banner
banner
banner
Круг ада номер 179

Евгений Косенков
Круг ада номер 179

КРУГ АДА НОМЕР 179

Первые две недели учёбы в университете Костика не вдохновили. С однокурсниками он не сошёлся сразу. Разнились взгляды на исторические события. Костик любое событие умел перевернуть так, что очевидное становилось непонятным, герои превращались чуть ли ни в предателей, историческая правда оказывалась надуманной.

Разговор вспыхнул на трамвайной остановке. Тема возникла после презрительных слов Костика о ветеране войны.

– Нацепил висюльки, а сам, поди, в тылу отсиживался, как многие.

– Для тебя висюльки, а для ветеранов кровь, смерть, память, – отозвался однокурсник крепкого телосложения. – И насчет тыла… У каждого свой был фронт…

– Ой! Не надо разводить тут патриотизм, заколебали уже, – отмахнулся Костик и дёрнул головой так, что длинный обесцвеченный чуб на некоторое время открыл лоб и холодные голубые глаза.

– Мой прадед всю войну на заводе отпахал. Не отсиживался, как ты говоришь. В тылу не слаще было, чем на фронте, – чётко проговаривая слова, ответил однокурсник.

– И чего ты имеешь против ветеранов? – вступил в разговор ещё один однокурсник в лёгкой спортивной курточке.

– А чего они свои висюльки нацепят и бренчат ходят? Я таких сколько угодно нацепляю. Хоть на грудь, хоть на спину. Подумаешь, воевал. Это ещё доказать надо, что воевал. А те, которые в тылу вообще дармоеды.

– Слышь, ты, кормилец, за такие слова тебе голову свернут, – завёлся крепыш. – Ты кто такой, чтобы их упрекать? Тебя там не было! И ты ничего не знаешь, чтобы выносить обвинения!

– Ты много знаешь! Твой прадед, похоже, как раз и сидел в тылу, чтобы не воевать! Так было?

– Он не сидел! Он работал! Ты представление имеешь о работе в тылу? – взгляд крепыша стал мрачным, серьёзным и решительным.

– Я и так всё знаю! Все трусы прятались на заводах! Жрали в три горла, когда другие воевали! И твой прадед…

Крепыш не выдержал. Удар с правой получился неточным, но все-таки крепыш победил. Костик успел отреагировать, отклониться и отступить назад, и тут нога соскользнула с края перрона, и он, не успевая выдернуть руки из карманов плотно обтягивающих джинсов, начал заваливаться на рельсы. Трамвай шёл прямо на Костика, визжал тормозами, а женщина водитель неотрывно и с ужасом смотрела на него. Испугаться как следует Костик не успел. Перед глазами мелькнула цифра 13, фара посередине и ребристый металлический бампер. Удар…

Голова болела так, словно опять перебрал энергетика. Костик с трудом открыл глаза и ничего не понял. Он сидел на земле, а вокруг была незнакомая местность, едва проступающая сквозь темноту.

Пальцы сжались и вырвали из земли пучок травы вместе с землёй. Прохладный ветерок легко проникал под модную рубашку навыпуск. Костик поёжился от холода и с ужасом посмотрел по сторонам. Он не узнавал это место. Освещения на улице не было. Только полная луна.

Внутри у Костика похолодело. Он никак не мог понять, где он, что это за место и почему темно?

«Однокурсники бросили?» – подумал он, озираясь.

В это время послышался грохот. Что-то непонятное и пугающее громыхало в его сторону. Сердце учащённо забухало. По телу пробежали мурашки. Металлические звуки перемежались пыхтением, свистом, шипением.

Соображалка сработала и всплыло воспоминание о падении на рельсы.

– Меня же трамвай переехал!

Стало неожиданно жарко и жутко. Трамвай переехал, а жив и здоров?!

Продолговатая громыхающая коробка с бликующими стёклами вынырнула из темноты, словно привидение и, не сбавляя скорости, прогрохотала мимо.

Костик удивлённым взглядом проводил одинокий вагон трамвая. Вокруг опять воцарилась тишина. Мысли лихорадочно прыгали, а в душе с новой силой нарастал страх.

Темно. Вокруг никого. Местность незнакомая. Странный запах. И растерянность, и волна нарастающего страха. Ему никогда не приходилось оставаться одному в незнакомом месте, ночью.

Костик попытался взять себя в руки. Нерешительно отбросил пучок травы. Мелкая дрожь сотрясала всё тело. Сосредоточиться не удавалось.

