Ева Меркачёва
Град обреченных. Честный репортаж о семи колониях для пожизненно осуждённых
– А можете конкретный пример привести?
– Один осужденный (получил пожизненное лишение свободы за изнасилование малолетнего ребенка) написал явку про случай в Вологодской области. Я не мог ее не принять. Приехали из Череповца сотрудники следствия. Я им сразу сказал, что рассказ выглядит сомнительным (скорее всего, о том преступлении он сам от кого-то в камере услышал). Они побеседовали – так и оказалось. Но они получили какие-то зацепки, чтобы продолжить расследование.
– Битцевский маньяк вам признавался в нераскрытых преступлениях?
– Да. Если не изменяет память, в 10. Я фиксировал, направлял в следственные органы, связывался со следователями в Москве. Они провели расследование, сказали, что он и раньше рассказывал про эти факты, но ничего не подтвердилось. В общем, оказалось, что он на себя наговаривал. Зачем? Пичушкин хотел себя возвеличить. Вроде как чем больше жертв, тем больше о нем будут знать, войдет в историю. Ему бы хотелось быть самым кровавым. Потом уже во время очередного его рассказа я ему так и отвечал: «Не придумывай». Не верил ему.
– Были случаи, когда к осужденному приезжали сотрудники следственных органов и после этого он брал на себя новые преступления в обмен на какие-то поблажки за решеткой?
– У нас-то в «Полярной сове» нет привилегий тем, кто пишет явки. Но у следствия есть возможности в том числе по изменению режима.
– То есть всем от фальшивки может быть хорошо: и следствию (висяки, которые портят статистику, спишут на осужденного, дела закроют), и арестанту (его в другую колонию переведут, организуют ему свидания и еще чего)?
– Если можно, тут я промолчу.
– Но вам зачем нужны были явки? Показатели?
– Да не нужны мне они были. Обязан брать и фиксировать – вот и делал. До меня некоторые сотрудники, по слухам, не брали, хотя это незаконно.
– Но вот смотрите: до вашего прихода явок с повинной было две-три в год, а потом их стало аж 190!
– Никогда их не было две-три. В 2008-м написали около 30 явок, в 2009-м – около 40 явок. За 2010-й, который мне вменяют, их стало больше 100. Но это потому что число осужденных в «Полярной сове» выросло раза в два. К тому же некоторые писали сразу по 10–20 явок. Красноярский убийца Абдул Заманов написал мне около 10 явок, и все они подтвердились. Пермский бомж-убийца Андрей Бояринцев тоже описал 10 эпизодов, и они тоже вроде как подтвердились.
– Кто-то из осужденных вам признавался в убийстве Анны Политковской?
– Ничего конкретного по Политковской или Полу Хлебникову осужденные нигде не говорили. Насколько мне известно, один из арестантов во время его этапирования в Бутырку дал какие-то показания по их поводу. Но не мне.
Я не понимаю, как мне приписали выбивание явок с повинной по этим громким делам. В материалах моего уголовного дела этого нет. И вот СМИ писали, что я в интернете искал преступления, в которых заставлял признаваться своих подопечных. Так вот у меня даже компьютера нет, не то что интернета. Телевизор и тот допотопный. Когда ко мне пришли с обыском, то спросили: «Как ты так живешь?» Ну вот так и живу. Я полжизни провел по командировкам на Кавказе. Семьи, по сути, не было. В последнее время жил с женщиной, но она, когда началось уголовное преследование, ушла от меня. А следствие во время обыска изъяло 70 000 рублей, которые ей принадлежали (копила на свадьбу сына), и до сих пор никак не вернет.
– С чего началась вся история с фальшивыми явками?
– С осужденного Юрия Кузнецова, уроженца города Брянска. Он криминальный авторитет, виновным в тех преступлениях, за которые его приговорили к пожизненному сроку, себя не признавал. Но в колонии написал 12 явок по другим эпизодам.
К нему приезжали сотрудники департамента собственной безопасности МВД. Я не вникал. Тут меньше знаешь – лучше спишь. Но вот среди явок была одна – по убийству в Свердловске. Кузнецов рассказал буквально следующее: в 1996 году они совершили заказное убийство уральского предпринимателя и завалили двух его охранников. Это был некий Соснин, который в лихие 1990-е сам входил в уралмашевскую бригаду, но потом легализовался и стал предпринимателем. У него возник конфликт с криминальным авторитетом Пашей Федюлевым. Соснин был взят под госзащиту, так что те двое охранников по факту были не просто охранники, а сотрудники ОМОНа.
