bannerbannerbanner
Одиночка: Одиночка. Горные тропы. Школа пластунов

Ерофей Трофимов
Одиночка: Одиночка. Горные тропы. Школа пластунов

– У отца кунак есть, из ваших, – улыбнулась девочка. – Я у них в гостях часто бываю. Вот у его жены и детей и научилась.

– А кунака как звать? – заинтересовался Елисей.

– Ефим Степанович Нагайкин. Он в станице Ручьевке живет.

– Это хорошо. Ежели что, можно будет ему весточку передать, – задумчиво проворчал парень и, попрощавшись, вышел.

– Бабушка, ты про таких Нагайкиных из Ручьевки слышала? – спросил он, найдя бабку в сарае.

– И Ручьевки, говоришь? – задумчиво переспросила бабка. – Помню таких. Добрые люди. Дед у них подъесаулом из реестра выписался. Ногу в бою потерял.

– А далеко до этой самой Ручьевки? – не унимался парень.

– Верст пятьдесят за Пятигорском будет.

– М-да, не ближний свет, – задумался парень.

– А ты чего это всполошился? – насторожилась бабка.

– Да девчонка сказала, что тот Нагайкин, Ефим Степанович, кунак ее отца. Вот и подумал, может, ему весточку подать, что жива она. А то родичи, небось, уже и похоронили дочку.

– Не спеши, внучок, – подумав, качнула бабка головой. – Ищут они ее. Просто времени еще мало прошло. А вот ежели через седмицу не появится никто из клана ее, тогда и можно будет съездить в ту Ручьевку.

«Хренасе, у них тут разбег по времени, – удивился про себя Елисей. – Так, блин, окочуришься где под кустом, а они только через месяц искать начнут. Хотя время тут другое. Неторопливое. Это даже у всех классиков описано было», – напомнил он сам себе.

– Да ты не забудь еще, что про мор в станице нашей вся округа знает. Потому никто и не едет в нашу сторону. Думают ведь, что вымерла станица. Что дома пустые стоят, – между тем продолжала бабка.

– Как же, не знают, – фыркнул Елисей. – Небось, уже в каждом ауле знают, как мы тут с горцами сцепились. А то, что мора боятся, это да. Возможно.

– Ты лучше скажи, зачем тебе ножей столько? – вдруг сменила бабка тему, кивая на его перевязь, которую Елисей носил на себе постоянно, чтобы привыкнуть.

– Так из ружья или пистолета раз выстрелил, и все. А ежели врагов много? – принялся пояснять парень. – Тут они и пригодятся.

– И что делать станешь? – не поняла бабка.

– Бросать, – коротко пояснил Елисей.

– Что, неужто научился? – удивилась Степанида.

– Сама посмотри, – усмехнулся парень и, отступив к дальней стене сарая, принялся бросать ножи один за другим, выбрав мишенью грязное пятно на дальней стене.

Все десять клинков с глухим стуком вошли в пятно диаметром примерно в две ладони шириной.

– Ой, ловок, – восхищенно оценила бабка. – И когда только выучиться успел? Эх, жаль, отец не дожил, – вдруг всхлипнула она. – Порадовался бы, каким бойцом сын его стал.

– Знает он, бабушка, – вздохнул Елисей, вынимая ножи из стены. – Думаю, они там теперь все знают.

– И то верно, – кивнула бабка, утирая глаза краешком платка. – Пойдем, внучок. Я девочку покормлю, да и тебе поснидать надо. Никак не откормлю тебя. Тощий, кожа да кости.

– Ее Гюльназ зовут. Цветок, значит, – ответил парень, подхватывая подойник с надоенным молоком.

Они вернулись в дом, и Елисей, поставив подойник в указанное бабкой место, снова вышел, чтобы не мешать бабке ухаживать за раненой. Присев на лавку, он откинулся на стену, подставив лицо закатному солнышку и пытаясь понять, что и где упускает в своих действиях. На первый взгляд, все вроде идет нормально. Худо-бедно начал адаптироваться к местным реалиям. Даже косячить стал гораздо меньше. И речь начала меняться. Уже гораздо меньше проскакивает всяких выражений, которых в этом времени еще даже не придумали.

