Евгений Кузнецов
Злополучный репортаж
– …чего без меня не можешь?! Что там у тебя опять?
– Да тут этот, кхе-кхе, Киппен снова принес репортаж… – скорчив кислую гримасу, проскрипел заместитель Шефа.
– Репортаж?! Хм-м… Я посылал его собрать материал… – удивился Шеф.
– Он говорит, кхе-кхе, что принес готовый репортаж. Только я бы… кхе-кхе-кхе, кхе-кхе… – Сухонь закашлялся и не успел договорить.
– Отлично! Запускай. Номер уже горит, – перебил своего осмотрительного заместителя Шеф.
– Да, но, Шеф… кхе-кхе, неужели, ты забыл… – проскрежетал Сухонь, явно намекая боссу на мое прошлогоднее антиалкогольное расследование.
– Слушай, Карлыч, это выставка морских свинок. Что там можно накосячить?! Давай-давай ставь в подборку и запускай наконец-таки номер. Под мою ответственность. Все. Давай, – распорядился главный редактор и отключил связь.
К своему несчастью, Шеф забыл старую как мир истину: если кажется, что все идет хорошо, значит, что-то пошло не так… Убеленный сединами и умудренный жизненным опытом Сухонь это помнил… Он направился в отдел верстки, двигая желваками на тощей физиономии и без конца покашливая. Расстановка «фигур» на «шахматной доске» редакции никогда не устраивала заместителя главного редактора, и он вновь принялся мысленно их передвигать, как самый настоящий гроссмейстер:
«Шеф зарвался, совсем нюх потерял, – размышлял Сухонь, нервно крутя в артритных пальцах мою флешку. – Под твою ответственность, говоришь? Вот и хорошо! Нашему учредителю Абраму Саркисовичу очень понравится твоя халатность. Засиделся ты, видно, в главредах, а я – в замах… А ведь я предупрежда-а-ал».
Глава 3
В понедельник утром каждого горноморца с синего-синего неба ярким сиянием приветствовало ласковое июньское солнце. Но только троим это великолепие представлялось в мрачных тонах: Тове Феклистовне, Шефу и мне, хотя я об этом еще не подозревал. Пока что я купался в лучах этого самого солнца, а также в лучах славы среди моей мамы. На почту я больше не пошел. Не дожидаясь открытия «Союзпечати», я уже в семь сорок утра дежурил у киоска. Первые десять экземпляров газеты были мои. Я не жадный, и к тому же люблю приносить людям радость, поэтому перебудил всех соседей и раздал им несколько своих авторских экземпляров. Что может быть приятнее для человека, чем удача другого – так пусть же и они порадуются моему успеху!
Да я и сам ликовал, я был просто на седьмом небе от счастья, стоя посреди кухни и держа в руках свеженький выпуск «Горноморсквуда» от одиннадцатого июня две тысячи восемнадцатого года. На четвертой полосе справа скромно размещалась моя первая публикация с громким заголовком:
«БЫЛО БЫ КОРЫТО, А СВИНЬИ НАЙДУТСЯ».
Уже в третий раз я вслух перечитывал маме свой репортаж:
«10 июня 2018 года в Горноморске завершилась Южная выставка морских свинок. Данное мероприятие стало проводиться с завидным постоянством вот уже более трех лет. На этот раз каждый горожанин и гость курорта, побывав на выставке и заплатив 200 рублей, смог увидеть не только свинок, но и свиней, превративших ее в настоящий балаган, поскольку никто иной никогда бы не осквернил хорошую идею и под видом любви к животным не маскировал бы жажду к наживе.
Вместо радости и веселья посетителей здесь ждала тягостная атмосфера подозрительности, недоверия и откровенной враждебности. Причина тому известна: под "вывеской" выставки организатором – Ассоциацией свинкозаводчиков Горноморска "СиПиГор" – проводилось основное действо – конкурсы животных. Вот почему в каждом посетителе маниакальным участникам мерещился шпион конкурирующих ассоциаций. Стоило только какому-нибудь заинтересовавшемуся посетителю приблизиться к выставочному каталогу, как он тут же оказывался под прицелом пристальных взглядов или даже в кольце бдительных свинководов, больше похожих на членов опасной секты.
