Евгений Кузнецов
Окаянное призвание
– А-а, очень рад вас слышать. Это из редакции «Горноморсквуд»… Гор-но-морск ву-д, – повторил я по слогам. – Меня зовут Семён Давидович… Да-да, тот самый. Скажите, уважаемый Александр Степанович, когда вы перестанете покрывать беззакония в сфере торговли?
За перегородкой что-то грохнуло.
Я невозмутимо продолжил вести телефонный разговор:
– Что-то не заметно, чтобы ваши органы эффективно справлялись с махинациями в универсаме.
– О го-о-осподи-и-и… – раздался протяжный стон из-за перегородки.
– Я прошу вас не использовать таких слов… Вы знаете Кормильского Бэ-Эн, старшего инспектора потребнадзора?.. Не-е-ет? А вот он вас знает.
– Ой, сердце… – сдавленным голоском пискнул главный редактор за перегородкой.
– Ага, значит, вспомнили?! Очень хорошо. Мне понадобится от вас кое-какая информация. Скажите, кто в налоговой инспекции…
– Элла-а-а… – слабеющим голосом Шеф звал на помощь свою племянницу-секретаршу. – Прошу, скорее-е-й…
Наконец мои нервы не выдержали – я прикрыл ладонью трубку и возмущенно сделал выговор пространству перед собой:
– Ну сколько можно перебивать, я же работаю?!
Из-за перегородки послышался хрип, а после – булькающие звуки. Я заглянул за пластиковое ограждение: Шеф медленно сползал по креслу и, как рыба, беззвучно хватал ртом воздух. На полу лежала пузатая зеленая бутылка, вокруг которой растеклась янтарная лужа.
– Эллочка! – встревожено позвал я секретаршу, все еще прикрывая рукой микрофон, – тут, похоже, Шефу плохо… наверное, подавился «Лайфсонсом», – а потом быстро заговорил в трубку: – Извините, здесь совершенно невозможно работать. Жду вас через час в «Парусе».
…Не скажу, что помощник прокурора был убедителен и достиг своей цели. Даже меньшего намека «не совать нос во все дыры» мне оказалось бы достаточно, чтобы удвоить силы в начатом журналистском расследовании. По «делу универсама» я встречался со многим фигурантами. Это были и подсобные рабочие, и работницы торгового зала, и поставщики – директора баз, крупных и мелких хозяйств, комбинатов, и даже служащие надзорных органов.
Но с кем бы я ни беседовал, мне никак не удавалось свести их всех в одну общую схему: что конкретно происходит в преступной полутьме складов и подсобок универсама, как работает механизм надувательства, кто всем этим заправляет, и кто покрывает? Так, отдельные эпизоды и мелкие стрелочники – вот и все, что попадалось в поле зрения.
Например, мне довелось стать свидетелем одной явно мошеннической манипуляции и побеседовать с ее непосредственным исполнителем – грузчиком Димоном. Пока тот методично убирал с витрины бутылки пива и уносил их на склад, а через какое-то время возвращал на место, я взял обе разновидности и внимательно сравнил этикетки: состав преступления, что называется, был налицо.
На следующем круге я тормознул грузчика.
– Как зовут? – грубо спросил я и махнул красной корочкой журналистского удостоверения перед его гляделками.
– Димон, – ответил тот и угрожающе дернул носом соплю обратно к ее истокам.
– Зачем ты, Димон, исправил даты на просроченном пиве? – в тон ему начал я дознание.
– Это не я, – напрягся грузчик.
– А кто?
– Никто.
Понятно, ни один работник универсама не раскроет журналисту секретов, в которые он посвящен по роду деятельности… как и все остальные, впрочем. Но любое молчание может навести на след, дать понять, где и что следует искать, а именно, там, где обрываются откровения. К концу недели у меня уже начали появляться кое-какие соображения, однако, чтобы догадка стала рабочей гипотезой, мне потребовалось еще несколько дней.
Я продолжал методично добывать все новые и новые подробности и доказательства различных махинаций. Теперь у меня были ответы на вопросы: «что?» и «как?», но я по-прежнему не знал, кто за это в ответе. Все фигуранты старательно кого-то покрывали, и мне оставалась лишь самая малость – установить эту таинственную личность.
