Евгений Лешкович
Le Foot. Краткая история французского футбола
…На момент матча с Италией Маесу было всего 22 и казалось, что впереди у парня море счастья и изумительная карьера. Но грянула Первая мировая, на которой Эжен получил сразу два тяжелых ранения, фактически похоронивших карьеру. В лазарете он познакомился с будущей женой Ивонн и после войны переехал с ней в Кан, где был кем-то вроде играющего тренера, но на прежний уровень уже не возвращался.
Во время Второй мировой Маес оскорбил кого-то из гестапо и был отправлен в концлагерь Дора-Миттельбау. В 1945 году форвард скончался.
Глава 5. Последствия Первой мировой войны. Французский футбол в начале двадцатых
Одной из главных достопримечательностей Парижа является кладбище Пер-Лашез. Среди тысяч людей, нашедших последний приют на территории этого грандиозного некрополя, Оноре де Бальзак и Фридерик Шопен, Оскар Уайльд и Джим Моррисон, Нестор Махно и Айседора Дункан. Неудивительно, что за год кладбище посещают до 2 миллионов туристов.
От станции метро “Пер-Лашез” до центральных ворот некрополя несколько сотен метров. Идти придется вдоль стены, на которой перечислены имена парижан, павших на полях Первой мировой. Несмотря на то, что имена написаны весьма мелким шрифтом, не кончаются они до самого входа. Довольно жуткое зрелище.
Историки не могут назвать точное число погибших пуалю, но правильный ответ находится где-то между 978 тысячами и 1,3 миллионами. Еще около 3 миллионов французов были ранены, причем 800 тысяч из них – тяжело. Треть мужчин в возрасте от 18 до 25 лет не вернулись домой. Больше Франции на той войне потеряли лишь Германия, Австро-Венгрия и Россия.
Экономический урон Третьей Республики составил около 11 миллиардов долларов (сейчас, с учетом инфляции, это был бы триллион долларов). Компенсировать такие сумасшедшие потери не могло даже долгожданное возвращение Эльзаса и Лотарингии. Богатые города севера, вроде хорошо знакомого нам Рубе, лежали в руинах.
Примерно в том же состоянии находился и французский футбол. На фронтах Первой мировой погибли 17 (!) игроков, когда-либо надевавших футболку сборной Франции. Несколько десятков человек получили ранения, несопоставимые с продолжением футбольной карьеры. Среди них были и звезды уровня Эмиля Сарториуса и Эжена Маеса. Некоторые клубы потеряли до 80% состава, особенно это касается команд с севера страны. Если уподобить довоенный французский футбол воздушному шарику, то следует признать, что он лопнул, напоровшись на острие пикельхельма.
Чудовищные потери Франции в Первой мировой войне – одна из важных, но редко упоминающихся причин того, что французский футбол и дальше продолжал отставать от соседей. Хотя стоит отметить, что кое-что хорошее для футбола война все же сделала. Во-первых, теперь игра окончательно распространилась на всю территорию Франции. Если раньше футбол можно было смело назвать игрой промышленного севера и портовых городов, то в окопах с футболом познакомились и представители остальных регионов страны. Кому-то показали игру сослуживцы, кто-то удачно пересекся с англичанами. Те из пуалю, кому повезло уцелеть, привезли игру домой и быстро подсадили на нее родные деревни и городки. Если верить статистике, то уже к середине двадцатых в стране было в четыре (!) раза больше футболистов, чем в 1913-м году (что правда, во многом объясняется очень уж низкой стартовой цифрой).
Второй “подарок” войны был косвенным и проявился только в пятидесятые. Дело в том, что разрушенная Франция дико нуждалась в рабочих руках и открыла границы для всех желающих заработать. Таковых после войны хватало – например, в возрожденной Польше экономическая разруха была еще сильнее, поэтому поляки ехали во Францию целыми эшелонами и впоследствии образовывали тут многочисленные поселки, где зачастую никто даже не говорил по-французски. Первое поколение этих переселенцев шло в шахты, третье отправилось покорять университеты, а вот представители второго вошли в историю французского футбола как “поколение великих поляков”. Это и Раймон Копа (Роман Копачевски), и Эдуар Каргу (Эдуард Каргулевич), и Леон Гловацки, и Гийом (Вильгельм) Бегански, и Таде Сизовски (Тадеуш Цисовски)… Эти фамилии мы вспомним еще не раз.
