Евгения Киреенок
Сиреневый закат
Редактор Аська Добрая
Иллюстратор Nick D'Zen
Дизайнер обложки Nick D'Zen
© Евгения Киреенок, 2020
© Nick D'Zen, иллюстрации, 2020
© Nick D'Zen, дизайн обложки, 2020
ISBN 978-5-0050-4349-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ГЛАВА 1. ПРЕДЫСТОРИЯ
Головная боль проникла в сознание и мгновенно выдернула из беспокойного сна. Прищурившись, я приоткрыла один глаз: пустые бутылки от горячительных напитков, окурки от сигарет… Поздравлю! Вот, как может пасть сильная и независимая женщина. В комнате царил полумрак. Я лежала на небольшом диванчике, и горькие мысли не оставляли в покое.
«Он ушел, дальше нет смысла жить!» – думала я, рассматривая белый потолок.
Но головная боль говорила об обратном: нужно идти в магазин, спасать себя из этого состояния. Едва встала на ноги, как перед глазами завертелось, и я плюхнулась обратно на диван. Закрыла ладонями лицо, зажмурилась, а в голове набатом били мысли: «Как же мне без него плохо, как же я его люблю!»
Слезы покатились сами собой, к горлу подкатил колючий ком боли. Я зарыдала так сильно, что показалось, соседи вызовут сейчас полицию.
– А-а-а-а-а! – кричала я во весь голос. – За что мне это?! Почему сначала говорят, что любят, а потом просто уходят из твоей жизни?!
На секунду остановилась, глубоко вдохнув воздух. Наступила такая тишина, что невольно услышала биение своего сердца: тук-тук, тук-тук. Я усмехнулась. Ко мне пришло такое ощущение, как будто в голове дернули стоп-кран. Быстро огляделась по сторонам: раньше маленькая квартирка, с бледно-желтыми обоями и фиолетовыми занавесками, казалась мне милой, а сейчас стала невыносимо раздражающей.
«Нужно сделать ремонт! Да, мне нужно срочно все поменять», – от неожиданных мыслей стало полегче.
Поднявшись с диванчика, побрела в ванную комнату. Посмотрела в зеркало и ахнула: темные круги под глазами, бледная кожа и русые волосы, собранные в пучок, ужасали.
– Нужно умыться, – произнесла вслух и открыла кран. Вода с шумом хлынула в раковину. Я подставила ладони и окатила лицо.
«Боже, как это здорово!» – подумала про себя, стараясь тщательно смыть всю печаль. Окончательно успокоившись, приведя себя в порядок, кое-как вышла на улицу.
Весеннее солнышко заставило зажмуриться, а на лице невольно растянулась улыбка. Я жила немного в стороне от главной артерии Брайтона. Брайтон-Бич авеню, где начинается обычная одноэтажная Америка. Монотонная застройка иногда разбавляется мелкими многоэтажками, встречаются невысокие двух- и пятиэтажные дома, в одном из которых родители купили мне маленькую квартирку. Помедлив пару секунд, решила пойти в небольшой магазин в двух кварталах от дома и заодно прогуляться. Я шла и жадно рассматривала все по сторонам: машины, припаркованные вдоль дороги, проходящие мимо люди, спешащие по своим делам, уличная торговля деликатесами и театральные кассы то и дело сменяли друг друга.
Что-то важное хотело пробраться в мою голову, но что? Грусти уже не было – в душе зияла пустота. Наверное, это конец! Да, наверняка сейчас это то самое чувство, когда в конечном итоге ты отпускаешь человека. Когда с последними слезами он умирает в твоей памяти, в твоем сердце: ему там больше не место…
«Все, перегорела!» – наконец искренне улыбнулась. Надеюсь, меня больше не накроет, только пить больше не нужно, а то опять все по новой начнется.
Погруженная в противоречивые мысли, не заметила, как вышла на красный свет. Проезжая часть была оживлена. Не успела опомниться, как услышала визг тормозов и громко сигналящую машину. Удар… меня окутывает сильная боль. Я погружаюсь в темноту…
***
Пробуждение было не из приятных. Открыв глаза, увидела свою забинтованную ногу в гипсовой перетяжке, подвешенную чуть выше моего неподвижного тела. Повсюду торчали проводки, а стоящий рядом кардиомонитор показывал мое размеренное биение сердца.