По-настоящему ценным источником информации стал заслуженный работник торговли, шашлычник универсамовской пивной Давид Поросяни. Мы встречались дважды. После нескольких рюмочек беленькой дядя Додик охотно рассказывал о своей работе, о коллегах, о жизни, короче, обо всем на свете, но настораживался и резко замолкал всякий раз, когда я интересовался директором универсама, даже когда вопросы были самыми безобидными. Скажу наперед, что именно благодаря противоречивой скрытности общительного мясника мне и удалось в конце концов установить личность зачинщика – Розы Аркадьевны.
А пока что, уже отчаявшись поймать невидимку, я повторно перечитывал стенограмму последней беседы с Поросяни, как вдруг понял смысл его таинственного молчания, да и всех остальных своих респондентов.
«Ну будь здоров! – Дзынь, – мы чокаемся рюмками. – Уах-х-х… – выдыхает он. – Так вот, нарезаю на порционный кюсочек чистую вырезку, мариную в лючших приправах, жярю на буковых углях, тарельку на весы и…»
«…И не довешиваете пятьдесят граммов!» – нетерпеливо подсказываю я, чтобы поскорее настроить собеседника на откровенный лад.
«Э-э-э… Я этого не говориль», – возмущается дядя Додик.
«Но хотели», – возражаю я.
«Нет, не хотель… прёсто слючайно чуть не проговорилься… А сейчас, посмотри, что твориться… Как это надо било придумать такое – уменьшить упаковку, а продавать за ту же цену?! Ведь ми же давно привыкли: молоко – литр, крюпа – киляграмм…»
«…Водка – поллитра! – радостно добавляю я и наливаю по новой. – Не отвлекайтесь, пожалуйста, дядя Додик, что было потом, когда вы подсчитали выручку от продажи шашлыка?»
«Да-а-а… – вздыхает он. – Ну давай! – Дзынь, – вновь раздается звон рюмок. – Уах-х-х… – выдыхает хмельной Поросяни, и дальше его начинает нести: – Хороша мерзавка… Хорошенькая такая… Гюбки пухленькие… Фигурка – персик… А запах от нее – мё-ё-ёд! Я ей однажды говорю, Роз…»
«Роза!!!» – вырывается у меня.
«Какая Роза?! – испуганно спохватывается он и сразу исправляется: – Розрази меня гром, говорю ей, если я хоть раз обвесиль моих дорогих клиентов».
«Кто – она? Кому говорите?!» – не выдерживаю я.
«Никому говорю», – следует в ответ.
Мой расчет оказался верен: мало кому придет в голову искать что-то там, где ничего нет. Но именно в недоговорках и недосказанностях собеседников я начал обнаруживать подтверждение своей догадки. Теперь всякий раз, когда в лакуны я мысленно подставлял Розу Аркадьевну, картина событий представлялась полной, законченной и логичной – цепь замыкалась.
Результат четырехнедельного расследования был следующим: в крупнейшем в городе универсальном магазине ловко мухлевали с распродажами – за акционные товары с покупателей сдирали по прежней цене, распродавали же некачественные или вовсе просроченные продукты, – а кассиры, играя на доверчивости и невнимательности покупателей, наживались на них, бессовестно обсчитывая. Заправляла всем этим безобразием директор универсама Удальцова Роза Аркадьевна, а покрывали ее злодеяния заместитель начальника торговой палаты и инспектор потребнадзора – так сказать, сообразили на троих. В деле еще фигурировал чиновник из налоговый, но никаких доказательств его участия в этой преступной схеме у меня не было.
За время расследования материала скапливалось слишком много для одной публикации. И чтобы ценная информация не пропадала даром, я последовательно запускал в печать статьи: «Спекуляции с капустой», «В продаже гнилые креветки» и «Так называемый инспектор потребнадзора ничего не замечает», так что народ был немного подготовлен к разоблачительному финалу.
Но все же мне не хватало яркой концовки – хотелось лично разрушить этот «храм Бегемота» и уличить Розу – этот шаг был просто неизбежен, поскольку с ней у меня имелись давние личные счеты.
Глава 5
К «Великому походу на бастион обмана» я готовился достаточно долго. Спешить было ни к чему, да и обстановка не особенно соответствовала: радостное солнце, не желая ни на день покидать свой обожаемый Горноморск, весело играло бликами от воды на блестящих поверхностях шара в центре универсамовского фонтана. Ну как можно было при такой чудесной погоде настроиться на воинственный лад?! Приходилось терпеливо выжидать пасмурного неба и соответствующего настроения, распивая пиво на лавочке возле фонтана и греясь в лучах теплого солнца, естественно, размышляя над будущей статьей.
