Эллен Фоллен
Изуродованная химера

Смотри мне в глаза моя Немезида –

Сожги мою душу дотла.

Пролог

Парни накурились до такой степени, что уже никто не мог вести машину, кроме меня. Я – извращённый мозг нашей разнузданной группировки. Задать направление на очередной разбой, гнусные поступки или устроить мордобой – все было моих рук дело. В свои годы я старательно прятался за маской подонка, коим и являлся. Никогда моя планка не падала низко, все, что я хочу, даётся мне с лёгкостью. Не нарушая привычного хода жизни, днём я учился в университете на последнем курсе, а ночью становился отморозком, который воротил все, что хотел. Сегодня в мои планы не входило обдолбаться, я намеревался надрать задницу одному уроду, который задолжал мне деньги. Компания парней была для поддержания общего настроя, чтобы вывести меня из себя своей тупой болтовнёй. Роль шофёра досталась мне чисто из соображений безопасности: если эти дебилы не ценят свою жизнь, то я все ещё хочу передвигаться по этой планете некоторое время. Пока они перекидывают перочинный ножик один другому, я крепче сжимаю руль.

– Снэйк, как насчёт того, чтобы, наконец, подцепить девку и хорошенько её подолбить? – Я внимательно слежу за дорогой, только изредка моё внимание привлекают огни рядом движущихся навстречу машин.

Пусть эти шакалы бесят меня, чем сильнее, тем лучше; противостоять стокилограммовому противнику – надо быть действительно отмороженным, больным на всю голову.

– Он хранит свою девственность. – Смеется Уоллер, боковым взглядом я вижу металлический блеск ножа. – Я мог бы предположить, что у него просто не стоит на девок. Поэтому не наклоняйся, когда находишься с ним рядом.

Локтем со всей дури бью рядом сидящему собеседнику, отчего его скула мгновенно начинает опухать, машина виляет от моего действия в сторону, а парни замолкают на несколько секунд.

– Ты чёртов урод! – орёт Уоллер, поднимает выпавший из рук нож, я же в это время бросаю на него злой взгляд. – Я же не назвал тебя… – Он дёргается в сторону, когда свободной ладонью я со всей дури хватаю его за затылок и бью об пластиковую панель. – Да молчу я. – Сжимает переносицу.

Меня раздражает, что они слишком много знают обо мне. Я мог бы держать это в секрете, но какая-то шлюха проболталась, что я не поимел её. Потом эти твари объединились и пришли к выводу, что ни с одной из них я не был. Слух дошёл до моей компании, теперь шутка блуждает среди них, пусть и втихую, делая из меня невесть кого. Им непонятно моё поведение. Меня просто не возбуждает обычный отсос или голое тело девок, но и я не примкнул к меньшинству. Насмешка уже перешла все грани, с трудом сдерживаю себя, чтобы не прихлопнуть ублюдка, сидящего рядом со мной, и двоих сзади.

– Я не знаю, чувак, почему ты не трахнешь одну из университетских шлюх. Это странно, пока они занимаются с нами, ты закрываешься в своей комнате. – На моих скулах ходят желваки от того, как сильно я стиснул челюсть.

– Закройте свои рты, твари, – рычу я, взбешённый их выбранной темой. – Я последний раз сказал. – Чирк зажигалки, и машина наполняется едким дымом травы.

Они передают друг другу дурь, пыхтят так, что режет глаза. В лёгком угаре, я сбрасываю скорость, когда мы проезжаем парковую зону.

– О, да ты посмотри какая, – орёт Уоллер, парни оглушительно свистят, натягивают свои маски на лицо. – Снэйк, давай остановимся, смотри, красотка какая.

Прищурив глаза, я всматриваюсь в едва различимую фигуру идущей впереди девушки. Короткий светлый сарафан с пышной юбкой и длиннющие ноги. Идёт на вечеринку, наверно… Мой разум немного затуманен в накуренном салоне. Улыбаюсь, когда Щип открывает двери и хлопает девчонке по заднице.