Но почему тогда ему все время кажется, что что-то не так? Или это последствие того, что он находится не в своем времени? Так вроде привык уже. Даже имя собственное упоминать перестал, даже про себя. Что не так? Конское ржание заставило его чуть вздрогнуть и вскочить на ноги. Машинально проверив наличие пистолетов в кобурах, он перемахнул через плетень и быстрым шагом двинулся к околице.

У ворот стоял всадник. Молодой парень из горцев. Окинув его настороженным взглядом, Елисей положил ладони на рукояти пистолетов и, подойдя к воротам, громко спросил:

– Кто ты, путник, и чего ищешь здесь?

– Людей ищу, – мрачно рассматривая парня, гортанно ответил горец. – Четырех всадников. Видел их?

– Ты не сказал, кто ты, – напомнил Елисей.

– Воин. Так ты видел их? – переспросил горец, явно начиная злиться.

– Не помню, – пожал парень плечами.

– Как не помнишь?! – подскочил горец в седле. – Ты что, совсем дурак? Не знаешь, что видел, а что нет?

– Я не сказал, что не знаю. Я сказал, что не помню, – рыкнул в ответ парень и тут же выругался про себя. Опять забыл, что в этом теле он выглядит подростком, и окружающие не воспринимают его всерьез. – Я не запоминаю тех, кто скрывает свое имя, – добавил он, намекая, что собеседник может рассчитывать хоть на какой-то ответ, только представившись.

– Я Салман, – нехотя назвался всадник. – Ищу своих четырех друзей. Они погнались за вором и не вернулись. Так ты видел их?

– В перелеске, за станицей, кони ржали. Но сколько их было, я не видел, – ответил Елисей, махнув рукой в нужную сторону.

В то, что кто-то сможет найти хоть какие-то следы, он сильно сомневался. Прошло много времени, и роса давно стерла любое свидетельство той стычки. В этом он сам убедился буквально вчера. Сам же еще и кровь на тропе песком присыпал.

– Давно было? – подобравшись, быстро уточнил горец.

– Четыре дня назад.

– Там дорога куда ведет? – подумав, задал горец следующий вопрос.

– К крепости, – пожал Елисей плечами.

– Ага! Хас-с, – обрадованно гаркнул всадник, посылая коня с места в галоп.

– Ну-ну. Лети, лети, голубок, – проворчал Елисей, глядя ему вслед, припомнив старый фильм из своей прошлой жизни. Чтобы найти место, где он закопал горцев, нужно было как следует обшарить перелесок у реки, а делать это там нет никаких причин. Ведь стычка произошла совсем в другом месте.

* * *

Первым делом, едва начав ходить, девчонка отправилась на конюшню, проведать своего жеребца. Там ее Елисей и нашел, втащив на себе охапку сена, перевязанную веревкой. Увидев его, Гюльназ тихо ойкнула и попыталась спрятаться за конем. Разбросав сено по стойлам, парень удивленно посмотрел на нее и, чуть пожав плечами, отправился по своим делам. Бабка, наблюдавшая эту картину в открытые ворота, только усмехнулась и, с укоризной глянув на внука, тихо вздохнула.

«И чего я опять не так сделал?» – подумал парень, начиная отбивать косу.

Ожидание появления родственников девчонки затягивалось. Елисей и сам не понимал, почему его так тяготит ее присутствие. Вроде давно уже не мальчик и должен понимать, что нравы в этом времени весьма строгие, тем более речь идет о горянке. А тут словно магнитом тянет заглянуть за занавеску. Перехватывая косу поудобнее, парень едва не порезал руку и, тихо выругавшись, вдруг понял, в чем дело. Тот самый пресловутый гормональный взрыв. Будь он неладен.

«Твою мать! Этому телу только четырнадцать должно исполниться. Это сколько ж мне еще мучиться? – взвыл он про себя. – И бабу не найдешь, чтобы разрядиться. Не те места и не те времена. Это если только потом, может и получится с какой-нибудь вдовушкой замутить. А так, или терпи, или женись, хороняка, – усмехнулся он своим мыслям. – А жених из меня тот еще. Голь перекатная. Так, Матвей. Стоп. Что-то тебя куда-то не туда повело. Забудь о бабах и женитьбах. Твой удел – одиночество. Иначе или психушка, или вообще удавят где-нибудь втихаря. Ладно хоть не средневековье и не просвещенная Европа. Там бы вообще спалили без долгих разговоров».