– Господи, а это мне за что? – прошептала и закатила глаза, поражаясь своей рассеянности.
В палату вошла медсестра. На первый взгляд ей было лет тридцать семь. Пепельно-белые волосы и розовый медицинский костюм в сочетании с загорелой кожей придавали ей миловидный вид.
– Миссис Гамильтон? Лора Гамильтон? – спросила она меня.
– Мисс, – ответила я. – Я не замужем.
Сестра посмотрела на меня и предложила сделать обезболивающий укол.
– Хорошо, делайте! – согласилась со всем лечением и подписала необходимые документы.
– Чуть позже к вам зайдет доктор и расскажет, что с вами случилось. А пока немного поспите, у вас была тяжелая операция.
Я согласилась кивком и закрыла глаза: нужно поспать. Погружаясь в сон, я слышала какие-то голоса, они доносились со всех сторон. Сверху, сбоку, снизу – везде говорили люди. И стоило мне прислушаться к одному из разговоров, как другие немного утихали, уходя на второй план.
– Доктор, у пациентки из 317-ой палаты шансы на выздоровление шестьдесят процентов.
– Я думаю, она еще будет ходить, Рэйчел. Ты сделала ей обезболивающий укол?
– Все, как вы велели, доктор Браун.
– Отлично, в четыре часа я приду на обход.
В дверь раздался стук, и я резко открыла глаза. В палату вошел мужчина средних лет в белом халате и с историями болезней. У него были светлые волосы и ангельски-голубые глаза. Я решила, что ему лет сорок; у него была очень приятная внешность, отчего на душе становилось теплей.
– Добрый день, я ваш лечащий врач, доктор Браун.
«Странно, – подумала я, – мне как раз это и приснилось, что моего доктора зовут Браун».
– Добрый день, доктор! Скажите, какие у меня шансы на выздоровление? – я помнила про разговор из сна, где говорили про мои шансы на выздоровление.
– Ну-у-у, – протянул док, – шансы есть всегда. Шестьдесят процентов – это очень хорошие показатели. Тем более с такими переломами, как у вас, на моей практике выздоравливало и все девяносто.
«Что?.. Шестьдесят процентов? – удивилась про себя, – этого не может быть! Я сошла с ума! Да-да, ударилась головой, и теперь мне снится непонятно что».
Я не могла определить, что меня шокировало больше: мой вещий сон или эти жалкие шестьдесят процентов того, что я смогу полноценно ходить.
***
Прошло три недели. Мои боли потихоньку начали отпускать.
«Сегодня среда, завтра четверг, потом пятница и выходные. На улице все будут гулять и радоваться жизни, а я… а я…» – я закрыла ладонями лицо и заплакала.
Моя жизнь была ненормальной. С самого начала все шло наперекосяк. Наверное, вам нужно рассказать эту историю. Меня зовут Элеонора (сокращенно Лора), мне тридцать два года, у меня нет детей и я не замужем. Меня забрали из детского дома в России, когда мне было три года. То есть чисто теоретически я русская, но живу в Америке всю сознательную жизнь. То, что у меня русские корни, знают только приемные родители. Они не стали распространяться в школе или где-нибудь еще, что я приемный ребенок – за что огромная благодарность. Ведь американцы считают русских… нетолерантными, что ли, мягко говоря. Я никогда не интересовалась настоящими родителями, ведь они меня бросили. Даже если с ними что-то случилось, меня же могли удочерить их родственники. Хотя не знаю и никогда не узнаю правду, поэтому гадать можно сколько угодно. Когда я окончила университет, родители подарили мне маленькую квартирку в Бруклине и позволили жить самостоятельно – от этого берет неимоверная гордость!
Последние лет десять я занималась тем, что работала менеджером среднего звена в одной из крупных торговых фирм, занимающихся созданием информационных технологий. Моя задача состояла в том, чтобы искать новые идеи, новые таланты. Продавать наши интеллектуальные продукты и разрабатывать стратегии сбыта. В общем, полная скукота, потому что, как только ты находишь в просторах интернета интересные идеи и талантливых людей и приводишь к руководству, они говорят тебе: «Спасибо за хорошо проделанную работу. Дальше мы справимся сами». И, ничего не объяснив, закрывают дверь. То есть моя работа считается бесполезной. Мне никогда не скажут: «Лорен, поздравляем! Вы привели в нашу фирму настоящий талант! Вот вам ваши десять процентов от выручки и коробка конфет».
