Евгения Черноусова
Утятинская торговка
– Я – сотрудник Национального центрального бюро Интерпола МВД России Максим Коваль. А это…
– Сейид Хади, офицер полиции Эль-Хадижи.
– Не могу сказать, что мне очень приятно, но я вас внимательно слушаю.
– Госпожа Наппельбаум, я расследую обстоятельства убийства госпожи Захиры, вдовы министра Ахмада аль-Фадла.
Ираида Семеновна дернулась:
– Зайка? Из-за этого проклятого камня?
– Что вы знаете о камне, госпожа Наппельбаум?
– Ну, что я могу знать о нем? Меня всю жизнь преследовали наемники вашего министра. Я думала, он мне отомстить за неверность хочет. А оказывается, когда я от него бежала, у него этот чертов камень пропал! И узнала я об этом только четыре месяца назад, когда Захира мне позвонила!
– Вам звонила госпожа Захира?
– А то вы об этом не знаете! С чего бы вы ко мне заявились! Ясно же, что вы проверили ее телефон!
¬– Раньше вы звонили друг другу?
– Конечно, нет. Я же вам сказала, что скрывалась от этого… вашего министра.
– Тогда как она узнала номер?
– Я встретила в Москве ваших земляков. Случайно встретила, поймите! Просто я упала в грязь, а старичок помог мне. Оказалось, что он знает Захиру. От него же я узнала и о смерти Ахмада. Не буду притворяться, очень этому обрадовалась. Но, понимая, что Захира может испытывать по этому поводу другие чувства, попросила передать ей мои соболезнования и номер телефона.
– Да, звонок был только один. О чем вы говорили?
– О камне и говорили. Я сказала, что наемники Ахмада преследовали меня, что я не понимаю, почему, выпустив меня из страны, он затем решил меня убить.
– А почему вы решили, что убить?
– Да бросьте, что он, торт мне передать надумал?
– Может быть, он хотел… примирения.
– Тогда он передал бы это через моих глупых родственниц, на которых его посланники выходили неоднократно. Однако они добивались от них только моего адреса. Вот Захира и высказала предположение, что дело в камне. Оказывается, он пропал именно тогда, когда я от него сбежала.
– Не тогда, а несколько раньше.
– Ну, неважно. Решил, что это я его украла, и послал своих наемников. – Увидев выражение недоверия на лице Сейида, спросила. – Не верите?
– Учитывая, что нас разделял ваш железный занавес, не очень. Может быть, вы приняли за арабов своих кавказцев или среднеазиатов? Вы ведь не сталкивались с ними лично?
– Они представлялись моим матери и сестре. Можете Томку спросить. Да! Еще один раз, это уже в конце 70-х было, у них милиционеры документы проверяли. Документы были не просто иностранные, а дипломатические. Кстати, после этого они пропали. Я надеялась, что навсегда…
– А вот это уже интересно. Не скажете, в каком году это было?
– Так, в Геленджике мы были… а это через полгода… точно скажу: 78-й год это был. Осень.
– В ноябре 1978 года умер правитель Абд Бакра ибн Йакзан.
– То есть меня преследовал ваш султан? Не круто ли для рядовой продавщицы универмага?
– Не круто, как вы говорите, если речь идет о Сабахнуре.
– Этот правитель, как я понимаю, пришел к власти после деда Ахмада. Значит, он был братом Малика, а Ахмаду он приходился дядей?
– Да.
– Но ведь Сабахнур Малик получил от жены. При чем же его брат?
– Ни при чем. Как и Ахмад. Камень – наследие Нуфуза. У Равии не было детей. Камень должен был вернуться в ее семью. Правило такое.
