Елена Рейн
Нежный рассвет любви

Глава 4

Подъехав к дому, Женя припарковалась у подъезда. С отчаянием сжала руль тонкими пальцами, не в силах отпустить. Нервничала. Конечно, Громов привык к хоромам, а у нее двухкомнатная квартира, точнее – полторашка. Первые жильцы из гардеробной сделали комнатку, и теперь там спит ее нежная девочка. Квартира была просторной, но пустой. Самое необходимое, но по приемлемой цене. Мать врача с другого участка переехала к сыну в Красноярск, и квартира осталась бесхозной. Хозяйка не хотела сдавать, пока ее не будет, но согласилась, когда к ней пришла хрупкая, но настойчивая девушка с ребенком на руках. Через месяц добрая женщина снизила цену почти вдвое, попросив отправлять деньги на указанный расчетный счет в банке и самостоятельно решать любые вопросы без ее участия.

Вспомнив наставления врача, рекомендации, пожелания, Липина вздохнула. Даже не представляла, как будет справляться. Тяжело. Маленькая непоседа, работа на огромном участке, домашние хлопоты. Женщина не успевала с дочерью быть, а тут забота о взрослом мужчине. Нужно объяснить ситуацию заведующей. А значит, придется признаться, что есть муж.

Евгения вздрогнула, испугавшись этого слова. Она так не считала. Да и как? Громов помог ей, и она испытывала благодарность, но чтобы думать о том, что не следует, даже не рассматривала вариант.

Выбравшись из машины, некоторое время стояла, вдыхая ледяной воздух, но, понимая, что ночь и ее ждут, бросилась к пассажирской двери. Когда Маришка стояла в метре от нее, напевая детскую песню, Женя достала из багажника кресло-коляску, чтобы помочь мужчине. Ни одного слова от него не услышала, даже когда поднимались по лестнице на первый этаж. Все молча. Лишь тяжелое дыхание выдавало состояние мужчины. Он волновался.

Открыв дверь квартиры, Женя глянула на лицо мужчины, но не увидела ничего. Громов вел себя безразлично. Зная, что для него это нищенские покои, постаралась не думать. Выхода у них нет.

– Зайка, раздевайся и иди пока в кухню, а мы скоро будем.

– Будем кушать плов и пить компот? – весело уточнил ребенок.

Женя вздрогнула, отмечая, с каким недовольством скривился мужчина. Она помогла малышке раздеться и, дождавшись, пока Маришка убежит, рванула в ванную. Намочив тряпку, вернулась, начиная протирать колеса после улицы. Липина злилась, особенно отмечая ярость в глазах мужчины. Конечно, все так, как она ожидала. Ему радоваться нечем, и еще вынужден жить в таких условиях. Евгения понимала, но она всем поделилась, что у нее есть. Разве в чем-то есть ее вина?

– Не стоит так отрыто показывать свое негативное отношение.

Молчание в ответ. Женя зажала тряпку в ладони и произнесла:

– Ужин…

– Я не хочу.

– Проезжайте в зал. Там можете отдохнуть, если все же не пожелаете с нами ужинать.

Решив, что больше не стоит задерживаться, Женя с тряпкой поторопилась в ванную, споласкивая и бросая на змеевик. Посмотрев на бледное лицо, девушка обняла себя за плечи и медленно пошла в кухню. Увидев закрытую дверь в коридоре, поняла, что Громов в зале, застопорилась и пошла следом, переживая, что обидела словами.

Осторожно открыв дверь, женщина увидела Андрея около окна. Он с какой-то обреченностью смотрел, будто презирал весь мир. Понимая, что не может оставить его в таком состоянии, подошла ближе и заметила:

– Если что-то понадобится…

– То, что мне нужно, у тебя нет, – прозвучал грубый ответ.

«Деньги…» – Женя закусила губу и прошептала:

– Я понимаю, что тебе здесь не нрав…

– Разве кто-то меня может понять? – с усмешкой процедил мужчина: – Я даже не помню, что со мной произошло, особенно почему я решил из-за проблем убить себя. Не понимаю. Бред.

– Эмоции. Человек в состоянии…

– Да? Так считаешь? А брак с тобой? В каком я состоянии был? Не знаю… Беременность? Марина чья дочь? Единственное объяснение. Дать ребенку свое имя и не жить – не понимаю.

