Евгения Ивановна Хамуляк
Приключения Славика Вселенского
Вера Павловна спала хорошо, как боевая лошадь, знающая, что впереди пахота или бой и надо иметь силы на то и на другое.
Директор и комиссия всем составом тоже не спали. Как люди ответственные и при должностях, они даже ночью числили себя на посту, потому сон был отложен до летних каникул или до пенсии. Или уже до безвременных лет.
Славик ждал волшебных слов «Отбой. Всем спать». А потом еще выжидал полчаса, после чего тихо пробрался в «Экспериментаторскую», достал разноцветные фломастеры и на белой рубашке, что предназначалась исключительно для торжественного случая, например, такого, что планировался на завтра, нарисовал на красным большие волшебные знаки Мировой Богини Слави, помня рисунки на память. Потом достал ножницы, вырезал новые углы воротничка, также принадлежащие его матери. Так делали в старину, изготавливая углы того всемогущего предка-покровителя, чьей помощи и благословения просили. А современным языком говоря, с кем хотели созвониться и быть услышанным на одной волне.
Если б сейчас кто-то зашел в сарай и увидел, что творил мальчик с торжественной белой рубашкой, его могла бы схватить кондрашка. Это считалось самым страшным преступлением в интернате – порча имущества! Тем более такой красивой мальчиковой белоснежной рубашки, входящей в комплект бежевого костюмчика из добротной ткани, что дарило государство всем своим потерянным детям.
Переодевшись в идеально отглаженные кремовые брюки и пиджачок, Славик лег в космический корабль, стоявший прямо на рабочем столе, скрестил пальцы на удачу, закрыл глаза и, отворив дверцу скворечника, в проеме которого сверкало маленькое оконце, произнес:
– Абракадабра! – и, неожиданно вспомнив бабок-ежек из мультика про другой летучий корабль, добавил: – Земля прощай! В добрый путь! Аминь! – на всякий случай присовокупил мальчик.
И затаил дыхание. Часы пробили ровно двенадцать часов ночи. Все было сделано! У Славика не хватало сил думать о других вариантах событий, кроме того, что этот волшебный корабль, построенный по саженям и пядям мальчика и углам Слави, изрисованная красным торжественная рубашка и его огромное желание и МЕЧТА достичь своей цели обязаны сбыться. Во что бы то ни стало – обязаны!
Однако шла одна минута, за ней другая, и ничего не происходило… Стояла абсолютная тишина, даже море, обычно дающее о себе знать шелестом волн, умолкло.
Славик, казалось, оглох от этого затишья и без движенья. И, борясь в душе с отчаянием, тихонько толкнул дверь вперед, желая вылезти из дурацкой деревянной коробки, в которой уже полчаса ожидал чуда. Дверь беззвучно отворилась, он открыл глаза и его сердце замерло…
Славик даже задохнулся поначалу, словно забыл, как дышать и некоторое время просто изумленно смотрел по сторонам…
Вокруг сверкали звезды. Большие и маленькие. Ослепительные и мерцающие. Близкие и далекие. Некоторые даже можно было потрогать. И на прикосновение они откликались, раскрываясь бутонами неизвестных Славику прекрасных цветов, где на пестиках и тычинках притаились какие-то волшебные существа. Феечки и феи. Похожие на золотую пыль, они с пронзительным писком разлетались в разные стороны, пританцовывая в невесомости.
Когда Славик научился дышать в космосе, его уши, будто откупорившиеся бутылки от газировки, услышали музыку. Много музыки. Та вихрями и разнообразными потоками проносилась мимо Славика. Когда он научился различать и их тоже, то заметил, что вихри – это невидимые существа, и если прикрыть глаза или закрыть один и оставить другой видеть, то существа из прозрачных становятся видимыми. Несколько единорогов проскакало мимо и резко затормозило, завидев странного мальчика, лежащего в деревянной коробке и плавающего в невесомости с одним открытым глазом.