Еще одним прощальным подарком Великой войны можно считать Кубок Франции. 15 июня 1915 года в сражении при Экури пал один из руководителей CFI Шарль Симон. На похороны героя съехались футболисты со всего фронта, а лейтмотивом траурных речей была мысль о необходимости учредить в честь Симона какой-нибудь статусный турнир. Тем более кое-где во Франции играли даже во время войны – например, на сайте “Ренна” можно прочитать, что в 1916 и 1917 гг. бретонцы выиграли некий Кубок Союзников.
Боссы CFI, однако, хотели провести что-то более масштабное. Они собирались не просто поставить галочку – они хотели заложить в память о Симоне какую-то действительно мощную традицию. И вскоре такая возможность появилась. В конце 1916 года спортивный обозреватель газеты “Lectures” выступил с предложением провести во Франции футбольный турнир, в котором примут участие представители абсолютно всех ассоциаций страны – от CFI и USFSA до самых мелких региональных объединений. Идея понравилась, тем более на Западном фронте все было без перемен, а сама концепция очень хороша отвечала духу времени – в начале войны все общественно-политические силы Франции заключили так называемый Священный Союз, пообещав забыть все разногласия до победы над немцами. Журналист “Lectures”, по сути, предложил такой же Священный Союз разделенным на фракции французским футболистам.
В 1917 году было решено – Кубку Шарля Симона быть. В соревновании приняли участие 48 команд, а правила написал лично Анри Делоне. Надо сказать, что ничего нового он решил не придумывать. Еще в 1902 году Делоне довелось побывать на финале Кубка Англии, который произвел на него громадное впечатление, и поэтому Делоне просто решил перенести английские правила на родную почву. Проигравший выбывает, победитель идет дальше, победитель финала забирает кубок. Его за 2 тысячи франков изготовил модный ювелир Шовийон, которому заплатил из своего кармана соратник Делоне и Симона доктор Поль Мишо.
До финала первого в истории Кубка Франции (он же Кубок Шарля Симона) добрались “Олимпик Пантен” и “Лион” (не путать с современным лионским “Олимпиком”). Первые на пути в финал разобрались с “Легионом Сен-Мишель” (4:1), “Лионским университетом” (5:1), “Клуб франсез” (3:2) и “Сосьет Женераль” (1:0). Лионцы лишь с третьей попытки прошли “АС лионне” (2:2, 1:1, 5:0), а потом выбили “Марсель” (2:0), “Ренн” (2:1) и “АС франсез” (1:0).
Финал состоялся в воскресенье, 5 мая 1918 года, в 15:00. На трибунах стадиончика на парижской улице Оливье-де-Серре собрались 2000 зрителей – очень неплохо, если учитывать, что шла война, а вход на стадион стоил от 1,5 до 3,5 франков (килограмм хлеба в то время стоил 1 франк 13 сантимов). Судил встречу Жак Баттай.
“Олимпик Пантен” выиграл со счетом 3:0, дубль оформил игрок национальной сборной Эмиль Фьеве. Как минимум один из голов Фьеве на совести голкипера “Лиона” Поля Вебера, который вообще не должен был играть в этом матче. Основным вратарем ронцев был уругваец Карлос Мутти, который в это время находился на фронте. Руководителям “Лиона” удалось добиться того, чтобы командование отпустило Мутти в Париж для участия в финале, но сам уругваец отказался ехать на футбол, мотивировав это тем, что “из двух команд —“Лиона” и моих однополчан – я нужнее второй”. За первую команду Мутти так больше никогда и не сыграет, в августе 1918 года он погибнет на Сомме.