– Она не твоя дочь, и больше я не хочу слышать твоих гневных размышлений. Я ничего…

Мужчина резко повернулся и грубо процедил:

– Знаешь, я знал, как ты живешь. Предполагал. Нет, даже был уверен в том, что здесь в несколько раз хуже, чем может быть.

Девушка побледнела, чувствуя, как просыпается обида и понимание, что нужно идти, но все же спросила:

– И почему хуже?

– А сама не догадываешься?

– У нас разные представления. Не хочу судить, когда не знаю.

– Намекаешь на меня?

– А разве не так?

– Объясни мне, почему я женился, когда не собирался, и еще записал чужого ребенка на себя? Я понимаю, когда мой, да, тогда бы сам предложил, но не женился. И да, уверен, моя бы жена не жила в такой норе. Так что с тобой не так, раз не заслужила?

Женя не могла поверить, что слышит подобное. За что?! Надо же, оказывается – заслужить нужно. Но ведь он три года назад предлагал деньги, но просто так, а она отказалась. А теперь вот такой поворот.

– Я к дочери, – произнесла она и только повернулась, чтобы уйти, как услышала грубый вопрос:

– Мы с тобой спали? – в словах бурлили ярость, раздражение и требование.

Сглотнув, чувствуя себя грязной после их разговора, Женя закрыла глаза и честно сказала:

– Нет.

– Тогда почему я взял тебя в жены? Ты меня шантажировала? Портила мою жизнь? Я ничего не помню… Абсолютно ничего! Четыре года бесследно стерты.

– Я… не знаю, почему нас не развели. Не знаю, как ты жил это время. Я тебе благодарна за то, что ты мне помог с дочерью, а остальное…

– В здравом уме я бы не совершил такого идиотского поступка. Бред. И я не считаю тебя своей женой…

– Как только будет возможно, мы разведемся, а пока тебе негде жить…

– Решила воспользоваться ситуацией? Надеешься…

Ощущая слезы на щеках, Женя повела головой и, стараясь придать голосу безразличие, проговорила:

– Как встанешь на ноги – уйдешь. Никто тебя не держит. Все зависит только от тебя и твоего желания ходить. Но… не нужно унижать меня и мою дочь. Я тебя не принуждаю быть здесь, лишь стараюсь помочь.

– Мне не нужна помощь!

– Не нужна помощь? Глупо. Знаешь, я считала Громова Андрея справедливым, сильным и умным человеком, а сейчас понимаю, что ошибалась.

Не желая продолжать отвратительный разговор, женщина поспешила вперед, но у двери услышала громкий приказ:

– Женя, подойди!

Не посмотрела, не обернулась, просто шла, сдерживая себя от желания вытереть слезы. Не сейчас. Не хотела, чтобы Громов видел ее слабость.

Евгения прямиком спешила в ванную, чтобы ополоснуть лицо. Постояв некоторое время у стены, моментально сорвалась, услышав голос дочки. Добежав за две секунды до кухни, она увидела Маришку, с грустью посматривающую на стол. Она подняла расстроенное личико и жалобно пролепетала:

– Мамочка, я есть хочу.

Женя улыбнулась и прошептала:

– Все, ручки иди мой и…

– Я уже много раз мыла.

– Отлично, тогда сейчас приступим, – как можно веселее проговорила Липина, накладывая в тарелку плов из казана.

– А дядя Андрей с нами? Ему нужно много кушать и тогда нога перестанет болеть.

Застыв с ложкой в руке, Женя открыла рот, не зная как сказать, что его не будет. Она открыла рот, прокручивая слова про отдых, но тут же пораженно застыла, слушая громкий голос мужчины.

– Уже здесь.

– А мы заждались! – воскликнула девочка, ерзая на стуле. Она повернулась к плите, секунду наблюдая за матерью, а потом счастливо поделилась: – Мама, дядя Андрей пришел!

Евгения кивнула и, взяв со стола тарелку, насыпала плов, решив для себя, что не будет реагировать на слова мужчины. Она не смотрела в его сторону, хоть и чувствовала, что Громов наблюдает за ней. Больше разговаривать с ним по поводу брака не собиралась. Она все поняла и в подобных беседах не желала участвовать.