ИЗ ПИСЬМА ЖУКОВА:
«Я сидел с Кузнецовым в одной камере. Про него могу вот что сказать: он вообще никогда не лгал, так как на свободе был лидером брянской ОПГ и обладал авторитетом, в колонии пользовался уважением зэков. Он рассказывал, что много лет у него были большие связи в МВД. Он был человеком, на которого работали черные риелторы: убивая людей, продавали их квартиры. А Кузнецов осуществлял им прикрытие через своих людей из МВД.
Он рассказывал, что делал еще много чего противозаконного с этими сотрудниками. А потом он с ними поругался. Лишившись поддержки МВД, Кузнецов вскоре сел, но он ни об одном сотруднике не рассказал. А они его забыли и в суде за него «решать» не стали. Это его злило, он говорил: «Раз они поступили по-скотски, то и я так же». Именно поэтому он написал явки с повинной.
Потом к нему стали приезжать большие люди из МВД, из Москвы. Он говорил мне, что все явки проверили, они подтверждаются и что скоро посадят тех его знакомых полицейских. И поэтому когда следователь Корешников дал мне прочитать показания Кузнецова (где тот обвинял Сандрыкина в выбивании якобы фальшивых явок с повинной), то я был поражен. Тогда я подумал, что соучастники Кузнецова в преступлениях – те полицейские – нашли его и оказали на него давление».
– Выходит, что Соснина сдал кто-то на самом верху, ведь списки людей, находящихся под госзащитой, секретны, к ним имеют доступ единицы?
– Выходит, так. Люди Федюлева взяли на себя, типа это сделали они. И тут явка с повинной Кузнецова. Из нее следует, что не тех людей упаковали. Дело по убийству Федюлева только-только передали в суд, потому явку с повинной должна была проверять Генеральная прокуратура. Но все передали следователю, который дело расследовал, хотя очевидно, что у него прямая заинтересованность.
Кстати, за расследование убийства Соснина следователь Корешников получил сразу подполковника (был капитаном), а его начальники стали генералами. Плюс госнаграды им дали. В общем, к Кузнецову приехали, сказали, что если откажется от явки с повинной по Свердловску, то ему поменяют режим.
И вот он заявил, что якобы я оказывал психологическое давление, переводил его из камеры в камеру. Хотя если взять карточки осужденного и посмотреть, то никаких переводов не было, никто его не трогал. Только таким образом можно было «нивелировать» явку, которая всем мешала. Проще было меня посадить, чем признать ошибку следствия и конкретных высоких чинов. А Кузнецова перевели в колонию в Мордовии.
– А как же другие осужденные, которые на вас написали жалобы?
– В деле только двое – Кузнецов и Жуков, который с ним сидел в одной камере. Жуков написал около 80 явок с повинной. Мне определили обвинение по 28 из них. Кузнецов, как я уже говорил, написал 12, по четырем я был обвинен. Я потом на суде задавал вопрос: по каким критериям делалась выборка? Почему в каких-то явках я виноват, а в других нет? И почему все остальные осужденные, которые написали мне явки, не признаны потерпевшими, а их явки – фальшивками? Много вопросов.
ИЗ ПИСЬМА ЖУКОВА:
«Корешников мне сказал, что если я даю нужные показания на Сандрыкина, то ко мне применяют госзащиту и он сделает так, что меня переведут из холодного Ямала в теплый регион. А также я смогу получить денежную компенсацию от ФСИН. Если я не соглашусь, то меня переведут в камеру, где меня порвут (все происходило в СИЗО Санкт-Петербурга, куда меня привезли по одной из моих явок).
Следователь поведал мне историю о том, как незадолго до меня в СИЗО № 1 Екатеринбурга был зверски убит педофил – ему засунули в анальное отверстие кусок деревянного плинтуса. Корешников спросил у меня: «Хочешь повторить его участь?» Я ответил, что все понял, и только просил, чтобы не делали очную ставку, так как я не могу лгать в глаза».
– А как же осужденные Волков и Голбан, которые тоже уверяли, что вы заставляли писать явки?