«Эх… – вздохнула я, – мечтать не вредно!»
Почти все заработанные деньги я отдавала своим приемным родителям. Это была благодарность за хорошее детство и подаренную квартиру. Сама я одевалась очень скромно и пыталась тратить на себя минимум. Наверное, поэтому на меня не очень часто обращали внимание мужчины. В жизни у меня был единственный бойфренд, с которым мы три года прожили вместе. С ним я чувствовала себя счастливой! Но по иронии судьбы он променял меня на другую женщину. Более яркую, более красивую. Внешность у меня, можно сказать, так себе: губы средние, нос длинноват. Но я знаю, что это можно исправить пластической операцией, а губы просто подкачать. Только вот думала, меня полюбят такой, какая я есть. Но все-таки сейчас не такое время… Сейчас любят за внешность и твою одежду, а то, что в душе, никому не интересно. На минуту закончила свои размышления.
«О господи, – внезапная мысль неприятно удивила, – а-а-а-а-а!»
Вчера вечером я позвонила родителям; долго не хотела их расстраивать, но все-таки сообщила, что нахожусь в больнице. Они приедут меня навестить, а потом заедут в мою квартиру и увидят весь этот кошмар: окурки от сигарет, пустые бутылки.
«Черт, черт, черт, что же делать? Они не знают, что я пью и курю… хотя я только пыталась курить, им-то это как объяснить?! – нужно срочно что-то придумать. В голову пришла только одна мысль, и та нелепая: позвонить экс-бойфренду и попросить о помощи. – Боже… как это унизительно – просить помощи у того, кто тебя предал!»
В трубке раздался длинный гудок.
– Алло, – сонно пробормотал бывший.
– Привет, Джон!
– Лори? Это ты? Почему ты звонишь так поздно?
– Извини, тут такое дело… – и я рассказала, как мы с подругами весело провели выходные, как потом меня нечаянно сбила машина, и теперь я лежу в больнице. – В общем, в квартире полный хаос, и там нужно убраться. Родители этого не поймут! – призналась я.
– Когда ты начала пить? – удивленно спросил Джон.
«Ну-у… как только ты меня бросил, сукин ты сын!» – пронеслись злобные мысли.
– Эм-м… да отмечали немного с подругами, вот и все… – соврала я.
– Я рад, что это не из-за меня! – иронично подметил он.
«Ах ты сволочь! Еще и сарказм включаешь!» – пронеслась досада, и я закатила глаза.
– У меня все хорошо, Джон! Только вот эта маленькая проблемка… – ответила ему грустным голосом.
– Знаешь, Лори, – начал он, – у меня ведь уже другая семья. Я не могу вот так взять и приехать к тебе. У меня начнутся расспросы: «Куда? Зачем? Почему?» Я бы не хотел всего этого.
– Я тебя поняла, Джон! – еле пробормотала и повесила трубку. – Вот черт! – сказала в полный голос. – Знала же, что не нужно ему звонить. Но нет, старая добрая память о хороших отношениях…
Да-а-а… не обольщайтесь в наше время хорошими отношениями. Они исчезнут мгновенно, как только вам найдут замену.
– Кхе-кхе, – в дверях послышалось неловкое покашливание. Доктор Браун смотрел на этот цирк бог знает сколько времени.
– Вы все слышали, доктор?
– Ну-у-у… Суть я понял. Скажите, Лорен, это случайно не из-за него вы прыгнули под машину?
– Что она сделала?! – в дверях показалась моя мама.
«Боже мой, – подумала я, съеживаясь, – это конец! Конец мне! Конец всему! Конец концов! Конечный конец!»
ГЛАВА 2. ЧЕРНЫЙ КОТ
Мама буравила меня пронзительным взглядом. Я не знала, что сказать. Доктор Браун быстро удалился, дабы не мешать семейным разбирательствам.
– Лори, – начала мама, – дорогая, расскажи нам с папой, что у тебя случилось?