Ужин проходил под веселое щебетание ребенка. Женя задавала вопросы про садик, совершенно игнорируя мужчину. Лишь встрепенулась, чтобы налить чай, когда заметила, что мужчина не притронулся к компоту. Решила, что не любит.

Она думала, что Громов будет ковыряться, но нет. Съел, притом быстро, не сказав ни слова. Дальше все пошло как обычно. Домашние хлопоты, сказки на ночь и готовка на следующий день. Ее новая обязанность, ведь в доме появился мужчина, который не в состоянии о себе позаботиться. Евгения поставила мясо вариться на борщ и отправилась разбирать диван в зале. Не желая ссориться, Женя как можно быстрее управилась и пошла в детскую, чтобы разложить матрас. Два дня его вычищала от пыли, грязи, запаха – на балконе много лет стоял. Еще с тех времен, когда в общежитии жила после продажи квартиры.

На часах – одиннадцать ночи. Хотелось спать, но не могла себе позволить. Понимая, что мужчине необходимо помочь перед сном, накрыла уснувшую дочь одеялом и осторожно побрела в зал. Заметив, что Андрей сидит в кресле-коляске у окна, предупредила:

– Завтра позвоню массажистке. Она…

Мужчина молчал. Не говорил ни слова. Евгения замялась, а потом все же продолжила:

– Она покажет, расскажет, и нужно будет ежедневно делать упражнения. Врач порекомендовал массаж, электростимуляцию мышц, упражнения в воде, и мы будем все соблюдать, – сообщила она, не представляя, сколько будет стоить, но, зная, что все пройдут.

На счете есть деньги – временно снимет, позже вернет. Это на черный день. Липина старалась не лезть в них, лишь тогда, когда было совсем тяжело. Сейчас как раз такой случай. Снимать квартиру – дорогое удовольствие, но не в ее случае. Поэтому Женя не думала о собственной квартире. Не потянет ипотеку. Да и дадут ли ей кредит? Это большой вопрос.

– Еще нужно посетить реабилитационный центр.

Мужчина кивнул, чем удивил, а потом произнес:

– Евгения, ты… извини. Я…

– Не стоит начинать эту тему. Прошу не возвращаться к ней.

Сурово глянув на женщину, заостряя внимание на лице, мужчина нахмурился. Он взъерошил рукой волосы и устало спросил:

– Где сама ляжешь?

– С дочерью. Уже постелила. Не думай об этом. Если нужна моя помощь, то …

– Я сам… справлюсь, – сухо произнес он, и женщина смущенно провела рукой по плечу. Включив светильник, Евгения пошла на выход, нажимая на выключатель.

Оставшись наедине со своими мыслями в пустой кухне, Липина задумчиво смотрела на скатерть. Не верила, что Громов Андрей вновь в ее квартире. Надо же… Вздохнула, а потом начала шинковать капусту, надеясь, что все будет хорошо.

* * *

Прошло три недели, а Евгении казалось, что полгода. За это время она не знала отдыха: прием пациентов, беготня по вызовам, Маришка, готовка, домашние хлопоты и несколько часов на сон. Евгения понимала, что так нельзя, но не видела другого выхода, обещая себе, что такой график лишь на время. Ко всему добавились вызовы с десятого участка вместо того, чтобы разгрузить одиннадцатый, самый большой из всех, который не желали брать педиатры, со временем подавая заявление на перевод. У врача десятого участка маленький сын сломал ногу, и теперь Солькина оформила больничный, честно предупреждая, что надолго. Женя сочувствовала, но осознавала, что с такими темпами сама окажется в палате под капельницей.

Когда получалось, прибегала в течение дня домой, чтобы пообедать. Быстро кушала и бежала назад, не забыв поставить еду на стол для Андрея. Вечером забирала дочку из сада и отводила к соседке, доплачивая за дополнительные часы. Узнав, что в квартире Липиных проживает мужчина, старая женщина была крайне недовольна, считая, что раз так, то с ребенком после семи может посидеть и он. Не желая сплетен, Женя объяснила, что это муж, но он в инвалидном кресле после аварии, ему нужно отдыхать и восстанавливаться.