Наконец, когда и этим Славик овладел, и космос ожил и оказался вовсе не вакуумом, как наговаривал на него учебник естествознания, а был так сильно населен и многозвучен (так вот что означало слово «Вселенная», вдруг понял мальчик, который раньше никак не мог догадаться по тем сложным трактовкам понятий, что давала Википедия), что каждое мгновение открывались какие-то новые его жители, выходившие из ниоткуда, и уходившие в никуда, а на вид казавшиеся незнамо чем, прямо как в загадке для Ильи Муромца… И вот послышалась знакомая мамина мелодия…
***
Славик почувствовал мамино присутствие… Космос изменялся на глазах, стал переливаться всеми цветами радуги, как северное сияние, из ниоткуда возникла та самая грустно-теплая музыка, которая снилась ему и которую бы он не спутал ни с какой другой…
Юный космонавт лихорадочно стал вертеться по сторонам, выпал из своего деревянного корабля, который, словно тонкий осенний листочек, закрутился в вихрях, уносящих его с космической скоростью куда-то в неизвестность.
Мальчик боялся, что не увидит ее или пропустит, ведь он впервые здесь и может совсем не знать вселенских законов, как неожиданно его, словно мотылька, поймали теплым душистым сачком, и он перестал бултыхаться.
Славик увидел маму и сразу же заплакал, как малыш, хотя раньше, представляя этот момент, давал себе слово вести себя как взрослый. Ее большое розовое, прекрасное лицо, затмившее все звезды, все сияния и весь космос смотрело на него, и огромные кристально-чистые слезы с размером с самого Славика звонко падали вниз, разбиваясь о невидимую вечность.
Он хотел дотянуться до нее руками и потрогать, ведь это являлось самым большим желанием его одиннадцатилетней жизни, но боялся попросить обнять. Мама поднесла ладошку к своему рту, где притаился ее взволнованный сынок, и поцеловала, словно услышав его мысли. Сладкое, невероятно приятное теплое, как солнышко, дыхание чего-то упоительного и волшебного обволокло его, и он успокоился. Славик осознал, мама слышит его, читает его мысли, знает о нем все.
И как только он это подумал, в космосе появились чудесные разноцветные зигзаги ее голоса, от которого затрепетало детское сердце. Хотя мамино лицо по-прежнему сохраняло ласковую, чуть печальную улыбку. Славик сообразил, ей не обязательно говорить, здесь во Вселенной разговаривали на другом языке – языке сердца, доступном всем, у кого оно билось в груди.
– Мой мальчик, – пела своим сердцем мама, – как же я тебя долго искала и как сильно люблю.
Славик откликнулся пылким порывом всего своего существа, что мамочка даже не представляет, как он ее любит, как искал, как хотел добраться до нее побыстрее.
– Я знаю, мой малыш, – она моргнула своими удивительно длинными пурпурными ресницами, а ультрамариновые глаза опять наполнились бриллиантовыми слезами, – теперь ты никогда не потеряешься, – ответила она, – теперь мы навсегда связаны.
Он мог бы так провести вечность в ее теплых ладонях, укрытый ее дыханием и успокоенный ее любящим взглядом. От удовольствия прикрыл глаза и как будто заснул под разноцветные зигзаги маминой музыки. И сквозь закрытые веки видел, что вокруг сначала все смерклось, потом ослепительно вспыхнуло, космос засвистел, затем вновь мелодично раскрылся уже в иной мелодии… Они с мамой куда-то летели, догадался Славик, наверное, увидеть папу.
Ему не хотелось открывать глаза, но любопытство и трепет перед ожидаемым взволновали Славика, и, собравшись с силой духа, он открыл глаза.
То, что он увидел сначала, походило на грандиозное скопление звезд: мириады блестящих точек, мерцающих великолепным сиянием, уходили по спирали в далекую неизвестность. Он вглядывался все больше и стал различать пульсирующий светящийся красным огонек, выделывающий невозможные пируэты, кружась по кривой и как бы заводя звезды в разные ритмичные танцы, от которых они то распадались, то вновь соединялись в спираль.
Славик силился разглядеть, но понял, что напряжение и сильное желание мешают ему. Тогда, закрыв глаза и сделав глубокий вдох и выдох, он расслабился и перестал торопиться. Просто стал ждать, когда все эти сверкающие и мерцающие светила, подгоняемые нервным красным огоньком, разлетятся, а потом опять соберутся под фиолетовые, оранжевые и зеленые, ослепительно-белые туманности в стройную картинку, в которой Славик неожиданно сам для себя различил Огромный Глаз.