Задумавшись, парень не заметил, как к нему подошла девочка. Только упавшая на косу тень заставила его выпрямиться и оглянуться.

– Ты можешь Карагеза в поле выгнать? – потупившись, спросила она. – Ему побегать надо. Застоялся.

– Завтра всех пятерых выведу на луг, – пообещал парень. – Сегодня еще дела есть.

– Хорошо. А если он далеко уйдет, просто свистни. Вот так, – девчонка поджала губы и негромко свистнула. В ответ из конюшни раздалось заливистое ржание. – Вот видишь. Это он злится, что не может прибежать, когда я его зову, – тихо рассмеялась Гюльназ и, развернувшись, отправилась в конюшню.

– Ладно. Свистну, – вздохнул ей вслед Елисей. – Может, не на луг, а к речке их свести надо. Заодно и порыбачу. Ладно, там видно будет.

Отбив косу, парень натаскал воды из колодца и, окинув хозяйским взглядом кучу дров, начал раскладывать инструмент для отливки пуль. Процесс был не быстрый, размеренный, чем-то сродни медитации. А самое главное, что парень наловчился делать оперенные пули. Благо тонкой жести в кузнице нашлось с избытком. Самое главное в этом деле было установить их ровно, чтобы в полете оперение не уводило пулю в сторону.

Растопив свинец в топке летней кухни, он принялся отливать боеприпас, мысленно кляня местный уровень развития техники. Будь уже изобретен унитарный патрон, все было бы гораздо легче. Но до этого, как он помнил, было еще лет пятнадцать. Или надо начинать решать эту проблему самостоятельно. Но для этого нужна латунь и толковая мастерская. В принципе, там ничего сложного нет. Конусная гильза с закраиной и скользяще-поворотный затвор.

Следующий шаг – магазинная винтовка. Но это уже означает отобрать лавры у капитана Мосина. Изобретателя знаменитой винтовки. Хотя… Елисей сунул чашку со свинцом в топку и, вытащив метательный нож, принялся его кончиком рисовать на песке нужную форму гильзы. Если не заморачиваться бутылочным горлышком и оболочечной пулей, то можно будет взять за основу свой же карабин, благо у него калибр поменьше, и просто «изобрести» тот же охотничий патрон.

Но в этом случае гильзу придется точить, чтобы по внешним параметрам сохранить конус, а внутри получить ровный цилиндр, под нужный калибр. Конус нужен был, чтобы избежать прикипания гильзы к стволу. Да и выбивать ее в этом случае будет гораздо проще.

 

«А ведь это идея, – усмехнулся про себя Елисей. – Нужен только токарный станок и куча латунных прутов. Капсюли можно взять те, которыми сейчас все пользуются. Можно даже сделать еще интереснее. Донце гильзы сделать стальным, а стенки посадить на резьбе. Латунные. Донце будет удерживаться затвором. Зато не прогорит быстро от капсюлей. Блин, станок нужен и материалы».

– Ты чего это тут рисовать взялся? – спросила, подходя к нему, бабка.

– Да вот думаю, как бы сделать так, чтобы и капсюль, и порох, и пулю в один стаканчик собрать. А потом этот стаканчик просто в ствол, раз. И стреляй, – принялся объяснять парень, размахивая руками.

– Так патрон бумажный давно придумали, – пожала бабка плечами. – Там и порох, и пуля, и пыж сразу. Шомполом в ствол протолкнул и стреляй.

– Нет, бабушка. Не так. Не с дула, как сейчас. А с казенной части. Ну, чтоб без шомпола. Так быстрее будет.

– Ишь ты! – удивилась Степанида. – А стаканчик из чего делать?

– Латунный, – тут же отозвался Елисей. – Он тогда к стволу прикипать не будет.

– И что тебе нужно, чтоб такой стаканчик сделать? – заинтересовалась бабка.

– Станок нужен, – вздохнул Елисей. – И латунь в прутках.

– Это где ж такие станки бывают? – рассмеялась Степанида.

– На мануфактурах всяких, железоделательных, – снова вздохнул парень. – А таких тут у нас и не сыскать.

– Это тебе с таким в Пятигорск надо. Или Ессентуки, – подумав, подсказала бабка.

