Елена Первушина
Великие государственные деятели Российской империи. Судьбы эпохи

Но когда обнадеженный Кейзерлинг исполнил свое намерение, оказалось, что Меншиков вовсе не собирается держать свое слово. «Когда же я обратился к царю с моей просьбой, царь, лукавым образом предупрежденный князем Меншиковым, отвечал сам, что он воспитывал девицу Монс для себя, с искренним намерением жениться на ней, но так как она мною прельщена и развращена, то он ни о ней, ни о ее родственниках ничего ни слышать, ни знать не хочет».

Кейзерлинг нашел в себе смелость возражать царю, защищая честь Анны. Очевидно этого-то и надо было Меншикову, он прекрасно знал, как не любит Петр, когда ему открыто перечат.

«Князь Меншиков, – пишет Кейзерлинг, – вдруг неожиданно выразил свое мнение, что девица Монс действительно подлая, публичная женщина, с которой он сам развратничал столько же, сколько и я».

Прусский дипломат возмущенно отвергает эти обвинения, но дело его уже проиграно. «Тут царь удалился в другую комнату, князь же Меншиков не переставал забрасывать меня по этому поводу колкими, язвительными насмешками, которых наконец не в силах был более вынести, – жалуется Кейзерлинг. – Я оттолкнул его от себя, сказав: „Будь мы в другом месте, я доказал бы ему, что он поступает со мной не как честный человек, а как… и проч. и проч“. Тут я, вероятно, выхватил бы свою шпагу, но у меня ее отняли незаметно в толпе, а также удалили мою прислугу; это меня взбесило и послужило поводом к сильнейшей перебранке с князем Меншиковым».

Кейзерлинг пытается уйти, но, по-видимому, Александр Данилович считает, что его противник еще недостаточно посрамлен. «Затем вошел его царское величество; за ним посылал князь Меншиков, – продолжает свой рассказ дипломат. – Оба они, несмотря на то, что Шафиров бросился к ним и именем Бога умолял не оскорблять меня, напали с самыми жесткими словами и вытолкнули меня не только из комнаты, но даже вниз по лестнице, через всю площадь. Я принужден был вернуться домой на кляче моего лакея, – свою карету я уступил перед обедом посланнику датского короля, рассчитывая вернуться в его экипаже, который еще не приезжал».

Кейзерлинг как прусский посланник потребовал извинений, и они были ему принесены, но дело было сделано: Анна Монс окончательно исчезла из жизни Петра. Позже она вышла замуж за своего заступника, однако прожили они вместе совсем недолго: через полгода после свадьбы он неожиданно скончался, и Анна еще долго судилась в братом мужа за наследство.

История эта показывает, что для того, чтобы «удержаться на плаву» в придворной среде Меншикову вовсе не требовалось умение читать и писать: достаточно только житейского опыта и беспримерной наглости, а того и другого у Александра Даниловича хватало с избытком.

Но чтобы оставаться нужным царю, необходимо иметь не только наглость, но и выдающиеся способности. Петр прежде всего был человеком дела, он на многое способен сам и многого требовал от своих помощников. А Меншиков, как нам уже известно и в чем мы неоднократно убедимся в будущем, действительно стал незаменимым помощником царя, человеком, которого Петр, по-видимому, искренне любил и которому прощал почти все. Который действительно стал его правой рукой и без помощи которого Петр не мыслил ни одного из своих проектов. В чем же секрет бывшего пирожника? Что такое он умел, чего не умел больше никто?

3

Историки, пишущие о Меншикове, с удивлением отмечают его уникальное качество: он всегда исполнял поручения, возложенные на него царем, какими бы сложными они ни были. Другие сподвижники Петра честнее, благороднее Меншикова, они лучше понимали замыслы своего царя и разделяли его идеи. Наконец, они были просто образованнее бывшего пирожника и при случае могли поделиться с Петром своими знаниями или удивить его искусностью в том или ином ремесле. Меншиков же, судя по всему – прирожденный организатор. Для него не существовало «допустимых» и «недопустимых» приемов: все приемы хороши, если вели к цели. Петр же работал наперегонки со временем, он постоянно боялся, что не успеет. Сознание того, что он может поручить что-то Меншикову и спокойно забыть об этом, это поручение в любом случае будет выполнено, вероятно, сильно поддерживало царя.

