Ева Ночь
Я красавчик. И это бесспорно!

Глава 11

Надя

Честно говоря, думала, что мои приключения наконец-то закончились, когда Денис открыл дверь. Он муж моей сестры – второй. Если уж совсем придираться – третий, но второй у неё какой-то очень скоропалительный был – быстро появился и ещё быстрее исчез, так что, можно сказать, официально замуж Наташка слетала дважды.

Денис был под мухой, и это мне не понравилось. Если бы я знала, что Наташи дома нет, я бы ни за что не вошла в квартиру.

У нас с Наташей – общая мать и разные отцы. Она на десять лет старше и вечно злая на людей и жизнь. Первый её сын Максимка вырос у нас с мамой на руках. Наташка тогда училась, не до ребёнка ей было. Второго, Гошку, рожала она уже сознательно, чтобы семью укрепить.

Что там укреплять было – ума не приложу. С Денисом мы не поладили сразу. Гадкий он какой-то, но сестра нашего мнения не спрашивала, да и не нам с ним жить, так что в её семью мы не вмешивались.

И вот сейчас он весь такой заботливый привечает меня, сумку мою в квартиру собственноручно затянул.

– Наташа? – позвала я, пытаясь увернуться от рук Дениса.

– А Натахи дома нет, – доверительно дыхнул на меня свояк, и я невольно попятилась. – Домой укатила с пацанами.

Он уже успел забрать у меня и сумочку, и ноутбук, пока я топталась в коридоре, пытаясь переварить информацию.

– Как укатила? – тупее вопроса не придумаешь, но мне нужно было срочно адаптироваться. Да так, собственно: она в декрете, её рабочая неделя не держит. А я всё же дура, что без предварительного звонка припёрлась. Лучше бы на вокзале переночевала.

– А вот так! Взяла – фьють! – и свалила! – гадко улыбается Денис, и я понимаю шестым чувством: поцапались, видать. Решила Наташка характер показать, а муж её, смотрю, и не расстроился ни разу. Весёлый, поддатый, радуется свободе. – А ты проходи, Надюх, проходи, что ты как неродная прям. Я тебя чаем напою, обогрею, как смогу.

Он деловито тянет за собой мои вещи, и я, словно овца на закланье, плетусь вслед, лихорадочно соображая, как назад своё добро отвоевать и удрать отсюда поскорее.

– Вот, Надюх, бутеров тебе сделаю, – складывает он мои вещи на кухне возле батареи и крутится у стола.

Обойти его возможности нет. Да и опасаюсь я: он бугай всё же, молодой жеребец, как мама его называет. На самом деле, он козёл первостатейный, но всё же муж Наташкин и отец маленького Гошика, так что я стараюсь свои познания в зоологии держать при себе.

– Ты знаешь, я, наверное, пойду, – без сестры мне не улыбается здесь находиться. С тоской думаю, что и телефон у меня в сумочке. И никак к ней сейчас не подобраться.

– Тебе ж некуда идти, – кивает Денис на мои вещи. Догадливый очень.

– Найду куда, – стараюсь, чтобы голос звучал потвёрже.

– Да ладно, что там, свои ж. На улицу не выкину, не бойся.

Уж лучше бы выкинул, гораздо проще было бы, чем сейчас, в подвешенном состоянии и наедине с этим прохвостом.

– Наташи нет, – упрямлюсь я, – поэтому…

– Ну что ты как неродная, а? – ставит Денис на плиту чайник. – Я ж по-родственному, понимаю. Это Наташка твоя злая, а я добрый. Это она не захотела тебя приютить, а я – с дорогой душой. В собственной квартире, заметь. Живи сколько хочешь, пока у тебя утрясётся. Пожалуйся Денису, малышка. Что, сожрала тебя столица? Несладко здесь, да? А то лезете сюда, как тараканьё, а тут вам не это, тут надо акулой быть, а не рыбкой. А то ням-ням – и один хребет останется.

Он меня воспитывал, нудно что-то рассказывал, а я с тоской думала, как добраться до сумок – и до свидания. И пока я размышляла, он подобрался ко мне непростительно близко.