Еще одна важная история о первом финале связана с голкипером “Пантена” Рене Деку. В первом тайме, еще при счете 0:0, он ударил по лицу нападающего “Лиона” Андре Вебера. Инцидент не укрылся от внимания судьи и Жак Баттай удалил Деку с поля. Однако в этот момент к нему подошел капитан “Лиона” Роже Эбрар и попросил “не портить финал и оставить соперников в полном составе”. Поступок Эбрара по сей день считается одним из самых благородных в истории Кубка Франции.
Состав “Олимпика Пантен”, первого обладателя Кубка, выглядел так: Деку, ван Рой, Ламбрехтс, ван Стек, Оливан, Лина, Деваке, Ландауэр, Дарке, Фьеве, Делой. Отметим, что сразу четыре футболиста “Пантена” были бельгийцами.
Защитить титул у “Пантена” не получилось. Через год он вновь дошел до финала, который теперь проходил в куда более серьезной обстановке: во-первых, играли на “Парк де Пренс”, во-вторых, собралось больше 10 тысяч зрителей. Соперниками “Олимпика” были футболисты парижской команды “КА Спортс”. Основное время матча закончилось со счетом 1:1, в овертайме “Пантену” удалось выйти вперед, но в самой концовке дублем отметился игрок “Спортса” Луи Хатцфельд.
Финал-1919 проходил под эгидой новой организации – ФФФ (Французская федерация футбола). Она была основана путем объединения CFI с последними “сепаратистами”, которое последовало 7 апреля 1919 года. Первым президентом ФФФ стал всеми уважаемый 46-летний юрист Жюль Риме.
В личности Риме максимально удачно сочетались идеалист и практик. Жюль родился в 1873 году в деревушке Теле, его отец был простым бакалейщиком. Чтобы прокормить семью, месье Риме отправился на заработки в Париж, а маленького Жюля воспитывала бабушка – фанатичная католичка, легко обратившая в свою веру и внука. Учитывая, что занимавший довольно высокие посты Риме всегда считался стопроцентно честным человеком и никогда не был уличен в какой-нибудь явной подлости, можно сказать, что бабушка и сельский кюре старались не зря.
В 1884 году Жюль переехал в Париж. Родители накопили немного денег и устроили сына в лицей Ларошфуко. Успешная учеба была единственным шансом пробиться в люди, и Риме этот шанс использовал на все сто. Он с блеском закончил лицей, получил степень бакалавра, а потом устроился на работу в одну из юридических контор. Безбедное будущее было обеспечено.
Во время учебы в лицее Ларошфуко Риме познакомился с футболом. Однокашники будущего президента ФИФА любили на переменах погонять мяч во внутреннем дворике. Интересно, что сам Жюль поначалу не понимал, что в этой игре интересного, и относился к футболу максимально прохладно. Но вскоре Риме прочел энциклику Папы Льва XIII “Rerum novarum”, в которой всем верующим предписывалось обратить пристальное внимание на положение рабочего класса, а потом увидел, что многие парижские епископы пытаются улучшить жизнь рабочих именно через спорт. В 1897 году Риме организовал для рабочих предместья Сент-Уан клуб “Ред Стар” и стал налаживать связи с руководителями других клубов – да так активно, что в 1904 году стал одним из отцов-основателей ФИФА. “Ред Стар” же и по сей день остается одним из живых памятников Жюлю Риме. Пусть серьезных успехов клуб так и не добился, но в среде левых хипстеров он считается культовым, а в разное время за него поиграли герой ЧМ-1930 Гильермо Стабиле, будущий великий тренер Эленио Эррера и даже легенда московского “Спартака” Федор Черенков.
Во время Первой мировой Риме без тени сомнений отправился в действующую армию. Вернулся функционер в звании лейтенанта пехоты и тут же посвятил себя футбольным делам, в частности, помогал запускать кубок Шарля Симона и мирил различные федерации. Миссия увенчалась успехом, с 1919 года футболом Франции руководила единая и неделимая ФФФ.
