Евгений Франк
Метель
– Серёга! Серёга, пришли! – обрадовался я, из последних сил ускоряя шаг.
У порога смотал с онемевшей руки верёвку. Каким-то чудом вцепился негнущимися пальцами в ручку. Дёрнул на себя. Безрезультатно. Да и правильно, какой дурак будет ставить в таёжной избе дверь наружу? Заметёт – и всё, сиди там до весны, грызи доски. Я налёг на дверное полотно плечом. Толкнул, оскальзываясь в снегу. Нет, она откроется. Я знаю, что откроется! Собрав себя в кулак я врезался в дверь. Ещё и ещё. Затрещала намерзшая ледяная корка. Дверь нехотя подалась внутрь. Я сделал ещё рывок, и ввалился в пустое тёмное помещение. Конечно, температура здесь ничем не отличалась от той что на улице. Но хотя бы не было ветра. Втащив за верёвку сани с Серёгой, я снова навалился на дверь, на этот раз, чтобы закрыть. Пришлось потратить пару минут, поскольку из-за занесённого мной снега, она не желала закрываться плотно. Но в итоге я справился, и даже задвинул примитивный деревянный засов, висевший в скобах, чтобы ударивший снаружи порыв ветра не пустил мои усилия псу под хвост.
– Ты как там, брат?
Серёга не отвечал. Отойдя от двери, я склонился к нему, и тут меня буквально парализовало. Я застыл, ещё не до конца понимая, точнее не веря в причину накатившей на меня волны ужаса.
Серёга лежал на санках из еловых лап, присыпанный снегом как какое-нибудь морозное изваяние. Снег скопился в складках куртки, покрыл лицо, лёг тонким слоем на глаза. А глаза были открыты. Смотрели сквозь колючий полог. Сквозь меня. А снег не таял.
После нескольких секунд ступора, у меня как будто отнялись ноги, и я сел на задницу. Нелепо, словно по-детски. Уронив руки, и продолжая вглядываться в Серёгино лицо. Абсолютно белое в пробивавшимся из окна скудном свете зимних сумерек.
Я должен был убедиться. Пусть это было глупо, но я должен проверить пульс.
Впрочем, уже первое прикосновение дало мне то понимание, которого я так боялся. Рука была… словно деревянной. Намертво прижатой к телу, так что мне не хватило бы сил её распрямить. Это не было спазмом мышц или чем-то подобным. Она была абсолютно твёрдой и просто примёрзла.
Я снова сел на пол и медленно попятился, отползая к двери. Да, мне было страшно. У меня умер друг. Вероятно я уже час, а может и больше, возил за собой его труп. Потому что под конец пути у меня уже не осталось никаких сил на разговоры. Я просто шёл. Шёл и тащил, тащил и шёл… А сейчас он был мёртв. Друг, которого я не спас. Которому обещал, и не спас. И я боялся. Нет, не Серёгу. Одиночества. Сейчас я осознал, что нахожусь один, наедине с мёртвым телом, посреди тайги. И на многие километры от меня, нет ни одного человека.
Я не знаю, сколько я так просидел. Вжавшись спиной в дверь, и глядя на Серёгино тело. Меня охватило ощущение какой-то неизбывной пустоты. А следом за накатившим страхом, я снова почувствовал сковывающее дыхание холода. Взгляд потерял фокусировку. Я понимал, что я засыпаю. И мне казалось, что может быть это к лучшему. Может быть лучше над вдвоём здесь заснуть. И только где-то на грани сознания, мне было немного обидно от мыли о том, что завтра мне уже не проснуться.
– Санёк, ты чо, ебнулся? – мне по лицу прилетела увесистая пощёчина, так что в глазах засверкало.
А в следующую секунду я заорал. Заорал так, как не орал никогда. До боли в глотке, что самому по ушам ударило. Орал насколько хватало воздуха в лёгких, а потом набирал ещё и…
– Дурак! Дурак, заткнись! Точно ёбнулся! – Серёга, подползший ко мне со своего елового лежака, заелозил по полу, пытаясь отползти обратно и морщась от боли, – Положи топор! Санёк! Санёк, ну очнись ты!
– Ты же умер! – выпалил я, сжимая в пальцах рукоять буквально выдранного на ощупь из рюкзака топора.
– Куда умер? Ты меня как в дом втащил, так и повалился на пороге. Я уж думал всё, кранты, сгинем мы здесь оба. Я без тебя как? Я без тебя никак. Идти я никуда не могу, значит тут мне рядом и замёрзнуть. Потом смотрю – не, дышишь. Ладно, думаю, значит вырубило тебя. Я тебе по морде раз, два. Реакции толь, только что поморщился. Ну, думаю, ладно, дам тебе минут пять прочухаться. А с двери-то тянет. Того гляди, на улице замерзнуть не успели, так остекленеем тут. Ну, я, пока ты валялся, дверь худо-бедно закрыл. Посадил тебя кое-как. А дальше, думаю, нужно будить, иначе кони двинем. Что нам эта хибара, если здесь то же самое, что за дверью? Ещё час, и уже пофиг будет. В общем, когда я тебе третий раз по морде съездил, ты глаза наконец открыл, а потом… ты топор-то опусти, а… Сань?