Из дальнейшей витиеватой и запутанной речи очень хорошо говорившего на русском Сейида Ираида Семеновна поняла и запомнила далеко не все. То, что она извлекла из его слов, сводилось к следующему. Есть материальная стоимость камня, а есть еще и сакральная. В Йемене у тамошнего богатея есть камень точно такого же веса, и застрахован он на кучу фунтов стерлингов. Наверное, за столько его можно продать. Но за Сабахнур дадут намного больше. И дело тут в том, что камень имеет древнюю историю. Он был известен чуть ли не с доисламских времен, принадлежал какой-то правительнице и считался камнем власти. Он передавался от правителя к правителю по наследству. Считалось, что алмаз должен быть получен свободно, без принуждения и насилия, тогда он имеет силу. Алмаз теряет свои положительные качества из-за греховности и невоздержанности носящего его, а в руках преступника «сила камня обращается против него самого». Наибольшую положительную силу имеет алмаз, полученный в бескорыстный подарок или переданный по наследству, купленный же камень приносит пользу лишь спустя некоторое время. Когда камень попадает в руки вследствие преступления, он получает видимые невооруженным глазом внутренние дефекты. Так в XVII веке обагренный кровью Сабахнур получил изменения в игре цветов, а, как известно, алмаз с пятнами и трещинами нередко является несчастливым и даже роковым камнем… Тут у Ираиды Семёновны голова поплыла.
– После рук Ахмада, пожалуй, в нём должны появиться дополнительные пятна. И не позавидую я нынешнему владельцу Сабахнура.
– И все же я предполагаю, что людей к вам посылал не ваш уважаемый муж, а его дядя, правитель Абд Бакра ибн Йакзан.
– То есть Ахмад на меня этому правителю настучал? Решил его руками мне отомстить и придумал, что это я камень спёрла?
– Если бы дело обстояло так, это означало бы, что министр добровольно передал права на камень своему дяде…
– А это могло произойти, только если Ахмад потерял надежду его вернуть. Значит… не пропадал этот камень! Он его продал! А потом сделал вид, что его обокрали!
Сейид глядел на Ираиду Семеновну ошарашено. Кажется, он сразу ей поверил.
– Значит, вывод такой: или Ахмад продал камень, или правитель имел в доме свои уши, и эти уши донесли, что воровка – я. Вы ведь сюда за камнем явились?
– Ну что вы, уважаемая Ираида, я точно знаю, что у вас этого камня не было, когда вы пришли в посольство.
– О! Прошло сорок лет, а память о том обыске еще жива! Но все равно не поверю, что вы обогнули пол земного шара, чтобы расследовать убийство одной старухи…
– У нас очень спокойная страна. Каждое преступление – это удар по престижу страны, по доходам от туризма. А когда происходит несколько… – он, спохватившись, замолчал.
– Значит, Захиру убили не одну?
– Э-э… Я не хотел вас пугать…
– Уже испугали. Ну, давайте уже, рожайте!
– Убита еще одна вдова вашего уважа…
– Инам?!
– Она гостила в доме своей старшей дочери…
– Басма… Ее тоже убили?
– И ее, и служанку. К счастью, на женской половине больше никого не было. А ведь в гостях у госпожи Басмы была ее старшая замужняя дочь с ребенком. Младшие дочери в тот день уехали в гости к подруге, захватив с собой племянницу, а молодая мать отправилась за покупками. Она и обнаружила трупы матери, бабушки и служанки.
Ираида Семеновна вспомнила черноглазую двухлетнюю Басму. Какой это был очаровательный ребенок. Боже, да ведь ей уже сорок! Было…
– Сейид, кого убили раньше, Инам или Захиру? Каков временной разрыв между этими преступлениями?
– Почему вы об этом спрашиваете? – насторожился Сейид.
– Потому что я подумала о том же, о чем и вы. Убивают всех, кто жил в доме, когда украли камень. Следующей должна быть я. Хотелось знать, когда придет моя очередь. Ну, я жду! В конце концов, не я инициировала этот разговор!
– Первой была Инам. В середине ноября. Захиру убили в декабре, на ваше рождество.