– Волков менял показания столько раз, что в итоге эпизод с ним не смогли включить в дело. Явки с повинной Голбана подтвердились, но с ним произошла другая история: к нему применили спецсредства. Это произошло не по моей команде, и я вообще отношения к этому никакого не имею. Факта применения спецсредств никто не отрицает, об этом сообщили в прокуратуру, а там сказали, что нарушений закона не было. Потом уже спросили у Голбана, почему он показал на Сандрыкина. Он ответил: «Я, кроме него, никого не знаю по фамилиям».
– Почему возникла версия, что вы принуждали к явкам, используя для этого осужденного Журавлева?
– Иначе не получалось, наверное. Он больше всех сидел с Кузнецовым. Журавлева изначально хотели сделать еще одним потерпевшим от моих действий. Но он писал жалобы в Генпрокуратуру, что его заставляют дать на меня показания. И после этого его тоже сделали подозреваемым. По делу он проходил как мой пособник. Мне вменили статью 286 часть 3 УК «Превышение должностных полномочий». Помню, как меня с мешком на голове самолетом доставили в Екатеринбург. Как особо опасных преступников. Смешно. Я просил, чтобы мое дело рассмотрел суд присяжных, но к тому моменту были внесены изменения в закон – и это стало невозможным. Процесс почему-то засекретили. Дали мне три с половиной года. Журавлеву тоже (но у него и так пожизненный срок).
(Журавлев был осужден за зверское убийство судьи, с которой он жил. Он писал много явок, в том числе тех, которые вели по ложному следу, чтобы выезжать из «Полярной совы». Именно Журавлев не раз выступал как провокатор и писал, что знает о деталях, об обстоятельствах убийства Анны Политковской и Пола Хлебникова. Но ничего из его сведений не подтвердилось.)
– Как вам было в тюрьме в другом качестве – не сотрудника, а заключенного?
– Я сидел в Нижнем Тагиле в колонии для бывших сотрудников правоохранительных органов. Не скажу, что за решеткой было тяжело. Специфику этой жизни я хорошо знаю. В какой ты там роли – иногда не важно. Знаете, как говорят те же заключенные: «Мы-то рано или поздно освободимся, а вы тут останетесь». Это, конечно, не касается тех, кто в «Полярной сове». Теперь пишу жалобы на свой приговор. Так и живу в Харпе (а куда мне еще было возвращаться?), в этой вечной мерзлоте.
Глава 6
Восставший из ада
Расчленитель
И вот из самой страшной тюрьмы для пожизненно осужденных «Полярная сова» впервые за всю ее историю освободился арестант.
Он вообще единственный из пожизненников, кто получил билет на волю. Формально это не условно-досрочное освобождение, а результат переквалификации приговора (хотя в некоторых документах суда было указано именно УДО, но это техническая ошибка).
Как бы то ни было, прецедент создан. Первая ласточка, если можно так выразиться. Человек, избежавший в свое время смертной казни, оказался на воле. А вообще за последнее время число осужденных к пожизненному сроку, которые могут претендовать на УДО, поскольку отсидели 25 лет, стремительно приближается уже даже не к сотне, а к полутысяче.
В 2018 году Анвару Масалимову было 63 года, и он вряд ли понимал, какой он счастливчик. Из колонии для ПЖ (осужденных к пожизненному сроку) еще никто никогда до него не освобождался. Хотелось бы рассказать трогательную историю о том, что сам Анвар изначально был ни в чем не виновен. Или что все произошло случайно, а наказание было чрезмерно жестоким. Но это совсем не так.
– 17 августа 1991 года он зверски убил человека, – рассказывает представитель Вологодского областного суда Лариса Новолодская. – Все произошло в частном доме поселка Комсомольск Томской области.
Одинокий и добросердечный пенсионер Гаврилов впустил не только в свой дом, а вообще в свою жизнь недавно освободившегося зэка Масалимова. Его не смутил тот факт, что Анвар отбыл срок не за мелкое преступление, а за убийство (первый раз он получил 15 лет).
На воле Масалимов устроился грузчиком. Судя по всему, он приучил к спиртному Гаврилова, они стали часто выпивать вдвоем. Но сколько волка ни корми… В один из вечеров Масалимов задушил Гаврилова.
– С помощью топора расчленил труп, голову сжег в печке, а части туловища выбросил в выгребную яму, – рассказывает Новолодская.
Если бы не соседка, которая нашла в туалете мясо, никто не узнал бы о гибели Гаврилова: Масалимов всем рассказывал, что тот «уехал калымить». Вина Анвара была полностью доказана.
