Ева Маевская
Бабочка

ВВЕДЕНИЕ

Я пишу эту книгу не для того, чтобы раскрыть тебе какую-то тайну, нет.

Нет таких тайн, которые изменят твою жизнь к лучшему. Нет никаких секретов, чтобы сделать из тебя миллионера, или хорошего оратора, мани-пулятора, или что еще там обещают книги.

Я проверяла – нет.

Я читала книги а-ля «Будь чемпионом», «Мани-пулируй», «Скорочтение», «Финансовая независи-мость», «Секреты успеха», «Финский за 30 дней». Чемпионом я не стала, манипулятором тоже. Финский что-то не учится. Единственная книга, которую обхожу стороной, – «Как бросить курить». Го-ворят, работает, вдруг и в самом деле брошу.

Моя книга тебя ничему не научит. Но мы подумаем вместе о том, о чем ты думал один, сидя на балконе с чашкой кофе и сигаретой, или за партой в университете, или просто стоя в очереди за колбасой.

ГЛАВА 1. ДЕТСТВО

Моя мама выросла в детдоме. После выпуска забеременела, нашла мою бабушку и переехала к ней. Потом родилась я.

Наш дом был колхозным. Это значит, пока работаешь в колхозе, – дом твой, не ходишь на работу – освободи в течение двух недель. Так и случилось, когда мне было четыре года. Помню, спали на железнодорожном вокзале, положив сумку под голову, иначе затекала шея.

Бдительные кассирши, сообразив, что мы не ждем утреннего поезда, а ночуем, жаловались дяде милиционеру, который прогонял нас. Приходилось бодяться целый день по городу. К полуночи возвращались на вокзал.

Спустя какое-то время бабушка познакомилась с «дедушкой», и он нас приютил. Мы вернулись обратно в деревню. Потом он умер, его дочь нас вы-гнала, и мы стали жить в стогу сена.

Больше всего я боялась крыс, да и сейчас боюсь. Мне кто-то рассказал историю о том, что молодая пара провалилась в стог и крысы сожрали их зажи-во. До сих пор не знаю, может ли такое случиться.

К счастью, крысы нас не съели, а спать в стогу на свежем воздухе было тепло и уютно.

По утрам стряхивали с себя солому и отправлялись в поисках шабашки: то забор покрасить, то грядки прополоть. Больше всего я любила «пасвить» коров: нам давали ссобойку и пять тысяч рублей.

Когда мне было шесть, взрослые задумались о том, чтоб отправить меня в школу. Но нужно было иметь место жительства и прописку. Решили отдать с семи.

С наступлением зимы спать в стогу стало холодно. Устроиться на работу без прописки и со статьей «за пьянство» было тяжело. Но один чувствительный директор, посмотрев на меня, взял мою ба-бушку дневным сторожем, а маму – дояркой.

У нас опять появился дом. Он отапливался ТЭНами, которые сожгли мои резиновые сапоги. Мама и бабушка работали до зарплаты. После зарплаты коровы стояли нечищеные и неподостланные. Чтобы нас не выгнали из дома, я работала за бабушку . Знал бы директор, что его дневной сторож – семи-летний ребенок!

Мы жили втроем. Иногда бабушка кричала на маму – и та ее поколачивала в ответ. Я заступалась. Мы были счастливы, мы были вместе.

Летом нас снова выгнали. Мы вернулись в стог.

Моя обувь износилась.

К счастью, бабушка опять познакомилась мужчиной – Колей, который научил нас воро-вать колхозную картошку, кукурузу, горох, яблоки и продавать их на рынке. Он научил нас собирать металл и бутылки и рассказал, что люди выбрасывают в мусор хорошие вещи. Крайний вариант, говорил Коля, собирать бумагу – это когда совсем голяк.

Коля страдал эпилепсией. От нее и умер, изрядно нас всех напугав.

Моя первая Новая обувь – босоножки. Были куплены за деньги от сдачи металла. Стоили они целых восемь тысяч рублей, а порвались так быстро, как будто мне их с мусорки подогнали.

Из тех дней помню, что бабушка кормила нас кровяной колбасой, а вареная была по праздникам. Не по тем, что в календаре, а по тем, когда позволя-ли себе шикануть.