Странные отношения с Громовым настораживали. Андрей с ней почти не разговаривал, впрочем, как и с дочерью. Изредка, когда девочка бегала около него, по несколько раз повторяя просьбы или вопросы. Решил держаться нейтрально, как понимала Евгения. Мужчина только внимательно наблюдал, изучая, что часто замечала Евгения. Чем занимался весь день – она не знала. Женщина приходила домой в восьмом часу вечера, уходила рано утром.

Массажист посетил на следующий день после выписки из больницы. Корректная женщина, настоящий профессионал своего дела, как говорили про нее больные, показала, как правильно делать упражнения, десять дней работая с Громовым, после рекомендуя специальные занятия на тренажерах в Центре реабилитации, оставляя данные хорошего доктора. Женя внимательно наблюдала за работой массажиста, пробуя, стараясь повторять, а когда женщина похвалила ее, начала сама, стараясь не обращать внимания на пронзительные взгляды мужчины. Громов молчал, но терпел, стиснув губы, с силой хватаясь за спинку дивана руками, сжимая с такой силой, что иногда Жене казалось, сломает его. В воздухе клубились раздражение, ярость и безумное желание встать на ноги. Женщина радовалась, пусть в душе не понимала, почему она ему так противна.

Наблюдая за тем, как Громов долгое время смотрит на ноги, пытаясь пошевелить ими, Евгения уходила к дочери или на кухню, чтобы не показать, как наслаждается его упорством. Андрей занимался зарядкой, но старался тогда, когда их не было дома. Женщина искренне радовалась, что Громов хотел выздороветь и стремился к этому, но ее помощь его напрягала, ведь на врачей он спокойно реагировал.

Взглянув на белоснежное платье, которое нужно было обшить мишурой для новогоднего утренника, Женя вздрогнула, когда позвонили в дверь. Девять часов.

Дочка смотрела мультик, красуясь в пижаме, Андрей лежал с закрытыми глазами на диване и слушал. Полчаса назад Евгения предложила им уйти, но мужчина буркнул, чтобы они оставались на месте. Послушалась, в зале был самый яркий свет, и шить лучше всего здесь, пока в духовке поднимался картофельный пирог с курицей в молочном соусе.

Отложив мишуру в сторону, Женя поднялась и поторопилась к двери. Мысль, что у кого-то из соседей заболел ребенок, единственное, что приходило в голову. Ее частенько просили заглянуть, и она никогда не отказывала.

Открыв дверь, Женя приветливо улыбнулась, но тут же ее улыбка померкла, когда увидела Кротова, отца маленькой Марины. Она пораженно смотрела на мужчину, которого считала мужем сестры, но на самом деле все оказалось мерзко и подло по отношению к ребенку. Чтобы получать деньги от государства, сестра оформила пособие как мать-одиночка, и она никогда не состояла в браке с Александром. Слова оказались ложью, чтобы похвастаться перед ней. Евгения не раз вспоминала их, когда после похорон девочку увезли в приют, сообщая, что по документам у нее нет отца. А когда Липина кое-как нашла богатого отца, то столкнулась с таким презрением, грязью, что и не могла подумать о новой встрече.

Облизнув губы, чувствуя, как становится тяжело дышать, женщина посмотрела в сторону коридора, где со стороны зала слышался заливной смех дочери. Сглотнув, Женя вышла к мужчине и прикрыла дверь, выдавливая из себя:

– Добрый вечер. Что вам нужно?

Кротов усмехнулся и нагло протянул:

– Я пришел увидеться с дочерью. Хочу восстановить свои права и забрать девочку.

Дрожь прошла по телу. Евгения затряслась, чувствуя, как задыхается от возмущения. Она с силой дернула дверь, чтобы никто не услышал, и резко отчеканила:

– Не понимаю, о чем вы, Александр?! Со мной живет только моя дочь, и с ней я не собираюсь никого знакомить. И видеть вас я не хочу. Вы были любовником моей сестры и даже на похороны не явились. А про ребенка… Насколько помню, когда пришла к вам, вы мне популярно объяснили, что думаете о том, кто вырастет из этого ребенка. Не буду утруждать вас напоминаем о яблоках и яблонях, но настаиваю на том, чтобы вы больше здесь не появлялись.

– Я тогда перегнул палку, сказал лишнего. Но сейчас все изменилось. Я попал в аварию и у меня больше не будет своих детей, поэтому я верну то, что принадлежит мне.