– На наше или католическое? 25 декабря? Значит, уже почти три недели. Да, ждать осталось недолго…
Впервые вступил в разговор Коваль:
– Это у вас юмор такой?
– Нет повода юморить. Это у меня расчет такой. Буду готовиться к нападению. Предупрежден – значит вооружен. Будем оборону держать, да, Костя? Они огнестрельное оружие применяют?
– В первом случае. Госпожу Захиру… пытали.
– Была цель ее убить или она не выдержала?
– Нет однозначного ответа.
– Ладно, в любом случае, зная, что они сделали с Инам и ее дочерью, на милосердие она не рассчитывала. Значит, говорила им все, что они ожидали. А сочинять она смолоду была мастерица. Если они появятся здесь, значит, и про меня сочинила.
– А вы совсем исключаете, что она что-то знала?
– Если бы знала, давно бы воспользовалась. То, что она пятьдесят лет с этим козлом прожила (уж простите, но это я про вашего министра), говорит о ее невиновности.
На этом высокие гости откланялись. Нужно было как можно быстрее обсудить это с Константином и связаться с Борисом Аркадьевичем, но для этого сначала следовало выпроводить Томку. Ираида Семеновна согласна была и заплатить, но понимала, что это вызовет новые визиты. Поэтому, закрыв дверь за гостями, она крикнула:
– Томка, выходи!
– Ушли твои гости?
– Ой, да ладно свистеть! А то я не видела твой нос в дверном проеме! Ладно, пошли обедать, не провожать же тебя голодной!
– Спасибо, сестрица, что так по-родственному меня принимаешь!
– Тут одно из двух: или ты так меня любишь, что решила умереть вместе со мной, или ты глупа как пробка.
Томка переменилась в лице. Пока она молчала, Ираида поставила на газ кастрюли и приготовила посуду. Обедали молча. Только Константин поглядывал на Ираиду Семеновну и подмигивал ей, так, что она, обозлившись, спросила: «У тебя что, нервный тик?». После обеда она сказала сестре:
– Ну?
– Ира, у меня безнадежное положение…
Томка как всегда просила денег. Но, поскольку новостью это не стало, Ираида Семеновна держалась как крепость. Предложила продать один из принадлежащих сестре домов или уволить в целях экономии домработницу. Показала фотографию новогорского дома на телефоне да еще предупредила, чтобы на случай ее смерти родственники не изволили беспокоиться: завещание написано не на них, а на людей, с которыми близка много лет, которые поддерживают ее и даже любят; они продадут квартиру и бизнес, долг возвратят и еще немного им останется. В доказательство предложила познакомиться с документом.
– Ты… ты меня всегда ненавидела!
– Нет, Тома, я старалась тебя любить. Но больше не хочу. Ты мне неприятна. Я тебя стараюсь скинуть со своей жизни… как соплю с пальца! Иди вон и никогда больше не возвращайся! Ни копейки не получишь!
– Помирать будешь, стакана воды тебе никто не подаст!
– Почему-то все думают, что перед смертью хочется пить. Кажется, перед моей смертью мне будет хотеться только умереть.
Томка вылетела в коридор, надела свою шубу и хлопнула дверью, обрушив при этом вешалку.
– Скинуть как соплю с пальца – это изысканно, – сказал Константин и пошел прибирать в коридоре, давая возможность Ираиде перевести дух.
– Ладно, Костя, давай поговорим о делах наших скорбных…
В этот момент в дверях возник Константин, прижимающий палец к губам.
– Что, Томка?
Константин продолжал сигнализировать, чтобы она молчала. Потом вытащил из тумбочки ручку и блокнот и принялся писать: «Не показывай вида, что знаешь. Нас слушают!!!»
– Надоели мне ваши арабские сказки, – сказал он. – Может, пойдем погуляем?
– Ну, давай, – растерянно ответила она.
В это время зазвонил телефон. Это был Коля Тарасов. Он извинялся, что забыл напомнить, что сегодня они празднуют его пятидесятилетие.
