Елизавета Федоровна Литвинова
Жан Антуан Кондорсе. Его жизнь и научно-политическая деятельность
Глава II
Характер Кондорсе. – Г-жа Сюор о характере Кондорсе. – Портрет Кондорсе, набросанный г-жой Леспинас. – Отношение Кондорсе к Вольтеру и занятия литературой. – Мысли Кондорсе о дружбе. – Личность Тюрго и дружба с ним Кондорсе.
В воспоминаниях г-жи Сюор, жены академика, друга Кондорсе, мы находим следующее описание его личности: «Прелесть, какую я находила в его обществе, обусловливалась не изумительным разнообразием его идей, обнимавших одновременно физические и нравственные законы, – одним словом, все, что действует на разум и воображение… Нет, прелесть эта прежде всего лежала в его доброте, в доброте постоянной и неиссякаемой. Всегда забывая о себе для других, он, по-видимому, даже не замечал приносимых им жертв; его снисходительность ободряет каждого; охотно сознаешься ему во всех своих слабостях, и он жалеет вас, словно разделяя их. Его простота в обращении уничтожает всякую мысль о том, что вы находитесь в обществе одного из умнейших людей своего века. Не покидая высоты, на которой он сам находился, Кондорсе готов снизойти до интересов, волнующих заурядные умы. Спокойствие, с каким он обсуждает все, что его лично касается, стоит в поразительном контрасте с той живостью, с какой он относится к несчастиям своих друзей, и с готовностью поспешить к ним на помощь. Он хладнокровно переносит несправедливость, раз она касается его самого. Наоборот, малейшая обида, нанесенная его близким, вызывает в нем энергический отпор.» Сам ядовитый Гримм, которому Руссо так охотно приписывал разрыв свой с энциклопедистами и чьи сарказмы преследовали его до могилы, не находит для Кондорсе ничего кроме похвалы. «Это сильный ум, – пишет он, – склонный к философии; доброта блещет в его глазах, и вся наружность говорит о прекраснейших и самых мирных качествах души. Все друзья в один голос величают его „добрым Кондорсе“.»
В дальнейшем, излагая биографию Кондорсе, мы на каждом шагу будем находить подтверждения меткой и справедливой характеристики, сделанной госпожой Сюор. Эта сознательная доброта, как мы увидим, одинаково проявляется в его практической и теоретической деятельности. Г-жа Сюор говорит здесь об отношении Кондорсе к друзьям, но для полноты этой характеристики нам остается прибавить, что друзьями его в этом отношении были все люди без исключения.
В XVIII веке в обществе энциклопедистов было в большом ходу писать портреты своих знакомых; кто не владел кистью, тот прибегал к перу. Портрет Кондорсе был набросан мастерской рукой г-жи де Леспинас, как видно, по его собственной просьбе. Г-жа де Леспинас принадлежала к кругу лучших друзей Кондорсе, и ее мнение о нем важно для нас, потому что вряд ли кто-нибудь другой из его современников обладал большей возможностью изучить его. «В лице Кондорсе, – пишет г-жа Леспинас, – бросается в глаза преобладающее качество его души – доброта; его мягкие черты не отличаются живостью; он держит себя просто и несколько небрежно. Всякий, кто посмотрит на него мимоходом, скорее скажет: „Вот добрый человек“, чем: „Вот умный человек“. Но из этого, конечно, нельзя заключить, чтобы Кондорсе был тем, кого принято называть добряком. Природа одарила его великим умом, сильным талантом. Ум его обладает божественным свойством: он бесконечен и вездесущ. Свойства его души аналогичны его уму, они отличаются таким же разнообразием и такой же силой. Доброта его безгранична; это своего рода фонд, на который может рассчитывать каждый, в нем нуждающийся.