Далеко не всегда Меншиков действовал грубой силой. Вспомним, что он был неграмотен, а значит практически беззащитен в том бюрократическом государстве, которое строил Петр. Приходилось договариваться, заключать альянсы и компромиссы порой с людьми весьма незначительными.

Вот он, будучи комендантом Шлиссельбурга, просит своего олонецкого «коллегу» Ивана Яковлевича Яковлева прислать ему мастеровых людей. Тот не спешит выполнить его просьбы. Меншиков посылает ему укоризненное письмо: «Я на вас надеюсь, как на себя, вы, мои секретные друзи и любимые мною, не так в деле своем поступаете, как мне угодно, и волю мои не творите». Наконец плотники прибывают и Александр Данилович спешит сообщить губернатору: «Благодарствую вашу милость, что вы ко мне в Шлиссельбург плотников и работников выслали и тою высылкою меня повеселили, и за то ваше ко мне исправление любезный поклон до вашей милости отсылаю и за свое здравие по чарке горелки кушать повелеваю». Но конфликт на этом не исчерпан. Яковлев, видимо, недовольный тем, что Меншиков забрал у него плотников, посылает жалобу царю. Узнав об этом, Александр Данилович упрекает доносчика: «Ты разсуди сам себе, хотя бы то и так было, дельно ль приступил к донесению мимо меня, в чем надобно было тебе опасну быть, в чем я от тебя не чаял, но еще паче всякого остерегательства надеялся, а ты вместо того пакость чинишь и с такими бездельными словами докладываешь».

Кажется, перед нами совсем не тот человек, который приказал спустить с лестницы прусского посла. Разумеется, Яковлев обладал гораздо меньшим влиянием, чем Кейзерлинг, у него нет таких высоких покровителей. Почему же Меншиков так любезен с ним? Кажется, сын пирожника превосходно умел «выбирать себе битвы». Покарать Анну Монс было для него буквально вопросом жизни и смерти. Конфликт же с Яковлевым не принципиальный: оба делали одно дело, и им волей-неволей прошлось бы сотрудничать, иначе оба бы пострадали. И Меншиков решил весьма вежливо напомнить Яковлеву об этих обстоятельствах.

Но как комендант Шлиссельбурга мог вести такую оживленную переписку, как мог он принимать и отсылать донесения, если не умел ни читать, ни писать? Конечно же, у него был целый штат секретарей, а это порождало новые проблемы. Канцелярских служащих так легко подкупить, превратить в шпионов, а то и уговорить их «подставить» своего повелителя. Чтобы избежать этого, Меншиков должен был уметь верно судить о людях и быть щедрее своих врагов. По всей видимости, это у него отлично получалось.

Один из самых доверенных его секретарей Алексей Яковлевич Волков. Он не только вел переписку Меншикова и верно хранил его секреты, но и проверял счета его имений, и кроме того, по собственным словам Волкова, «во время бывших баталий, акций и блокад неотступно при вашей светлости был, охраняя ваше здравие со всяким тщанием, и при всяких случаях служил по всякой возможности как советом, так и делом».

Безупречная служба принесла Волкову звание генерал-лейтенанта, стал обер-секретарем Военной Коллегии, получил орден Св. Александра Невского и обзавелся роскошными «палатами» в Москве (современный адрес: Большой Харитоновский пер., 21). Волков сохранял верность своему патрону даже во время его опалы. Позже Анна Иоановна возвратила ему все прежние звания.