Надо сказать, что как чисто французский деятель Риме уступает себе же как президенту ФИФА. Если на международной арене француз сделал невозможное, затащив в состав федерации надменных британцев и став создателем главного турнира Вселенной – чемпионата мира, то во Франции вплоть до 1932 года не могли запустить нормальный чемпионат, а сборная вплоть до Второй мировой все больше позорилась. Вообще, это интересный феномен, который касается не только Риме – французы проявили себя как блестящие организаторы, подарив миру ФИФА, УЕФА, чемпионат мира, еврокубки и “Золотой мяч”, но при этом крайне долго не могли навести порядок в собственной стране. Впрочем, на то хватало объективных причин, которых мы коснемся чуть ниже.
Риме провел во главе ФИФА рекордные 33 года. Незадолго до смерти он был номинирован на Нобелевскую премию мира.
Глава 6. Любительские чемпионаты Франции (1926-1929)
В первой половине двадцатых во Франции сложилась необычная для Западной Европы того времени ситуация – в стране не было национального чемпионата. Конечно, продолжались розыгрыши региональных первенств, конечно, продолжались показательные встречи профессиональных команд, но лучшую команду страны никто не определял.
Главным и единственным общенациональным турниром в те годы оставался Кубок Франции. В нем по-прежнему принимали участие все желающие, хотя топ-клубы выступили с предложением ввести какой-то более жесткий критерий отбора. Это предложение было отвергнуто – обилие забавных деревенских команд, которые при определенном стечении обстоятельств могли дойти до самого конца, уже тогда придавало Кубку некий неповторимый шарм, отлично переданный в популярной французской комедии “Команда мечты”. Отказываться от этой романтики в угоду кучке грандов было нелогично.
В начале десятилетия тон в турнире задавал парижский “Ред Стар”. С 1921 по 1923 гг. команда Жюля Риме выиграла три Кубка, последовательно обыграв в финалах “Олимпик Пантен” (2:1), “Ренн” (2:0) и “Сет” (4:2). Во всех трех финалах ворота “Ред Стар” защищал легендарный Пьер Шайригес, которого многие историки по сей день несколько опрометчиво называют величайшим голкипером в истории Франции.
Рост этого вратаря составлял всего 166 см, чего было явно недостаточно даже для двадцатых. Однако Шайригес сумел обратить недостаток в преимущество. Юркий и подвижный вратарь начал регулярно выходить за пределы штрафной площади и страховать защитников, то есть начал “играть Нойера” за 90 лет до самого Нойера. Новшеством было и то, что кипер “Ред Стар” принялся постоянно подсказывать партнерам, в чем Шайригесу очень помогал поставленный командный голос, приобретенный на Первой мировой. Известно также, что маленький вратарь целенаправленно тренировал прыгучесть и стал первым во Франции мастером игры на выходе. Правда, такая манера имела и свои минусы – вряд ли за всю историю страны найдется голкипер, получивший такое же количество серьезных травм. Однажды Пьер даже использовал свою репутацию “вечно травмированного” в корыстных интересах. Он пришел в офис ФФФ на костылях и пожаловался, что “защищает честь страны, рискуя здоровьем”, а получает за это “какие-то жалкие гроши”. Чиновники федерации сочли упрек справедливыми и немедленно выдали Шайригесу конверт с небольшой компенсацией, после чего героический страж ворот… бросил костыли и пошел домой. Приплясывая.