Он обладает всеми оттенками доброты и за каждый из них мог бы быть безумно любим теми, кто его знает. Он отличается такою чувствительностью, что несчастия и страдания друзей всегда ощущает, как собственные. Он любит много и любит многих. Каждый из его друзей не мог желать от него ничего большего и мог считать себя его единственным другом. Между тем люди, мало знающие Кондорсе, легко могут принять его за человека холодного. Никому никогда не говорит он: я вас люблю, – но не упускает ни одного случая доказать это на деле. Он не располагает вас ни к каким припадкам нежности и сердечным излияниям; вы не придете к нему, чтобы открыть свое сердце, но также вам никогда не придет в голову скрывать от него что бы то ни было. С ним каждый чувствует себя, как с самим собою.
Я сказала – ум его отличается величайшим разнообразием; из этого можно было бы заключить, что беседа его самая оживленная и разговор полон очарования. В действительности же оказывается, что он в обществе большей частью молчит и говорит только то, о чем его спрашивают, или то, что он считает необходимым сказать. Кондорсе – плохой собеседник уже потому, что всегда имеет вид человека рассеянного или во что-то погруженного. В то же время в высшей степени странно, что от него ничто не ускользает; он замечает все до мельчайших подробностей, умеет подметить все смешное и передать это с такой тонкостью, с таким беспощадным остроумием, которое опять представляет резкий контраст с его необыкновенной снисходительностью к людям.
Работая по десяти часов в день, Кондорсе имеет вид человека незанятого; он как будто теряет время и готов отдать его первому встречному; как философ отличается изумительной деятельностью, а вид у него спокойный, как у человека, которому все трын-трава. Он никогда не жалуется на то, что люди отнимают у него время, и его дверь всегда открыта для всех и каждого. Кондорсе совершенно отказался от светской жизни и предпочитает видеться с теми, кому он нужен. Он всем готов пожертвовать для других и дорожит только своими привязанностями. Он любит театр, но никогда не посещает его, чтобы иметь возможность отдавать короткие досуги своим друзьям. Кондорсе скуп на ласки, хотя иногда и у него являются припадки нежности – не из одной любезности обнимает и целует он своего друга после долгой разлуки.
Эта безмятежная душа, не выходящая обыкновенно из состояния равновесия, становится страстной и пламенной, когда речь идет о защите угнетенных или о защите свободы; в последних случаях он страдает, действует, говорит, пишет со всей энергией самого пылкого человека.
Я не знаю, свойственно ли Кондорсе чувство тщеславия, которому так сильно подвержены мы все; могу только сказать, что мне никогда и ни в каких случаях не удалось подметить в нем ни малейшего проявления этого чувства».
Сходство обеих приведенных нами характеристик бросается в глаза.
Итак, по мнению г-жи Леспинас, Кондорсе был полон самых резких контрастов, которые, однако, все легко объясняются соединением большой чувствительности с удивительной сдержанностью. Д’Аламбер говорил о нем: «Это вулкан, покрытый снегом».
Особого внимания заслуживает замечание Леспинас, что ей никогда не удавалось подметить в Кондорсе ни малейшего честолюбия. Разумеется, оно не укрылось бы от проницательных глаз Леспинас, если бы его можно было отыскать в сердце Кондорсе. Этим совершенным отсутствием честолюбия объясняется многое в жизни Кондорсе, и между прочим то, что у него совершенно не было личных врагов между современниками.