– Сволочи! – восклицает она и ускоряет шаг, мне смешно от того, как она показывает ребятам средний палец. Судя по юбке, обычная шлюшка, которая решила, на ночь глядя, прогулять свою задницу. Приключений не хватает, выворачиваю руль и перекрываю дорогу любительнице острых ощущения. Парни выскакивают из машин и обступают её с двух сторон, Уоллер вытирает свой разбитый нос, и они с Флеймом смотрят на меня, спрашивая разрешения.

– Повеселимся? – Он приоткрывает дверь, когда я делаю резкое движение подбородком. – Мы быстро.

Вытаскиваю сигарету из пачки и затягиваюсь, привкус смолы и гари, сплёвываю в окно, и мой взгляд задерживается на трёх парнях, которые удерживают девчонку за руки. Флейм лапает её за задницу, кружевные белые трусики, как бы говорящие о её невинности, заставляют меня улыбнуться. Они пытаются оттащить её с обочины в кусты, пока я наслаждаюсь последними затяжками. Закрываю окно и смотрю вперёд, чтобы свистнуть им, если вдруг будет кто-либо идти. Стоять на стрёме не мой конёк, да и в целом мне плевать, чем они там заняты. Задние двери распахиваются, и в салон вперёд головой влетает девчонка, затем её сумочка.

– Лорена Имоджен Фолс. – Флейм в перчатках рассматривает её документы, проводит лезвием ножа по пропечатанным буквам, затем выкидывает сумочку в траву. – И так найдут.

Тёмная копна волос, отвёрнутое от меня лицо. Парни дёргают бесчувственное тело и зажимают между собой. Флейм запрыгивает в машину и громко дышит.

– Гони, давай. – Автоматически вжимаю педаль в пол, бросаю взгляд на зеркало заднего вида, тянусь рукой, включаю в салоне верхний свет.

Волосы практически полностью закрывают её лицо, кровь из носа девушки струйкой стекает на бордово-красные разбитые губы, затем по подбородку и завершает свой путь на белоснежной шее с неглубоким порезом от ножа. Сжимаю зубы до скрипа, давлю педаль в пол, чтобы скрыться вместо, где смогу дать этим тупым ублюдкам по морде. Одному за другим я сверну шеи. Снова смотрю на девчонку; парни рвут тряпье на её груди, и я чувствую, как мой член твердеет от её растерзанного вида. Со всей силы бью по рулю, что за черт?! Тяжесть в штанах от того, как они трогают её оголённую грудь, разбитое лицо и бессознательное тело. Я долбаный извращенец. Задерживаю дыхание, чтобы выбить из себя эту дурь, даже не замечаю гула в салоне, эти крысы беснуются в ожидании, когда мы доедем до места назначения. Я снова смотрю на девушку, когда она издаёт бешеный писк. Её глаза широко распахнуты, во рту масляная тряпка, которой я ещё недавно вытирал свои руки. Щип и Уоллер бьют её по щекам, которые раскраснелись от их ладоней. Глаза, наполненные страхом, смотрят мне в душу, и я впервые в жизни испытываю жуткое возбуждение, такое, от которого подкашиваются ноги и дрожат колени. Сжимаю руль до скрипа, резко выруливаю в лесопосадку и торможу. Если сейчас я не возьму все на себя, они зарежут девчонку. Моя грудная клетка тяжело поднимается и опускается, пока я слышу душераздирающий крик сзади. Голоса парней, полностью отключённое сознание, фоновый шум и моё звериное рычание. Выскакиваю из машины, вытаскиваю Щипа и швыряю на землю.

– Пошли все вон! – ору я не своим голосом, поправляю маску на своей голове, пока парни выскакивают на улицу. Девушка заливается слезами, то ли от горя, то ли радости. Её благодарный взгляд и мычание для меня, как очередной пинок к действию, связанные сзади руки как нельзя кстати. – А тебя я не отпускал, персик. – Её тело пахнет этим фруктом так сладко, что я уже не контролирую себя.