– Ну, иди сюда, – сдёрнул со стула и прижал к себе. В штанах у него колом стояло. Он ещё и вжался в меня с такой силой, что сделал больно. – Хоть настоящего мужика попробуешь, мелочь. Небось тебя всё дрыщи обхаживали малокровные. У них в штанах жидко, да?

Он долбился в меня так, словно пытался изнасиловать сквозь одежду.

– Отпусти! – упёрлась руками в грудь. Денис не отставал – схватил меня за… молочную железу и сдавил, а потом и вовсе кофточку рванул с плеча. Я заехала ему в нос.

– Ах ты, сучка мелкая! – чиркнул пальцами по скуле. Кожу тут же засаднило, а в голове вспыхнуло. Ногти у него как у бабы. – Кусаешься? Ну, ничего, кусайся, скоро скулить будешь и умолять меня на коленях взять тебя!

Он пытался то ли поцеловать, то ли укусить, я брыкалась, барахталась, а потом, собрав все свои душевные и физические силы, саданула что есть мочи коленом в пах.

Это был мощный удар, да. Со знанием дела. Друг мой во дворе показал однажды. Практиковаться мне особо не на ком было – ни разу я не попадала в такую ситуацию, но наука пригодилась.

– А-а-а-а! – сложился пополам свояк, а я, наконец-то обретя свободу, пулей рванула к дверям. Счастье хоть не разувалась, а то бы босиком… мало того, что без вещей.

В коридоре, возле лифта, стоял он, мой спаситель. Словно ждал меня. Я прошагала к лифту, как во сне. А потом меня накрыло. Понимание, что я в одночасье – бомжиха. Без документов и денег, без вещей. В чужом городе, где мало кого знаю. И домой мне уехать нет возможности. И работать завтра… А я… руки, ноги, голова да рваная кофточка.

– Мне некуда больше идти, – эти слова я произнесла вслух и закрыла ладонями лицо. Не плакала. Глаза сухие, словно песком засыпаны.

– Вставай! – голос у него красивый. Низкий, чуть глуховатый. – Ну, же, Надя!

Оттого, что он назвал меня по имени, я вздрогнула и подняла лицо. Перед глазами – его рука. Сильная, с красивыми пальцами. Ногти короткие, чистые.

– Давай, давай, поднимайся.

Я уцепилась за его ладонь и встала.

– А дальше что? – спросила обречённо.

– Заходи! – махнул рукой на свою дверь. Я отпрянула, но он не дал. – Не бойся, не обижу. Глупо было бы тебя обижать после подворотни, тебе не кажется?

Да кто ж вас, маньяков, знает?.. Но выхода я другого сейчас не видела. Нужно попробовать рискнуть.

– Поклянись! – потребовала таким голосом, что и сама испугалась.

– Честное пионерское! – отсалютовал он насмешливо, но глаза у него… честные, что ли, и я пошла. А пока шла, подумала: я ведь даже не сказала, в чём ему клясться нужно… Как бы и так понятно, но потом…

Я так устала, что хотела лишь одного: упасть, закрыть глаза и больше ни о чём не думать, не бояться. Все вот эти приключения на одно место – не для меня. Я люблю тишину, покой и свой ноутбук.

Нас встретили странные звуки. Я удивлённо оглянулась на мужчину.

– Кто там? – спросила, потому что подумала, что со слухом у меня после всех потрясений нехорошо.

– Там мой сын, – встретил он мой взгляд.

– А жена ничего не скажет, что ты в дом незнакомых девушек таскаешь?

– У меня нет жены, – успокоил меня незнакомец, и я вдруг подумала, что не знаю его имени. Он моё – да, а я его – нет.

– Меня Арсений зовут. Можно Сеня, – словно прочёл мужчина мои мысли. – Заходи уже.

Глава 12

Арсений

Я не знал, нужно ли мне это – подбирать в подъезде проблемную девчонку. У неё чуть ли не на лбу написано: Большие Проблемы. То она в подворотне влипла, то от этого урода-соседа еле ноги унесла. Зачем она туда рвалась да ещё с вещами? Не знала, что он за овощ?