– Ой, Коля…
– И не думай. Обижусь на всю жизнь. Чтобы была с гитарой! Да понял я, почему ты мнешься. Гость у тебя. Тот, что на Казанскую приезжал. Если нормальный мужик, бери с собой.
Ираида Семеновна сказала:
– Костя, нас приглашают на юбилей.
– Меня-то зачем?
– А ты что, стесняешься? Это очень хороший, близкий мне человек. С женой его я, правда, не очень…
– Так обычно и бывает.
– Ладно, если ты согласен, я буду собираться. Подарок приготовлен давно.
– А без меня?
– Пойти я обязана.
– Ладно, не сердись, я с тобой.
Они вместе вышли в коридор и Константин, снова приложив палец к губам, отвернул воротник пуховика, показал что-то вроде бусинки, прицепленной под ним. Такая же штуковина была прикреплена с внутренней стороны оторванной Томкой вешалки, прислоненной к стене. Костя поднял вешалку, оторвал микрофон, сбросил на пол и сказал:
– Вот, вешалку я повесил, а ты подмети. Тут какие-то гвозди валяются, да и штукатурка рассыпалась… давай, я сразу мусор вынесу.
Потом они собирались в гости, перекидываясь ничего не значащими фразами, просто чтобы не молчать. Когда Ираида Семёновна в бигуди на голове принялась выкладывать на кровать то, что собиралась надеть, Константин подошел и стал прощупывать платье, жакет, шарф. Ираида Семеновна кинула на кровать шубу.
– Слушай, а почему у тебя шубу не сперли? Вещь не дешевая.
– Склероз помог. Когда я забрала чемодан с барахлом у Коли и несла его по лестнице, Майя вдруг как заорет! Я кинула чемодан в чуланчик под чердачной лестницей и помчалась соседку выручать. А там мышь. Мы с Эллой поржали, потом Майю утешали, потом все вместе пошли какую-то ультразвуковую пугалку для грызунов покупать, потом пошли к Елене Карловне за котенком, потом покупали для котенка всякие прибамбасы, потом устраивали котенка. В общем, прочикались полдня. Про чемодан я напрочь забыла. А вспомнила о нем через почти полтора месяца, только когда из Москвы с товаром вернулась и узнала, что нас обокрали. Надо же, думаю, своими руками ворам удобство создала – бери чемодан и иди! Глянула в кладовку – а он на месте. Они просто подумать не могли, что все ценные вещи у меня на виду и в открытом доступе. Главное, я украшения во внутреннем кармане плаща все это время таскала! А плащ висел на этой самой вешалке, но ощупать его воры не догадались. В общем, никакого урона, кроме сломанного замка и разгрома в доме. Впрочем, из одежды они ничего не брали… кроме Майиной шубки песцовой. Только деньги и драгоценности.
– Да, повезло… когда, говоришь, это было?
– В ноябре. Ой, давай-ка я серьги примерю. Никогда их не носила. Слушай, эти изумруды точно под цвет платья! Одену, хоть перед смертью похожу шикарной женщиной!
– Ладно тебе! Не говори ерунды. Давай я их почищу. Расскажи немного о тех, с кем праздновать идем. Много народа будет?
– Да немало. Родня: два сына, старший женат, брат Машкин тоже с женой, а Колиной родни и не сосчитать. Соседи мои Погосяны, ты их знаешь. Да, подполковник милиции будет обязательно.
– Вы вроде бы не любите ментов. Что, нужный человек?