Шок от того, что я разворачиваю её к себе спиной, перекидываю между сидениями, снимаю с себя джинсы, надеваю защиту и засаживаю в неё. Моё рычание зверя, её вопли и долбаный свист. Все сливается в какой-то фейерверк. Обхватываю её тоненькую шейку, и за пару толчков я кончаю глубоко в ней. Обмякшее тело девушки приводит меня в замешательство, трогаю пульс на её руке и, только удостоверившись, что она живая, сажусь нормально на сидение. Подтянув джинсы, я выбрасываю резинку в салоне.

– Это надо отметить, ты повеселился, теперь мы, – скрипит Флейм, когда видит тоненькую струйку девственной крови, сползающую по ноге девушки.

Тело наливается свинцом от его слов, обхватываю его шею и притягиваю к себе нос к носу. Маска искажает мой голос, но уверен они поняли общий настрой, отшвыриваю его от себя.

– Я придушу вас, только стоит вам тронуть её. – Оглядываюсь по сторонам, кажется, мы заехали в парковую зону, отталкиваю его от себя. – Дальше сами доберётесь. – Укладываю девчонку на сидение, тянусь к какой-то тряпке, чтобы прикрыть её голую грудь, развязываю руки и выхожу из машины.

Прохожу к водительскому сидению и завожу мотор, выезжаю из парка и двигаюсь в том направлении, куда она шла. Как, они сказали, её зовут?

Лорена?

Резко останавливаю машину около скамеек под фонарём, вытаскиваю её с заднего сидения и укладываю на одну из них. Развернувшись, я задерживаю взгляд на красивых черных бровях и шелковистых волосах, свисающих до пола.

– Мне не жаль, Лорена, – говорю я, укрываю её тряпкой, которая служит мне подстилкой для машинных деталей. – Мне никогда не будет жаль.

Все ещё не двигаюсь с места, наблюдаю за тем, как её грудь медленно поднимается и опадает от размеренного дыхания. Переключаю передачу в машине и резко давлю на тормоз. Ставлю машину на ручник и бреду к телефонной будке, которая стоит в тени деревьев. Набираю телефон «девять-один-один», называю место, где обнаружил девушку. Сажусь в машину и срываюсь с места. Только проехав несколько миль, я снимаю маску и отшвыриваю её туда, где лежит использованный презерватив. Думаю о своих последних словах, которые я произнёс над девушкой.

– Мне действительно не жаль!

Откусываю кусок фрукта и вижу на обратной стороне рваный разрез, словно персик разрезали или надорвали.

Глава 1

Профессор протягивает руку, и я тут же подаю ему материал, о котором он рассказывает аудитории. Моя работа: быть на подхвате, делать мелочи для него, которые станут необходимыми в процессе. Оглядываюсь на шум вошедшей комиссии, три человека из проверки – это слишком много для такой простой лекции. Но потное тело моего профессора напрягается при виде них. Он проводит рукой по лысеющей голове, втягивает дряблое пузо и беспристрастно смотрит на меня. Указательным пальцем тычет в ручку, меня эта позиция рабыни немного раздражает. Но для того, чтобы стать ассистентом на факультете истории, надо дорасти. Пройти все препоны, написать несколько чертовски стоящих диссертаций, и, может, однажды я буду тыкать ручкой в него.

Мужчины из комиссии проходят к свободным местам в первых рядах, пока толстый человек брызжет слюной. По каким критериям он выбирал меня, не понятно, но то, насколько он мне неприятен, не могу передать словами. Упираюсь взглядом в свои записи, чтобы иметь представление, о чем он говорит, краем уха вырываю фразы из контекста. Все это для того, чтобы вовремя включить воспроизведение на экране или подать указку. Студенты университета на его лекциях обычно абсолютно не собраны, наверно, изложение материала неинтересное. Хотя я бы с удовольствием послушала этот же материал из других уст.