Изучаю материалы уголовного дела 27-летней давности. Из документов видно, что Масалимов вину свою частично признал. Объяснял на суде: мол, Гаврилов спалил в печке его фотографии, чем сильно разозлил. «Я ударил его в лицо, он упал, разбив голову о косяк печки». Масалимов уверяет, что пытался помочь Гаврилову, но тот уже не дышал, и пульс не прощупывался. Ну а труп он расчленил, чтобы скрыть следы и снова не попасть в тюрьму, из которой он всего полгода назад вышел.
Судмедэксперты слова Масалимова опровергли – они обнаружили перелом подъязычной кости у жертвы, что свидетельствовало: смерть наступила от сжатия горла, а не от удара.
В общем, с учетом того, что убийство второе и совершено в состоянии алкогольного опьянения, суд пришел к выводу – цитирую: «Масалимова следует признать особо опасным рецидивистом и назначить смертную казнь». Он ждал расстрела несколько лет, и только в 1998 году президент Борис Ельцин своим указом заменил смертную казнь на пожизненный срок.
Сначала Масалимов сидел в колонии для пожизненно осужденных «Вологодский пятак», потом его перевели в «Полярную сову». Все это время он писал жалобы в суд. В итоге из его приговора исключили указания на признание осужденного особо опасным рецидивистом и на отягчающее ответственность обстоятельство – совершение преступления в нетрезвом виде. Статья была переквалифицирована со ст. 102 на ст. 103 УК РСФСР. Но само наказание от этого не изменилось – срок так и остался пожизненным.
– Переквалифицируя действия Масалимова без смягчения наказания, суд исходил из того, что пожизненное лишение свободы было назначено не приговором, а в порядке помилования указом президента, – говорит Новолодская. – То есть его пересмотр вроде как не относится к компетенции суда (это следовало из судебной практики, сформировавшейся на момент вынесения постановления в отношении Масалимова – 11 апреля 1998 года). Но все меняется. И вот президиум Вологодского областного суда признал: смягчить наказание можно. Он освободил Масалимова от дальнейшего отбывания наказания с формулировкой «в связи с принятием закона, улучшающего положение осужденного».
В справке, которая проходит по делу, ошибочно указано, что Масалимов освобожден по УДО. Отсюда и пошли разговоры: «Первый из обреченных прощен».
За последнее время в силовых ведомствах провели несколько совещаний, где обсуждали ситуацию с Масалимовым.
– А что, если за этой «первой ласточкой» последует целая «стая» арестантов? – рассуждает один из генералов центрального аппарата МВД (фамилию просил не указывать). – Маньяки и педофилы, так и не казненные в советское время, выйдут на волю сейчас? И чем они займутся? Они же потеряли за эти десятилетия чувство реальности!
Оказалось, после освобождения никто не установил за Масалимовым административного надзора, его следы затерялись. В справке колонии есть только указание: «Выбыл по адресу: Москва, ул. Генерала Дорохова, 17».
– Он сам из Казани, – говорит бывший оперативный сотрудник «Полярной совы». – Там у него сестра осталась. Он отписал ей все имущество, отказался от наследства, ведь не думал, что когда-то увидит свободу. Вот все и полагали, что он вернется в Казань. А он в Москву подался! А вообще всем говорил, что если когда-то освободится, то станет монахом. Но вообще многие зэки в колонии так говорят. Мы им особо не верим. И вы не верьте.
Еду на улицу Дорохова. Как ни странно, «монашеская версия» косвенно подтверждается: по этому адресу располагается храм Святителя Дмитрия Ростовского.
– Помню-помню его, приходил, – говорит соцработник храма. – Нелюдимый, ни с кем общаться не хотел, кроме отца Андрея. А тот с ним переписывался, когда Анвар еще в колонии был. Нам много пишут из тюрьмы для пожизненно осужденных. Мы им помогаем, пересылаем им вещи, деньги…
– Я не ожидал увидеть в нашем храме Масалимова, – признается отец Андрей. – Вот ведь провидение Господне! Я предлагал ему стать послушником, а потом монахом. Ну куда ему еще идти? Немолодой он уже, здоровье плохое. А так поселился бы при монастыре, вел праведную жизнь и молился за души убиенных. Пища и кров всегда бы были. Но он неожиданно для меня отказался наотрез. Сказал, что хочет нанять адвокатов, чтобы те помогли добиваться от государства жилья и компенсации за то, что «пересидел».