– Да ладно, бабуль. Это я так, придумываю всякое, чтобы хоть чем голову занять, – притворно отмахнулся парень, попутно обдумывая, где бы взять еще один нарезной ствол.

– А ты подумай. Идея-то интересная, – вдруг оценила бабка.

Штуцера в этом времени еще штучный товар. Возможно, в армии их уже используют широко, но здесь это были все еще весьма редкие стволы. То, что в одной станице нашлось аж три таких винтовки, означало, что народ тут воюет регулярно и на оружие денег не жалеет. Достаточно вспомнить, что даже треснувший ствол хозяин выкидывать не стал.

За околицей раздался выстрел, и Елисей, который в этот момент доставал чашку из топки, едва не вылил расплавленный свинец себе на ноги.

Быстро поставив чашку на печь, парень коснулся ладонями пистолетов и, подхватив карабин, поспешил к воротам. Увидев трех всадников на самом краю станицы, парень взвел курок и, осторожно выглянув через плетень, рассмотрел еще десяток всадников шагах в пятидесяти от первых трех дальше по дороге. Держа карабин стволом вниз, Елисей вышел к воротам и вопросительно уставился на неизвестных.

– Здравствуй, казак, – чуть улыбнувшись уголками губ, произнес старший горец. – Меня зовут Арслан. А это мои сыновья, Аслан и Нурлан. Мы ищем одного человека. За ним гнались, и он поскакал в эту сторону.

– Твоя дочь жива, почтенный. Подожди здесь. Я ее позову, – кивнул Елисей и, развернувшись, быстро зашагал обратно на свой двор.

Войдя в дом, он окликнул девочку и, не дождавшись ответа, отправился на конюшню.

Гюльназ, которая слышала выстрел, стояла, прижавшись к шее коня, настороженно глядя на парня.

– Пойдем со мной, – позвал Елисей. – Сейчас глянешь через плетень и скажешь, кто это. Там люди назвались именами твоих родственников.

Подведя ее к плетню, парень сначала сам оглядел гостей, после чего, подтащив к забору полено и поставив его на попа, скомандовал:

– Вставай на него и как следует рассмотри тех людей. Только сильно не высовывайся.

Последнее можно было и не говорить. Девчонка ростом была ему по плечо и, даже встав на полено, вынуждена была подняться на цыпочки, чтобы выглянуть наружу.

– Ой, это отец и братья, – взвизгнула она и тут же, скривившись, схватилась за бок.

– Осторожно, а то рана разойдется, – проворчал Елисей, подавая ей руку и помогая спуститься. – Пойдем, поговоришь с ними.

– Гюльназ, что с тобой?! – вскричал горец, едва рассмотрев скособочившуюся фигурку дочери.

– Ее ранили, когда гнали, – коротко поведал Елисей, отступая в сторону. – Но рана не опасная. Просто крови много потеряла.

– Откуда ты знаешь? – мрачно поинтересовался один из братьев.

– Это я отбил ее у тех, кто ее ловил, а потом привез сюда, – пожал парень плечами. – А лечила ее моя бабушка.

– У вас же здесь мор был, – вспомнил отец, прижимая к себе девчонку.

– Был, – мрачно кивнул парень. – Да вроде закончился уже. Мы с бабушкой еще живы. Хотя сам я долго болел.

– Поехали домой, дочка, – улыбнулся горец, погладив девочку по щеке.

– Подожди, мне же вещи забрать надо и Карагеза, – тут же вскинулась она.

– Он жив? – удивился Арслан. – Я думал, ты его загнала, пока убегала.

– Живой и здоровый, – усмехнулся Елисей. – Сильный жеребец.

– Понравился? – понимающе усмехнулся горец.

– Понравился, – не стал спорить парень. – Но это ее конь. Он ее любит. Заходите, почтенный. Я вас с бабушкой познакомлю, – добавил он, открывая ворота.

Горец слегка замялся, но потом, отдав поводья своего коня одному из сыновей, что-то негромко приказал. Потом, одернув черкеску, решительно шагнул на территорию станицы.

«А ведь он мора боится, – сообразил Елисей. – Но молодец мужик. Марку держит. Ради дочери даже в вымершую станицу вошел».