Как бы там ни было, духу не хватило дать ей деньги и спровадить куда-нибудь. Да я мог мать уломать в конце концов. Попросить, чтобы девчонка у неё хотя бы переночевала. Но Морозовы простых путей не ищут. Я пожалел её, наверное, поэтому пригласил в свою квартиру.

Она ахнула, как только дальше порога зашла. Да, у меня нестандартная планировка и дизайнерский ремонт. Я из четырёхкомнатной квартиры сделал то, что мне нужно. Здесь у меня спортзал, большая кухня, кабинет и очень светлая спальня, где я почти не бывал. Правда, я любил больше в кабинете находиться. Удобно, всё под рукой.

«Сейчас начнёт восхищаться», – едва удержался, чтобы не поморщиться. Не хотелось обижать, ей и так досталось. Но Надежда меня удивила: её, оказывается, не красоты квартиры моей поразили, а Данька.

– Пойдёшь ко мне на руки, ребёнок? – и голос такой нежный, что захотелось зажмуриться.

Она словно изнутри меня погладила. И стало неудобно, тесно в собственной шкуре. Неконтролируемая эрекция грозилась превратиться в стихийное бедствие, и я позорно отступил в кухню, чтобы не светить ею, как Александрийским маяком. Никогда не думал, что женщина с ребёнком – это так эротично.

Это было бегство. Не хватало ещё перепугать девочку до полусмерти. Ей и так сегодня от мужиков досталось.

– Вещи твои где? – крикнул я из кухни.

– Там остались. Денис… не давал к ним приблизиться.

– Тогда жди, – вылетел я пулей из квартиры.

Дверь у соседа до сих пор не закрыта – звонить не пришлось. Сам он стонал, сидя на полу. Судя по нечеловеческому страданию на лице, Надюша его хорошо приложила между ног, что не мешало соседу почему-то прижимать к груди Надину сумочку.

– Ну, и что мы там ищем? – поинтересовался холодно, забирая из рук явно женский телефон и сумку. Вон её ноут валяется и та самая знаменитая бомба на колёсиках – смерть женским колготам и привет синякам.

– Гы-ы, – следит за мной взглядом соседушка и нервно улыбается. – ну-ну. У тебя, наверное, яйца железные?

– Не твоего ума дела, – направился я к выходу. – Ещё хоть раз её тронешь – пожалеешь.

– И что будет? – поинтересовался кисло этот половой гигант. – В полицию заявишь? Так это не я её трогал, а она меня. Я защищался!

И это недоразумение смеет мужиком называться? Я даже оглядываться не стал.

– А ты смотри! Я предупредил! – кричит он мне вслед.

Я вышел и захлопнул соседскую дверь. От греха подальше. Слишком велико желание вернуться и накостылять ему посильнее. Чтобы уж защищался, что ли, чтобы хоть не зря свои боевые шрамы получил.

– Вот, – сгрудил я возле стола Надины вещи. – Посмотри, пожалуйста. Вдруг что пропало. А то твой товарищ в вещах рылся.

– Он мне не товарищ, – устало вздохнула Надя. – Он муж моей сестры. Я думала, она дома.

Вон та вздорная тётка – её сестра? Совсем не похожи, надо же.

– Есть хочешь? – спросил – и полюбовался, как призывно полыхнули розовым Надины щёки. Голодная, значит. – Сейчас что-нибудь придумаю.

Я отправился на кухню. Так даже проще – не нужно на неё смотреть и умиляться. Слишком опасно. Но Надя не из тех, кто даёт шанс побыть в одиночестве. Вскоре она притопала вместе с сыном на руках.

– А кто у нас тут прячется? – воркует она так, что впору в ледяную воду нырнуть. – Папа прячется? Папа хочет отдохнуть.

Папа хотел кое-чего другого, но в кои-веки не желал быть правдивым.

– …А мы кричим и кричим, – ведёт она свой разговор с ребёнком.

Кричал в основном Данилка на своём тарабарском языке. Что-то рассказывал и выкрикивал. Такие словесные иероглифы, наверное, только мамы понимают.

– Как сына-то зовут? – кажется, она ко мне. Голос её бьётся в висках белокрылой птицей, клюёт в темя. Хочется зажмуриться и почему-то ладони на плечах ощутить. Хотя бы на плечах. Наваждение какое-то. Ничего же не было до того, как она Даньку на руки взяла. Но я вру. Ещё в лифте она пахла для меня по-особенному. Просто я тогда ещё не понял.