Моя мама была добрым, но строгим человеком, а папа очень честным и справедливым. Поэтому у меня не было причин врать им. Я не боялась критики или того, что меня будут ругать. Единственное, чего я боялась, так это разочарования во мне, если когда-нибудь мои родители скажут: «Лорен, нам жаль, что мы удочерили тебя». Пожалуй, вот так выглядит самый большой из моих страхов. Я рассказала им все, что произошло, и ни капли не соврала. Даже о том, что творится в квартире. Папа засмеялся, его добрые зеленые глаза излучали тепло. Тепло стало и в моей душе. Моим родителям уже по шестьдесят лет. Мама красит голову в светлый цвет, скрывая седину, а папа не стесняется своей. Они у меня еще очень даже ничего!
– А я уже подумал, когда мы приехали к тебе домой, что ты решила пуститься во все тяжкие. Единственное, чего мы не нашли у тебя в квартире, так это пакетика с травкой, куда ты его спрятала? – иронично произнес отец.
У меня отвисла челюсть: «Папа, как ты можешь?» На лице появилась улыбка и почему-то потекли слезы: одновременно стало и весело, и грустно.
– Лори, – сказала тихо мама, – понимаешь, это твоя жизнь! Ты уже взрослая и можешь делать в ней все, что хочешь. Люди встречаются, расстаются, женятся и разводятся. И часто бывает так: один счастлив оттого, что ушел, а второй просто ломается от горя. Я тебя прекрасно понимаю: ведь если бы наш папа ушел от меня, я бы поплакала пару дней, а потом нашла ему замену! – добавила она и улыбнулась.
А вот теперь уже папе было не до смеха. Он пристально уставился на свою жену.
– Да-а-а? – протяжно произнес он, – ты серьезно? Вот так быстро нашла бы мне замену?!
– Звучит нереально, да? – ответила мама.
– Очень! – улыбнулся папа.
– Ну так же нереально, как и если бы ты ушел от меня! – с надеждой проговорила она.
Они знали, что никому и никогда не отдадут друг друга. В этот момент к горлу подступил комок, и я зарыдала. Вот они, настоящие семейные отношения! Когда два человека прошли бог знает через что, но все равно вместе. Они ругались, мирились, менялись друг для друга только в лучшую сторону. Важно именно это. Остальное, что уходит, то… туда и дорога.
«Ведь если ушло – это не твое!» – вспомнила истину я, и слезы продолжили течь по щекам.
– Лори, – сказала строгим голосом мама, – ты пока поплачь, а мы с папой пойдем поговорим с доктором Брауном.
Я натянуто улыбнулась, попытавшись успокоиться.
– Мама-а!.. – досадно всхлипнула, – и ты туда же?
Но все равно улыбнулась, понимая, что они стараются меня развеселить.
– Никуда не уходи, мы скоро придем! – согласился папа и подмигнул мне.
Уловив его тонкий юмор, закатила глаза.
Родители вышли в коридор, оставив дверь приоткрытой, и я слышала их удаляющиеся шаги. В палате была включена только одна лампа, свет которой приглушен, что создавало сонную атмосферу. Интересно, что мне теперь скажут на работе? На больничном предстоит провести не один месяц, и это если повезет, и я смогу ходить.
«За это время в компании наверняка многое поменяется: персонал, правила, а может, и начальник? – неожиданно дверь скрипнула и открылась сильнее. – Сквозняк, наверное».
– А-а-а, паук! – закричала я и дернулась: по тонкой паутинке спускался маленький паучок, прямо перед моим носом.
«Ну ты меня и напугал, друг!» – взяла невесомую паутинку и сдула ее в сторону. Откуда в больничной палате пауки, я так и не поняла.
В палату вошла мама.
– Дорогая, мы поговорили с доктором Брауном. Он сказал, что ты поправишься и сможешь ходить.
– Я рада, мама! – моя мамочка самая лучшая их всех мам! Пусть и приемная, она любит меня, как родную дочь, а я люблю ее еще сильнее!
– Мама, я никогда вас не оставлю и всегда буду помогать! – произнесла охрипшим от слез голосом. И тут заплакала уже она:
– Знаю, детка, выздоравливай! Мы с папой очень любим тебя! Кстати, в твоей квартире мы уже побывали и навели там полный порядок.
– Спасибо, мам! – покраснела я.