«Он говорит про маленькую девочку или куклу?!»

Ярость сжала сердце. Липина сделала шаг к мужчине и процедила в лицо:

– Никогда этого не будет! Она моя дочь!

Послышался громкий смех – Кротов забавлялся ситуацией. Когда успокоился, он повел челюстью, потирая подбородок, и произнес:

– Что же… я хотел по-хорошему. Теперь будет по-плохому. Надеюсь, ты не думаешь, что можешь со мной тягаться? Кто я и кто ты?!

Женя смерила «гостя» презрительным взглядом и отвернулась, взявшись за ручку. Открыла дверь, но, не выдержав, обернулась и процедила:

– Я подскажу… кто вы. Мразь, недостойная рядом стоять с моей светлой девочкой.

– Ты что себе позволяешь? – с возмущением процедил Кротов, хватая женщину за руку, с силой сжимая, причиняя боль.

Евгения вскрикнула и вырвала руку. Она сжала пальцы в кулаки и дрожащим голосом проговорила:

– Делай что хочешь, но никто не заберет ее у меня. А если бы ты действительно хотел ей счастья, то оставил нас в покое.

– Счастья? В этой помойке? Здесь может быть счастье? Не пори чушь!

– И кто мне это говорит? Мужчина, который в жизни не работал и жил на всем готовом?

Слова выбили из привычной колеи мужчину. С ним так никто не смел разговаривать! Он дернулся к рыжей девчонке и схватил за локоть, второй рукой надавливая на плечо.

– Сейчас я владелец крупной фирмы и у меня большие связи. Чтобы ты там не пищала, со мной тебе не справиться. Советую по-хорошему отдать, либо жди неприятности.

– Я…

– Руки от нее убери! – послышался ледяной тон позади женщины. Евгения обернулась и увидела у распахнутой двери Андрея в кресле-коляске. Он с яростью смотрел на мужчину, свирепо уничтожая взглядом.

Глава 5

Вздрогнув, Женя попыталась вырваться, но мужчина не отпускал. Он с ухмылкой смотрел на вырывающуюся красавицу и проговорил:

– И кто этот инвалид? Еще один груз, который решила взвалить на себя? Так нравятся сложности? Я могу их тебе устроить.

– От такого ничтожества другого ожидать не стоит, – прогрохотал Громов, выезжая вперед, молниеносно перехватывая сильной рукой запястье мужчины, откидывая в сторону. Кротов выдал визгливый рев и, отступив на шаг, с яростью выдохнул:

– Да как ты смеешь меня трогать? Я…

– Гнида, – рявкнул Андрей и, кивнув в сторону лестницы, добавил: – Убирайся. Есть вопросы – будем решать в судебном порядке. Посмотрим, насколько тебя хватит. Но тебе ничего не светит.

– Да кто ты такой, чтобы говорить за нее? Я не к тебе пришел.

– Я ее муж, – ледяным тоном проинформировал Громов, мечтая заехать выродку по морде.

– Калека? Думаешь, сможешь помешать мне?

– Не думаю, уверен. С трусом я и на кресле-коляске справлюсь. Так что убирайся, – грозно рявкнул он, заостряя внимание на испуганной девушке, дергающей от волнения огромную футболку, закрывающую стройное тело, и попросил: – Женя, заходи, простудишься.

Липина недоуменно кивнула, не понимая, к чему он сказал последнюю фразу, и растерянно побрела к двери. Столько всего свалилось, ей нужно переварить, обдумывая, как поступить. А Громов повел себя неожиданно… как тогда… три года назад. Почему? Ведь он не выносит ее.

Дождавшись, когда уйдет Евгения, Громов с пренебрежением бросил взгляд на лощенного, нежеланного гостя, показывая головой в сторону лифта, и процедил:

– Еще раз к ней или ребенку подойдешь…

– И что… поднимешься с этой коляски и дашь по морде? – Кротов не мог успокоиться. Его переполняли злоба и раздражение.

– Думаешь, только у тебя есть знакомые, которые делают черную работу? Смотри, чтобы не вернулось бумерангом.

– Ты мне угрожаешь?

– Я предупреждаю, а дальше увидим.