– Данила, – обернулся и глазами с ней встретился. Спокойный, улыбчивый, как всегда. Внешне непробиваемый. Незачем ей знать о моей уязвимости и той дыре, что она своим голосом во мне провертела внезапно. – А если честно, то не знаю. Мы так с Нинкой решили мальчишку назвать.

– С Нинкой?.. Решили? – хлопает она ресницами растерянно и рот у неё приоткрывается.

– Мне его подкинули. Два дня назад, – решился я на откровенность. Дурацкая затея с чужим человеком, но почему-то хотелось посмотреть на её реакцию. Девчонка нахмурилась. Брови у неё красивые, крылатые, аккуратные.

– Как это? Так бывает?

Я пожал плечами.

– Случилось же.

И вывалил всю короткую историю. Я всего ожидал: недоумения, осуждения, растерянности, а Надя только нижнюю губу пожевала и прижала Даньку к себе покрепче.

– Я бы никогда не отдала, – голос у неё просел от волнения. – Ну, разве что умирала бы… Не знаю. Мы же не знаем, что там на самом деле, поэтому осуждать глупо, наверное.

– Завтра в полицию, – вздохнул я тяжело и поманил Даньку к себе. Но мелкий не захотел. Надо же. Надя ему нравится. – Буду пробовать сделать всё законно.

– И его заберут, да? – прижала она малыша ещё крепче к себе.

– Заберут, конечно. Органы опеки, дом малютки, разбирательства… Может, мать найдут.

Я провожу рукой по лбу. Слишком много всего. И кое-что я не рассказываю из суеверия. Решил молчать до последнего. А там уж дальше буду думать.

– Держи, – суёт она Даньку мне в руки, – давай лучше я, а то ты кухню сожжёшь.

Я подхватываю сына и слежу, как легко она управляется за плитой. Варит малышу смесь, нам – сардельки и гречневую кашу. Как быстро режет салат из молодой капусты. Руки у неё ловкие. А ещё она умудрилась кофточку порванную на футболку поменять.

У неё всё просто. Кашу в холодной воде остужает, в бутылочку наливает. Пробует на запястье температуру. Как будто всю жизнь только то и делала, что детей-искусственников кормила. Девчонка совсем. Но что я о ней знаю? Может, у неё тоже дети есть.

– Сколько тебе лет? – спрашиваю невольно. Она снова краснеет.

– Двадцать четыре, взрослая уже.

А на вид как школьница. Нет, не телом, конечно. По контурам она вполне… взрослая. А вот взгляд, лицо… не знаю, как объяснить… невинностью от неё так и прёт, даже если я и ошибаюсь. Что-то такое детское, чистое, как у Даньки вот. Непосредственность, наверное.

Она ловко выхватывает у меня сына и кормит. Данька сопит, как паровоз, жадно засасывая кашу. Ест и тяжелеет, глазки у него закрываются. Засыпает малыш как богатырь – моментально.

– Нагулялся, наелся, – приговаривает Надя и похлопывает ребёнка по попке, укачивая.

– Давай, отнесу.

Я чувствую вину. Вижу, как она измучена, устала. Когда я возвращаюсь, Надя сидит, задумавшись, над тарелкой.

– Можно мне в душ? – спрашивает после ужина и мытья посуды.

– Нужно, – даю ей полотенце – достал из комода новое.

Она прижимает к себе махровую ткань, роется в сумке, и меня обдаёт жаром. Я представляю, как она достаёт и прячет в полотенце нижнее бельё. Слишком остро её присутствие. И запах малины сводит с ума. Я чувствую себя старым козлом. Ей двадцать четыре. Мне тридцать два. Восемь лет разницы. Не пропасть, но и не порожек переступить в метро.

– Ты не переживай, – медлит она на пороге комнаты, – я завтра что-нибудь придумаю. И… спасибо тебе за всё.

Говорит так, словно не в ванную идёт, а прощается навсегда. И почему-то становится страшно за неё.

