Евгения Бурдина
Дежавю

Вечер

…холодит поясницу. Шаль все время сползает с плеча.

Ужасно, совершенно невозможно так идти. Прижавшись к тебе, буквально слившись одним боком, нога к ноге. Но это придуманное, из пальца высосанное неудобство придает всему происходящему неповторимое очарование.

– Смотри.

Зажигаются фонари, по-настоящему начинается темнота. Слышу стук твоего сердца. Ты так близко, что слышу не нарочно, не прислушиваясь.

– Смотри.

Тьма мягко поглощает мир. Ещё немного – и останется только наша аллея. Деревья со стороны парка уже начали пропадать, прячась под покров ночи одно за другим.

– Смотри.

Во власти сильных рук гляжу, застыв. Иссиня-черное небо нависло, вглядываясь в нас. Пыль звезд начинает моргать сквозь крону деревьев.

– Смотри.

Падает звезда. Бесконечно долго! Непристойно мгновенно.

– Не успела!

Удивлена. Не успела! Всегда, хотя это иногда и не представляется возможным – пусть почти всегда! – успевала, торопилась, загадывала желание. Без размышлений долгих мозг выпаливал хоть какое-нибудь. Падающая звезда же!

А тут бархатно смеешься в затылок, и безразличие расползается по телу. Затихаю и в то же время ощущаю себя в эпицентре урагана. Впитываю тебя спиной, плечами, объятая со всех сторон. Смотрю беспечно на яркий хвост звезды. Не загадала! Но мне всё равно. Сегодня желание исполнилось, не дожидаясь, пока я соизволю его сформулировать.

– Смотри.

Весь мир во мраке.

– Смотри.

Поднимаю голову. Вижу только смешанный с окружающей ночью блеск твоих глаз. Страх накрывает липким колпаком. Глупый детский страх! Но вдруг ты и правда сейчас, на моих глазах возьмешь да и растворишься в темноте? Или она в тебе?

Спешу запутаться в тебе, охватить тебя со всех сторон собой, пока ты не взят в плен тьмой. Но объятия отрезвляют – или пьянят? – и уверенность в добром исходе струится по венам, согревая изнутри.

– Смотри.

Но я уже закрываю глаза, вдыхая твой запах.

Глава 5. Рекламная пауза

– Мам…

– М? – мама поднимает взгляд. В губах зажаты булавки, поэтому Аня только приподнимает брови, вопросительно глядит на дочь. Мама корпит над важным занятием: дошивается юбка для куклы. Подъюбник уже готов, осталось дело за малым. Дочь сопит. Мамуля улыбается и откладывает шитье: дочь пришла с чем-то важным. Маринка делает такое выражение лица только, когда собирается с мыслями. Либо кто-то обидел, либо…

– Что случилось?

– Ничего. Мам…

– Ну?

– А как ты поняла, что папа, ну… Ну, что вот он – наш папа? Ведь ты с кем-то ещё встречалась? Ну, вот ты его сразу увидела и поняла, что от него будем мы?

Аня улыбается. Да уж, только о детках и думалось в тот момент! Она обнимает дочь, приподнимает, усаживает к себе на колени.

– Как я поняла? Увидела и поняла, что он самый замечательный. Но у каждой это происходит по-разному, Марусь.

– А если бы ты за кого-то другого бы вышла, то я бы была не я? Да?

– Да. Но я же не вышла за другого.

– Но ты ведь любишь только нашего папу?

– Кого же ей ещё любить? – Это вопрос задаёт уже папа. Улыбаясь из дверей, он нагибается и звонко целует обеих в щеки.

– Меня, – смеётся дочь.

– Аааа, – протягивает Юра. – А что это – тебя? Наша мама будет любить только меня! Это я сказал! – нарочно сердитым голосом говорит он и тянется выхватить дочь с материнских колен. Маруся заливается смехом. Она пытается вцепиться в маму, но крепкие отцовские руку уже подхватывают её на руки и переворачивают вверх тормашками над полом.