– Нет, он с Колей дружит. Охотой оба увлекаются. А человек он неоднозначный. Приехали сюда с женой молодыми. Двух дочек родили. Но недавно разошлись. Женился на молоденькой. Мне по-бабьему бы осудить. Но что-то мешает. Жизнь, она вообще сложная штука… А как милиционер? Вроде, круто в гору пошел, значит, подлости совершать приходилось. Но не дурак, дело знает. Еще одна пара семейная, Кожевниковы. Этих я люблю. Идеальная пара. Поглядишь: крупная Таня верещит детским голоском, Валера молча подчиняется. Потом что-то серьезное происходит, Валера рявкнет коротко – и Таня кидается исполнять. Все, как должно быть: жена решает в мелочах, муж вступает в серьезных случаях. Но глядят в одну сторону. Они одно время тоже моими соседями были. Когда Милочка умерла, купили квартиру напротив, ту, что сейчас молодая пара снимает. Но не прижились. У нас примета такая: в этом подъезде только нерусские приживаются. Потому и наш дом нерусским зовется.
– Ты-то какая нерусская?
– Но фамилия у меня все-таки Наппельбаум.
Вышли.
– Как противно! Эти поставили? Араб с Интерполом?
– Едва ли. Микрофоны примитивные, фуфло китайское. Слушают тебя какие-то пеньки, не разведка. Не могли же эти арабы кого-то из соседей подрядить? Да и пыль там. Нет, они давно стоят.
Константин нес сумку с подарком, Ираида Семеновна – пакет с гитарой, завернутой еще и в платок. На них оглядывались. У ворот рынка ее остановила знакомая, а Константин прошел чуть дальше, показав ей рукой, что зайдет на почту. Там он купил карточку и зашел в телефонную будку.
– Санек, здорово. Я за рекой. Здесь кто-то шухарит. Ты слова мои запомнишь?
– Всегда. – Саша, действительно, всегда записывал разговоры, которые вел по стационарному телефону. – Я-то как, без опаски?
– Скорее всего. Пусть бриц почитает.
– Понял, передам.
– Я тут записал фирму по булыге. Надо бы нашу тему загасить. И ты мне нужен со всем добром. И еще тень большая. Как доехать, бриц скажет. Пока!
Выходя, он разминулся с каким-то смутно знакомым молодым человеком. Только догнав Ираиду Семеновну, он вспомнил: это ее сосед.
– Ира, а давно соседнюю квартиру сдают?
– Неделю, может, чуть больше. Да, точно, после Рождества.
– Значит, не сразу после взлома?
– Ты думаешь, есть связь?
– Поселиться там, где уже воровать нечего? Если только…
– Что?
– Так, мысли вслух. Сюда?
Они вошли во двор. Гремела музыка и пахло шашлыками. Ираида Семеновна помахала рукой толпящимся у мангала мужикам и взбежала на крыльцо.
– Коля, какие шашлыки в такой мороз?
– Натурпродукт!
– Это так, для любителей природы, – махнула рукой его жена. – Остальное в гриле.
Из кухни вышла с тарелками нарядная Элла.
– Помочь? – спросила Ираида, раздеваясь.
– Гитару грей.
Вручили подарок – кожаную куртку с замшевыми полосками-вставками. Коля, очень довольный, разглядывал себя в зеркале. Его Маша, тоже довольная, крутилась вокруг него. «Па-ап» – от порога затянул их младшенький, Петька. Родители, дружно повернувшись, синхронно вытянули кукиши в сторону отпрыска. Старший, Шурка, заржал, Петька, смутившись, спрятался за него. Проходя в зал, Константин подумал, что, пожалуй, Ира несправедлива в жене Николая: семья дружная и счастливая.