Зрачок из сиксилионов сиксилиардов звезд сосредоточенно глядел на маленького сыночка, сидящего на ладони у Слави.
Через некоторое время туманности стали расползаться в неровности, из которых формировались веки и брови, профиль и добрая улыбка Вселенского космического отца Славика.
Нервный красный огонек увеличивал скорость, и послушные звезды уменьшились до едва различимых точек, проясняясь в обширной картинке преогромного человека, держащего на плечах бесконечный мир мегагалактик, которые теперь стали просто кудрями на его вселенской голове.
Титан медленно стал протягивать руку в сторону Славика, второй по-прежнему держа неимоверно тяжелую ношу на мощных звездных плечах, и через время и ураганы, вихри и мелодии, видимое и невидимое, проносившиеся между ними, до мальчика дотронулся огромный палец, размером во всю ладонь мамочки.
Славик не мог поверить и благоговейно, сдерживая порыв, чтобы не рвануть вперед, почтительно перелез с ладони матери на громадный остров-палец отца.
Как только он дотронулся до него, то испытал такое безмерное чувство умиротворения и веры в будущее и во вселенское добро, что понял, папе тоже не нужно говорить. В этот самый миг Славик и был папой, точнее его нераздельной частицей, помыслами и устремлениями.
Мальчик стоял на огромном пальце и ощущал, как под ним нагревается и освещается поле, словно огромный луч света сбросился на него сверху из ниоткуда. Так дарил отец свое внимание и любовь, будто бы в этот миг крепко обнимал сына, сжимал его плечи, не мог насмотреться на красоту и складность мальчика, на подвиг, что тот совершил, на непоколебимую веру в свою мечту, на стойкость и силу!
Хороший, добрый сын, достойный гордости и похвалы…
И юный сынок чувствовал, как от всех этих одобрений становится большим, при этом одновременно оставаясь невероятно маленьким перед лицом безмерно любящего родителя. Славику нравилось это состояние причастности к величайшему и всемогущему опыту, познанному и непознанному, что еще предстояло когда-то пережить, но никогда не догнать, лишь почтительно следовать позади и учиться… Стать еще одной звездочкой, вплетенной в кудри любимого великого отца…
Славик не видел себя со стороны, но осязал и переживал изменения. Так отец разговаривал с ним.
– Славик, – говорил ВЕчный человеЧЕ, – ты должен стать Повелителем Вселенной.
– Да, мой отец, – в благоговейном порыве преклонил колени мальчик, ладонями дотрагиваясь до свечения вокруг.
– Возвращайся на Землю. Там ты будешь расти не по дням, а по часам. И когда будешь готов, собери дружину и освободи свою колыбель. Верни Правду и Справедливость на Землю.
– Да, великий, – всем сердцем, душой и телом отвечал вдруг повзрослевший Славик.
– Мне нужна твоя помощь, ибо что в большом, то и в малом, что снаружи, то и внутри, что справа, то и слева. Так ты станешь Повелителем Вселенной, как я.
Эту любовь родителей к чаду, обожание сына, разговор по душам, невидимый контакт родных сердец трудно было пересказать словами, будто бы в этот момент у Славика открылись новые органы чувств: третий, четвертый, пятый, десятый глаз, три рта, два сердца. И все они говорили в унисон и чувствовали… Славик верил каждому слову, каждой мысли, каждому впечатлению.
Он полностью лег и обнял отца, юношеской щекой прижимаясь к теплому телу титана, истово ощущая, как сила бесконечного переходит к его маленькому существу, которое тоже важно и способно внести существенный вклад в устроение общего мира.
И сила не скупясь, рекой вливалась в него, а он не сопротивлялся, как губка впитывал все, что давалось. И, наполняясь, угадывал знания прошлого и предвидел будущее, послушно соглашаясь со своей судьбой.
– Возьми этот меч, мой сын, – сказала Славь, накрывая Славика своей светлой ладонью, в которой тонкой спичкой лежала деревянная игрушка, – это самое главное оружие, которое может возвысить или сломать любого – наши МЕЧты.