Он поднялся и решил пройти через небольшой пустырь к трамвайным путям. А там решить, куда идти дальше. Запинаясь о невидимые кочки, лихорадочно дрожа от холода, сменившего жар, и вздрагивая от страха, он вышел на пути. Поблизости от них стояли деревянные двухэтажные дома. Один вид их не вызывал доверия. Но боязнь остаться одному в ночи, в непонятном месте, подтолкнула Костика постучаться к кому-нибудь, чтобы если не переночевать, то хотя бы узнать, где он оказался. Не средневековье ведь…

Дойти до ближайшего подъезда не довелось. Навстречу из темноты вышли несколько парней, одетых практически одинаково. Кепка и тёмная одежда.

– И кто это тут гребёт, клыками клацает? – послышался молодой голос. – Тю! Фраерок обнову притаранил! Примай, братва!

У Костика опустилось в пятки всё, что можно. Ледяной ужас сковал тело.

– Скидывай тряпки, фраерок! Или тебе помощь нужна?

Чьи-то настырные руки ухватили рубашку Костика и потянули вверх. Костик пришёл в себя и постарался оттолкнуть нахального грабителя, но удар в голову опрокинул его наземь. Затем последовала серия ударов ногами. Костик свернулся калачиком, прикрыл голову руками, но это мало помогло. Били жестоко, не разбирая, куда придётся удар. Сознание отключилось, когда Костик перестал чувствовать боль…

Возвращение оказалось болезненным. Первым делом пришла боль во всём теле. Потом до Костика дошло, что он может видеть только одним глазом. Второй заплыл и не открывался. Хотел пошевелиться, но боль отозвалась так, что Костик застонал.

– Очнулся? – послышался спокойный, с хрипотцой голос. – Говорить можешь?

Костик взглядом обвёл комнату. В свете керосиновой лампы прорисовались очертания давно устаревшей мебели. Шкаф с разномастными папками, узкий металлический сейф рядом, у окна заваленный бумагами стол с «керосинкой» и диван, на котором, собственно, лежал Костик. За столом сидел человек с короткой стрижкой в какой-то странной синей форме. Его внимательный изучающий взгляд был направлен на Костика.

– Воды? – Не дожидаясь ответа, человек с шумом отодвинул стул и встал, машинально расправив складки на своей синей гимнастёрке. На широком кожаном ремне висела пистолетная кобура. Каблуки сапог выбили из деревянного пола гулкий звук. В правом углу комнаты, если смотреть от рабочего стола обнаружился небольшой столик с металлическими кружками, ребристым пузатым графином и продолговатым газетным свёртком.

Человек в странной форме неторопливо налил в кружку воды из графина и подошёл к дивану.

Костик следил за его движениями и пытался понять, где он оказался, и что ему ждать.

– Сам выпьешь или помочь?

Костик поднял руку и охнул от боли. Старенькое шерстяное одеяло медленно сползло на пол. Человек легко ухватил его край и вернул на место. Только сейчас Костик понял, что он полностью обнажён. Память тут же подкинула картинку недавнего происшествия, и Костика передёрнуло от воспоминаний.

Человек аккуратно поднёс кружку к пересохшим губам и Костик жадно, без отрыва, выхлебал прохладную воду.

– Лучше? – поинтересовался человек, вернув кружку на столик, а сам присел на прежнее место, достал необычную большую пачку папирос и прикурил. – Давай уже, поведай, кто ты, откуда, как оказался на том пустыре ночью.

– Меня зовут Костик, – с трудом ответил Костик.

– Кликуха что ли? – поинтересовался человек.

– Какая кликуха? Меня так зовут.

– Мамка и друзья так зовут? Ты мне полностью своё имя, отчество, фамилию назови. Откуда сам, где живёшь, кто родители?

– Зачем вам?

– Работа у меня такая. Знать всех, кто объявился на моём участке и для чего.

– Вы полицейский?

– Чего-о? – удивился человек, чуть не выронив папиросу.

Костика опять кинуло в холод, хотя в комнате было достаточно тепло.

– Мне тяжело говорить. Я хотел уточнить. Ну. Вы милицейский?

– Милиционер. Участковый Вадим Григорьевич Субботин. Очень хотелось бы, чтоб на мою любезность ты ответил своей любезностью. Как тебя зовут?

– Константин Викторович Неупокоев.

– А могли упокоить, – усмехнулся милиционер. – Рассказывай, рассказывай.