– Только осторожней, – не удерживается Аня, правда, тоже смеется, глядя на хохочущую семью. – Папа, манник будешь? Или Маруськой сыт останешься? – она встаёт и смотрит на супруга.

– Самый большой кусок!

– Я не вку…с…ная! – кое-как выговаривает Маруська, продолжая смеяться и качаться над полом.

– Почему это я не удивлена, что нужен самый огромный кусок? – улыбается мама. Наконец, дочь водворяется на пол.

– Потому что… папа… ест… большие… куски тортов и тарелки супа! – важно заключает дочка, пытаясь отдышаться и прижимаясь к папе. Нож в маминой руке ловко отделяет кусок пирога.

– Точно подмечено! – папа снова подхватывает дочь и начинает кружить по комнате.

– Юра! Ну осторожней! Углы же, – пытается остановить расшалившуюся семью Аня.

Дочь задыхается от восторга, папа смеётся. Аня не может делать строгий вид долго и тоже улыбается.

– Тогда мы будем крутиться в большой комнате, правда, пап?

– Конечно! Голова! – Смеётся папа, – ясно, мама? А где, кстати, сын?

– Решил, что его сегодня бабушка забирает из детсада.

– Ясно.

– Так что меня за него ещё можешь покружить, – выжидающе смотрит на папу Маринка и смеются опять все.

В такие минуты Ане хотелось прижать к себе всех троих и не отпускать. Пусть будут рядом с ней, все на кухне и ни шагу от неё! Но Маринка уже немного отодвигается от Юры и уходит «читать» книжку – перерисовывать картинки из книги в альбом. Угол стола завален карандашами всех мастей, ручками, фломастерами. Может быть, пора предложить дочери познакомиться с художественной школой? Надо будет обсудить с Юрой.

А Юрка уже жует и пытается при этом незаметно пробраться к телевизору прямо с пирогом, а значит и с крошками. Аня улыбается ему вслед и снова берёт платье от куклы в руки.

Сновидения

Этот город снился в позапрошлом веке,

Я гуляла здесь назад лет сто.

Ты мне в шею дул при этом

И легонько целовал в плечо.

В этом море искупаюсь завтра,

Будем плавать наперегонки.

Я, в объятиях сонных утопая,

Год назад шепнула тебе «Спи».

2010 или 2012

Глава 6. Утренний разговор

– А знаешь, о чем я подумал, когда в первый раз тебя увидел?

– Ммм? О чём же? – Аня слегка напрягла память, пытаясь представить, о чем таком они могли говорить в первую встречу. На ум ничего не приходило. Аня перевела взгляд на зеркало, где отражался второй ненакрашенный глаз.

– Что мне интересно знать, как ты по утрам губы красишь.

– В самый-пресамый первый раз, когда меня увидел, ты подумал именно об этом? Ты серьёзно? – не удержавшись от улыбки, приподняла брови Аня. Рука с тушью замерла, но продолжила движение.

Юра кивнул головой, улыбаясь и глядя Аниному отражению в глаза.

– Ну и как?

– Увидел и понял, что хочу наблюдать за этим процессом каждое утро.

Рука с тушью дрогнула. «Каждое утро».

Действительно, когда она красится, Юра может рубашку застёгивать рядом. Что-то рассказывать, пить чай… Тепло растеклось где-то в районе плеч и груди.

– Ни за что бы не подумала, – вдруг сказала Аня. – Что ты нарочно тут ходишь. А что в этом такого? Ну почему ты захотел это увидеть? И ты за четыре года не находил времени рассказать мне об этом?

Юра пожал плечами. И вдруг, ухмыльнувшись, обнял и прижался к Аниным губам. Обычно она возмущалась: «Юрик, ну я же только их накрасила! Юра, мы сейчас опоздаем на работу!». Но сейчас Аня промолчала, обнимая мужа.

– Ты вот иногда бываешь совсем милым. А иногда я даже не понимаю, как мы друг другу стали нравиться?