Поднимаюсь на маленькую сцену, подключаю прожектор, который воспроизводит на белом экране материал по раскопкам, немного отодвигаюсь в сторону. Указываю на тот или иной элемент, пока профессор рассказывает некоторые моменты. Я практически не смотрю на людей, окружающих нас, во-первых, это запрещено политикой университета, а во-вторых, если я отвлекусь, этот жирный идиот начнёт орать во всю глотку при всех. Терпеть унижения сегодня не входит в мои планы.

Одно дело, когда он орёт при студентах, чем вызывает глупый хохот от них. Другое – комиссия, которая следит за каждым моим движением, может усугубить моё и без того удручающее положение. Я и так живу на птичьих правах в этом городе, а вернуться вместо моего рождения навевает не самые приятные воспоминания о прошлом. Я перетягиваю на себя тяжёлый экспонат, находящийся на столике с колёсиками. Очень тяжело все это двигать по линолеуму, который наспех положили, даже не закрепив. Глыба камня заставляет съёжиться материал на полу и не позволяет двигаться дальше. Обхватываю руками экспонат, хочу приподнять и помочь исправить ситуацию.

– Ты, как всегда, некудыха, – шипит профессор. – Тебе бы мосты подпирать, которые бесконечно разрушаются. Тогда мир знал бы виновного. – Он отталкивает меня рукой, но со стороны кажется, что я сама резко отшатнулась.

Он несколько раз дёргает маленькую каталку и у него ничего не выходит. Бордовое лицо от гнева упирается в меня ненавидящим взглядом. Я опускаю глаза и складываю руки в замок, безвольно опускаю их вниз. Теперь я точно все испортила, едва прикоснувшись. Отхожу в сторону и не держу больше поручень, пусть сам поправляет эту ерундовину. Мне её точно не сдвинуть с места. Со стороны все выглядит немного курьёзно: взрослый мужик пытается подпереть брюхом громадину. Рыхлые руки не могут ни на дюйм оторвать его от плоскости, но мужчина потеет ещё больше, стараясь исправить погрешность. Изначально я говорила, что тележка не утянет этот груз, но ему было откровенно наплевать. Я знаю, на что он злится, но эта наглая свинья не достойна ни одного моего слова. Я столько раз обещала на него пожаловаться за домогательства, что пора бы уже его уволить. Но я уверена, деканат посмотрит на это, как издержки совместной работы и фантазии молодого ассистента. Не знаю, о чем здесь можно фантазировать, когда мужику далеко за пятьдесят, и он только делает вид, что хороший семьянин. А в перерывах лезет под юбку к своему стажёру. Просить, кричать бесполезно, он давит на то, что у него здесь такая репутация, что мне в принципе его не обличить. А учитывая, что мне нужна работа, я обязана держаться за место. И пусть я буду постоянно бегать от него и молчать, меня он точно не получит. С утра он изрядно постарался вызвать моё негодование, когда зажал между шкафом и стеной, за что получил затрещину. Как он вопил при этом, что я буду жить в собачьей конуре, потому что работать со мной никто не станет, и вообще я полное ничтожество. Я взывала к карме.

И вот она; громкий удар камня об деревянный настил, хруст дерева и шлепок толстого тела пузом вниз на линолеум. Экспонат проваливается под небольшую сцену, вместе с тележкой, разрушив пол. А мужчина, завалившийся пузом вниз, неизящно стонет от боли, боюсь, этого выброшенного на берег кита поднимет только кран. Делаю несколько шагов назад, он же не думает, что я буду поднимать его, прикрываю в изумлении лицо. Сейчас мне проще расплакаться, чем засмеяться, при всей комичности ситуации.

– Помогите профессору Сандерсу. – На сцену поднимается ректор и двое незнакомых мне людей, они переворачивают профессора на спину и тянут за руки. – Мисс Фолс, позвоните в «девять-один-один». Необходимо осмотреть его.