Костика внезапно посетило нечто вроде озарения. Здесь всё было не так! Помещение, милиционер, мебель. Милиционерами в советское время звали полицейских! И форма! Другая, странная. Синяя какая-то. Папиросы, крашеные стены и белёный потолок. В углу над сейфом чернело пятно вместо отвалившейся штукатурки. Допотопный телефон с крутящимся диском на столе. Деревянный затоптанный пол, по-видимому, даже не крашеный. На стенах плакаты и «агитки», призывающие не терять зоркость и бдительность. Отрывной календарь. Пузатый алюминиевый закопчённый чайник, без подключения к электричеству.

– Чего молчишь? Смотришь вокруг так, будто с другой планеты свалился, – улыбнулся милиционер своей шутке. – Или память отшибли? Фамилию же вспомнил. Значит, и остальное вспомнишь. Я вот не могу вспомнить Неупокоевых. Я, правда, здесь недавно. Но о Неупокоевых никогда не слышал.

Костик тупо уставился на милиционера.

– Где я?

– Ну, брат, это не смешно. В милицейском участке.

– Я в смысле… число… год какой?

Улыбка с лица у Субботина исчезла. Папироса зависла на полпути ко рту. Он пристально вгляделся в растерянное лицо Костика.

– Суббота, 3 октября.

– Год! Год какой? – настороженно спросил Костик.

– Сорок второй.

– К-ка… кой? – поперхнулся Костик, немея от ужаса. – Тысяча девятьсот… сорок второй?!

– Ну, не две тысячи сорок второй точно, – Субботин ухмыльнулся.

Челюсть отвисла. Сказанное сняло боль, проникло внутрь холодом, и никак не желало осмысливаться.

– Сорок второй, – повторил Субботин, медленно затягиваясь папиросой. – Что-то не так по-твоему?

Костик почти впал в ступор. Тысяча девятьсот сорок второй! Как это могло быть? Костик с трудом собирал ускользающие мысли. От напряжённой работы мозга слегка приоткрылся заплывший глаз.

 

– Да, брат, хорошо тебя приложили, если даже год вызывает такую реакцию, – усмехнулся милиционер, ткнув в пепельницу остаток папиросы. – Ладно, отдыхай. Здесь никто тебя не потревожит до утра. А завтра найдём что-нибудь из одёжки и подумаем, как быть дальше.

Субботин встал, закрыл на ключ сейф, одёрнул гимнастёрку.

– Извини, но мне надо отлучиться по работе. Ты не обессудь, но кабинет я закрою на ключ. Если захочешь по нужде, в углу стоит ведро. Бывай.

Субботин задул керосинку и в темноте уверенно прошёл на выход. Стукнула дверь, провернулся замок, и наступила тишина.

– Пипец! – Вырвалось у Костика. – Сорок второй! Война и немцы! Охренеть!

И только сейчас услышанное и дошедшее до сознания обрушилось на не подготовленный к подобному экстриму мозг. Обрушилось и всей своей тяжестью сломало восприятие окружающего мира.

Костик ещё долго сидел под одеялом, дрожа всем телом, и уже не пытаясь разобраться в сумбуре пролетающих в голове мыслей. Обнажённый, беззащитный, в разгар Великой Отечественной войны, которая закончилась 75 лет назад. Это не укладывалось ни в какие рамки… да что там, рамки! Это было просто каким-то горячечным бредом!

Как уснул, Костик не помнил. И что снилось – не помнил. Может, и к лучшему.

Из сна его вырвал усталый жёсткий голос.

– Где тут этот потеряшка?

Костик встрепенулся, захлопал глазами, натянул одеяло по самые брови, одновременно пытаясь понять смысл происходящего.

– Так-так, – высокий мужчина в такой же синей форме, как у вчерашнего милиционера, проницательно щурясь посмотрел на Костика. – Чуб где-то опалил, что ли? Непонятный тип. Ты, Субботин, давай разбирайся с ним.

– Так точно, – слегка невпопад ответил участковый.

Высокий резко поднял руку, глянул на наручные часы.

– Три часа хватит?

– Хватит, товарищ подполковник, – ответил Субботин.

– Действуй. Пацана сдашь на руки Степанычу. На заводе они сами дальше разберутся.

– Я могу мотоцикл взять?

– Бери, капитан. А ты, парень, не унывай. Память вернётся. Всякое в жизни случается. Не вешай нос.

С этими словами подполковник ушёл.