Они прошли во двор бабкиного двора, и Елисей едва не споткнулся на ровном месте. Пока они там проводили опознание и болтали, Степанида успела вскипятить воду на чай и накрыть стол. Чашки, мед, варенье, не хватало только свежей сдобы, но с этим делом было сложно. Чего-то там бабке для ее выпечки не хватало.

– Милости прошу, – с вежливым поклоном поприветствовала гостя бабка. – Отведайте чаю, гость дорогой.

– Благодарю тебя, почтенная, – склонил голову в ответ горец. – Твой внук сказал, что это ты лечила мою девочку.

К удивлению Елисея, говорил горец по-русски чисто, только с легким акцентом. А самое главное, речь его звучала очень правильно, словно этот странный мужик получил высшее образование где-то в столице.

– Помогла, как могла, – пожала Степанида плечами. – Бог миловал, рана была легкая. Да и красоте ее большого урона не будет, – чуть улыбнулась она девочке.

– Я слышал, что мор много людей у вас забрал, – нейтрально произнес Арслан. – Как же вы выжили?

– Милостью божьей жива осталась. Да еще и внука выходила, – вздохнула женщина, наливая гостю чай. – Нет больше станицы, почтенный. На погосте все. Мы последние.

– А как дальше жить станете? – удивился горец.

– Как бог даст. Да и кто нас теперь к себе пустит? Я-то уж ладно. Недолго старой осталось. А вот как внуку дальше быть, ума не приложу.

– Да выживу я, бабуль, – скривился Елисей.

Становиться чьим-то должником или идти в приживалы он не собирался. Тем более куда-то в горный аул. Арслан только одобрительно покосился на парня и, вздохнув, задумчиво спросил:

– Чем я могу отплатить вам?

– Нам ничего не нужно, – пожал Елисей плечами. – Я спасал ее просто так. Потому что четверо парней против одного мальчишки это не честно.

– Почему мальчишки? – вдруг возмутилась Гюльназ.

– А ты, когда мимо меня пролетела, рассмотреть, кто в седле сидит, у меня времени не было. Удирала так, думал, у коня подковы оторвутся, – не удержавшись, поддел ее парень.

Арслан усмехнулся в бороду и, опустив тяжелую ладонь дочери на плечо, погасил в зародыше назревавший конфликт.

– Ты молодец, джигит. Не побоялся один с четырьмя сцепиться. Всех убил?

– Всех, – спокойно кивнул Елисей, глядя ему в глаза. – Мне тут мстители не нужны.

– Правильно, – одобрил горец. – Что ж, казак. Я не знаю сейчас, чем могу отплатить тебе за добро. Но помни, что в моем ауле ты всегда найдешь кров и хлеб. А если тебе нужна будет помощь, только позови. Все мои воины будут на твоей стороне.

– Благодарствую, почтенный, – склонил Елисей голову. – Я запомню.

* * *

А спустя два дня после того, как они спровадили гостей, обитателей станицы постигла новая беда. Степанида, отправившись к соседке, нашла ее в огороде. Бездыханную. На жалобный плач бабки Елисей летел, сметая с пути плетни и кусты. Увидев лежащую на земле Парашу, парень растерянно вздохнул и, обняв бабушку за плечи, гулко сглотнул вставший в горле ком. Слова тут были бессмысленны. Из всех обитателей некогда большой станицы их осталось только двое.

Связав из жердей носилки, он помог бабке перенести покойницу в дом и принялся носить воду для обмывания. Потом, прихватив лопату, отправился на церковный погост. Нужно было подправить уже изрядно оплывшие могилы, которые готовили еще, будучи живыми, станичники. Закончив с могилой, парень с погоста двинулся на подворье к станичному плотнику. Нужно было сколотить гроб. Как это сделать, Елисей представлял отдаленно, но особых сложностей не предвидел. Главное, чтобы доски сухой было в достатке.

Впрочем, плотник был человеком запасливым. Доски в сарае у него было много и разной. Быстро разметив и опилив нужное количество досок, он принялся обрабатывать их рубанком. За этим занятием и застала его бабка. Войдя в сарай, Степанида присела у ворот и, тяжело вздохнув, вдруг тихо посоветовала:

– Ты, внучок, сразу две домовины ладь. Чтоб потом не возиться. Мне уж тоже недолго осталось.

– Ты чего это, бабуль? – растерялся Елисей. – Чего это ты себя до срока хоронишь?