– Но не сейчас ведь? – спросил Юра, расстёгивая молнию на платье.

Аня помотала головой, придвинувшись ближе. Ей показалось, что кто-то может подсмотреть сейчас за ними и догадаться о чём-то несущественном, о чём она сама ещё не догадалась. Несущественном и важном.

– Точно не сейчас.

Свитер

Утыкаюсь носом в грудь. Поворачиваюсь. Кручусь на носках и спотыкаюсь. Спотыкаюсь-утыкаюсь. Останавливаюсь, попав в крепкие твои объятия. Прячусь в тебя…

Вот оно!

Нашла!

Утыкаюсь носом в грудь. Свитер пахнет табаком и одеколоном. Щекочет нос. Я жмурюсь. Провожу ладонью по твоему напряжённому плечу.

…Кожа. Гладкая. Бронзовая, светится, вобрав в себя всю солнечную загорелость Средиземноморья. Сдвигаю брови, силясь вспомнить, какой же ты был в наши прошлые объятия.

…Рубашка. Галстук (я так долго его ещё выбирала в дурацком магазине. Там продавщица нагло улыбалась и пыталась строить тебе глазки. Я выбрала в полоску, синий. Ты смеялся. Галстук тебе шёл. Ты был доволен)…

…Нет, кажется, был мех. Я помню, как чихнула, когда ворсинки защекотали. Ты зашёл с мороза, только-только с корабля. И были у тебя кажаные потёртые сапоги, и привез мне в подарок заморскую диковинку… Что же ты подарил тогда?

На секунду показалось: я провалилась сквозь все слои времени, один за другим, преодолевая все расстояния, которые нас разделяли и соединяли вновь. Удержалась на ногах лишь благодаря твоей поддержке.

Прижимаюсь сильней, жмуря глаза. В течение миллионной доли секунды я слышала, как в стойле бьет копытом конь. Светлые половицы вместо привычного шоколадного ковра скрипнули под ногами. Возня котят в углу – в каком углу?! У нас с тобой нет ни кошки, ни котят! – иконы в тяжелых серебряных окладах успевают привлечь внимание и исчезнуть.

Нет же! Трубный крик мамонта. Лай прирученной позавчера собаки. Я её до сих пор боюсь, как боюсь тёмных джунглей, голода и долгих вечеров, когда ты не приходишь. Или приходишь и пахнешь погоней, кровью, лесом.

…Твой свитер 21 века снова щекочет мне нос. Быстро моргаю. Показалось. Привиделось.

Оглядываюсь.

Наваждение отброшено в сторону, как преграда из рисовой бумаги – легкой и невесомой, но которую можно пощупать. Я утыкаюсь носом в запах, знакомый мне на протяжении последних ста тысяч лет. Твой запах принадлежит испокон веков мне, как мой – тебе.

Глава 7. Блины, посуда и людоеды

Смеясь, Аня открыла дверь машины. Впереди выходные, позади отличная рабочая неделя. Аня, даже пытаясь ворчливо донести до мужа свою мысль, пребывала в более чем отличном настроении.

– Но без шуток, Юра, мы уже в соседний магазин пешком не ходим. Ещё немного – и на четвёртый этаж будем подниматься на машине, – проговорила он Юрику, захлопывая дверь.

– Да брось ты. – Отмахнулся Юрик. – Кстати, Воронцовы завтра звали прогуляться на лыжах, вот там и находишься. Поедешь? Выходной как-никак, пора его с толком провести. А то проваляемся в кровати, как неделю назад.

Аня кивнула, улыбнувшись.

– Лыжи – это хорошо! – сказала она, открывая багажник. Стала брать пакеты, – тебе оставлю вот эти пакеты, а сама возьму…

Но Юра уже подошел.

– Аня, ну куда ты столько набрала? Отдай мне этот пакет, и этот тоже. Ну что мне за женщина досталась. Когда ты перестанешь пытаться победить всё на свете?

– Отличная женщина тебе досталась, – картинно надула губы Аня. – Просто прекрасная. Я ещё и кровати умею собирать.