Но, разумеется, Волоков не единственный секретарь Меншикова. В распоряжении Александра Даниловича находилась целая канцелярия, где трудились как русские, так и иностранцы. Это не только секретари, но и генерал-адъютанты, адъютанты, прапорщики и денщики – огромный человеческий механизм, который можно сравнить с оргáном, на котором Меншиков виртуозно умел играть. Он всегда знал кому может довериться и насколько тот или иной человек заслуживает доверия. Это умение управлять и делало его незаменимым помощником Петра.

4

Вместе в Петром Меншиков участвовал в Азовском походе, ездил за границу в состав Великого Посольства, работал на верфях в Саардаме, посещал английский парламент. Вероятно врожденные способности позволяли ему легко учить иностранные языки. Позже вместе в Петром он усмирял взбунтовавшихся стрельцов и собственноручно рубил им головы.

С начала Северной войны Меншиков неразлучен с царем. Меншиков участвовал в осаде и взятии Нотебурга – шведской крепости у истока Невы, на острове Ореховом. Осада была тяжелой и кровопролитной, а после победы Меншиков назначается комендантом новой крепости, которую Петр переименовал в Шлиссельбург («город-ключ»). Меншиков находит место для Олонецкой верфи на реке Свири, где строили столь необходимый Петру военный флот. Уже в августе 1703 года с ее стапелей сошел фрегат «Штандарт».

Затем Александр Данилович участвует во взятии шведской крепости Ниеншанц и в первом морском сражении, выигранном русскими войсками. Дело было так: сразу после того, как крепость Ниеншанц сдалась, к устою Невы подошла шведская эскадра из девяти кораблей. Шведы еще не знали, что крепость им уже не принадлежит. Они приветствовали гарнизон двумя пушечными выстрелами. Русские также ответили им двумя выстрелами, и шведы ничего не заподозрили. Близко подойти к берегу большие корабли не могли. Тогда адмирал Нумерс, командовавший эскадрой, послал в Неву два небольших корабля, чтобы связаться с гарнизоном крепости. Ночью русские солдаты под командованием Петра и Меншикова – единственных, кто умел управлять лодками, спустились к устью Невы и напали на шведов. Корабли эскадры поняли, что дело не ладно и начали стрелять из пушек. Начался абордажный бой. Шведов на обоих судах было около 80; «но, – как писал Петр Апраксину, – понеже неприятели пардон зело поздно закричали, того для солдат унять трудно было, которые, ворвався, едва не всех покололи, только осталось 13 живых. Смею и то писать, что истинно с 8 лодок только в самом деле было. И сею, никогда бываемою викториею вашу милость поздравляю». В итоге корабли захватили и увели в Неву. Адмирал Нумерс, обескураженный этим нападением, увел свою эскадру подальше от берега. В память об этом сражении Петр велел отчеканить медали золотые – для офицеров, серебряные – для солдат, со своим портретом на одной стороне и надписью на другой – «„Небываемое бывает. 1703». За эту победу бомбардирского капитана Петра Михайлова и поручика Меншикова пожаловали Андреевскими кавалерами.

Из военного моряка Александр Данилович сразу же превратился в строителя, ему поручено наблюдение за возведением одного из бастионов новой крепости на Заячьем острове. По сей день этот бастион носит имя «Меншиков». Сама же крепость во всех документах носила название Санкт-Питербурх.

15 июля 1703 года Меншиков уже в должность петербургского губернатора писал Петру: «Городовое дело управляется, как надлежит. Работные люди из городов уже многие пришли и непрестанно прибавляются. Чаем, милостью божией, что то предреченное дело будет поспешествовать. Только то бедно, что здесь солнце зело высоко ходит». Он же встречал в августе того же года 12 голландских торговых кораблей, которые пришли в город Ниен – предместья Ниеншанца. Узнав, что шведов здесь уже нет, капитаны захотели вести дела в русскими. Однако в тот раз корабли не смогли войти в Неву – им помешала эскадра Нумерса, все еще сторожившая берег. Но уже в ноябре 1703 года, когда эскадра наконец ушла в Выборг, новый голландский корабль привез в крепость соль и вино. Меншиков принял шкипетра весьма радушно и подарил ему 500 золотых“».