– Так давно пора уж, – снова вздохнула бабка. – Старая я, внучок. Дал господь тебя выходить, пора и честь знать.

– Не гневи бога, бабуль, – рассердившись, рыкнул парень. – Сама знаешь, сколь на роду написано, столь и проживешь. И не кличь беду до срока.

– Да не кличу я, Елисеюшка, – отмахнулась бабка. – Совет тебе добрый даю. Как помру, не жди. Клади в домовину да хорони сразу. Жарко. Как бы беды не случилось. Только крест поставь. А дальше уж как сам решишь. Хочешь, останься, а захочешь, ступай счастья искать. Вольному – воля.

– А кому я там нужен? – иронично усмехнулся парень. – Сама знаешь, из-за мора этого проклятого добрые люди от меня словно от прокаженного шарахаться станут, – буркнул он, возвращаясь к работе.

Степанида не нашлась, что ответить. Закончил Елисей работу уже в сумерках. Утром, переложив тело в гроб, он повез его на тачке на погост. Опустить его в могилу оказалось проблемой. Бабка ввиду возраста была ему не помощник, так что пришлось на ходу изобретать велосипед. Доски, веревки, тихий мат про себя, и наконец, гроб с телом улегся на дно могилы. Степанида прочла молитву и, бросив на гроб три горсти земли, тихо кивнула, крестясь:

– Засыпай, внучок.

Быстро засыпав могилу, Елисей сформировал надгробие и, утрамбовав землю у креста, который успел выстругать за прошлый вечер, отступил, отложив лопату. Бабка, крестясь и шепча молитвы, уложила на могилу цветы и, поклонившись, тихо проговорила:

– Ты уж прости, подруженька, что вот так все, второпях. Но сама знаешь, как тут у нас теперь. Хоть не под кустом в чистом поле, и то слава богу. Спи спокойно, Парашенька.

Еще раз поклонившись, она отступила от могилы и развернулась к выходу с кладбища, но вдруг охнула и, схватившись за грудь, покачнулась:

– Что с тобой, бабушка? – срывающимся голосом спросил Елисей, подскакивая к женщине.

– Ох, что-то сердце захолонуло, – пожаловалась Степанида. – Погоди, внучок. Дай отдышаться.

– Дома сейчас отдышишься, – проворчал Елисей и, подхватив бабку на руки, понес домой.

Спина трещала от неожиданной нагрузки, в глазах то и дело темнело, но он упрямо нес ее, сцепив зубы и проклиная собственную слабость. Хотя приступы головокружения и слабости уже не проявлялись, привести это тело в должную форму все еще не получалось. В общем, в дом он занес женщину, что называется, на морально-волевых. Усадив бабку на лавку, Елисей выскочил во двор и, быстро достав из колодца ведро свежей воды, быстро перелил ее в прихваченный с собой чугунок.

Ничего другого под руку не попалось. Принеся чугунок в дом, он принялся отпаивать Степаниду водой, тихо молясь только об одном. Чтобы ей полегчало. Напившись, бабка благодарно кивнула ему, возвращая кружку, и, бледно улыбнувшись, проворчала:

– Ох, и жилистый ты у меня, внучок. Думала, жилу сорвешь, пока дотащишь, а у самой сил нет остановить тебя.

– Своя ноша не тянет, – тут же нашелся Елисей. – Как ты, бабуль?

– Ничего, внучок. Лучше уж. Полегчало. И то сказать, почитай всю ночь подруженьку отчитывала, а после все на жаре стояла. Вот и сомлела. Сам-то как?

– Да мне-то чего? – удивился Елисей, успев немного отдышаться. – Только есть хочется после всех этих дел, – смущенно признался он, когда его желудок неожиданно выдал голодную руладу.

– Ох, прости, родной. Вот сейчас отдышусь и накормлю тебя, – попыталась подняться Степанида, но Елисей усадил ее обратно, решительно заявив:

 

– Ты, бабушка, посиди да передохни. Я сам все сделаю. Ты только скажи, где чего взять надо.

Вздохнув, бабка принялась командовать. Елисей быстро накрыл на стол и, пересадив бабку, уселся сам. Чуть подумав, Степанида махнула рукой и, указывая на крышку подвала, попросила:

– Спустись туда, внучок. По левую руку, на второй полке бутыль с наливочкой будет. Достань. Помянем рабу божию Параскеву.