Я был удивлен. Сказал: «Чего воевать, справедливости искать-то сейчас? Надо с Богом примириться и о душе подумать». Мы его не могли здесь оставить: у нас тут при храме дети, да и нет спальных мест. Так что мы дали ему немного денежек на первое время, адрес приюта для бездомных возле Николо-Перервенского монастыря, подвезли его на машине к Киевскому вокзалу, как он просил (он потом сам собирался оттуда в приют). Я ему дал телефон, чтобы звонил, если будут какие-то проблемы. Он ни разу так и не позвонил.
До приюта в Люблине (туда направлял его священник) Масалимов так и не добрался. Дежурная учреждения сказала, что человек с такими данными к ним не поступал. Официально он не числится ни в одном из подобных заведений Москвы. Но вообще в городе сотня частных приютов, где бездомные получают кров и пищу за то, что работают…
А вскоре стало известно, что Масалимов задержан в Башкирии. История такая: во время пьяного застолья убит один из гостей. Сначала заподозрили женщину, которую Анвар представил как свою невесту, а потом и его самого. 16 сентября 2019 года Масалимов был признан виновным в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, приговорен к 5 годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима.
…Примерно четверть осужденных к пожизненному сроку из них отсидели за решеткой 25 лет, а значит, имеют по закону право на УДО. Первые арестанты, чей срок достиг четверти века, появились в 2016 году. Но всем, кто подал ходатайство об УДО, суд отказал, а повторное такое прошение они могут сделать только через три года. Но каждый год появляются все новые и новые арестанты, которым подошел тот самый 25-летний срок. Они забрасывают суды прошениями об УДО. Первое, что делают те, – запрашивают администрации колонии, где человек провел четверть жизни. Исправился? Опасен? Начальники всех ИК для пожизненно осужденных отвечают одинаково: не рекомендуется к УДО.
– Вы сами посудите! За это время, что он сидел, страна поменялась, мир поменялся, – говорит сотрудник «Полярной совы». – Появились мобильники, ноутбуки, интернет, изменились законы, практически полностью переписан Уголовный кодекс. Стиль одежды, профессии, привычки людей – все стало другим! А наши ведь «заморожены» во времени. Они иногда смотрят телевизор, и им многое кажется фантастикой. Сюжеты из современных кинофильмов о реальной жизни они воспринимают, как будто это серия «Звездных войн».
– У меня и сотрудников есть твердое убеждение, что пока ничего для освобождения этих людей не готово, – говорит начальник «Вологодского пятака» Владимир Горелов. – Не прописано, при каких условиях можно освобождать осужденного, каким требованиям он должен соответствовать. Вообще должен быть выработан (вместе с общественностью) комплекс мероприятий подготовки к УДО за пять лет до наступления срока, когда можно просить о нем суд. Кандидата нужно перевести на облегченные условия содержания, чтобы он пожил несколько лет не в камере, а в общем отряде (как в обычных колониях), чтобы посмотреть – а как он способен контактировать с другими людьми?
Второй момент: он должен владеть несколькими профессиями, чтобы, выйдя на свободу, был востребован как работник. В течение пяти лет (с 20 до 25 лет отсидки) он должен проходить что-то вроде аттестационной комиссии, в которую войдут правозащитники, медики, социологи, психологи и которая скажет, идет ли он правильной дорогой.
Третий этап – понимание, где он будет жить на воле и с кем. И уже после того, как он получит УДО, нужно несколько лет надзирать за ним. А сейчас всего этого нет. Сам осужденный не понимает, что он должен сделать, чтобы выйти по УДО. И мы, сотрудники, не понимаем. И потому на административной комиссии никто не голосует за рекомендацию суду об УДО конкретного заключенного. Потому что никто не готов нести ответственность – в первую очередь моральную. А что, если он выйдет и в первый же день начнет насиловать и убивать женщин и детей?!
Конечно, есть и такие, кто грабить и убивать не сможет в силу своего преклонного возраста. Самому старому «постояльцу» колонии «Вологодский пятак» Алексею Попкову больше 80 лет. В 1990-м он был приговорен к смертной казни за убийство жены и сына в состоянии алкогольного опьянения (сначала во время ссоры зарезал супругу, а потом – ребенка, который выбежал на крики). За решеткой он 27 лет. Если рассуждать здраво – Попков раньше не был судим, преступление было на бытовой почве, так что к категории серийных убийц он не относится. Такого после столь долгой отсидки можно было бы отпустить. Но куда? Кому он нужен? Кто будет за ним ухаживать? Сейчас он больной старик, почти не встает с кровати.