Вообще отношение его к людям можно назвать безукоризненным; в этом он стоит положительно выше всех своих великих современников; особенно же его характеризует с этой стороны дружба с Вольтером. «Жизнь Вольтера», написанная Кондорсе, представляет замечательное литературное произведение; оно служит и теперь лучшим источником для биографии первого. Мы находим здесь полное, всестороннее понимание личности великого писателя и верную, беспристрастную оценку его деятельности. Но самое ценное для нас в данном случае то, что в биографии Вольтера, написанной Кондорсе, с особенной яркостью выступает все, что было лучшего в Вольтере. В предисловии своем к «Жизни Вольтера» Кондорсе говорит, что эта биография должна быть историей прогресса и искусств, которым принес Вольтер так много пользы своим гением, историей его могучего влияния на умственную жизнь и взгляды своих современников, наконец, историей долгой войны с предрассудками, объявленной философом в самые юные годы и окончившейся только с его смертью. Кондорсе как нельзя лучше сумел отделить главные черты характера Вольтера от других, второстепенных, которые мало гармонировали с первыми и в значительной степени ослабляли производимое им обаяние. Мы видели уже по выдержке из письма Кондорсе к Тюрго, приведенной в первой главе, что он нисколько не был ослеплен Вольтером, напротив, как нельзя лучше видел его слабости, но они никогда не могли в его глазах затмить достоинств Вольтера. Из объемистой переписки Кондорсе с Вольтером также видно, что первый очень часто говорил в глаза правду второму, но всегда так, что это нисколько не портило их отношений. Разумеется, это обусловливалось не одними внешними приемами, вежливостью или мягкостью, которыми в высшей степени обладал Кондорсе. И другие друзья Вольтера более или менее отличались теми же качествами, но никто из них не был в такой степени чужд зависти, как Кондорсе, и никому из них не была так дорога слава Вольтера. Такие отношения с Вольтером открыли Кондорсе возможность ближе узнать фернейского философа, и притом с лучшей стороны. Дружбу Вольтера и маркизы Шателе и личность последней, подвергавшуюся стольким пересудам, Кондорсе описывает следующим образом:
«Незадолго до начала гонений иная дружба доставила Вольтеру более теплое утешение и увеличила его любовь к уединению, – то была дружба маркизы де Шателе, тоже страстно преданной науке и славе. Она была философ, но исповедовала то философское учение, источник которого – сильная и свободная душа; она настолько изучила метафизику и геометрию, что могла разбирать Лейбница и переводить Ньютона, занималась искусствами, знала в них толк, но и им предпочитала изучение жизни людей и вообще человеческой природы. Такова была подруга, которую избрал Вольтер, чтобы вести жизнь чисто трудовую, украшенную только взаимной дружбой». Далее Кондорсе трогательно описывает смерть маркизы, которую ускорили ее усиленные занятия, и глубокую, безмолвную печаль Вольтера. Он говорит: «Вольтер искал и находил утешение в усиленном труде. Многие приписывали это его бесчувственности». Кондорсе же, являясь знатоком человеческого сердца, замечает, что «уменье сдерживать свои чувства чаще всего встречается у людей, способных сильно и глубоко чувствовать, к числу которых бесспорно принадлежал Вольтер». Престарелый философ сохранил, по словам Кондорсе, «до глубокой старости свой энтузиазм к свободе, деятельность министра Тюрго приводила его в такой восторг, что он не раз готов был целовать ту руку, которая подписывала декреты, клонившиеся к распространению свободы и равенства между людьми».
Переписка Кондорсе с Вольтером продолжалась около восьми лет, с первого дня знакомства и до самой смерти Вольтера в 1778 году. Мы, конечно, не имеем намерения входить в нее подробно, но приведем здесь те немногие выдержки, которые существенно необходимы для характеристики их отношений.
В биографии Вольтера Кондорсе рисует его врагом всякого угнетения и неправды. Он говорит: «Если добродетель состоит в том, чтобы делать добро и любить человечество со страстью, то кто больше Вольтера заслуживает название добродетельного? Желание добра и любовь к славе – единственные страсти, никогда его не покидавшие».
Он останавливает свое главное внимание на тех сочинениях Вольтера, в которых проводятся дорогие ему убеждения, и высоко ставит поэмы «Естественный закон» и «Разрушение Лиссабона», потому что встречает в них доказательства существования общечеловеческой нравственности, независимой от верований. Но самого большего одобрения, по его мнению, заслуживает «Трактат о веротерпимости, или Вопиющая кровь невинного».
Вольтер упорно добивался поставить на парижской сцене свою «Ирину» – трагедию, написанную им в глубокой старости. Кондорсе, предвидя неудачу этой пьесы, сильно восставал против желания Вольтера; он писал в Ферней по поводу этого в конце 1777 года: «Вспомните, что Вы приучили нас к совершенству своим описанием страстей, драматических положений и характеров, как Расин – к совершенству слога… Вы сами виноваты в нашей требовательности».