Я подбегаю к своему маленькому столу, хватаю телефон и ожидаю, когда поймает сеть сигнал. Ведь мне запрещается его включать, даже на беззвучный, до такой степени наступает на грудь своим доминированием уважаемый человек. Я вожусь с кнопками, когда вижу над моей рукой зависшие пальцы. Человек прикасается ко мне успокаивающим движением, и я медленно поднимаю голову, когда слышу его голос. Спокойный баритон с небольшой хрипотцой объясняет службе, что нужна помощь. Я стою неподвижно, так как его руки все ещё удерживают мои, взгляд ледяных серых глаз пригвоздил меня на месте. Он заканчивает звонок и, как ни в чем не, бывало, продолжает свой внимательный осмотр, особенно его интересует моя шея. Нервно поправляю чокер, который становится слишком тесным.

– Это не ошейник, – не знаю, для чего я оправдываюсь, но слова импульсивно вырываются из меня.

– Не стоит так быстро отвечать на вопрос, который не задали. Вы становитесь слишком уязвимы. – Он отходит от меня в сторону народа, уже толпившегося над барахтающимся куском сала на полу.

– Дура, – произношу я шёпотом. – Набитая идиотка.

Когда в аудиторию заходит медицинский персонал, всех просят удалиться, кроме меня. Я все ещё стою в стороне невидимкой. Мне стоило бы сбежать, но теперь я главный подозреваемый в этом хаосе, ожидающий вердикт. Профессор рыдает о не сбывшейся мечте, ужасной конференции и моих кривых руках. Что ему ужасно неудобно перед всеми собравшимися, в том числе перед деканами других университетов, решивших присоединиться к этому грандиозному событию. А по мне, так никому нет дела до его невнятных слов и не нужных рассказов, под них хорошо спать, а не воспринимать информацию.

Медицинские работники открывают обзор на его белоснежное тело, покрасневшее только в местах, куда попадало солнце, эдакий застарелый пегий загар. Я отворачиваюсь, когда он краснеет ещё сильнее и тычет в меня пальцем. Хочу пройти и сесть на стулья, что предоставлены для гостей в аудитории, но там находится этот высокий мужчина, что подходил ко мне. Одна его нога задвинута за другую, рука подпирает подбородок. Он изучает меня под всю какофонию звуков, кажется, его не сбивают мельтешащие люди. Представляю его мнение обо мне: идиотка, которая испортила пафосный выход зажравшегося хряка-профессора. Опускаю голову ещё ниже, когда в дверь врывается жена профессора и кричит не своим голосом. Полная женщина обрушивается на него всем телом, рыдает на груди так, словно он при смерти. Хотя, на самом деле, мужчине просто трудно подняться из положения сидя с пола. Суровая правда жизни в том, что ему мешает мешок, который он вырастил на своём теле. Я закусываю губу, чтобы не рассмеяться, когда четыре человека тянут его за руки и жена толкает в спину. Так и хочется крикнуть: «Подождите! Я сейчас вызову подъёмный кран или домкрат для большегруза!» Но, естественно, я молчу. Профессорская свита заглядывает в яму с камнем, так, словно сейчас им понадобится ещё и «экскалибур» оттуда вытащить, машут руками в стороны, видимо, решают оставить, как есть.

Неожиданно меня толкают в локоть, я оборачиваюсь, чтобы столкнуться нос к носу с женой профессора.

– Ты бесстыжая оборванка, он единственный взял тебя к себе. И вот чем ты отплатила, – она шипит тихо, но очень чётко, я разбираю каждое её слово. – Влиятельные профессора никогда не возьмут такую убогую, обучать тебя бесполезно.

Она задирает нос к верху, её продолговатые крупные ноздри расширяются, вижу каждую волосинку, находящуюся там. Без выбора высказаться, я отхожу немного в сторону и продолжаю молчать. Четверо медиков поднимают профессора на носилки и несут в мою сторону, представляю, как им тяжело, учитывая, как побледнели их лица.

– Мисс Фолс, наклонитесь. – Сандерс хватает меня за руку и сжимает до хруста, принуждает зависнуть над ним под кряхтение парамедиков. – Изворачивайся, змея, больше ты хлеба даже себе не купишь без позволения. Ты сама меня вынудила, – зловещий шёпот переходит в безобразный кашель, и затем уже елейным голосом он произносит. – Я тебя прощаю, девочка моя, за все.