– Да, это больно ранит моё мужское самолюбие. О таких вещах предупреждают до свадьбы вообще-то.

Поднимаясь по лестнице, они стали рассуждать, во сколько лучше завтра выехать.

– Решено, берем два термоса и блины. Они будут очень кстати, я думаю.

– Тогда за селедкой нужно будет заехать? Блины с селедкой после лыж – это будет сказка… – мечтательно протянула Анютка.

– И с вкусным чаем, – поддержал Юрик. – А у нас ещё есть тот волшебный чай?

– Ни чая, ни блинов пока нет. Хм, это что же, я получила предложение напечь блинов с утра пораньше завтра?

– Не предложение, приказ. Нет, веление! Мое мужское властное веление! Иди на кухню и пеки блины, женщина! – Юра старательно сымитировал голос сверхсердитого божества. – Ну как, похоже на Зевса Громовержца? – поинтересовался он у Анютки.

Супруга, закатив глаза, с видом эксперта утвердительно кивнула головой и достала ключ от квартиры.

– Безусловно. Божеству сложно отказать в блинах. Тогда тебе мыть посуду и пылесосить, – говорит она, открывая дверь.

– Сколько раз тебе говорить, мужчина не может мыть посуду! Давай какой-нибудь подвиг, что ли, – улыбнулся Юра.

– Как минимум, ещё раз, – рассмеялась Аня. – О доблестный рыцарь! – вскинула она брови домиком, стараясь выглядеть как можно жалостливей. Правда, испортив всю картину смешком, – спаси свою прекрасную даму от…

– …даму сердца, – поправил Юра с самым серьезным видом.

Аня уже вовсю захихикала, продолжая:

– …даму сердца от полчища грязных людоедов!

– Я не пожалею ничего, чтобы освободить тебя, о любовь всей моей жизни! – Юрка поставил пакеты на пол, захлопнув дверь изнутри.

Они вдруг замолчали, улыбаясь и обняла мужа. А Юра улыбаться перестал и многозначительно приподнял брови.

Время

Уже утро или ночь?

Темно.

Тепло.

С тобой всегда тепло.

За окном дождик. На улице мокро.

В какой мы стране сегодня? Ты спишь; я дождусь, когда ты откроешь глаза, чтобы узнать наше местоположение. Стараюсь не зевать. Ты спишь крепко, но стоит мне пошевелиться – и ты проверяешь, поводя рукой, на месте ли я.

Слышно, как капают капли за окном. Там почти наверняка холодно. Форточка открыта. Слышно, как капли падают на жестяной подоконник. Как шелестят деревья, перешептываясь между собой. Легко представляется, как стукаясь о стекло, капли катятся вниз по нему. Потом образуют внизу лужицу, соединяясь. И льются с карниза вниз, на траву. Любопытно, траву какого региона? Или какого хотя бы цвета?

Там влажно, промозгло, неприятно. Прохожие, сутулясь, передвигаются, прячась под зонтами и сгибаясь при порывах ветра. Или стоят на остановке в ожидании автобуса, нахохлившись, как серые крошечные воробышки.

Здесь, под одеялом, между твоим животом и обнявшими меня руками, тепло. Сухо. Немного жарко.

Ты дышишь мне в волосы. Я обратилась в слух и стараюсь не дышать вовсе.

Глава 8. Разъезд с родителями

– Мамуль, он гнался за мной и гнался, так гнался… – Её сын всё никак не мог забыть кошмар. – А я всё падал и убегал.

Он смотрел на маму широко распахнутыми глазенками и ждал вердикта. Сын не плакал никогда из-за снов. Не прятался во время грозы, хотя боялся жутко. Нет, храбрый кроха спешил к ней – выложить все подробности, а подробностей было обычно много! Аня всё гадала, неужели и правда, этот маленький человек помнит такие мельчайшие детали? Или это богатая фантазия дорисовывала сюжет? После того, как Аня узнавал все нюансы сновидения, сын начинал буквально пожирать её своими глазами, точь-в-точь похожими на юркины. Значит, наступала очередь мамы: объяснить, что бояться нечего.