– Я не переживаю, – мне хорошо удаётся спокойный тон и ровный взгляд. – Иди уже.

Слушаю, как шумит вода и прислушиваюсь к себе. У меня в доме девушка. Удивительно. Я стараюсь разделять личную жизнь и свою территорию. Эта квартира – как живое существо. Я долго искал то, что мне и приглянется, и подойдёт. Эта квартира меня устроила высокими потолками и большой площадью. Я оберегал этот кусок своей жизни как Отелло.

И вот сегодня нарушил все правила. У меня нет раздражения и неприятия. Меня не бесит, что её вещи валяются в моём кабинете. Мне нравится, что она плещется в моём душе и вытрется моим полотенцем. А ещё я её уложу в спальне – в светлой комнате на большой кровати, где сам почти не бываю: там слишком не по-мужски всё устроено.

Что-то слишком резко ворвались в мой упорядоченный уклад перемены. Я не готов, наверное, но не сопротивляюсь.

Глава 13

Надя

– Ты где была? – я даже телефон от уха подальше отодвинула, чтобы не слышать раскатистый рык раздражённого зверя. Собственно, так началось моё почти рабочее утро.

Я вчера позорно вырубилась на замечательной кровати, что мужественно предоставил мне Сеня, а сам предпочёл ютиться с сыном на диване. Я только на минуточку глаза прикрыла и щекой к подушке прижалась и… проснулась рано утром в постели, укрытая одеялом. Стыд и позор мне, но из песни слов не выкинешь.

Как-то не до телефона мне было. Оказывается – сотня пропущенных звонков. От Славы, от сестры. Все обо мне беспокоились, а я и не вспомнила. Не получила свой поцелуйчик в лобик на ночь от мужчины, который почему-то решил, что я его собственность.

– Не кричи на меня, – иногда я умею быть вот такой холодной стервой. До Илоночки мне, конечно, далеко, но на место поставить всё же сумею. – Я уснула. Это преступление?

– Я беспокоился, – берёт Слава себя в руки, голос у него становится спокойнее, но я так и слышу, как он скрипит зубами, чтобы не сорваться. Это что, ревность? Или «моё», а значит капец-капец, если я не ответила?

– У меня всё хорошо, – ложь легко сорвалась с губ, и я вдруг поняла: если и дальше так пойдёт, я буду бесконечно врать, чтобы он не «беспокоился».

– Ну и ладушки, – вздыхает Слава с некоторым облегчением, – меня в городе нет, а тут ты молчишь. Ты прости, малыш, ладно?

Вот как. Малыш. И тут же эйфория: какое счастье, что я вчера ему не позвонила. Не попросила о помощи. Его в городе нет, он даже не удосужился мне рассказать, что уезжает, а я ему по минутам должна отчитываться о своей жизни? Вот фиг ему, собаке бешеной!

Не знаю почему, но я разозлилась. Наверное, вчерашний адреналин не перебурлил. Вдруг сразу навалилось всё: Илоночка и изгнание из квартиры, подворотня, Денис-придурок. А теперь ещё и этот контролёр.

В кармане предательски звякнули ключи, напоминая, что у меня рыльце в пушку. Ну, как? Я ведь не рассказываю о вчерашнем. А сама в квартире у незнакомого почти мужчины ночевала. Правда, всё очень и очень невинно, по-дружески, но это маленькая тайна, о которой я Славе рассказывать не желала.

– Ну, и о чём мечтаем? – язвительный голос Соника кого хочешь в чувства приведёт. Она так и ждёт, чтобы я опозорилась. Бдит. Единственный мой полувраг – врагиней её назвать сложно, потому что в работе мы немного притёрлись. Я мужественно задержалась дольше, чем мои предшественники. Более того, пришлась ко двору.

Работа не мешает думать. А мысли мои совсем не здесь сейчас. Я постоянно прислушиваюсь, как позванивают в кармане ключи от Сениной квартиры.

Двойственное чувство. Во-первых, не хотелось на кого-то грузить свои проблемы. А получалось, что я вечно от кого-то завишу. А во-вторых, от этого мужчины хотелось зависеть. Положиться на него. Позволить помочь. От Славы, например, мне подобного не хотелось. Наоборот, я сопротивлялась, как могла, его вечной опеке.