– Одевайся, Константин. Сейчас чайку попьём и поедем на завод, – на одеяло Субботин положил свёрток. – Возможно, размер чуть больше, но всё лучше, чем голым ходить. Степаныч обещал тебе телогрейку подобрать. Так что в беде не бросят. Одевайся, одевайся.

Субботин взял чайник и вышел.

Костик дотянулся до свёртка, вскрыл его. Чёрные штаны и серая рубаха, местами заштопанные, стираные, мятые. Ботинки из непонятного материала с длинными шнурками. Носков не было. Зато была кепка из какой-то мягкой толстой ткани. Широкая до несуразности, но если присмотреться и вспомнить эксперименты французских модельеров, возможно, даже стильная. Только грязноватая.

Костик брезгливо разглядывал обновку.

– Чего не одеваешься? – подбодрил его Субботин. – Нам ехать далековато. Так что, давай, шустрей.

Костик спустил ноги на пол. Боль тупо отдавалась по всему телу, но движений не сковывала. В голове стучали молотки, а челюсть болела, но боль была вполне терпимая. Заплывший глаз, пусть и через оставшуюся щёлочку, но всё-таки видел мир. Главной проблемой, на самом деле было осознание, что «круто попал».

В голове царили сумбур и хаос. Война, сорок второй год и непонятный пока завод казались страшилками. Поверить, что происходило с ним, здесь и сейчас было практически невозможно. Всё казалось каким-то неестественным бредом. Но реальность была перед глазами. От неё не уйти.

Костик еще раз перебрал одежду. Нижнего белья не было. Костик брезгливо взял штаны и натянул. Запутался в рубахе, но сумел надеть через голову. Одежда болталась на нём, как на пугале. Ботинки оказались на размер больше, но неожиданно удобные, хотя и тяжёлые. К такой обувке Костик не привык, и первые шаги оказались неловкими.

Субботин в углу за столиком шуршал газетой, стоя спиной к Костику. Запахло колбасой. Капитан обернулся и протянул два бутерброда с маленькими ломтиками колбасы.

Костик через боль сжевал их и запил закрашенным кипятком. Обильная слюна выделилась еще на запах, а вкус вообще превзошёл все ожидания. Такой вкусной колбасы Костик никогда не пробовал.

– Пошамал? – Субботин почти по-отечески взглянул на Костика. – Айда…

Погода стояла осенняя, деревья были уже голые, но лужи ещё не замёрзли. В одной рубахе было прохладно, но терпимо.

Мотоцикл удивил Костика ещё больше. Допотопный. Прямо как в фильмах про войну…

«А сейчас сорок второй, и теперь окончательно ясно, что это всё на самом деле, без дураков», – добила жесткая, как диван в участке мысль.

– Давай в коляску, кутайся в шинель. Нам на правый берег перебираться ещё.

Скорость мотоцикла была небольшой. Костик во все глаза смотрел вокруг и не мог понять, а Новосибирск ли это? Места незнакомые. Никакой рекламы на зданиях, да и самих привычных зданий нет! Точнее здания есть, но они другие, совсем не похожи на здания двадцать первого века.

Заблестела вдали Обь. Привычного Коммунального моста и метромоста не было и в помине. Костик глотал пыль впереди идущей полуторки, в кузове которой сидело много мужчин разного возраста, но с одинаково грустными и задумчивыми лицами. Народа на улицах практически не было.

Полуторка, а за ней и мотоцикл, скатились к реке по накатанной дороге. Костик что было сил вертел головой, и терялся в предположениях, как они переправятся на правый берег, если нет моста?

Ответ появился, когда полуторка медленно поехала прямо по реке! Мотоцикл немного отстал, но вскоре тоже въехал на качающееся сооружение.

«Понтонный мост! – Осенило Костика. – Вот так номер!»

Он даже предположить не мог, что в это время существовали понтонные мосты.

За рекой полуторка ушла прямо, а мотоцикл повернул вправо. Костик лишь отдалённо улавливал сходство этого города с тем, в котором он жил. Серый какой-то, людей практически нет. Хотя, что тут удивительного? Идёт война…

Костик думал, что первым с кем ему придётся общаться, будет директор завода или его заместитель, но общаться пришлось с представителем НКВД.

Отравленный легендами Костик думал, что будет говорить с монстром, командированным совсем недавно прямиком из ада, но чекист оказался совсем другим. Небольшого роста, с маленькими живыми глазами, пронзительным взглядом, который превращался во время разговора из ледяного в добродушный и обратно. Длинная чёлка зачёсана назад. Хорошо подогнанная по фигуре военная форма. Ничего такого, чем не могли похвастать современные Костику служители правопорядка.