«В лучших традициях капиталистического общества, – думалось мне, – работники торговли "ошибаются" исключительно в свою пользу. Допустим, на желтом акционном ценнике ясно указано: лещик вяленый – семьдесят рублей девяносто девять копеек за упаковку, а ниже зачеркнута старая цена – сто пятьдесят рублей девяносто девять копеек. Но на кассе тебе непременно посчитают этого несчастного лещика по прежней цене, и это в лучшем случае, а то и вовсе пробьют как кальмара сушеного по триста пятьдесят рублей девяносто девять копеек. Никогда не происходит наоборот, никогда! И все – это закон торговли».
Но вот день настал – в воскресенье с самого утра небо хмурилось, и я хмурился вместе с ним. Подождав до вечера и напитавшись соответствующим настроением и пивом, я вышел из пивзавода и, покачиваясь, направился в сторону микрорайона Солнечный…
Гостеприимный универсам, как всегда, встретил привычными шумом, гамом и суетой. По залу озабоченно сновали голодные двуногие существа, выбирая себе на ужин продукты в соответствии с уровнем дохода, мировоззрением или просто вкусовыми предпочтениями. А над ними, под пятиметровым потолком, между частыми рядами светильников, хитросплетениями металлоконструкций, вентиляционных шахт и проводов, порхали серенькие воробьишки, высматривая, как бы где-нибудь стырить маленькую хлебную крошку. Я немного постоял у входа, созерцая суетливое мельтешение: мимо меня, как при убыстренной перемотке, туда-сюда сновали посетители магазина, оставляя за собой разноцветные шлейфы. Все было как всегда, только сегодня я чувствовал себя как-то особенно. Я смотрел на каждую привычную мелочь как будто новыми глазами.
Привыкнув к яркому свету после сумрачной улицы, я отправился в путешествие по универсаму, которое вполне могло оказаться последним. Справа от входа стояла длинная вереница тележек на колесиках. Но сегодня я не стал пользоваться этим транспортным средством – оно было слишком громоздким и лишало мобильности. Для моих покупок вполне хватало небольшой проволочной корзинки. Сложенные одна в другую, они штабелями стояли здесь же в углу.
С корзинкой в руке я миновал длинный проход, свернул налево и дальше пошел петлять по лабиринту торгового зала. По сторонам потянулись ряды стеллажей. Над каждым была прикреплена соответствующая вывеска: «Соки», «Консервы», «Крупы», «Молоко», «Сыры»… Но вот приятно запахло копченостями. Я остановился у застекленной витрины и изучил ассортиментный перечень: колбасы, сардельки, сосиски, карбонат… «Богато!» – Я сглотнул слюну и пошел дальше. Деликатесные ароматы еще долго щекотали ноздри, вплоть до самого хлебного отдела.
Что ни говори, а выпечка пахнет как-то по-особенному: душевно, что ли. Восемь высоких стеллажей на колесиках, с множеством секций под деревянные поддоны, стояли в ряд за ширмой с большими прямоугольными прорезями. Все стеллажи были заполнены свежеиспеченным хлебом, батонами, булочками, крендельками и пирожными. Я подобрал с пола сухую корочку, размельчил ее в руке пока дошел до конца отдела и бросил крошки между стеной и кадкой с пальмой. Когда я отошел и оглянулся, стайка воробьев, радостно чирикая, сметала с пола следы моего преступления.
Озираться по сторонам в универсаме у меня уже вошло в привычку. С особой опаской я поглядывал на темный проход в стене, расположенный между мясными охлаждаемыми витринами. Над проходом, занавешенным полупрозрачными целлофановыми полосками краснела зловещая надпись:
«СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ».
Так и чудилось, что оттуда плотоядно сверкают две серые искорки глаз… Там, во мраке, караулила свою добычу Роза Аркадьевна, директор универсама… и главное было – не приближаться к проему… иначе – затащит.
Обогнув алкогольный отдел, я подобрался к рыбному холодильнику – последнему в длинной веренице мясных прилавков. Присматривался я исключительно к желтым ценникам. Сегодня с распродажей повезло – я вытянул из самой глубины свою любимую копченую кильку в картонной коробочке, стилизованной под деревянный ящик. Пиво у меня уже было запасено дома, так что вечером предстоял настоящий пивной праздник. На радостях я чуть было не забыл о мамином поручении, но вовремя вспомнил и на обратном пути резко взял влево – в молочный отдел. После него я направился прямиком к кассам.