– Это был всего лишь сон. В жизни такое не произойдет, – заканчивала она обычно свои объяснения, чувствуя себя гуру толкования снов. Практически сразу же после такой фразы напряжение в малыше тухло. Тело расслаблялось, Горка начинал засыпать, буквально на материнских коленях.

«Может, мне и энергетические хвосты начать отрубать? – улыбалась мама про себя в такие моменты, – говорят, прибыльное дельце».

Но сын в этот раз почему-то не кивал согласно головой: «Ну хорошо, раз так сказала мама, то так оно и есть на самом деле». Сейчас огромные детские глаза смотрели в мамины и ждали подтверждения вновь и вновь. Аня повторяла раз за разом, что это всего лишь сон. Ей уже казалось, что ещё чуть-чуть – и от неё останется только монотонный голос, бесконечно повторяющий это старинное заклятие: «Это всего лишь кошмар. Все хорошо, сын. Я рядом, дорогой мой». Но детский плач дробился, отскакивая от неведомых стен. Вот уже весь мир состоит из требовательных Егоркиных глаз и беспрерывной круговерти повторяемых слов.

– Это всего лишь сон! – уже полуиспугано-полусердито вскрикнула Анютка и открыла глаза. Сердце колотилось по-сумасшедшему.

– Это действительно всего лишь сон, – проговорил юркин голос, глуховатый спросонья. Вот уже несколько минут муж гладил Аню по голове и просил проснуться.

– Сон? – глуховато со сна спросила она, получая от супруга стакан воды.

– Да, кошмар, – тихо ответил муж, целуя жену в лоб, прижимая к себе. Не в силах сразу выпрыгнуть из-под власти сновидения, она прижалась к мужу.

– Я тоже думаю, как там наш, – прошептал ей Юрик.

Аня вздрогнула. Пододвинувшись, она прижалась к нему.

– А помнишь мой папа сказал тебе, что первого моего ухажера пристрелит? Второго тоже.

– А с третьим, может быть, будет готов поговорить? – усмехнулся муж.

– Ага. В ответ ты каждый раз за чаем подробно рассказывал, какие успехи я делаю в высшей математике, – рассмеялась Аня.

– Но ты и правда делала. К тому же отец у тебя…

Они помолчали.

– Начинаешь по-другому относиться к этим словам.

– Да уж. – Юрка вздохнул, от чего Аня оказалась ещё крепче прижата к его груди. – Начинаешь. Маруська сегодня звонила?

– Да. Но как-то впопыхах. Сказала, завтра приедет и расскажет. Мы обалдеем.

– Нужно к такому подготовиться, значит. – Улыбнулся в темноту Юра.

– Ружье, что ли, со стенки снять и почистить? – хихикнула успокаивающаяся потихоньку супруга, – «подготовиться», – передразнила она шепотом.

– Начну с ружья, – согласился Юра.

Аня промолчала. Отец… Как он хмурился тогда, как сдвигал свои брови! А она-то, она… Было что-то смешное и трогательное, когда мамуля шутливым шепотом выговаривала ему за его суровые шуточки. «Суровые шуточки» – так она и называла любые папины выражения или даже анекдоты, которыми он мог, по глубокому убеждению мамы, напугать даже самого смелого жениха.

Теперь-то Анюта его отлично понимала. Её сердце тоже требовало гарантий, что её дети сейчас, завтра и потом… Аня помотала головой. Помочь она своим детям здесь не может ничем.

Муж глубоко вздохнул. Женщина слышала, как его дыхание становилось постепенно размеренным. Вдруг, уже видно где-то на границе между сном и явью, он прижал Аню к себе чуть крепче. Аня улыбнулась и закрыла глаза.

До встречи

Я где-то прикладывалась своими губами к этому холодному и неживому лбу. Откуда-то помню этот плач за спиной.