Александр хмыкнул, стараясь держать лицо, чтобы инвалид не посчитал его трусом, и направился к лифту, резким движением ударяя по кнопке, не желая смотреть назад. Совсем не ожидал он такого приема. Знал, что упрямая рыжая девчонка не сдастся так легко, если учитывать, что и раньше не сломалась, но все же было несколько вариантов сломить ее, а теперь все усложнилось.

Громов еще некоторое время наблюдал, пока мужчина не скрылся в кабине лифта, напоследок бросив презрительный взгляд. Андрей задумчиво повел головой, понимая, что этот честным путем не пойдет. Дерьмо, а не человек. Такой бьет в спину и действует исподтишка.

Переговорить бы с адвокатом… Хвостов его звонки игнорировал, не желая отвечать. После того как Громов очнулся и получил краткий курс о перспективах, он позвонил адвокату, но мужчина попросил не беспокоить – его время слишком дорого стоит. Надо же… И это именно этого пацана он взял с нулевой практикой, увидев потенциал. Но когда он оказался без денег, то его откинули в сторону.

Мужчина сжал руки в кулаки, с ненавистью поглядывая на ноги. Вздохнул и стал разворачивать коляску, но тут задумался, вспоминая про Ломова, друга из детдома. Благодаря его поддержке, он крепко встал на ноги, а потом их дороги разошлись. Громов познакомился с Суворовым, успешным, предприимчивым бизнесменом, предложившим вести общее дело и провести крупную сделку. Новый друг и соратник понимал его как никто, размышляя в сфере бизнеса на одной волне. Илья же считался взрывным, необузданным, неуправляемым, предпочитая проблемы решать кулаками. Как получилось, что они отдалились, Андрей не помнил, но был уверен, что если найдет Лома, то Илья бросит все и поможет, как бы сейчас не презирал его.

Так было всегда. Нелюдимый и дикий Лом был верен тому, что считал важным. А он… Громов запустил пальцы в волосы, на секунду задумываясь, что нужно состричь лишнее, а потом нахмурился, вспоминая о том, что стало смыслом в жизни.

Деньги и власть – Андрей так быстро поднялся со дна и, стало казаться, что Илья ниже рангом, хоть друг имел уважение и погоны, дослужившись до начальника боевой группы специального назначения. Потом он ушел, насколько Громов слышал, подался в каскадеры. Через год Ломов уже считался профессиональным каскадером, лучшим постановщиков трюков. Честно признаться, Громов считал глупостью рисковать своей жизнью за копейки для куска в фильме, в то время, когда он сидел в солидном кабинете и зарабатывал миллионы.

И теперь ничего нет. Все его оставили…

Но Жене нужно помочь. Если, конечно, она подробно расскажет ему о том, что случилось три года назад. Только так. Ему нужно знать правду. Но как? Липина молчит. Да она даже не рассказала бы ему о том, кто приходил. Он был уверен в этом. Если бы он не понял, что она ругается с кем-то, так и не узнал. Крики заставили его подняться с дивана. Андрей предупредил Марину не выходить из зала и поторопился к жене, чтобы узнать, в чем дело. Когда увидел, что неизвестный мужик дергает ее за плечо и руку, ярость моментально вернула в реальность.

Проклятая коляска…

Нет, нужно что-то решать. Выскочка не отстанет. И еще ему необходимо знать все касательно ребенка, тогда, возможно, и он поймет, почему помог ей, во что не верил до сих пор. Он был слишком эгоистичен, алчен, насыщен успехом, деньгами, вниманием изящных красавиц. Да, он допустил огромный промах – повелся на блестящую пыль, потеряв хватку. Еще бы понять, как он все потерял. Андрей не верил, предполагал, что допустил ошибку, но, чтобы порушить бизнес и покончить жизнь самоубийством – нет. Никогда. Не для того он выживал, карабкаясь наверх. Он все вернет. Все… что потерял, только это потом…

Громов посмотрел на дверь и направил кресло внутрь, слыша голос Евгении, рассказывающей сказку дочери. Отлично. Как уложит спать, они поговорят. Пора. Время пришло.

