оружие.
Опасений, что Рунгжоб убьёт ещё одну из семейства Гилос, у меня в тот момент не было. Да, я ошибся в нём дважды. При первой встрече, когда он так мне не понравился, но я принял его за обычного наглого уборщика-инородца. И позже, когда поверил вступившемуся за него хитрому полковнику Турчину. Но теперь я понимал истинные мотивы поступков кенара и видел, как подрагивают от всплеска гормонов его жабры.
Нет, я не боялся погубить свидетеля. Куда сильнее я боялся услышать язвительный хохот от своих противников. Потому что оружие у меня было – так себе. Правой рукой я целился в Виктора Петровича резиновой уточкой-манком. А левой держал Рунгжоба на прицеле своей кремневой зажигалки.
Эффект превзошёл все мои ожидания. Враги повели себя так, словно я показал им не забавные безделушки, а пару "Миротворцев" с взведёнными курками или, как минимум, гранату без чеки.
– Вы бы, Стожар, поаккуратнее с этим, – попятился полковник. – Не надо выходить так далеко за рамки дозволенного.
– Стойте на месте! Ни шагу, иначе я чиркну!
Я огрызнулся максимально сурово, но угрожающих движений делать не стал. Мне не хотелось провоцировать их на активные действия. В любой момент мог появиться Сфинкс, и тогда чаша весов склонится в нашу пользу. Правда, в любой момент могли появиться и Хвосты. Я отбросил эту мысль и продолжил тянуть время, пытаясь по мимике угадать, чего же так испугались мои оппоненты.
– Вы, Виктор Петрович, едва не устроили теракт межмирового характера. После этого будете мне говорить о рамках?
– Я? А, вы о том инциденте с русалками. Уверяю вас, я к этому не имею…
– Да хватит уже! Я ведь сказал, что выжившая жаба дала показания! Гилосы нашли возможность сканировать Буньипа, они знают о предателе.
Рунгжоб при этих словах позеленел от волнения. Буквально, его лицо приобрело цвет свежей оливки. Турчин отреагировал скромнее, всего лишь приподнятой в удивлении бровью.
– Даже так? Предатель? – Он поцокал языком. – Стожар, вы снова пытаетесь применить формальную логику, не разобравшись в ситуации. Делаете поспешные выводы.
– У меня, знаете ли, был повод для этого. Чертова пропасть поводов. Меня обсасывали мертвецы, пытались сожрать зомби, пеленал паук. Наконец, ваш подельник пять минут назад пытался убить меня вот этой штукой.
Я ткнул зажигалкой в Рунгжоба, тот трусливо попятился. Мельком глянул куда-то за спину. Вспомнив, что у него тоже есть оружие, положил свободную ладонь на запястье руки Мидаса. Гипножаба ему мешала, но кенар не мог придумать, как поступить в этой ситуации.
– Что у тебя там, Рунгжоб? Банка?
– Да, Евгений, там банка, – ответил вместо него Турчин. – И она не пустая. Кто-то здесь, в управлении, экспериментировал с ней, залил туда силу. А Рунгжоб нашёл, когда полез в кабинет Елены Владимировны воровать мундштук.
– Кстати, зачем?
– Это оружие, – встрял кенар, недовольный, что у него отнимают инициативу в разговоре. – Поменьше болтай, полковник, тебе ведь жаба ещё нужна? Станешь трепаться, я её придушу.
– А я чиркну.
– Тогда все сгорим! Силы в банке пальца на два, этого на весь этаж хватит!
Мне показалось, или он снова бросил взгляд на уточку? Страх перед зажигалкой приобрёл некоторое объяснение, но резиновый манок?
Дальнейшие события повалили все разом, словно из мешка. Рунгжоб решил, наконец, что иметь оружие против меня – надёжнее, чем заложницу. Он переложил полузадушенную жабу из здоровой руки в раненую, стараясь при этом не выронить мумифицированный обрубок.
