Евгений Александрович Курагин
Месть ради мести
– Я тебя ждала.
– Знаю.
– Целая неделя прошла. Где ты пропадал?
– Это не важно.
– А что важно?
– Месть! – Трехпалый сел на скамью, подпер стену своей спиной. В его руках как по волшебству возник кисет с дорогим табаком и старая трубка с костяным изогнутым мундштуком. Спустя несколько секунд по комнате поплыли сизые облачка ароматного дыма.
Фиона приготовила глинтвейн, добавив туда специи и пряные травы, секрет выращивания которых хранился корзалитянами в строжайшем секрете. Потом присела на колченогий табурет в углу комнаты, сложив на коленях руки с длинными пальцами. Она долго смотрела на своего гостя, не зная, что сказать. Для нее, как, наверное, и для всех других, кто знал Трехпалого, он оставался неразгаданной загадкой, тенью на стене, фантомом, призраком, который возникает из ниоткуда и исчезает в никуда.
– Гроттер. Он выполнил мой заказ?
– Да. Разумеется. Разве он может тебе отказать…
Фиона поднялась с места, скрылась в смежной комнате. Позже она вернулась, неся в руках небольшой сверток в промасленной бумаге. Глаза молодой женщины были на мокром месте.
– Вот он.
– Хорошо, – правой, обтянутой кожаной перчаткой рукой, на которой не хватало указательного и среднего пальца, Трехпалый взял сверток. Капюшон стеганой куртки скрывал его лицо, и Фионе оставалось лишь догадываться, какие эмоции отразились сейчас на нем. Гнев? Ярость? Ненависть? Невозможно понять, что именно, а может, все вместе и сразу.
– Ты останешься на ночь? – робкий голос корзалитянки был почти умоляющим.
Трехпалый в полном молчании выкурил трубку. К глинтвейну и еде он даже не прикоснулся.
– Нет. Прощай, Фиона!
Ночной город живет своей жизнью. Каждую ночь он преображается, переживает краткие радостные моменты, волнующие и будоражащие сознание наравне с моментами беспримерной горечи, несчастий и сожалений. Жизнь самого Трехпалого сводилась всего к одному – отмщению! Другой цели он для себя не видел. Пробираясь по ночным улицам, он держался подальше от освещенных фонарями участков. Там, где это необходимо, пользовался канализационными коллекторами или крышами домов.
Его не удивило, что новость о гибели Мариуса Кромара так и не получила распространения. Однако нельзя было не заметить, что на городских улицах стража и гвардейцы бургомистра стали более предвзяты. По кварталам Старого города и доков прокатились многочисленные облавы, проводились аресты и задержания. И все чаще на рыночных площадях, в питейных и притонах появлялись люди в черных сутанах, скрывающие свои лица под капюшонами2.
Одного из скрытых Трехпалый встретил в узком проулке. Он был быстр и смертоносен, двигался так, словно ему в спину дышала сама смерть.
Прыжок, шаг вправо, короткий шаг влево, нырок, еще прыжок, удар, два шага назад и сразу несколько быстрых шагов вперед, закончившиеся еще одним молниеносным ударом скрытого кинжала. Смертельный танец не продлился долго. Трехпалый выждал нужный момент, а точный удар завершил дело. Когда жрец, проскользив по стене, опустился на брусчатку, Трехпалый сдернул с него капюшон, и то, что предстало его взгляду, трудно было описать или выразить словами. Лицо скрытого не имело ничего, кроме одних глаз. Ни рта, ни носа, – сплошные морщины на серой коже и страшные шрамы.
Месть погнала его дальше, через весь город. Месть, не дававшая ему спокойно спать и наслаждаться жизнью. Месть сделала из него убийцу. В конце концов, именно желание отомстить заставило его по-иному взглянуть на окружающий мир. Месть сломала его и слепила заново совершенно другим человеком, не похожим на себя прежнего.