После непродолжительного доминирования “Ред Стар” на первые роли вышел марсельский “Олимпик”. Южане выиграли три кубка за 4 года (1924, 1926, 1927). В финалах были обыграны “Сет” (3:2), “Валентиньи” (4:1) и “Кевийи” (3:0). У первого взлета провансальцев было несколько причин. Во-первых, c 1902 по 1922 гг. команду щедро финансировал крупный поставщик зерна Ле Цесне, а после него клубом не менее успешно руководил Мариано Даллапорта. Благодаря сильным покровителям клуб обзавелся базовой инфраструктурой и смог пригласить нескольких серьезных футболистов (в том числе благодаря формально запрещенным “конвертикам”, но этим в двадцатые промышляли уже все). Во-вторых, сильно помогло, что юг практически не пострадал во время Первой мировой – пока север разгребал руины, тут довольно быстро вернулись к довоенному образу жизни, а Марсель, как крупный портовый город, процветал, пожиная сладкие плоды отложенного спроса. Да и с демографией тут было получше, ведь до юга немцы не дошли и потери среди мирного населения были ничтожны. В-третьих, перед сезоном-1925/1926 команду возглавил опытный шотландский тренер Виктор Гибсон, поигравший за шотландский “Фалькирк” и за каталонский “Эспаньол”. Гибсон очень сильно помог с тактикой и подбором игроков, тогда как в подавляющем большинстве клубов Франции ни о каких тренерах пока и слыхом не слыхивали. Да и у национальной сборной тренер как таковой появится намного позже.
От мировых лидеров французский футбол в двадцатые начал существенно отставать. Эта тенденция будет актуальна вплоть до эпохи “великих реформ”, которая начнется в семидесятые. Многие историки, не углубляясь в проблему, называют причинами этого отставания отсутствие национального чемпионата и позднюю легализацию профессионализма. Однако при более тщательном изучении вопроса эти доводы рассыпаются как защита сборной на Играх-1908. Чтобы понять реальную причину кризиса, нужно смотреть глубже. И не столько на футбол, сколько на демографию и историю.
По-настоящему фатально французская футбольная система в двадцатые отставала только от Англии, но это касается вообще всего мира – не будем забывать, что на старте у британцев была просто чудовищная фора. Что касается остальных исторических конкурентов, то в Германии, к примеру, профессиональная лига появится только в 1963 году, что не помешает немцам выиграть ЧМ-1954. В Испании единый чемпионат появится только в 1928-м, итальянская Серия А запустится в 1929-м – это раньше, чем во Франции, но всего на несколько лет. В Португалии первый официальный чемпион был определен в 1939-м, дебютное первенство СССР было проведено в 1936-м, в Бельгии и Нидерландах национальные лиги появились лишь после Второй мировой. Таким образом, говорить о каком-то фундаментальном отставании на этом этапе не приходится – организационно Франция находилась примерно на том же уровне, что и все. Или даже выше.
Не кажется адекватной и критика в адрес “ленивой” ФФФ. Не будем забывать, что Жюль Риме и его соратники успешно проделали титаническую работу по запуску чемпионата мира, Анри Делоне в конце пятидесятых выступил в роли демиурга для чемпионатов Европы, а Габриэль Ано придумал еврокубки (последнее утверждение не совсем корректно, но об этом позже). Очевидно, что проблем с организаторскими талантами во Франции точно не было – проблема была в том, что никому эти таланты были не нужны.
По ряду причин население Франции проникалось “игрой миллионов” намного медленнее, чем население стран-конкуренток. Объяснений этому феномену предлагается много. Для начала вспомним, что французское общество начала тридцатых все еще оставалось аграрным. Лишь в 1931 году количество городских жителей в Третьей Республике превысило 50%, а ведь футбол, как известно, продукт строго индустриальный. Половина населения Франции проживала в деревнях и если и интересовалась спортом, то разве что велогонками, благо, на велосипеде умел кататься любой крестьянин, а в каждой школьной библиотеке лежал экземпляр “Le Tour de France par deux enfants” – французского аналога “Путешествия Нильса с дикими гусями”, где вместо Швеции была Франция, а вместо гусей велосипед.