Елисей быстро выполнил указание и, достав из буфета рюмки, снова вернулся к столу. Ели они молча, думая каждый о своем. Собрав посуду, Елисей занялся мытьем, а Степанида, повздыхав, отправилась в свой закуток. Вернувшись, парень осторожно заглянул за занавеску и, убедившись, что бабка спит, вышел во двор. Теперь, когда их осталось только двое, нужно было решить, что делать дальше. Первым делом нужно было еще раз пройтись по станице и собрать то, что пропустил в прошлый раз.

Дальше узнать, что осталось на подворье умершей Параши, и разобраться с оставшейся там живностью. Благо буйвола, корову и даже козу она не держала. А вот птица там должна быть. Сидя на лавке, Елисей вытянул гудящие от усталости ноги и, прикрыв глаза, пытался представить, как будет выживать, оставшись один. То, что это скоро случится, он не сомневался. Как ни цинично это звучит, но Степанида и вправду уже стара. К тому же на ее плечи свалилось сразу столько всего, что может легко сломаться и более молодой человек.

Хотя, надо признать, что характер у бабки стальной. Похоронить всю семью. Выходить едва живого внука. Потом пережить гибель последних соседей, с которыми прожила бок о бок всю жизнь. К тому же все это сопровождается ежедневным тяжелым физическим трудом. Да в таких условиях любой сломаться может. А бабка ничего, скрипит потихоньку.

«Козу надо научиться доить», – подумал Елисей и неожиданно для себя понял, что умеет это делать. У бабки же и учился когда-то.

Коза Машка у бабки была удивительно смирная и покладистая. Вот на ней-то он и учился правильно доить всякую молочную живность.

– А ведь у матери буйволица была, – вдруг тихо проворчал Елисей, вспомнив громадную черную животину, мерно пережевывавшую свою жвачку. – Блин, чего это вдруг воспоминания соседа моего полезли? – растерянно спросил он, бросая быстрый взгляд в сторону дома. – Или его уже нет? Мать твою, с такими заходами точно начнешь в собственном душевном здоровье сомневаться. Так, все в сторону. К делу, приятель, – подтолкнул себя парень. – Сколько я тут смогу один протянуть? Месяца три-четыре. Потом начну с ума сходить от одиночества. Хотя мне одному сидеть не привыкать, – добавил он, припомнив свою прошлую жизнь. – Значит, полгода точно протяну. Главное, чтобы горцы не наведались. В одиночку тут много не навоюешь. Тем более с таким оружием. Значит, нужно быть в любой момент готовым свалить отсюда куда подальше. Вот только куда? В город? Там мне серьезные деньги понадобятся, а не та сотня в серебре. Жить в фургоне в городе мне никто не позволит. Значит, надо будет угол снимать.

Ехать в крепость? Но это военный объект, и пускать туда гражданского не обязаны. Хотя, если назовусь оружейным механиком, может и прокатить. Уметь пользоваться оружием и уметь его ремонтировать – две большие разницы. Тем более что кое-какие запчасти у меня есть. Но перед этим придется прожить здесь еще какое-то время. Нужно показать всем, что мор кончился и я не заразен. А сделать это можно только таким способом. Ладно. Что еще? Со стрельбой у меня вроде все в порядке. Могу сказаться охотником. Благо дичи в этих лесах… много, в общем. А про гроб бабка права была. Нужно и гроб и крест заранее сладить, – неожиданно мелькнула мысль.

– Тьфу ты… – тихо выругался парень. – Вот лезет же в голову не вовремя.

Поднявшись, он прошелся по двору и, заглянув во все углы, вернулся на лавку.

– Так. Стреляю я неплохо. Ножами орудую еще лучше. Навыки разведки никуда не делись. С учетом местных реалий мои навыки тут будут откровением. Так что нужно держать все при себе, чтобы вопросов лишних не возникало. В общем, охотник, следопыт, разведчик. Вполне подходяще, чтобы держаться особняком. К тому же, если вспомнить, что я теперь сирота, особо много желающих водиться со мной и так не будет. Хотя чем черт не шутит.

Появившаяся в дверях бабка отвлекла его от размышлений.

– Как ты, бабушка? – улыбнулся Елисей, направляясь к ней.