Холодно и промозгло. Кажется, индевеешь изнутри. Продувает насквозь. Твоё лицо проникает в сознание.

Плач.

Очень холодно. Ноябрём веет из памяти, из глубин, не подвластных разуму. Ситуация объяснению не поддается, здесь я ни разу ни была.

Но память накладывает одно на другое, складывает в голове картинки. Они пазлами тянутся друг к другу, пытаясь соединить давнее прошлое и то, что проходит мимо меня сейчас. Состыковывается со скрипом. Я не в силах идти в паре с настоящим.

Перед глазами вспыхивают погребальные костры. Уходят лица, дорогие кому-то – тебе? Мне? Нам? – что-то леденеет внутри, когда губы притрагиваются к холодным и родным губам. И громкий, и тихий одновременно, приглушенный столетьями плач.

Когда кидаю ком холодной земли, вижу тысячи рук, что вместе со мной поднимаются в прощальном жесте вслед уходящему пылающему кораблю.

Где-то есть «рядом». Я верю. Мы обнимемся еще однажды, но познаем друг друга, когда проснемся. Мы слишком близки друг другу, чтоб не улыбнуться при встрече через миллион лет. Мы узнаем друг друга в новом незнакомом мире. Или немире. Разницы нет: десятки тысяч рук замерли в прощальном жесте. Десятки тысяч слезинок замерли в уголках глаз, так и не скатившись. К чему это? Некогда плакать. И не к чему. Мы не вспомним друг друга при следующей встрече.

Но, назвав свои имена при знакомстве, будем знать друг о друге всё наперед.

Кладу ладонь на твою руку, не отрывая взгляда от лица, где шрам пересекает бровь. Рука холодна, холодней снега под ногами. Даже пламя, которое нас сейчас согреет, боюсь, уже не сделает её горячей.

Глава 9. Мама вернулась с работы

– Мама!

– Наконец-то! Мам, а ты сегодня… – Марина не успела задать вопрос.

– Стоп, – мама выставила ладонь в защитном жесте, вынимая другой рукой ключ из двери и заходя внутрь. – Десять минут тишины, хорошо, дорогие мои? Буквально десять минут тишины, и мы решим все вопросы и победим все проблемы. Десять минут меня нет.

Горка и Маринка, собирающиеся вывалить на маму только самые важные происшествия дня и только очень интересные факты, немного приуныли.

– А сколько это – десять минут? – шепотом поинтересовался Горка у сестры.

– Ну смотри, я же объясняла, – Маринка повела брата к настенным часам. Егор путал ещё числа, поэтому она обычно забиралась на стул и показывала пальцем цифры, называя их, – видишь сейчас длинную стрелку? Вот она.

Брат кивнул головой.

– Вот когда она вот сюда передвинется с шестёрки на восемь, то и пройдёт десять минут.

– А папа когда будет дома?

– Когда вот эта маленькая передвинется… – Марина немного задумалась, – вот сюда. Он работает на час дольше мамы.

В комнату заглянула мама.

– Что-то сегодня меня так утомили на работе. – Извинилась она перед детьми.

– Десять минут не прошло! – Напомнила дочь.

– Это не имеет значения, – улыбается мама, чувствая всё же немного вину перед детьми, – идите сюда, – позвала она детей, садясь на диван. – Я же ваша мама не через десять минут, а прямо сейчас. Признавайтесь, что натворили за день.

– Плохого ничего.

– Маруся, ты за обоих отвечаешь?

– Точно говорю, мамуль.

– А ты, Горка? Как дела?

– Совсем хорошо, – подумав, резюмировал Егор.

– Ну и что хорошего тогда за день кому причинили?

– Егор сам шнурки завязывал. Это когда я его забирала из садика, – скупо похвалила Марина брата.

– Сам? – Удивилась мама.

– Сам, – важно подтвердил сын.

– У меня пятёрка за математику, за проверочную работу, – похвасталась тут же Маруська.

– Так, умничка. – Чмокнула щёку её Аня. – Как домашнее задание на завтра?