Всего в строительстве крепости принимали участие 20 000 человек и в середине сентября 1703 года оно закончилось и началось строительство укреплений на острове Котлин, которые возвели к весне следующего 1704 года.

Весной 1704 года русская армия вернулась под Нарву, где всего четыре года назад понесла сокрушительное поражение. Петр попытался взять город с ходу и для этого пошел на военную хитрость. Шведы ждали помощи из Ревеля, от отряда Шлипербаха. Тогда Петр приказал одеть часть воинов в синие шведские мундиры и двинулся на войско, осаждавшее Нарву. А.Д. Меншиков и А.И. Репнин притворно отражали нападение. Их цель – выманить шведов из укрепления и они добились своего: конный отряд выступил из крепости на помощь мнимому Шлипербаху.

В результате боя большая часть шведской кавалерии была изрублена, а пехота не без труда вернулась в крепость. Всего шведы потеряли в тот день около 300 человек, русские же – всего четырех. Осада Нарвы продолжалась весь июнь и июль и закончилась штурмом и взятием крепости. Меншиков, участвовавший в штурме, получил звание генерал-поручика и назначен губернатором Нарвы. Вскоре после этого сдался и шведский гарнизон, находившийся в Ивангороде.

* * *

Взятие Нотебурга, Нарвы и Дерпта (с 12-го на 13 июля 1704 года) нанесло серьезный удар по положению шведской армии на Балтийском море. Эта кампания принесла Меншикову еще одну, очень важную победу. Она связана не с ратными подвигами, а с пригожей лифляндкой Мартой Скавронской. Именно тогда она появляется в жизни Меншикова, а затем и в жизни Петра и на страницах русской истории.

О судьбе Марты еще при ее жизни ходили легенды. Одну из них рассказывает Юсто Юль, датский посланник в России. Вот что он пишет: «Упомянув о царской любовнице Екатерине Алексеевне, я не могу пройти молчанием историю ее удивительного возвеличения, тем более, что впоследствии она стала законною супругой царя и царицею. Родилась она от родителей весьма низкого состояния, в Лифляндии, в маленьком городке Мариенбурге, милях в шести от Пскова, служила в Дерпте горничною у местного суперинтенданта Глюка и во время своего нахождения у него помолвилась со шведским капралом Мейером. Свадьба их совершилась 14-го июля 1704 года. как раз в тот день, как Дерпт достался в руки царю. Когда русские вступали в город и несчастные жители бежали от них в страхе и ужасе, Екатерина в полном подвенечном уборе попалась на глаза одному русскому солдату. Увидав, что она хороша, и сообразив, что он может ее продать (ибо в России продавать людей – вещь обыкновенная), солдат силою увел ее с собою в лагерь, однако, продержав ее там несколько часов, он стал бояться, как бы не попасть в ответ, ибо, хотя в армии увод силою жителей дело обычное, тем не менее он воспрещается под страхом смертной казни. Поэтому, чтоб избежать зависти, а также угодить своему капитану и со временем быть произведенным в унтер-офицеры, солдат подарил ему девушку. Капитан принял ее с большою благодарностью, но в свою очередь захотел воспользоваться ее красотой, чтобы попасть в милость и стать угодным при дворе и привел ее к царю, как к любителю женщин в надежде стяжать этим подарком его милость и быть произведенным в высший чин. Царю девушка понравилась с первого взгляда и через несколько дней стало известно, что она сделалась его любовницей. Впрочем сначала она была у него в пренебрежении и лишь потом, когда родила ему сына, царь стал все более к ней привязываться. Хотя младенец и умер, тем не менее Екатерина продолжала пользоваться большим уважением и быть в чести у царя. Позднее ее перекрестили, и она приняла русскую веру. Первоначально она принадлежала к лютеранскому исповеданию, но, будучи почти ребенком и потому мало знакомая с христианской верою и со своим исповеданием, она переменила веру без особых колебаний. Впоследствии у нее родились от царя две дочери, обе они и теперь живы… Настоящего ее мужа, с которым она была обвенчана, звали, как сказано, Мейером. С тех пор, продолжая состоять на шведской службе, он был произведен в поручики, а потом его, вероятно, подвинули еще выше, так как он все время находился при шведских войсках в Финляндии. Этот рассказ о Екатерине передавали мне в Нарве тамошние жители, хорошо ее знавшие и знакомые со всеми подробностями ее истории».