В городах проживала лишь половина французов. Но и среди горожан далеко не все были в восторге от футбола. Кто-то искренне считал спорт ерундой, призванной отвлечь народ от серьезной политики – а в ней в тридцатые и вправду искрило. Кто-то относился к спорту нормально, но куда больше ценил индивидуальные виды – тем более там, в отличие от футбола, Франции было чем гордиться. Главным спортсменом нации в эти годы был боксер Жорж Карпантье, который во время Первой мировой успешно воевал в ВВС, а после войны завоевал титул чемпиона мира в полутяжелом весе. В 1922 году Орхидейщик (так Карпантье прозвали за странную для брутального боксера любовь к цветам) дрался за звание абсолютного чемпиона мира с американцем Джеком Демпси, а тысячи парижан столпились у радиоприемника, пытаясь получить хоть какую-то информацию о ходе боя. Карпантье в итоге проиграл, но встречали его как чемпиона, ведь француз сумел продержаться несколько раундов со сломанной рукой. Кстати, французские болельщики вообще очень любят проигравших героев – впоследствии этот феномен даже получит название “Эффект Пулидора” в честь боготворимого фанатами велогонщика, который восемь раз становился призером “Тур де Франс”, но так ни разу и не стал победителем. Именно “эффектом Пулидора” позднее будут объяснять и всенародную любовь к “Сент-Этьену”, жутко обидно проигравшему финал Кубка чемпионов-1976.
После Карпантье главным боксером Франции стал Марсель Сердан. Его популярность наглядно иллюстрируют два факта: во-первых, президент Республики минимум один раз останавливал рабочее совещание, чтобы узнать результат одного из боев Сердана, во-вторых, когда желтые СМИ узнали о романе боксера с Эдит Пиаф, они решили, что певица решила таким образом пропиариться. Не боксер – певица!
Большим уважением пользовались в межвоенной Франции и теннисисты. В период с 1927 по 1932 гг. сборная страны во главе с легендарным “Крокодилом” Рене Лакостом шесть (!) раз подряд выиграла Кубок Дэвиса. Страна была в таком восторге, что для теннисистов построили новый роскошный стадион “Ролан Гаррос”. Футболистам о таком внимании приходилось только мечтать.
Как видим, футбол в тридцатые не был для французского болельщика стопроцентным first choice – и вот именно в этом, похоже, и кроется главная причина наметившегося отставания от Италии, Испании и Германии. Во всех перечисленных странах футбол не имел вообще никакой серьезной конкуренции. Да, конечно, там тоже были свои боксеры, теннисисты и бегуны, но об их существовании знали только самые безнадежные фанаты, тогда как основная масса любителей спорта сходила с ума от футбола. И мальчишки в этих странах мечтали играть за “Ювентус”, “Реал” или “Шальке”, тогда как во Франции ребятам куда чаще снились корты “Ролан Гаррос” или бои с американскими нокаутерами.
Были на пути французского футбола и другие, не столь очевидные препятствия. Английский историк Джефф Хейр, к примеру, напоминает, что Франция располагала и располагает весьма внушительной территорией, что явно мешало созданию единой лиги. К примеру, от Марселя до Парижа 750 километров, а до Лилля и вовсе 840 – раз в год на условный финал Кубка съездить можно, но на постоянной основе не особо-то наездишься. При этом мы говорим о футболистах, которые формально остаются любителями и где-то работают, а рабочая неделя вплоть до конца тридцатых во Франции состояла из 5,5 дней – чтобы найти при таком графике время на футбол, нужно любить его действительно сильно. При этом декорации для возникновения такой любви были не особо романтичными. Стадионов в стране не хватало, даже такие гранды того времени как “Сет” и “Сошо” играли на крохотных аренах с вместимостью менее 5000 зрителей. Для сравнения, в Милане в 1926-м открылся 35-тысячный “Сан-Сиро”, который к 1940-му году мог принять уже 60 000 зрителей.