Да чтоб ты, урод, проглотил свой язык, изворотливая похотливая свинья! Смахиваю со своей щеки его слюни, вечно брызжущие изо рта. Это самый неприятный человек, которого мне доводилось встречать.

– Мисс Фолс, пройдёмте со мной. – Я давно ждала этих слов, ну что, значит, пора.

Я иду за худощавым мужчиной с сопровождением в виде тех самых представителей. Они тихо переговариваются за моей спиной на отвлечённые темы, я же, как нашкодивший котёнок, плетусь где-то посередине. Пустые коридоры, огромные стены, студенты испарились как по мановению волшебной палочки. Сейчас можно подумать, что меня, как смертницу, ведут на плаху. Впереди меня палач, а сзади охрана, которая не даст мне сбежать. Поправляю рукава на своей кофте, натягиваю их до самых пальцев, прячу кулаки. Ногти больно впиваются в кожу, но я удерживаю себя от слез, нагло требующих выхода.

Мы заходим в просторный кабинет, длинный ректорский стол для беседы занимает большую половину помещения. Стулья задвинуты, книги расставлены по полочкам, как и папки. Мужчины садятся на крайние кресла, ректор показывает мне подойти ближе к нему. Достаёт кипу бумаг с делами работников, рыщет среди них, пока не находит мою.

– Лорена, я помню, у вас и до этого были определённого рода проблемы… Но то, что показал мне мистер Сандерс, перечит уставу нашего университета, – мужчина говорит достаточно громко, чтобы его слышали другие два человека, сидящие в помещении. Я оглядываюсь и тут же встречаю блеск ледяных глаз, следящих за мной. – Позволять себе такое в отношении профессора, чтобы дискредитировать и опорочить уважаемое имя. Вы серьёзно думали, что это сойдёт вам с рук?

Я непонимающе уставилась на ректора, о чем он сейчас говорит?

– Я вас не понимаю, – отвечаю я ему. – Я не жаловалась на поведение мистера Сандерса по одной простой причине: вы бы мне не поверили.

Он приподнимает обе свои брови, становясь похожим на Джека Николсона в фильме «Пролетая над гнездом кукушки», швыряет передо мной конверт, которого я не замечала до этого.

– Что это? – спрашиваю его.

– А вы откройте, мисс Фолс, не стесняйтесь. Мы уже ознакомились с данными документами, теперь пришла ваша очередь.

Трясущимися руками я открываю конверт, из которого выпадают две фотографии меня полуобнажённой и лист А4, испещрённым резким почерком Сандерса. Каким образом мои интимные фотографии попали ему в руки? Я помню, как примеряла это белье в одном из магазинов и отправляла подруге, чтобы она сказала, какое идёт мне больше. Закрываю глаза от бессилия, теперь понятно, куда пропадал мой телефон на несколько дней. Этот урод вскрыл его и сохранил себе фотографии, или ещё хуже…

Читаю написанное от руки заявление на имя ректора.

«Прошу вас принять к сведению, что мой ассистент систематически домогается меня, присылает фото интимного характера. Компрометирует открытыми нарядами, несколько раз домогалась меня в уборной университета. Прошу вас оградить меня от подобного».

– Что? – Швыряю бумагу на полированный коричневый стол. – Вы серьёзно верите ему, а не мне? Я ни разу не подходила к нему близко, – я отчаянно кричу. – Сегодня с утра он пытался поцеловать меня до того, как началась пара, несколько дней назад присосался к моему бедру, зажав между шкафами. Кто я, по-вашему? Это ерунда, писулька придурочного мудака, который хочет прикрыть свою задницу. У меня никогда не было с ним связи.

– Вы тише, мы здесь все же не одни. – Он кивает подбородком мне за спину. – В мужской компании я бы на вашем месте помалкивал. Не находите это неуместным?