Мы попрощались. Родители обещали приехать через пару дней, и я была рада. Казалось, что черная полоса в моей жизни отступает. Когда они уехали, мне сделали обезболивающий укол, и я потихоньку начала засыпать. Со всех сторон доносились разные голоса: мужские, женские, детские – все друг с другом о чем-то болтали. Вот я слышу, как мужчина разговаривает со своим братом, прислушиваюсь, и все другие голоса отступают на второй план.
– Слушай, Джордж, завтра нужно съездить в строительный магазин и купить все для ремонта гаража.
– Хорошо, Дюк! – отвечает его брат.
«Эм-м… что-то неинтересно, – подумала я, – нужно переключиться на другой разговор».
Настраиваюсь на следующую волну – как будто ты ищешь на радио песни по разным частотам. Нахожу другой интересный разговор:
– Мистер Президент! У нас готов новый доклад по антироссийским санкциям.
«Боже упаси! – ужаснулась я, – вмешиваться в политику!»
Хотела переключиться на другую волну, но уставшую голову накрыла пелена, и я уснула.
***
Прошло три месяца. Я поправилась. Меня заново научили ходить, можно сказать, с нуля. За все это время развлечением служили те пятнадцать минут перед сном, когда я слушала чужую болтовню. О чем только люди не говорили…
Конечно, я почти ничего не запоминала из этих разговоров: большинство из них являли собой банальные жизненные обстоятельства, а в политику лезть не хотелось.
«Доктор Браун сотворил чудо! Как я ему благодарна! Завтра меня выписывают, я счастлива!»
Ночь пролетела незаметно. Утром ко мне зашел мой доктор с группой студентов. Он начал зачитывать историю болезни, последующее лечение, названия препаратов, что применялись, и комплекс физиотерапевтических процедур.
Один из студентов зевнул.
– Доктор, а разве само не заживет? – произнес темноволосый подросток, и вся группа засмеялась.
Браун закрыл глаза и тихо произнес на незнакомом мелодичном языке: «У меня аллергия на глупость!» В группе засмеялся всего один ученик, и доктор мгновенно бросил на него взгляд.
– Русский? – спросил он на этом же языке.
– Да, доктор! – ответил ученик. Но для всех остальных было непонятно, о чем идет речь, хотя и пошли перешептывания: уловили, что кое-кто из России, но громко ничего не сказали.
Мой доктор – русский! Я в шоке! Меня вылечил доктор из России, из этой агрессивно-недоразвитой страны. Я решила на прощание рассказать ему про себя. До этого я никогда и никому не открывала свою правду: мне было стыдно. Я не знала, как к этому отнесутся коренные американцы с их великим патриотическим настроем. Но доктор Браун – русский, тем более очень хороший человек. Ему можно доверять, ведь мы с ним родились в одной стране.
Доктор дочитал историю моей болезни, что-то написал и передал бумаги медицинской сестре.
– До свидания, Лорен! Я рад, что вылечил вас.
– Доктор! – хотела остановить его, но мой голос утонул в гомоне и посыпавшихся вопросах студентов.
Ну вот, ушел! А я так много хотела ему рассказать. В палату вошла Рэйчел, она принесла одежду. Мои семилетние голубые джинсы и синий пуловер выглядели ужасно. Они все лето пролежали в камере хранения и немного запылились.
«Черт, ну почему не догадалась попросить родителей привезти мне чистую одежду? – укоряла я себя. – Теперь на улице меня легко можно спутать с каким-то бродягой. О, это так иронично!»
Родителей я попросила не приезжать: идти от больницы недалеко. Собравшись, поблагодарила медицинский персонал за оказанную мне помощь и вышла на улицу. Холодный ветер сразу же бросился в лицо, на глазах выступили непрошеные слезы. На улице стояла осень.
«Я пролежала в больнице все лето. Из дома вышла весной, а вернулась осенью и в той же одежде!» – засмеялась я, а на душе стало как-то грустно, ведь дома никто не ждал. У меня никого нет, вернее, никого не осталось… Мои мысли прервали звуки снизу.
– Мяу-у-у, – послышалось мне, – мяу-у-у, мяу-у-у, мяу, – жалобно звал меня какой-то котейка.