До сих пор люблю вареную колбасу и ем ее без хлеба, потому что в детстве это запрещалось.

– Без хлеба не наешься, – говорила бабушка, – ешь с хлебом.

Хлеб я сейчас не ем.

Иногда мама давала мне деньги на сохранение, а то пропьет. Самое важное было, чтобы она за рю-мкой о них не вспомнила до закрытия магазинов,

а то потаскает за волосы и заберет. Тогда я от нее убегала, пусть протрезвеет.

Как-то мама поссорилась с бабушкой, забрала меня, и мы ушли ночевать в лес. Денег не было. Дождались, когда стемнеет, и пошли воровать картошку. Откуда-то появилась машина, осветив все поле фарами. Мы спрятались в борозде. От усталости там и уснули.

В тот год ни дома, ни прописки не появилось, и «умные» люди нашептали маме сдать меня на время в приют, пока она не найдет постоянное место жительства и работу. Так и сделали, предварительно обработав меня от вшей.

ГЛАВА 2. В ПРИЮТЕ

– Откройте! – кричала я воспитательницам. —

Я хочу к маме!

Я заливалась слезами.

Мне исполнилось восемь лет, и ко мне на день рождения приехала мама. Я отчетливо помню ее запах: запах болезни, смешанный с надеждой. У нее был «огник». Это такие большие красные пятна, выглядят жутко и пугающе. Она натянула воротник свитера на лицо, пытаясь прикрыть «огник».

Мама хотела забрать меня на выходные домой. Этого дома я еще не видела. Чтобы меня забрать, нужно было разрешение директрисы. А та напрочь отказалась отдавать ребенка непутевой мамаше подшофе.

Для меня это была драма, для меня это была психологическая травма.

– Я хочу к маме! – кричала я, заливаясь слезами. Чтобы я не сбежала, на синюю входную дверь повесили замок, а до окна мне было не долезть, оно было высоко.

Утешали меня всем приютом, от мала до велика. Слова не помогали, но помогла валерьянка.

Я успокоилась и уснула. Теперь, когда в жизни случается стресс, единственное лекарство для меня – это сон. Я могу проспать двадцать три часа подряд. Когда проснешься, проблема уже не кажется такой глобальной и разрушительной.

Ты думаешь, правильно сделали воспитатели, не отдав меня пьяной мамаше?

Я против того, чтобы забирать детей из неблагополучных семей. Да, моя мама пила, и пьет, и, наверное, еще будет пить, но я – ее смысл. Я – причина, по которой она вставала в четыре часа утра и шла на ферму доить коров, тягала там тяжелые бочки с молоком, терпела несправедливость и плохое отношение начальства.

ГЛАВА 3. КУКЛА

К нам в приют приезжали волонтеры. Они выучили нас такой песенке:

Один построил свой дом на песке,

И дождь пошел, и вода полилась,

И дождь пошел, и вода полилась,

И дом упал.

Другой построил свой дом на скале,

И дождь пошел, и вода полилась,

И дождь пошел, и вода полилась,

И дом устоял.

Что они имели в виду под песком, я поняла го-раздо позже.

Волонтеры подарили мне большую куклу. Когда они уехали, игрушку отобрала воспитательница. Я решила вернуть куклу любой ценой. Я громко плакала на виду у воспитателей, еще громче ревела перед директрисой. Мой раздирающий плач на них не подействовал. Тогда я притворилась, что у меня болит живот. Куклу не отдали, но вызвали скорую.

На вопросы «Где болит? Здесь? А вот так болит?» Я отвечала «да», и меня забрали в больничку. Там я по-настоящему заболела. Температура была под сорок, кашляла, как старик, задыхалась по утрам становилась синей, от уколов не могла сидеть на попе.

Вот к чему привела несправедливость взрослых. Дело было в кукле, да и не в кукле.

Я лежала в палате со старушками. Мне хотелось играть, и я шумела. Одна милая бабулька пообещала, что расскажет сказку, если я буду вести себя хорошо. Я успокоилась и приготовилась слушать.

– Жили-были два гуся, вот и сказка вся! Уговор есть уговор, больше я не шумела.