– Слава богу, внучок. – улыбнулась она в ответ. – Сама не ждала, что усну вдруг. А ты чего тут?

– Да вот тоже сижу, отдыхаю, – развел парень руками.

– Так поспал бы тоже. Сам едва жив после болячки.

– Да я ночью выспался, – отмахнулся парень. – Ты лучше скажи, чем тебе помочь? Что сделать надо?

– Так нечего помогать-то, внучок, – растерялась бабка. – В огороде дел теперь не много. С козой да курами управиться не велика забота. Ты вон коней обиходил, сена накосил, конюшни прибираешь, а более и дел тяжелых нет. Ты лучше подумай, что тебе в дороге нужно, чтобы собрать сразу. Взял бы да загрузил в повозку свою.

– Успеется, – отмахнулся Елисей. – Некуда мне спешить, бабушка. Если меня люди и примут, то не раньше чем через год. Раньше мора побоятся. Меня другое волнует. Прознают горцы, что станица пустая, обязательно опять проверять придут. Надо что-то такое придумать, чтобы отвадить их отсюда.

– А что тут придумаешь? – пожала Степанида плечами.

– Мы по домам порох весь собрали? – задумчиво поинтересовался парень.

– Смотреть надо, – вздохнула бабка. – Я-то все больше иконы да книги собирала. Да и Параша тоже. Говорила же, сходи, сам посмотри. И в подвалы загляни. Многие порох там держали. В кувшинах, чтоб не отсырел.

– Блин. А вот этого я и не знал, – проворчал про себя Елисей. – Ладно. Завтра по домам пойду. А ты к Параше на подворье сходи, глянь, что там.

– Курей десяток да кошка, – усмехнулась бабка. – Сейчас схожу, покормлю. А завтра надо будет их сюда перенести. Да хлебушек из ларей прибрать. Чтоб не пропал.

– Сделаю, – кивнул Елисей, мысленно составляя план действий на завтрашний день. – Заодно надо будет посмотреть соседский двор на предмет сделать из него загон для коней. Не дело, что они все время в конюшне. Пусть лучше по двору бродят. Застаиваться не будут. Только выход в огород закрыть. Овощи нам и самим пригодятся. Блин, как-то сумбурно все получается у меня. Хотя какой тут может быть порядок при таких раскладах?

Эта мысль заставила парня горько усмехнуться. Принять то, что он оказался в чужом времени, да еще и в чужом теле, оказалось совсем непросто. Во всяком случае, он сам так и не смог сделать это до конца. Все его существо прагматика и реалиста восставало против этого. Но как ни крути, как ни убеждай себя, что все это сон и кошмар, но проснуться-то не получается. Он действительно живет в этой реальности, а значит, нужно принять ее такой, какая она есть.

Пока он предавался рефлексии и пытался убедить себя в реальности происходящего, бабка успела подоить козу и собрать в курятнике свежие яйца. Сообразив, что так и стоит посреди двора с опущенной головой, погруженный в собственные думы, Елисей заставил себя встряхнуться и двинулся на конюшню. Думы думами, а лошади ухода требуют.

* * *

Накрыв спусковой механизм промасленным куском рогожи, Елисей осторожно отступил назад и перевел дух. Два десятка кувшинов превратились в некое подобие противопехотных мин. Слабенькие, начиненные дымным порохом, с галькой вместо поражающих элементов, но тем не менее опасные. А самое главное, шумные. Именно шумовой эффект и привлекал больше всего парня в этой затее. А уж если еще и зацепит кого постороннего, так это вообще песня.

Понимая, что помощи ждать неоткуда, Елисей методично превращал подходы к станице в своего рода укрепрайон. Самодельные мины, волчьи ямы, ловушки с вращающимися зубчатыми поленьями, навроде тех, что использовали во Вьетнаме. В общем, парень пустил в ход всю свою фантазию и знания из своей прошлой жизни. Войти в станицу можно было теперь только с одной стороны. Во всех остальных случаях, едва переступив границу поселения, любой незваный гость рисковал крепко пострадать.

Проходы в своих ловушках знал только сам Елисей. Парень честно предупредил бабушку, чтобы не рисковала и в случае необходимости, звала его. Удивленно покачав головой, Степанида только руками развела, вполне резонно уточнив:

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50 
Рейтинг@Mail.ru