– А то, что они уже посмотрели на моё обнажённое тело – уместно? Вы бы ещё всему университету показали, что уже говорить о них. И в добавок ко всему, объявили во всех газетах о соблазнение жирного выродка, который страдает недо*бом.

Я тяжело дышу, смотрю на свои ладони с кровавыми отметинами от ногтей. Да к черту!

– Я ещё раз прошу вас вести себя уважительно в обществе джентльменов, – настойчиво говорит он, – иначе…

– Вы же уже все решили? Так к чему тут строить из себя невинных господ? К тому же вы не джентльмены. Кучка стервятников на одну жертву.

Позади меня раздаётся смешок, я уверена, что теперь точно знаю этот голос с хрипотцой.

– Тогда вы можете подписать это немедленно, – скрипит мужчина, принтер изрыгает бумагу о моем увольнении с постыдными буквами причины.

– Уволена за фривольное поведение? – Я наклоняюсь над ректором, который усадил свою задницу на стул и громко хлопаю ладонями по столу. – Вы соображаете своей пустой головой, что именно я являюсь жертвой? Или ваше древнее, как мир, сообщество стариканов совсем потеряли разум? Меня же не возьмут на работу!

– Ну, видимо, и правильно поступят, более нахальной мадам я ещё не встречал. – Толкает ко мне ручку. – Вы перепутали бордель с приличным обществом.

– Если я сняла свой пиджак и осталась в кофте с длинным рукавом, это бордель. Значит, все это надменное приличное общество – безликий миф. – Размашисто подписываю два документа и швыряю в лицо старому «приличному» козлу.

Забираю свой лист и прохожу мимо мистера-ледяные-глаза и второго придурка, что сияют, как новый пенни, от радости, предвкушая, как меня распнут и растерзают на части. Надо было сразу дать выродку по яйцам и пойти нажаловаться, а не терпеть все это дерьмо. Сейчас что уже плакать, на работу меня точно здесь нигде не примут. Останется только ехать домой и просить моих преподавателей по старой памяти и знакомству. Если они смогут закрыть глаза на эту показуху в документе, но проблема не приходит одна. Мне необходимо задуматься, где я буду жить. А если учитывать, что у моей мамы молодой муж, и у них постоянно конфетный период, я официально на улице. Что дальше из этого всего выжать, я не знаю. Достаю телефон из кармана брюк и смотрю свой баланс на счету, насколько мне хватит просуществовать хоть небольшой период.

– Да уж, не густо, – резюмирую я.

Захожу в подсобное помещение, в котором, по сути, хранятся огрызки моих рабочих вещей. Все поместится в маленькую коробку, думаю я, обойдусь без пары ручек и ерунды в бумагах. Быстрым шагом пересекаю коридор, так и не ставшими мне родными, стены и выхожу на улицу. Делаю последнюю попытку как-то успокоиться.

– Мам, – в телефоне раздаётся смех, – привет.

– Лорена, какая неожиданность. Что у тебя произошло? – Я не скажу, что она волнуется обо мне, скорее о себе. – Попала в очередную неприятность?

– Мне необходимо жилье, я возвращаюсь домой, – перехожу сразу к делу.

– Только не домой, Лори. Сейчас не лучшее время. Ты же знаешь, что я только начала устраивать свою личную жизнь. Что стоило тебя вырастить, – взволнованно говорит мама.

Я молчу, у всех такая мать, которая считает тебя обузой с самого рождения? Ошибкой молодости, которая повлияла на всю её жизнь?

– Мам, обожаю твою прямоту. Но у меня нет вариантов. – Ожидаю её ответа, она выдерживает паузу.

– Поживи в доме своего отца! Конечно, та ещё рухлядь, но всяко своё. Наследство не выбирают. – Она знает, что он, практически, не пригоден для жизни, и после его смерти все пришло в ещё большее запустение. – Лорена, я не могу решать твои проблемы, ты уже выросла. А теперь извини, мы с Эдом едем в магазин.

Это чёртово невезение, преследующее меня, когда-нибудь закончится?