Сами клубы при этом для популяризации делали мало. Тот же Джефф Хейр обращает внимание, что довоенный французский футбол был отражением французского варианта индустриализации – не через крупные предприятия-гиганты, расположенные в городах-миллионерах вроде Ливерпуля или Манчестера, а через небольшие семейные заводики, расположенные в не очень больших населенных пунктах. У таких клубов по определению не могло быть толп болельщиков, значит, не нужны были и величественные стадионы. Не могло быть и большой выручки от продажи билетов – бюджет клуба полностью закрывался щедрым меценатом наподобие марсельского Ле Цесне или сент-этьенских Гишаров. Подобный расклад приводил к целому ряду проблем: во-первых, клуб не испытывал прямой заинтересованности в болельщиках и не занимался привлечением публики на трибуны, во-вторых, меценат всегда мог охладеть и на этом история клуба моментально заканчивалась, в-третьих, меценат понимал, что клуб является его персональной игрушкой и стремился принимать все решения сам – в том числе по тактике и подбору игроков. Учитывая, что специальных знаний у такого биг-босса обычно не было, о каком-то развитии игры говорить не приходилось. Гениев вроде Герберта Чепмена в такой обстановке появиться просто не могло.
Не хватало и дерби, без которых уже в то время невозможно было представить футбол Англии, Италии и Испании. Французская специфика предполагала модель “один город – один клуб”, так что по-настоящему принципиальных противостояний в стране не было. Футбол сводился к соперничеству городов вроде Сета и Ренна, которое было достаточно интересно их жителям, но всенародного любопытства не вызывало. Президент страны никогда не прерывал совещание, чтобы сообщить о голе “Бургийона” в ворота “Кевийи”.
Есть и еще один момент, о котором часто предпочитают робко промолчать, но который от этого не становится менее важным. Во Франции к власти никогда не приходили диктаторы, одержимые идеей прославить страну через спорт. Трудно отрицать, как сильно повлиял на становление итальянского футбола режим Муссолини, трудно переоценить помощь отдельным испанским клубам со стороны генералиссимуса Франко. Во Франции такой искусственной помощи от власти у футбола никогда не было, а без нее, по указанным выше объективным причинам, “взлететь” было сложно.
Именно французская специфика, а не чиновники федерации, повинна и в сравнительно позднем введении профессионализма. Дело в том, что в переходе к профессионализму в двадцатые не были заинтересованы… сами игроки. Трибуны заполнялись плохо, выручку клубы имели слабую, все зависело от воли босса, который в любой момент мог разочароваться в происходящем и перекрыть финансирование. В таких условиях гораздо выгоднее было иметь стабильный источник дохода в виде постоянной работы, а футбол использовать как возможность подхалтурить. Не были заинтересованы в профессионализме даже немногочисленные звезды футбола – например, Пьер Шайригес с очаровательной искренностью говорил, что в конвертах ему платят больше, чем станут платить за игру официально, поэтому его все устраивает и так. Поначалу это воспринимается как эпатажная шутка, но на пике карьеры Шайригеса приглашали в лондонский “Тоттенхем” и он отказался, мотивировав это как раз тем, что с переходом в английский профессиональный клуб топовый французский любитель сильно теряет в деньгах.
Сторонники у перехода на профессионализм, конечно, тоже были, но в основном среди клубных боссов. Им было бы удобнее платить футболистам фиксированную зарплату, а также заключать постоянные контракты, которые не позволяли бы игрокам бегать по всей Франции в поисках более выгодных предложений (к середине двадцатых о настоящем любительстве говорить не приходилось – конвертами разбрасывались все). Были и настоящие визионеры, понимавшие, что при адекватном ведении дел футбол может быть отличным бизнесом. Среди таких руководителей выделяется глава “Сошо” и известный автопромышленник Жан-Пьер Пежо, считавший своим кумиром Эдоардо Аньелли и мечтавший сделать из “Сошо” этакий французский “Ювентус”. Возможно, сейчас это звучит немного наивно, но пересечений у клубов в двадцатые и вправду было немало: оба представляли развитые промышленные регионы, оба были связаны с крупными автомобильными концернами, у обоих были амбициозные хозяева. По-настоящему серьезное отличие было всего одно, но оно и сделало историческую разницу – если Турин вместе с пригородами насчитывал больше миллиона жителей, многие из которых уже тогда фанатично обожали футбол, то в Сошо и Монбельяре вместе взятых не проживало и 30 тысяч человек, большинство из которых относились к футболу безразлично. Так что Аньелли смело мог строить 15-тысячник “Проспект Марсилья”, устанавливать весьма внушительную цену на билеты, покупать звезд и не сомневаться, что аншлаги обеспечены, а Пежо, несмотря на все усилия, с трудом забивал свой пятитысячник хотя бы наполовину. Хотя иногда бывали и аншлаги – например, когда Пежо учредил профессиональный Кубок Сошо, пытаясь показать упрямым коллегам, как может и должен выглядеть футбол при правильной постановке дела.