* * *

Поправив одеяло, Женя закрыла глаза, не представляя, что теперь будет. Суды, разбирательства – как будто у нее больше забот нет. Устала. Как же она устала. Глянув в окошко, кивнула черной мгле, будто в темноте кто-то наблюдал за ней, напоминая, что слабость – непозволительная роскошь, и медленно вышла из комнаты, прямым ходом направляясь в кухню. Ноги гудели, напоминая о тяжелом дне. Возникла мысль, что он никогда не закончится. Включив свет, женщина вошла внутрь и увидела Громова, сидящего у окна.

– Ты… – перевела дыхание, не понимая, почем он здесь один в темноте, – хочешь чая?

– Я хочу… – Громов сделал паузу, – узнать о том, кто приходил к нам, угрожая забрать Марину. Я считал, что она твоя дочь, но нет. Теперь хочу услышать правду.

– Она моя дочь! – протестующе возразила Евгения, приближаясь на шаг к нему, откидывая косу на спину, очень тонко ощущая мощное раздражение на его слова. Поспешно подошла к плите, поставила руки на черную панель, склонив голову вниз, и устало проговорила: – Теперь моя. Виктория умерла, когда Марине еще года не было. Я приехала к ней на Новый год, а она с мужиками отдыхала. Ребенок в соседней комнате с высокой температурой. Бронхит. Я легла с ней в больницу, а когда вернулись, то… сестра она уже была холодная. Ее задушили.

– И что выяснили? – сухо уточнил мужчина, понимая, что нужно сказать слова сожаления, но не знал какие.

– Ничего. До этого все, кто заходили, говорили, что в этот день не были. Да и следователи не хотели расследовать, особенно когда слышали о ней только гадости. Вика…

– Вы плохо ладили? – в лоб спросил Громов, не привыкший медленно и корректно подходить к вопросу. И в жизни, и в работе он действовал нахрапом, мгновенно, не желая надеяться на кого-то, полагаясь лишь на себя.

Вздохнув, Женя повела головой. Облизнула губы и пошла к стулу. Присела и осторожно начала:

– Тогда я плохо воспринимала ситуацию, делая все на автомате, а потом… малышку забрали… Взяли и безжалостно забрали. Я не понимала. Честное слово. Была в растерянности. Ведь моя сестра замужем и у нее богатый мужчина. А тут…

– И почему отец не забрал ребенка после смерти жены?

Евгения закусила губу, чувствуя кровь во рту, и дергая пальцы, выгибая ладони, прошептала:

– А не было никакого мужа, брака. Вымысел сестры. Ради денег она оформила документы, как мать-одиночка, а может, никто и не звал замуж. У Марины по закону нет отца. Я не могла поверить. Для меня информация стала шоком. Не представляя, что делать, я начала искать Кротова и… нашла. Когда явилась к нему в офис, он был очень недоволен. Сказал, что был с ней в последний раз, когда я приезжала в гости, когда она на четвертой неделе беременности была. Прожив с ней еще несколько дней, Кротов понял, что не хочет связываться. Через две недели после моего отъезда он застал Юлю с любовником и ушел. Александр кричал, что достоверно не знал, чье это отродье, а раз от такой мамаши, значит, такое же корыстное чудовище будет. Еще поведал, что встретил нормальную женщину и ему не нужны выродки. Я ушла, а через день явилась хозяйка квартиры и сказала мне выметаться, если не заплачу. Заверив, что все хорошо, сняла жилье на месяц, не зная, что делать. Проконсультировавшись со всеми, поняла, что мне ничего не светит. Тяжело мне далось решение, но я переехала и устроилась на работу. Сказали, что если будут деньги на счете, стабильный заработок и где жить, то мне разрешат, но нет – отказ. Я молодая, одна… В полном отчаянии бродила по городу, пока случайно не оказалась на мосту. И потом встретила тебя. Я… все рассказала, поделилась, обо всем, что накипело, а на следующий день ты пришел ко мне на работу и предложил помощь.

– Я предложил брак?

– Да, ты предложил фиктивный брак, ну… то есть брак… который мы бы прекратили без хлопот через юристов. Аннулировать было запрещено, чтобы… чтобы не было нелепых слухов. Ты сказал, что все уладишь.

– Получается, про фиктивные отношения не было и слова в договоре, так?

– Там…

– Покажи мне документы, которые остались у тебя.

Поднявшись, Женя вышла из кухни и направилась в спальню, где в толстой папке складывала все документы на себя и дочку, а также медицинские заключения. Вернувшись, она положила папку на стол и, вытянув нужный договор, отдала мужчине.

