Евгения Минаева
Человек в белом шарфе
– Зачем ты это делаешь? – спросил он.
Я опешила.
– А разве не ясно?
– Мне – не ясно. Таня, мне безумно хорошо рядом с тобой. Мне интересно, а мне редко с кем бывает интересно, и я дорожу тобой… Но так больше нельзя. Сколько раз мне нужно сказать тебе «нет», чтобы ты поняла?
Я молчала. Слезы градом катились по щекам, а он словно этого не замечал.
– Я не могу. Я тебя не люблю, я тебя не хочу.
Его слова, будто нож в руках, кромсал мое сердце.
– А я не хочу быть с человеком, к которому ничего не испытываю. Даже секс для меня должен быть… одухотворенным, что ли, сопровождаться чувствами. Чувствами с моей стороны! Я не готов совершать механические телодвижения в угоду тебе. Я не хочу тебя терять, и я надеюсь, ты сможешь меня понять, и мы останемся друзьями.
– Но сегодня… – начала я.
Он меня прервал:
– Сегодня я видел, что тебе плохо, я пошел тебе навстречу, и вот, к чему это нас привело, – он в раздражении швырнул нож на стол. – К ругани.
Я, все еще непонятно на что надеясь, подняла к нему заплаканное лицо:
– Ты уверен?
– Больше чем когда–либо. Таня, то что ты подумала сегодня… Я просто давно один. Я не хочу, чтобы между делом между нами двоими что–то случилось. Я слишком дорожу тобой.
– Не заметно.
Я спорила с ним. Я не хотела уходить с этой кухни, из его квартиры, из его жизни, я мечтала продлить эти мгновения рядом…
– Но это так.
– Мог бы хотя бы раз меня поцеловать.
Он задумался. В голове у него происходила какая–то работа… а потом он сделал шаг ко мне…
Да, это было. Я столько раз представляла это себе в мечтах, но ни одна мечта не могла сравниться с тем, как это было по–настоящему… Что толку описывать его губы, его запах…
Это длилось пару секунд, а потом Стас отстранился. А у меня появились новые силы для борьбы.
Если он уступил мне раз, он уступит и второй. Да и потом… я знаю людей, отношения которых начинались с дружбы.
– Это больше не повторится, – предупредил он меня, но я не верила.
Закипел электрический чайник, и он отвернулся, говоря:
– Я пошел тебе навстречу, но больше так не сделаю. Ты слишком дорога мне, чтобы вот так тебя терять. Я повторяюсь… Таня… Пожалуй, я доверяю тебе больше, чем кому бы то ни было в этом мире… Правда. Ты не веришь?
Я помотала головой.
Он закусил губу, раздумывая…
– Таня, чтобы между нами не оставалось недомолвок, я расскажу тебе одну вещь, о которой никогда никому не говорил. Надеюсь, не надо упоминать, что эту тайну следует унести с собой в могилу. Я говорю только потому что доверяю тебе. Фактически, я вручаю тебе свою жизнь.
Я была заинтригована. Мне бы бежать, бежать прочь из квартиры, из города, от него, от его секретов…
Дура я, на что я рассчитывала?
– Это было три года назад… – сказал он, и мир мой снова рухнул в пропасть.
Ему было стыдно смотреть мне в глаза, и он отвернулся к окну. Не будь на окне занавесок, он увидел бы меня, выражение моего лица… все остальное. Он не видел. Смотрел в темноту за окном и говорил, говорил…
Не слышал, как я встала, взяла нож со стола. Не слышал моих шагов.
Я до сих пор помню его скорее изумленный, чем испуганный вскрик, помню, какими глазами он смотрел на меня.
Я, плача, сказала:
– Это я была той девушкой…
Лезвие глубоко вошло ему в горло, заливая мои руки кровью человека, которого я любила, человека, которого так желала, человека в белом шарфе…
Матвеева замолкла. Молчал Абрамов, переваривая услышанное.
– Один поворот не в ту сторону, понимаешь? Всего один, но сколько всего он изменил… Мы каждый день делаем повороты, не задумываясь, что ждет нас за ними. То, что я сделала – это тоже был поворот. Я не могла поступить иначе. Помнишь, я клялась, что накажу убийцу Андрея?
– Ты задумалась? Хоть на секунду?
– Нет. Я слушала его. Про то, как он попал в плохую компанию. Про то, как то, что они творили на улицах, казалось ему развлечением. Чем–то крутым. Про то, как однажды они напали на ту семейную пару, а затем – на нас… Не было раздумий. Было… Да много чего. Боль. Сожаление. Облегчение. Ведь самого начала было ясно, что эта любовь – любовь– страдание…
– Но ты любила его!
– Да. Но я любила и Андрея.
Огромные глаза Татьяны, пустые как вычерпанные колодцы, казалось, смотрели Абрамову прямо душу.
– Так бывает, Саша. Любовь не всегда приносит радость. Иногда – и боль. Я любила Стаса, любила безумно, и я благодарна Богу за эту любовь, потому что она доказывает – я человек, я могу чувствовать. Но моя любовь не отменила того факта, что он – причина смерти Андрея. А я была готова на все ради своей любви… Понимаешь теперь, почему меня не пугают ни изолятор, ни колония? Меня больше вообще ничего не может напугать. Я умерла уже дважды: один раз – на том асфальте рядом с Андреем. Второй раз – на кухне в квартире Стаса… А в деле написано «личная неприязнь»…
Саша остановил машину у отдела. Припарковался кое–как, криво, косо, неправильно. Вышел, зашел, прошел в кабинет. Взял лист бумаги и ручку – первую попавшуюся. Написал пару строк и вышел в коридор. Несколько шагов, открытая дверь, и Панов поднял голову от стола с бумагами.
Саша молча положил на стол заявление. И развернулся, чтобы уйти.
Василию Георгиевичу понадобилось совсем немного времени, чтобы проглядеть написанное.
– Абрамов, не глупи! Ну, чего ты хочешь?! Хочешь, дело твое проблемное Петрову отдадим?!
Саша помотал головой.
– Не надо, Василий Георгиевич. Спасибо за все, но – не надо.
И, прежде чем Панов получил возможность начать его уговаривать, вышел из кабинета.
Он снова остановил машину у большого цветочного магазина. Выбрал пять роз – самых больших и самых ярких.
Настя открыла дверь после второго звонка. Волосы у нее были мокрые, в руках полотенце.
– Рано ты, – сказала она с удивлением. – Я даже думала, стоит ли из душа вылезать, мало ли, кого принесло…
– А я уволился, Насть, – сказал Саша.
И, широко улыбаясь, шагнул через порог.
Июль–август 2015 – август 2022.