Он встретил Субботина в дверях, пожал капитану руку, строго оглядел Костика, тоже пожал руку, и пригласил в кабинет. Это была небольшая комната с одним окном, столом, стоящим к окну боком и сейфом. Еще имелись два стула. Вот и вся обстановка. На столе лежала только одна серая папка.

Субботин и хозяин кабинета перекинулись парой фраз шёпотом и милиционер, отдав честь, ободряюще кивнул Костику, вышел.

– Итак, Константин Викторович, давай знакомиться. Меня зовут Павел Юрьевич Минаев. Каждый рабочий завода находится под моим неусыпным взглядом. Ты оказался на режимном заводе по нескольким причинам и одна из них печальная. Впрочем, я об этом скажу позже, – глаза Минаева блеснули льдом и заставили замереть сердце Костика. – Я практически всё о тебе знаю, Константин.

Костик напрягся, сердце готово было выскочить наружу. Из глубин памяти всплыли все страшилки, подмешанные к исторической правде чужими и отечественными «голосами западной демократии». Иррациональный страх перед сотрудником НКВД разлился по всему телу. В какой-то момент Костик захотел умереть прямо здесь, чтобы только его не пытали и не избивали.

– Мать умерла в 1939 году, отца призвали в армию в августе 1941 года. Ты, вместе с переселенцами из Саратова приехал в Новосибирск. Так?

Опять пронзительный взгляд обжёг Костика. Он не знал, что отвечать.

– Не помнишь? – Минаев вытянул вперёд, сложенные трубочкой губы и громко цыкнул. – И вот какого хрена ты попёрся через железку в посёлок чалдонов? Повезло ещё, что ножом не ткнули. Тебе Саратовки мало? Надо же, додуматься! Ночью к чалдонам! Чалдоны в вашу Саратовку поодиночке не ходят. Какого, скажи мне, хрена, ты полез к ним?

Костик пытался ухватить лихорадочно разбегающиеся мысли, сидел в одной позе, словно замороженный и смотрел неотрывно в сторону.

– Ладно, – чекист смягчил интонации. – С завода на фронт ушла очередная партия рабочих. Идёт новый набор, кому-то ведь надо делать снаряды. На режимный объект берут не всех, а только кристально чистых людей из рабочих и крестьян. Ты подходишь. Семнадцать лет. Парень взрослый. Токарный станок освоишь. У нас в цехах практически не осталось мужиков. Женщины и дети. Ответственность огромная. Любой проступок карается строго. Заруби это себе на носу!

Минаев прошёлся по кабинету, постоял у окна, высматривая что-то в серой уличной дымке, а затем резко повернулся к Костику.

– Крепись, парень! Твой отец Виктор Евграфович Неупокоев пал смертью храбрых при обороне города Тула. Вот так. Теперь ты сам себе голова. В Саратовку поедешь? Вещи какие там собрать или ещё что?

Костик заторможено поднял взгляд на Минаева, ожидая очередной порции льда, но в глазах у чекиста светились добродушие и сочувствие. Как ни удивительно. Впрочем, Костик испугался ещё больше. Он не знал, где находится Саратовка, где находится дом. Голова сама по себе отрицательно замоталась в стороны.

– Тогда пошли к директору, – Минаев с пониманием кивнул. – Он решит, куда тебя определить.

Костик встал и на ватных ногах двинулся на выход.

С директором пообщаться не довелось. На Костика в сопровождении грозного стража обратил внимание инженер завода Павел Лукич Созиков. Минаев охотно передал своего подопечного в руки инженера.

– Сорок человек! Представляешь, Минаев?! Сорок! Ушли на фронт добровольцами. А работать кому? Здесь тоже фронт! Рабочих рук не хватает. Катастрофически. Половина цеха пацаны и девчонки. Пойдём, парень, я тебя определю к бригадиру. Три дня на обучение и вперёд! Раскачиваться некогда.

Инженер говорил и говорил, и вёл Костика через промасленные цеха завода. Вокруг всё ухало, стучало, звенело, свистело, скрипело. Костику хотелось зажать уши, но он боялся, что потеряется среди станков и залезет куда-нибудь не туда. Растерянно семенил он за инженером и трясся от страха.

Цех, в котором Костику предстояло работать, оказался гигантским и с множеством станков, размещённых по всему периметру в непонятном порядке.

– Люба! – закричал инженер девушке в красной косынке, которая что-то делала у одного из станков. – Люба!

Рейтинг@Mail.ru