«А это, стало быть, подполковник» – смекнул он, когда буквально напоролся на взгляд одного из гостей. Шеметов был среднего возраста, среднего роста, весь какой-то средний, неприметный. А вот взгляд у него цепкий, и на Константина он среагировал как в игре «сыщики и воры», сразу почувствовав, что тот из другого лагеря. Приобняв Ираиду, он о чем-то заговорил с ней. Понятно, спрашивает, не сидел ли ее новый друг. Сидел, и немало. Ира в ответ тоже обнимает его и что-то шепчет. А что шепчет – это уже от степени их близости зависит: или «не волнуйся, друг», или «не твое дело, служивый». А потом она выходит в прихожую, тут же возвращаясь с юбиляром, и они начинают танцевать какой-то хулиганский танец. В танец включаются другие. Константин думает, что друзья Иры, в основном, моложе ее, зато она здесь самая красивая. Однако надо проявить галантность. «Потанцуем?» – спрашивает он Машу, которая, смеясь, наблюдает, как выламывается ее муж. «Потрясающая фигура – это когда есть чем потрясти, а не погреметь, – отвечает она, продолжая смеяться. – Мне бы что-нибудь помедленнее». – «Ловлю на слове», – говорит он и тут, как по заказу, звучит танго. Толстуха Маша движется поразительно легко, чувствуется школа. Несколько пробных па, и они понимают друг друга. Подчеркнуто резкие движения голов, эффектные вращения, остановки, повороты… Постепенно все перестают танцевать, любуясь отточенными движениями их пары. В конце Маша запрокидывает голову, Костя склоняется над ней, не без усилий удерживая ее пышное тело. Все аплодируют. «Спасибо, Костя, – просто говорит она. – Впервые за много лет душу отвела».
За столом, когда все по очереди произносили тосты и пожелания, Константин предложил выпить за главное сокровище хозяина – его жену. А когда очередь говорить доходит до Ираиды, Петька выносит из спальни ее гитару.
– Последний луч угаснувшего дня
Сползает по кисейной занавеске,
В камине торф сгорает с громким треском,
А старый друг приветствует меня.
Константин впервые слышит, как она поет. Теперь он понимает, почему с такой болью она говорила о школьном струнном кружке. Переждав бурные аплодисменты, Ираида спрашивает: «А где Валера?» Приводят Кожевникова, и они вдвоем поют:
– По широкому полю вдогонку
Мы пустили горячих коней…
«Я чувствую себя Аллой Пугачевой», – говорит она ему, когда они движутся в медленном танце. «Это по поводу пения, или по поводу меня, юного и неискушенного?» «Второе».
Утром проснулись поздно от звонка в дверь. Константин пошел открывать. На пороге стоял Санек.
– О! – сказал Константин. – Надо понимать, ты Ирин родственник?
– Я не родственник, я воспитанник… детского дома.
– Ну, понятно. Ты – Саша, внук воспитанницы детского дома Ириных дедушки и бабушки?
– Точно!
Костя скорчил ему зверскую рожу и подмигнул глядящей на них в изумлении Ираиде Семеновне:
– Ира, это он?
– Ну… да.
– Пойдем, я покажу, куда поставить машину.
Вышли.
– Санек, такого прокола я от тебя не ожидал.
– Да Щукин за руль под утро сел, а я и задремал. Они у гостиницы сошли, а я за руль – и к вам. А соображаловка еще не включилась. Стою и не помню, кто я вам.
Они обсудили план Аркадия Борисовича, поставили машину во дворе и вернулись через черный ход. К их приходу Ираида Семеновна уже накрыла на стол.
– Саша, ты совсем сонный. Поедим – и приляг.
– Да, спасибо, Ираида Семёновна.
– А мы прогуляемся, так что мешать тебе никто не будет, – добавил Константин.
Хозяйке выходить в такой мороз не хотелось, но возражать не стала. Двигаясь в сторону центра, Константин сказал:
– Ирочка, я понимаю, что этот выход в свет тебе совсем не в масть. Но давай пройдемся. Надо выявить, кто против нас. Нет-нет, не мы будем наблюдать. Мы ходим, за нами следят. Так что расслабься и начинай лекцию о достопримечательностях города.