Я обернулась и увидела черного котенка, месяцев четырех от роду, с большими желтыми глазами.
– Кис, кис, кис!
Котик подбежал и начал тереться о мои ноги. Я присела на корточки и принялась его гладить. Кот урчал и жалобно заглядывал в мои зеленые глаза.
– Кушать, наверное, хочешь? – у меня как раз в сумке завалялась колбаса – родители приносили на завтрак.
Я накормила кота и встала уже, чтобы уйти, но меня остановило протяжное мяуканье:
– Мяу-у, мяу-у-у, – жаловался на что-то котейка.
– Извини! Я не могу тебя взять – у меня аллергия на кошек, – объяснила котейке и направилась в другую сторону.
– Бессердечная! – послышался голос позади меня. Я обернулась, но никого уже не было. Даже этого черного кота.
«Странно! – подумала я, ощущая холодок, бегущий по спине, – сначала голоса перед сном, теперь со мной кошки разговаривают… может, стоит сходить к психиатру?»
Вернувшись домой, начала разбирать почту, которая накопилась за несколько месяцев. Меня шокировало два письма. Одно оказалось с моей работы: «Вы уволены. Явитесь в компанию „Software progress“ для подписания документов». Второе еще ужаснее, от мамы бывшего бойфренда: «Джон скончался. Похороны пройдут восемнадцатого июня…»
«Уже прошли!» – ахнула я: сегодня уже пятое сентября. Вглядывалась в эти два письма и не верила собственным глазам.
За дверью послышался какой-то шум. Что там еще происходит? Приоткрыв входную дверь, увидела два желтых глаза, пронзительно смотревшие прямо на меня. Да это же тот маленький черный котенок, которого я встретила недалеко от больницы! Интересно, как он сюда попал? Да еще опрокинул горшок с цветком, который стоял около моей двери.
«Лори, это я, Джон! – мне кажется, или в моей голове послышались мысли кота? – Моя душа переродилась, чтобы служить тебе».
На этом я и рухнула в обморок.
***
Открыв глаза, поняла, что лежу в коридоре, а сквозняк поддувает под мой халат.
«Ну и дела, что случилось? – покряхтывая, встала на ноги. В руках по-прежнему зажаты два письма. – Ах да, меня уволили, а бедный Джон умер!»
Джон! Вспомнив про кота, пошла осматривать квартиру.
– Кис-кис-кис, – походила по комнате, заглянула под диван – никого нет. Начала искать дальше. – Кис-кис-кис, – открыла дверь в ванную – там нет, в туалете тоже. Осторожно зашла на кухню и обнаружила зверька. Он сидел на моем обеденном столе и доедал с бутерброда кусок колбасы.
«Так! – думаю я, – спокойно! Лора, это всего лишь котик».
– Кис-кис-кис, – позвала его ласково.
Коша, доедая колбасу, повернул свою черную мордочку и ответил:
– Мяу-у-у!
«Фух, слава богу, я еще не спятила!»
– Кис-кис-кис, – сказала еще раз.
«Хватит кискать!» – мысленно ответил кот. Я впала в ступор, открыв рот: все-таки чокнутая! Да, теперь нет никаких сомнений.
– Джон? – осторожно уточнила я.
«Господи, Лора, какая же ты глупая! Уже говорил ведь, что это я, Джон. Твой бывший».
Мне нечего было ответить – так и стояла столбом, смотря на него.
«Закрой рот, а то муха залетит!» – съязвил кошак и облизнулся. Фраза вывела из оцепенения и меня прорвало
– Ты вообще какого черта здесь оказался?
«Вообще-то, у меня выбора не было! Тебе рассказать – не поверишь!» – отозвался кошак.
– Ах, выбора у него не было! – завопила я, – значит, когда он был человеком, выбор у него был: он ушел к другой! А сейчас он, бедный несчастный котик, приполз к той, что накормит? А ну, иди туда, где жил! – взяла кота за шкирку и вынесла за входную дверь.
«Лори, не выгоняй меня, я тебе все объясню!» – заумолял о пощаде кот.
– Что ты мне объяснишь, шерстяной говнюк? Как променял меня на другую самку? – я повернула голову и заметила двух соседок. Престарелые леди спускались на прогулку, но остановились понаблюдать за моими разборками с котом.