– Серёга… Серёга… я думал, ты того… помер… Мы когда вошли, я тебя на санках твоих мёртвого видел… Я тебя трогал, а ты как лёд…
– Ты тож на живого-то не сильно был похож, – нервно ответил Серый, поглядывая на лезвие топора, который я продолжал сжимать в руках, напрочь забыв о нём думать.
Впрочем, секунду спустя, я уже откинул топор, бросившись обнимать друга и колотить его по плечам.
– Саня, блять! Нога! – взвыл Серёга, дёрнувшись от боли, – Ты если добить меня не хочешь – лучше печку затопи, а радоваться – это уже потом.
– Какую печку?
– Вон там буржуйка в углу стоит, – Серый махнул рукой в дальний угол единственной на всю избу комнаты, и, пыхтя и чертыхаясь, взобрался на какой-то топчан у стены, усевшись и привалившись спиной к брёвнам, – Я пока ползал, там ногой кучу дров задел. Невесть что, дровишки такие себе, до утра не хватит. Но, как прогорят, можно будет мебель сломать. Там стул какой-то, стол… Не околеем. На улице дрова искать без толку – там всё замело нахрен, только тепло выпускать выходя.
– Ладно, ща. Мигом!
Высыпав из рюкзака, безнадёжно порванного при извлечении топора, всё его содержимое, я отыскал фонарик, и, включив его, установил на столе. Теперь ориентироваться в избе стало проще. Взяв какую-то попавшуюся под руку потрепанную книгу, я пустил её на растопку буржуйки. Минут через пять дрова в ней уже радостно трещали, ещё не наполняя дом теплом, но уже основательно вселяя в наши сердца надежду.
– Ну что, выбрались? – спросил я Серёгу, усаживаясь на стул, который предполагалось пустить на растопку.
– Э, не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Мы где вообще?
– Чёрт его знает. На реке.
– Вот то-то и оно, что неизвестно. Направление потеряно полностью. Наша это река, или не наша? Если мы повернули обратно, как мы вообще могли к ней выйти? Это ж какой крюк? Человек столько не пройдёт.
– Говорят, в экстремальных условиях…
– Пофиг, что говорят. Карту у меня из рюкзака достань, давай попробуем понять.
Поднявшись, я порылся в Серёгином рюкзаке, отыскал там карту, а заодно подбросил в печь немного дров. Снег, который мы принесли с собой, стал влажным, расплываясь по полу тёмными пятнами. Значит, температура медленно ползла вверх.
– Смотри, – Серый ткнул в карту пальцем, в то время, как я светил на неё фонарём, – Станция здесь, отсюда мы вышли. Там направление высчитано точно. Здесь наша первая стоянка. Дальше мы двигались сюда, предположим, прошли километра два-три. А вот тут я сломал ногу. Это, конечно, сильно плюс-минус, но будем считать, примерно здесь. Мы повернули обратно, прошли, скажем, ещё пару километров, и тогда посыпало. То есть, всё это время мы находились примерно между тем местом, где я упал, и тем, где вставали на ночёвку. Когда началась метель, тут уже можно не пытаться понять, в каком направлении мы двигались. Могли дать любой крюк, петлю, и пойти куда угодно. Давай тогда посмотрим, куда мы могли выйти. Мы у реки. Дойти до нужного нам места мы не могли, но, смотри, вот тут обозначен приток. Тонкая речушка на пол пути от моста до станции. Если мы взяли глубоко в лево, и шли по такой дуге, – палец Серёги прочертил по карте изогнутую линию, – То вполне могли сюда и выйти. А это уже километра три-четыре, смотря сколько мы петляли. И это уже больше похоже на правду, чем чудеса в экстремальных условиях.
– Картограф хренов, – восхищенно пробормотал я, почесав затылок и стянув шапку, – Жарко…
– То-то брат, что жарко. Вот теперь – живём! – Серёга распахнул куртку и вернулся к карте, – Смотри дальше. Если мы здесь, на притоке… Без разницы, где именно, потому как подойти к нему мы могли только с одного направления, уж если бы мы перешли в пути реку – мы бы явно заметили. Значит мы на этом берегу. Приток идёт вот так, направо от нас, и впадает в реку. Эту же реку пересекает наша «жэдэшка», вот тут мост. Как отогреешься и кончится метель, пойдёшь вдоль берега…
– Это что это значит «пойдёшь»? – удивился я.