Они вышли на площадь, потом прошлись по скверу, перешли Пушкинскую и очутились в безлюдном городском парке. В глубине парка стоял деревянный дом, который когда-то был построен специально под музей партизанки Маши Мельниковой. Теперь сюда перевезли еще и городской краеведческий музей. Было тесно, да и объединенный штат двух музеев не ладил между собой. Однако Ираиду Семеновну встретили приветливо обе враждующие партии. «Можно, я на этом дворянском креслице посижу?» – спросила Ираида Семеновна, и, откинув бордового бархата кишку, перекрывавшую экспозицию, села на потертое кресло. «Тебе, Ирочка, все можно», – ответила Елена Игнатьевна, научная сотрудница лет под шестьдесят, высокого роста, сутулая и неказистая. Константин обратил внимание на женский портрет, висевший над креслом, и Елена Игнатьевна с удовольствием поведала о судьбе Ирины Барташевской. Потом Константин спросил о Коневиче, имя которого то и дело слышал. Только она начала рассказ о самом знаменитом из рода утятинских дворян Коневичей, Василии Михайловиче, поэте, коннозаводчике, собирателе музыкального фольклора, организаторе народного хора, как директор Юрий Юрьевич привел в зал экскурсию. Укоризненно покачав головой в сторону Ираиды Семеновны, он сказал: «Вот как раз Елена Игнатьевна вам о Коневиче расскажет», и смылся. Группа экскурсантов была разношерстная: пяток старшеклассников, бабушка и дедушка с двумя внуками, двое мужчин средних лет, девушка с двумя молодыми людьми. Кто-то из этого молодняка и подначил старушку, высказавшись о третьестепенных поэтах, чтимых в провинции. Не прореагировав внешне, она начала:
– Вы заметили, как много образных выражений со словом «руки»? Развести руками, умыть руки, опустить руки, заламывать руки…
Я много рук при встречах пожимал,
И многих недостойных обнимал,
А если дружбы я не находил,
То горестно руками разводил.
Когда и хлеб, и кров я потерял,
То к небу рук в мольбе не воздевал,
А пред собой тянул что было сил
И милостыню у людей просил.
Я рук не опущу, покуда жив,
Не отойду, бессильно их сложив,
Но вот приходит мой печальный срок,
И в руки вложен крест и образок.
Скажете, такое нарифмовать может любой мало-мальски образованный гуманитарий? Соглашусь! Отглагольные рифмы, парная рифмовка – не бог весть что. Но незавершенное это стихотворение обагрено кровью Василия Коневича. Он был убит разбойниками в тот момент, когда набело переписывал только что сочиненное им стихотворение «Руки». Перо выпало из его рук на слове «крест»… Есть такое слово – «предвидение». И оно уже из области поэзии…
Ираида Семёновна кивнула Константину, и они на цыпочках покинули зал. Выйдя из музея, Константин сказал:
– Теперь нам надо пройтись поодиночке. Ты куда пойдешь?
– В магазин зайду, потом в банк.
– Какой, лопнувший?
– Нет, там недели две ясности не будет. В Сбербанк, коммуналку оплатить. А что?
– Да хорошо бы в такой банк, где ячейки есть.
– Ладно, в Облкомбанк зайду, это напротив. Ячейку снимать?
– Будет тебе хихикать. Просто сделай, что тебе нужно, и возвращайся. У парковых ворот они разошлись: Ираида Семеновна повернула налево, к площади, а Константин перешел дорогу и быстрыми шагами двинулся к автовокзалу.
Два дня они давали возможность приехавшим с Саньком топтунам выявлять преследователей. К вечеру второго дня сели в его машину и подъехали к гостинице. Здесь к ним присоединились топтуны Щукин и Тюрин. Ираида Семеновна спросила: «Ну, что?», на что Константин ответил: «Сейчас отъедем и посмотрим кино».
Машина встала у парка, и Щукин протянул Ираиде Семеновне телефон:
– Здесь все наблюдатели. Приметили кого-нибудь?
– Этот в музее был. Этот… где-то я его видела. Местный, наверное…
– Нет, квартиру в трехэтажном доме снимает. Оттуда очень хорошо просматриваются окна спальни и кухни.