М. Скавронская

Другие рассказчики отрицают, что Екатерина была обвенчана, или называют в качестве ее мужа других людей, говорят, что ее захватили при штурме Мариенбурга, а не Дерпта, спорят, была ли она по национальности шведкой, литовкой или белоруской, но бесспорно одно: Петр искренне и глубоко привязался к Марте, а она верно служила интересам Меншикова. Вместе с «Данилычем» они составляли очень эффективный тандем и до поры до времени сохраняли статус ближайших и самых доверенных друзей Петра.

* * *

После взятия Нарвы Меншиков вел военные действия в Литве, сначала он начальник кавалерии при фельдмаршале Огильви, а затем, с 1706 года, стал главнокомандующим. В том же 1706 году вместе с польским королем и саксонским курфюрстом Августом II он одержал победу над шведскими войсками близь польского города Калиш.

Это победа не только над врагами, но и над союзниками. Дело в том, что союзник этот оказался крайне ненадежным. В 1705 году Швеция и Польша заключили мирный договор, согласно которому большая часть польской торговли должна была проходить через шведскую Ригу, а русская транзитная торговля – запрещена. После того как шведская армия вторглась в Саксонию, Август вступил во шведами в тайные переговоры и заключил тайный Альтранштедтский мир (названный так по поместью Альтштат под Лейпцигом, где подписали этот секретный документ). В нем Август отказывался от польского трона в пользу ставленника Швеции Станислава Лещинского. Нужно было любой ценой попытаться удержать поляков в союзе с Россией.

Когда русская и саксонско-польская армии двинулись к Калишу, Август оказался в трудном положении. Он предупредил шведского генерала о нападении и просил его удалиться, но тот не поверил, решив, что это военная хитрость.

Позже Меншиков подробно описал ход битвы в письме британскому посланнику Ч. Витворту: «29 октября нового стиля мы на голову разбили неприятеля под Калишем. Шведскими войсками командовал генерал от инфантерии Мардерфельд; под его началом были 8 шведских полков, 4 пехотных и 4 кавалерийских, то есть около 8000 человек шведов, и 24 000 поляков, вверенных палатину киевскому. Из них большая часть убита или ранена. У меня было только 8000 драгун; в деле участвовал еще король польский с 4000 саксонцами; поляки же, бывшие при его величестве, во время самой битвы оставались в бездействии вместе с нашими калмыками и казаками, но оказали большую помощь в преследовании разбитого неприятеля. Атака началась в 4 часа пополудни, в 6 всё уже было кончено; и не наступи ночь так рано, не удалось бы уйти ни одному человеку, как умел уйти генерал-лейтенант Крассау с двумя эскадронами. Я захватил в плен главнокомандующего – генерала Мардерфельда, 6 полковников, 2 подполковников, 10 кавалерийских поручиков; далее из пехотных войск: 3 подполковников, 2 майоров, 7 капитанов, 30 поручиков, 17 прапорщиков, 4 адъютантов; кроме того, 294 унтер-офицера и 2000 рядовых, частью кавалеристов, частью пехотинцев. В плену у короля польского в Калише находится 17 кавалерийских и пехотных капитанов, 16 поручиков, 15 корнетов и 6 прапорщиков, а также несколько штаб-офицеров и 800 рядовых, палатин киевский, недавно возведенный новоизбранным королём в коронные гетманы, палатин трокский и многие другие знатные поляки, большинство которых сдалось в день калишской битвы. Мы также отняли у неприятеля всю артиллерию и обоз. О потерях саксонцев в этом сражении известий у меня нет, потери же русских очень незначительны; убитых 84 человека (в том числе и офицеры и рядовые), раненых 324 человека».