– Я всё прочитала. Осталось только с тобой сделать.

– А со мной что сделать? – Попыталась припомнить мама. Здесь в дверях раздался звук открывающейся двери. Ребята посмотрели недоверчиво на материнское лицо. Аня сделала удивленное лицо:

– Это кто же может так рано попасть в дом? Со своим ключом?

– Папа! – Взвизгнул сын, соскальзывая с дивана и спеша на встречу Юрке.

– Это папа, папа пришёл! – Послышалось ответное поддразнивание из коридора.

– Ну? – Улыбнулась Анюта дочери. – Пойдём обнимать папу? Или ты что-то хотела сказать? С Леной и Таней всё в порядке? Ни с кем не поссорилась? – Она внимательно посмотрела в личико дочери.

– Нет-нет, пойдём встречать. – Маруська встрепенулась. – Мам, а ещё на следующей неделе будет собрание. Родительское. Двоим родителям быть не обязательно, только кому-то одному. Но Людмила Николаевна сказала, что она моего папу ни разу не видела. И ей будет честно с ним познакомиться. Только не честно, а как-то по-другому, но приятно…

– М, как здорово, – протянула мамочка. – Папа, может, ты хочешь сходить на родительское собрание? С тобой «честно познакомятся». Наверное, «лестно будет познакомиться», – догадалась Анютка.

– Да! – Обрадовалась Маринка, – Людмила Николаевна так и сказала! А что это значит?

– Папа, ты пойдёшь на собрание? – Повторила вопрос мужу Аня.

– О, – лишенным радости голосом ответил Юрик. – Дочь, иди сюда, – подхватил он Маринку на руки и слегка подкинул. – «Лестно» это значит твоей Николаевне будет очень приятно, что я приду и с ней познакомлюсь. Странное сочетание слов, я думал, она у вас русичка, – И девочка ещё раз полетела в воздух.

– Осторожней, Юр!

– Всё под контролем! – Отмахнулся мужчина. – Дочь, учительнице только твоей льстить мы не будем, это вредно. Скажи, – папа на мгновение задумался, – что я занят до праздников, угу?

– Пап, так новогодние закончились только вчера. – Сдвинула бровки Маринка.

– А ты скажи, что до майских праздников занят. К тому же это правда. – Папа поцеловал макушку дочери и грустно посмотрел на жену.

– А отпуск? – Сразу уловила намёк Аня.

– Давай позже, хорошо? – И, получив утвердительный ответ, Юрик перешёл к насущному, – а меня сегодня кормить будут, кстати? – С этими словами Юрка мягко отцепил ладошку сына от своей штанины и подхватил его на руки, щекоча голый живот сына. – М? А не то мне придется кого-то из присутствующих съесть.

Горка, извиваясь в руках отца, захихикал.

– Папа в душ, дети – разбирать пакеты, – скомандовала Аня. – Все будут кушать котлеты?

– Меня уже нет, – пробормотал Юрка, подкидывая ещё раз Горку в воздух и подталкивая его к маме. – Я быстро, Нюрочек.

– Хорошо. – Кивнула мама в ответ, – дети, не слышала, что вы ответили про котлеты.

– Я нет, – сморщила носик Маруська.

– А я буду. – Сообщил Егор.

– Хорошо. Давайте, всё, что из пакета в холодильник – кладите. Хлеб сразу на стол. Конфеты – в вазочку.

– А тут ещё сыр, мам…

– А где у нас сыр обычно хранится?

– В холодильнике, – подсказала сестра брату. – Мам, а я уже один пакет разобрала.

– Ну, значит, доставай тарелки, ложки… – Аня подошла к плите, не желая прощаться с идеей съездить отдохнуть. Они так давно никуда не ездили! – А кошку кормили? Кстати, а где Люська? Думаю, чего не хватает… – Аня по инерции оглянулась. – Неужели опять в нашей комнате закрыли? Марусь, ну-ка иди проверяй. Что там она успела натворить…