– Значит, меня не только пишут, но и рисуют? Какая мерзость! Ой… это же Славка!
– Кто?
– Это мой племянник.
– Тогда понятно. Первый живет в гостинице, безусловно, действует вместе с вашими соседями. Когда вы с Костей ходите отдельно, этот расписной вызывает соседа, и они ведут вас, причем вы – главный объект.
– Почему вы так решили?
– Потому что следит за вами всегда этот расписной как более опытный.
– Расписной?
– Татуированный. Наверняка с уголовным прошлым. Вот этот, которого вы где-то видели, вместе с вашим племянником снял вчера квартиру в трехэтажке. По очереди сопровождают вас, когда вы выходите из дома. На Костю не реагируют, если выходит один, не ведут. Расписного заметили, вчера довели до гостиницы и расспросили о нем. Больше не следят. Я так понимаю, вас охраняют.
– Дайте-ка еще раз гляну… Точно, Седов.
– Кто?
– Это младшенький Димки Седова, моего одноклассника. Я его видела только младенцем, но знакомое что-то почувствовала сразу. Он на отца похож и на Сашку, брата. Вроде бы они у него оба школу милиции кончали. Ну, пионеры-тимуровцы! Всё, надо это дело заканчивать. Еще не хватало, чтобы эти дурачки пострадали.
– А как заканчивать?
– Я так понимаю, что грабили нас квартиранты?
– Скорее всего. Если предположить, что микрофоны установлены тогда же.
– Я уже говорила Косте. Перед поездкой в Москву у меня в зале кусок штукатурки над дверью отвалился. Я сама подштукатурила и кусок обоев приклеила. Микрофон за дверной наличник заложен. Значит, после моего отъезда. А после ограбления соседи бдительность повысили, мышь бы не проскочила. Скажите, за два без малого месяца отпечатки сохранились?
– Но ведь их снимали, когда обнаружили кражу.
– Я так думаю, снимали их на уровне человеческого роста. А все микрофоны приделаны выше. Кроме кухонного, который за навесным шкафом. Кстати, это идея! Придем домой и я вас попрошу назавтра перевесить шкафчик в коридор. По идее, квартиранты должны заволноваться и навязаться в гости, чтобы микрофон переставить.
– И что?
– Не в перчатках же они придут. Если те ставили в перчатках, то рядом с этим будут отпечатки.
– Ираида Семеновна, вам пора бизнес поменять. Открывайте детективное агентство!
– Я подумаю. Но имейте в виду: завтра я пойду в полицию. Так что, если что-то у вас незарегистрированное, прячьте.
Вечером в «Новостях» диктор суровым голосом сказал: «Наш корреспондент передает с Ближнего Востока». И далее последовали кадры из Эль-Бахижи с танками на улицах и горящими домами. Закадровый голос извещал, что длительные уличные беспорядки вынудили военных взять власть в свои руки. «Видишь, и без камня власти обошлись», – прошептал Константин. Саша услышал и кивнул вопросительно. Ираида Семеновна взяла у него из рук лэптоп, с которым тот практически не расставался, и напечатала несколько фраз, объясняя, за чем охотятся ее соседи. Саша забрал комп и принялся что-то набирать. Она подумала, что предстоит письменный диалог, однако, он просто показал ей экран. На нем висела эффектная фотография Сабахнура. «Ни фига себе!» – ахнул вслух обычно сдержанный Константин. Саша выделил текст под фотографией и выщелкнул перевод. В Амстердаме открылась грандиозная выставка алмазов, в числе которых впервые за 70 лет экспонируется знаменитый Сабахнур, с древних времен принадлежащий роду Нафуза. И сейчас его решил явить миру нынешний владелец, Абд Хади ибн Нафуз. «Родственник?» набрала она на клавиатуре. «И к бабке не ходи!» – вслух ответил Константин. Ираида Семеновна нашла визитку Коваля и послала СМС с адресом в интернете.