Таких уже не делают – вот что я думала о Сене. Это случай, когда можно влюбиться без оглядки, вручить полностью и сердце, и ключи от квартиры, где деньги лежат. К сожалению, у меня не было ни квартиры, ни денег. А сердце… глупое оно, послушаешься – плакать потом не переплакать.

Малыш мне понравился сразу. Вот уж точно – в отца. Улыбчивый, спокойный, няшный. Я бы с рук его не спускала. Оказывается, соскучилась. Когда я училась в институте, занималась волонтёрством. У нас это популярно было. Кто к кошкам и собакам и питомники ездил, а я вот – в дом малютки. Нянчилась с брошенными или оставшимися одними в целом мире детьми.

Мне это нравилось: брать ребёнка на руки, слушать его дыхание или хныканье, кормить, купать, беседовать. В восемнадцать я мечтала, что однажды стану многодетной мамашей. Рожу троих или пятерых, буду любить их и целовать, водить в садик и школу, сочинять книжки и рисовать иллюстрации. Ну, чего в восемнадцать не придумаешь-то.

Я сегодня встала ни свет ни заря. Папа и сын спали без задних ног на диване. Сил и энергии у меня – ого-го! Я успела и завтрак приготовить, и в ноутбуке немного пошуршать – подготовиться. Так что зря на меня Синяя Соня зубы точит. Чувствую полнейшее удовлетворение собой.

Одно меня тревожит: вот эта самая зависимость. Если бы могла, я бы просто ушла из этой квартиры. Забрала вещи и свалила в туман. Но это хорошо, когда в тумане есть место, куда голову приклонить. У меня такого места не было. Не на вокзале же жить в самом-то деле.

Сеня утром трогательно-смешной. Эти взлохмаченные волосы и глаза, что не хотят открываться… И, о боже, там такое тело… Любоваться и любоваться.

Он благодарил за завтрак, а я смотрела, как кончики его волос, подсыхая, закручиваются в колечки. Совсем как у Даньки. Или это у Даньки как у него, не важно.

– Мой телефон, – вбил он уверенно свой номер, а я даже пикнуть не посмела. Молчала, затаив дыхание. Но не потому, что он меня подавлял. С ним не было, как со Славой. Совсем по-другому, хотя вот это распоряжательство мной и моим гаджетом – не вежливость, а властность, решение, что принимается самостоятельно, без спроса, хочу ли я иметь его номер телефона в своём.

Я хотела. Наверное, поэтому промолчала.

– А это ключи от квартиры, – он вложил связку в мою ладонь.

Пальцы его на миг с кожей моей соприкоснулись – и как пожар полыхнуло. Вчера вроде бы не было такого. Я чуть руку от неожиданности не одёрнула. Так бывает?.. Оказывается, да. Никогда не знала.

– Встретимся вечером? – вопрос в его устах выглядел приглашением. Ведь знал, что деться мне некуда.

– Да, – согласилась не думая. – Ты расскажешь, как всё прошло, а я попытаюсь что-нибудь придумать, чтобы не обременять тебя.

– Мы что-нибудь придумаем, – выделил голосом первое слово, и от его «мы» – мурашки по коже.

Телефон мой молчал. В обеденный перерыв, ковыряясь в каше с котлетой, я еле удержала пальцы, чтобы его не набрать. Спросить, как дела. Но он же не звонил, а значит не считал нужным рассказывать. Поэтому я не посмела.

Сестре тоже не звонила. Не хотелось по телефону объясняться и рассказывать о Денисе. Язык не поворачивался жаловаться. У них и так не всё гладко. Ну его, дурака пьяного. Может, будь он трезв, ничего не было бы. Разберутся как-нибудь и без меня.

Но всё, что я вынашивала в своей голове, оставалось лишь моими мыслями и планами. И всё пошло не так, не по тому сценарию, который я сочинила. Жизнь штука такая: чуть зазевался – и получи по кумполу – баммм!

Именно это со мной и произошло – вверх тормашками, не по правилам. Но этому и не стоило удивляться, особенно если учесть мою тотальную «везучесть» с той поры, как я приехала покорять капризную барышню – столицу.