– Ева, мама приехала!

Как мама? Ошиблись, наверное.

– Выйди в коридор.

Я вышла из палаты. Правда – мама приехала! Я была очень-очень счастлива. Она привезла мне молока в бутылке и конфет. Через два дня меня выписали.

Не помню, отдали ли мне мою куклу, когда я вернулась из больницы, но это уже было и не важно: ко мне в больницу приезжала мама, было чем похвастаться перед ребятами и воспитательницами.

ГЛАВА 4. ВЫБОР

Как-то раз к нам приехали итальянцы выбирать детей для усыновления. Всех спрашивали, хотим ли мы жить в солнечной Италии. Все хотели.

Когда ко мне приехала мама, ей сказали, что меня хотят удочерить итальянцы. Готова ли она подписать документы?

Мама очень умная женщина, она спросила меня:

– Доченька, ты хочешь там жить? Там о тебе по-заботятся. А что я тебе дам?

Я выбрала остаться с мамой. По закону ребенок способен осознавать свои действия с четырнадцати лет, это называется дееспособностью. Неправда, дети осознают последствия лет с семи.

Я ни разу не пожалела о своем выборе. Каждый день мы делаем выбор, определяющий нас и нашу жизнь. Если бы я тогда уехала в Италию, то жила бы спокойно, не зная, что такое нужда. Вышла бы замуж за какого-нибудь итальянца, и не было бы меня той, которая сейчас пишет эту книгу. Но была бы совершенно другая Ева, гуляющая по вечерам у моря.

Стремление человека к счастью закреплено как право в американской декларации независимости. Там не написано, что каждый человек имеет право быть счастливым или жить в счастье, правом является именно стремление к счастью.

Если бы мы все жили в счастье, мы бы не знали, что счастливы. Для того, чтобы понять счастье, нужно пройти через несчастье. Одному для счастья нужен хлеб, другому любовь, третьему вертолет. Да только хлеб, любовь и вертолет – не есть счастье. Это потребность. И потребности эти зависят от жизненного опыта.

К сожалению, не помню автора рассказа, но история мне очень запомнилась. Деревенская женщина собирается в город. Соседка у нее спра-шивает:

– Сонька, что купишь в городе?

– Булочку.

– Детям?

– Нет, себе. Они не знают, что такое булочка и не хотят ее. А я хочу.

Может, и приврала я здесь с пересказом, да смысл такой.

Счастье – это состояние души. И быть счастливым или нет – это выбор каждого из нас. Очень люблю фразу: мир таков, каким ты его видишь. Казалось, глупость. Чтобы понять глубокий смысл этой фразы, нужно поразмышлять. Постараюсь объяснить.

Например, я думаю, что я толстая. Когда я вижу ухмыляющуюся девушку, мне кажется, что она смеется с моих толстых ног или живота. Или я ду-маю, что плохо одета и у меня дурной вкус. Мой день испорчен. Я ненавижу эту девушку и весь мир вокруг себя. А на самом деле она улыбалась какому-то теплому воспоминаю.По статистике, девяносто процентов времени человек думает исключительно о себе или о том, что о нем думают другие. Люди заняты мыслями о себе и своей жизни. Да, они могут заметить пролитый кофе на твоей рубашке, но думать о нем больше минуты точно не будут. Поэтому не стоит изнурять себя мыслями о том, что о нас кто-то пло-хо подумает.

Когда нам грубит продавщица в магазине, мы думаем, что мы – причина ее грубости. А она за-нята мыслями о сгоревших с утра сосисках. Будь на твоем месте не ты, а какой-нибудь Василий, она бы ему тоже нагрубила. У нее сегодня день не задался.

А мы принимаем эту грубость лично и прокручива-ем эту ситуацию в голове часами: что следовало бы ей ответить, как поступить – тратим нашу жизненную энергию впустую.

После дня рождения мама забрала меня домой. Навсегда, вместе с документами. С тех пор у нее хранится одна маленькая фотография, где я в бантах – пришла в школу. Ну как в бантах – заколочках, имитирующих банты. Нас всех коротко стригли, чтобы вшей не завелось.