Все эти так называемые любители животных съехались сюда с самых отдаленных окраин горноморья, рассчитывая на победу своего маленького кормильца. Поскольку подтверждение или завоевание титула повышает престиж породы и положение в рейтингах – следовательно, увеличивается и цена потомства. Как видно, корысть – мощный двигатель.
Но вот, слава богу, подходит к концу второй день напряженного мероприятия: завершаются последние конкурсы, вручаются оставшиеся призы и награды, расходятся судьи, члены оргкомитета, обмениваются впечатлениями заводчики и эксперты по породам – рассеивается тягостная атмосфера… Напоследок поинтересуемся у организатора выставки: "Това Феклистовна, зачем им все это надо? Не знаю, – честно ответила она. – Каждый находит свою выгоду".
А выгодой вряд ли назовешь любовь, ведь правда? Так кто же из них в таком случае, извините, бо́льшая свинья?»
…Тем временем, пока я декламировал у себя на кухне, мой репортаж прочитала и Това Феклистовна… и дальше все события развивались стремительно, лавинообразно вызывая каждое последующее. Сначала взбешенная председательница племенной комиссии буквально оборвала редакционный телефон. Из трубки, плотно прижатой к слоновьему уху Шефа, даже без громкой связи на всю редакцию разносился пронзительный вокализ. Многим сотрудникам чудилось, – как позже они это обсудили во время перекура, – что сплошной поток гласных звуков иногда сливался в отдельные слова. В основном это были: «опровержение», «безобразие», «хамство» и даже… впрочем, тут единого мнения не сложилось.
После выслушанного десятиминутного соло-концерта раскрасневшийся Шеф слабеющим голосом позвал Эллочку и попросил принести ему свежий выпуск газеты, пачку валидола и бутылку лекарства от всех невзгод – виски «Вандер Лайфсонс», а сам побрел к себе за перегородку. Когда Элла оторвалась-таки от сигареты и выполнила поручение «дяди Шефа», тот уже немного справился с собой, поскольку обнаружил в ящиках стола три почти пустых бутылки «Лайфсонса» – такая была привычка у Шефа, никогда не допивать содержимое до дна. Из спасительных остатков набралось немногим меньше чайной чашки, но даже это смешное количество помогло ему продержаться до новой порции.
Постанывая, главный редактор «Горноморсквуда», наверное, в десятый раз перечитывал мой репортаж… Вот уже около четверти часа он нервно рассасывал валидол – таблетку за таблеткой – и запивал лекарством покрепче. Однако ни одно из средств не помогало – Шеф накрутил себя так, что уже не мог спокойно усидеть в кресле: он то и дело порывался сорваться с места и куда-то побежать, но тут же бил кулаком по подлокотнику и на минуту-другую затихал, стыдливо пряча лицо в ладони… Затем цикл повторялся снова.
Сухонь молча потирал друг о друга вспотевшие ладошки и хищно ухмылялся, поглядывая в сторону жалобных стонов, доносившихся из-за черной пластиковой перегородки. Солнце для него сегодня светило как никогда лучезарно…
К счастью или к огорчению, но ничто на свете не длится вечно или хотя бы достаточно долго, особенно, если это что-то приятное. Через час моего ликования, сразу после звонка Шефа, чувство радости сменило другое чувство. Трудно его описать, но одно ясно: какое-то неприятное. Шеф был не то чтобы взбешен, просто ярость затмила ему ум, а «Лайфсонс» подогрел кровь. В общем, все что я понял из его цветастых и быстро сменяющих друг друга идиоматизмов, это императив: выражаясь прилично, поскорее предстать перед ним в редакции, где он меня с нетерпением ждет, чтобы что-то там устроить и показать. Очень жаль, но, судя по тону Шефа, на приглашение на праздничный банкет по случаю моего успешного дебюта это не было похоже.