В 1924 году в Париже прошли VIII Олимпийские игры. Франция выступила на них более чем достойно, завоевав 38 медалей и уступив по этому показателю только сборной США. Однако футболисты подкачали. “Трехцветные” вылетели уже в четвертьфинале, о чем подробнее будет рассказано в следующей главе.
Сейчас же для нас важно, что новое олимпийское унижение вновь заставило руководство французского футбола собраться и порефлексировать на тему, что идет не так. Не так шло многое, но самая очевидная причина слабых результатов бросалась в глаза – во Франции не было нормального чемпионата и людям, ответственным за подготовку сборной, было очень сложно понять, кто реально заслуживает приглашения в главную команду страны. Да и просто отсмотреть все эти чемпионаты Бургундии и Кубки Сошо было физически невозможно. ФФФ поставила задачу организовать нормальный единый чемпионат, первый розыгрыш которого состоялся в сезоне-1926/1927.
Логистические проблемы никуда не делись – для стандартного чемпионата в духе “два круга каждый с каждым” Франция была великовата, а ее транспортная сеть недостаточно развита. Поэтому было решено позаимствовать схему, которая с успехом использовалась в Испании и Италии, а в Германии и вовсе будет работать до начала шестидесятых. Сначала проводились традиционные региональные первенства, а потом их победители образовывали финальную пульку.
Региональных чемпионатов было 5 – в зонах “Север”, “Нормандия”, “Юго-Запад”, “Юго-восток” и “Париж”. Их победителями в сезоне-1926/1927 стали “Амьен”, “Руан”, “Бастидьен”, “Олимпик Марсель” и “Серкль Атлетик”. Фаворитом финального этапа считался “Марсель” Виктора Гибсона, отлично зарекомендовавший себя в розыгрышах Кубка Франции.
Поначалу провансальцы подтверждали реноме, сделав выездную ничью с главными конкурентами из “Серкль Атлетик” (1:1) и разгромив “Бастидьен” (5:2). Отлично шли дела и в матче третьего тура против “Амьена” – “Марсель” вел 2:0, и получил численное преимущество после удаления Топпа, но потом каким-то необъяснимым образом развалился и проиграл 2:3. За тур до конца вперед вырвался “Серкль Атлетик”, да так свое чемпионство и не упустил, обыграв в последнем туре “Руан” (2:1). А ошарашенный “Марсель” в итоге закончил третьим, не совладав с “Руаном” (0:0) и пропустив на второе место “Амьен”.
В сезоне-1927/28 схема розыгрыша немного поменялась. Теперь региональных отборов стало 6, поэтому в финальной пульке команды делились на два трио, победители которых потом встречались в финале. Первую группу уверенно выиграл парижский “Стад франсез”, забивший по 6 мячей и “Гавру”, и “Монпелье”, а во второй первенствовал “Туркуэн”, выигравший у “Бельфора” и “Бастидьена”. В финале со счетом 2:0 победил “Стад франсез”, а один из мячей забил датский легионер Кай Андруп, перешедший из “Гамбурга”. Гол Андрупа ожидаемо оживил дискуссию о необходимости покончить с лицемерием и официально разрешить профессионализм, ведь серьезно поверить в то, что игрок сборной Дании просто так взял и приехал выступать за любительский французский клуб, было сложновато.