– Эмм… добрый вечер, миссис Смит, миссис Хилл! – улыбаясь, произнесла я, чувствуя себя идиоткой.
– От нее ушел бойфренд! – прошептала миссис Хилл своей подруге.
– Бедная девочка! – ответила ей миссис Смит, покрутив пальцем у виска.
Они криво улыбнулись и прошли мимо. Я строго взглянула на кота.
– Смотри – это все из-за тебя! Теперь мои соседи думают, что я тридцатидвухлетняя незамужняя чокнутая тетка!
«Ну, ты такая и есть! – хихикнул кот. – Посмотри, ты отвечаешь на мысли кота, разве это не шизофрения?»
– А это аргумент! – прикусила губу от досады.
«А твои ноги?» – вкрадчиво сказал кот.
– А что с ними не так? – ответила я немного испуганно.
«Да ты их уже четыре месяца не брила – они такие же пушистые, как я!» – смеясь, съязвил кот. Да уж! У Джона и при жизни было хорошее чувство юмора, а тут он и вовсе «блеснул».
– Ты не будешь жить со мной, Джон! Ты – кот, а у меня аллергия на кошачью шерсть. Тем более ты предатель! Я не собираюсь до конца твоих дней чистить лоток. Это еще унизительнее, чем последний мой телефонный звонок. И кстати, у меня была сломана нога по твоей вине, поэтому нечего тут включать сарказм насчет небритых ног! – меня распирало от злости.
«Так все-таки из-за меня ты попала под машину», – пробормотал кот.
– Из-за тебя… – подтвердила я.
«Лорен, это не из-за меня. Давай зайдем в дом, и я тебе все объясню?»
Любопытство перевесило – я все-таки сдалась. Уселась на диван, а кот на старое кресло.
«За время моей реинкарнации я очень многое понял, – начал кот. – Ни один человек на Земле не знает столько, сколько знаю я про наше мироздание. Ученые и писатели, верующие и астрологи – никто и никогда не узнает великий замысел. Ведь после смерти исчезает все, а перерождаешься ты уже с нулевой памятью. Мою память не стерли, чтобы я служил тебе. Зато приобрел бесценные знания – о мире, вселенной и пространстве».
– Служил? Зачем? – перебила я его.
«Лорен, ты – ведьма!» – громко заявил кот.
– Что-о-о? – возмутилась я, запыхтев от злости. – Как ты меня назвал?
«Ну, если ты считаешь, что это звучит грубо, то можешь называть себя ясновидящей. Той, которая может видеть прошлое, будущее и много чего еще. Этот дар передается от бабушки внучке в момент ее смерти. Но все зависит от того, выдержишь ли ты. Если ты сильная, то дар тебя не убьет, а если слабая – тут уж ничего не поделать. Смотри, ты выжила – и это хорошо. Это столкновение было не случайным. Дар переходил к тебе три недели, а когда полностью перешел, твоя разрушительная сила „снесла“ обидчиков в могилу. К сожалению, одним из них оказался именно я: инфаркт, быстрая смерть в тридцать семь лет. По правилам, обидчик должен служить своей – эм, назовем тебя „волшебной феей“, – в виде черного кота до конца своих дней. Знаешь, почему именно черный кот?»
– Почему? – ответила ему с круглыми глазами, все еще не веря в происходящее.
«Потому что черный цвет поглощает энергию, как положительную, так и отрицательную, а белый, наоборот, отталкивает. Я нужен тебе, Лорен, чтобы тебя не уничтожила чужая энергия. Ты можешь с помощью меня направлять свою силу на любого человека, стоит только мне мысленно перейти ему дорогу. Отсюда и вытекают все приметы о черных кошках и бедах про дорогу. Но, по большей степени, кошки не виноваты. Таких котов, как я, в мире всего пять!»
– Значит, и ясновидящих на земле тоже пять? – с интересом спросила я.
«Да, ты шестая! – ответил мне кот. – Раньше их было больше, но они нашли способ отбирать чужую силу. Осталось шесть… И тебе нужно очень постараться, чтобы они не убили тебя».
Я сидела в ступоре: мало того, что меня уволили с работы, и я шизофреник, разговаривающий с котом, так еще за мной будут охотиться какие-то ведьмы.
Целых пять ведьм, а я шестая…