Все время, пока Громов внимательно читал, она переживала, не зная, что думать.

Считая, что нужно отвлечься, Евгения поднялась и нажала на кнопку электрического чайника, желая заварить чай с мятой.

– Обычный брачный договор. Нет никаких дат. И вот еще… ты подавала заявление на перевод суммы? У тебя есть возможность получать ежемесячно или раз в год приличную сумму.

– Нет, мы сами.

Мужчина задержал внимание на хрупкой женщине, подошедшей к шкафчику, засыпающей заварку в чайник. Гордая…

– Сколько мы с тобой общались? – внезапно спросил он, не желая откладывать вопрос в долгий ящик.

Женя нахмурилась, но все же протянула:

– Три дня. Первый – знакомство, второй – подписание документов и третий…

Она замолчала, поэтому Громов дал ей две минуты ответить, а когда не дождался, уточнил:

– И третий…

– Через неделю… твой адвокат позвонил и сказал, что можно забирать Марину. Но приехал не он, а ты, чтобы съездить за ребенком.

– И что?

– Съездили и забрали, – резко выдала Евгения и отвернулась, давая намек, что разговор закончен, наливая кипяток в кружки, тут же спрашивая: – Будешь чай с мятой?

– Вероятно, гадость… Буду.

Кивнув, женщина поставила перед ним кружку и достала из духовки пирог, разрезая на большие куски, укладывая в тарелку. Определив блюдо рядом с мужчиной, она пододвинула кружку и прошептала:

– Очень успокаивает.

– И все?

– Что все?

– Больше мы не виделись?

Женя подняла лицо, думала секунду, а потом слишком быстро сказала:

– Нет. Все, или еще вопросы будут?

– Я хочу помочь.

– Не вижу связи.

Громов как-то недовольно посмотрел и произнес:

– Я хочу позвонить другу и попросить приехать сюда, чтобы помочь. Ты не будешь против?

Женя сделала глоток и кивнула, тихо спрашивая:

– Думаешь, у него есть шанс?

– Нет, я считаю, что он ничего не может. НИКТО и звать НИКАК, но тут нужен хороший адвокат.

– У меня остались деньги на счету…

Громов стиснул зубы и отвернулся. С недовольством смотрел на стену, а потом произнес:

– Почему ты решила мне помочь? Я тебе никто.

– Ты помог мне, когда я была в отчаянии – спас меня.

Мужчина резко повернулся, повел челюстью и резко уточнил:

– Решила отплатить и спасти?

Чувствуя агрессию, Женя провела подушечкой пальца по ободку кружки и ответила:

– Прости, если обидела, но ты для меня так много сделал. Для нас. Может, для тебя это мало – а для нас все. И я хотела помочь.

Громов ничего не сказал на ее слова, лишь кивнул и с каким-то раздражением выдал:

– Понял. Ладно, на сегодня достаточно. Иди отдыхать.

– Мне… еще платье обшивать мишурой и…

Громов возмутился. Он впервые видел женщину, которой совершенно плевать на себя, главное – счастье других. В своей жизни он встречал лишь хищниц, жадных и хитрых, способных на все ради своей цели. Или те, кто ничего собой не представляли, ни к чему не стремились, заботясь лишь о том, что встречалось на пути. Андрей отнес Женю ко второй категории, но, наблюдая за ней столько времени, отмечая, как она изматывает себя, работая, чтобы содержать… чужого ребенка, прилагая силы и терпение на калеку, ежедневно ухаживая, заставляя себя и его, неосознанно стал восхищаться. Нет, первое время ее упрямое поведение бесило. Она старалась, а ему было плевать. Громова раздражало все, хотелось закрыть глаза и забыть про этот чертов мир. Особенно когда смотрел в окно, наблюдая за людьми. У каждого свои проблемы, люди как муравьи куда-то спешили и не ценили того, что у них есть. Как и он. Он наслаждался жизнью, не представляя, что можно быть счастливым только потому, что у тебя целы конечности, и ты можешь ходить. В юности, когда решил, что сделает все, чтобы жить в богатстве, он шел к своей цели, наплевав на все, что окружало. А сейчас, запертый в клетке, он анализировал, воспринимая жизнь и поступки людей иначе.