– Лежит и лежит, иногда только я его поднимаю, чтобы вывести в туалет, – объясняет сокамерник. – Писал ли он на УДО? Вряд ли. Ему и идти-то некуда.
Самому пожилому арестанту никто не пишет. Впрочем, как и другим, кому от 70 и больше.
– А у меня есть дом, есть родные, которые ждут, – уверяет 78-летний Казбек Калоев. – Но проситься на УДО бесполезно – никому еще его не дали.
Калоев право на УДО получил еще в 2009 году. В отличие от Попкова у него до вынесения приговора была богатая криминальная история, четыре судимости. Говорят, он один из первых настоящих советских бандитов, которые грабили-убивали аж с 1960-х годов. Последний срок Калоев получил за то, что в 1978 году его банда напала на отделение Госбанка СССР. В послужном криминальном списке – вооруженное нападение на дежурную часть РОВД в Ставропольском крае, во время которого были убиты двое милиционеров. Как сам выражается, четыре года ходил «под вышкой» (смертной казнью).
Казбек и на воле-то практически не был: все по зонам да лагерям, а в промежутках – грабежи да разбои. Как бы он адаптировался к свободной жизни сейчас? Ясно, что бандитствовать в силу возраста и физической немощи он бы уже не смог. Но что, если смог бы научить этому молодое поколение?.. В общем, много вопросов.
А вообще за проведенные в неволе годы люди действительно становятся не нужны близким, теряют с ними всякую связь. Доказательством тому служит тот факт, что, когда пожизненник умирает, его тело родные забирают в единичных случаях. И тот же Калоев признался, что сообщил домой: в случае смерти не приезжайте, труп не забирайте.
– Я не думал, что вообще доживу до таких лет, – говорит Казбек.
– Продолжительность жизни среди пожизненных очень велика, – говорят во ФСИН России. – В обычных колониях осужденные намного больше болеют и чаще умирают.
Мы долго пытались понять этот феномен. Есть несколько объяснений. Одно из них – в колониях для пожизненно осужденных предусмотрен жесткий график, вся жизнь идет строго по расписанию, а это, видимо, благотворнее влияет на организм. У пожизненников нет за решеткой стрессов, им не нужно думать о том, что будет после освобождения, как, где и с кем жить. За них все решено, причем до самого их конца.
Здесь надо вспомнить советских военных: зачастую, когда офицеры уходили на пенсию, почти сразу умирали, потому что менялся на всю жизнь заведенный режим, происходила разбалансировка организма. В том числе и поэтому многие военные стремились остаться на службе как можно дольше, потому что, бывало, даже боялись выходить на пенсию… А с пожизненно заключенными как раз наоборот: даже прилично изношенный разгульным образом бандитской жизни организм встает на прочные и стабильные рельсы, получает правильную диету и рацион питания – четко по часам, с годами притирается и адаптируется и дальше работает практически без сбоев на удивление всем.
За последние 10 лет в колониях для пожизненно осужденных умерли по болезни и старости 89 человек. Из самых известных арестантов, нашедших смерть за решеткой, – террорист Салман Радуев. Тюремные медики говорят, что по сути он умер от старых ранений, которые получил на воле.
Есть среди ПЖ-арестантов около сотни инвалидов, в том числе четверо – с первой группой. Теоретически некоторые из них вполне могут попасть под постановление правительства № 54, где приведен список болезней, препятствующих отбыванию наказания. Но вот, допустим, есть такой недуг у маньяка, который изнасиловал и убил больше десяти детей. Надо ли его отпускать с формулировкой «по болезни»?!
Поразительно, но число суицидов среди смертников во много раз меньше, чем среди обычных заключенных. За последнее время была всего одна удачная попытка – инцидент произошел в «Полярной сове». Все остальные пожизненники, выходит, боятся смерти. Это еще один феномен. Ведь что может быть страшнее пустой, не заполненной радостями, новыми впечатлениями, близкими людьми жизни? Многие мне возразят: жизнь может быть абсолютно серой и пустой и на воле. Так и есть. И, наверное, это еще печальнее.