А сразу после битвы Петру в столицу полетело короткое донесение: «Не в похвальбу вашей милости доношу: такая сия прежде небываемая баталия была, что радошно было смотреть, как со обоих сторон регулярно бились… И сею преславною щастливою викториею вашей милости поздравляю и глаголю: виват, виват, виват!» Петр отвечал на это: «Неописанную привез нам радость о победе неприятельской, какой еще никогда не бывало, – и тут же добавил, – уже сей третий день мы празднуем». Похвалил Меншикова и Август, все еще изображавший верного союзника. Он писал Петру после сражения у Калиша: «Я был вполне всем доволен, и если могу на что жаловаться, так это на князя Александра, потому что он в этой войне, ревнуя о славе вашего величества и нашей общей пользе, подвергал себя очевидной опасности и тем причинил мне немалое беспокойство».

Шведская армия в Польше была полностью разгромлена. Правда, добиться лояльности Августа так и не удалось. Отслужив благодарственный молебен в Варшаве, подарив Меншикову Оршу в Литве и Полонное на Волыни и отослав русских на зимние квартиры в Галицию, король освободил шведских пленных и отправился на встречу с королем Карлом XII в Саксонию.

Петр по своему обыкновению достойно наградил человека, исполнившего его волю и проявившего изобретательность такой наградой, которой, вероятно, в тайне желал Меншиков. Первым подарком стала трость, украшенная алмазами, крупными изумрудами и гербом Меншикова, стоившая 3064 рубля 15 алтын 4 деньги. Но этим царские милости не ограничились. Двумя годами ранее Александр Данилович получил диплом на достоинство графа Римской империи; теперь он возведен в сан князя Римской империи, а еще три года спустя, в 1707 году Петр возвел его в достоинство светлейшего князя Ижорского.

* * *

В конце декабря 1707 года шведская армия, 44 000 человек, перешла по льду Вислу и отправилась на восток. Карл вел ее на Москву. Петр не рисковал вступить со шведами в открытое противостояние, его армия просто разоряла земли, по которым должны были пройти шведы, портила дороги, разрушала мосты, и истощала силы армии короткими и неожиданными стычками. «Это был грандиозный и жестокий план, предусматривавший спасение страны через ее уничтожение», – пишет шведский историк Петра Энглунд.

Вскоре Меншиков доносит Петру, что рассказали ему пленные: «…рядовые солдаты к королю приступили, прося, чтоб им хлеба промыслил, потому что от голода далее жить не могут, чтоб король во гнев не поставил, ежели когда от него уйдут. Король же их утешал, дабы еще четыре недели потерпели, и тогда им в провианте никакого оскудения не будет, но в Москве все в излишке найдут».

Под Головчиным шведам удалось навязать русским «правильный бой», и они легко выбили противника из укрепления, потеряв в четыре раза меньше солдат, чем русские. Но были и отличия, на этот раз русская армия не побежала, она отступала организованно. Однако Петр, взбешенный новым поражением, жестоко покарал свое войско: командиров разжаловали в рядовых и заставили оплатить потерянные пушки и боеприпасы, солдат, раненных в спину, повесили.

Петр добился своего – видя, как с каждым днем падает боеспособность армии, Карл не решился идти на Москву, а двинулся на Украину, где надеялся пополнить запасы.

Меншиков участвовал в сражении близь деревни Лестной, когда русские войска разгромили шедший с обозом корпус Левенгаупта, который спешил из Лифляндии на помощь основной армии. Александр Данилович возглавлял специальный корволант (от французского «Korps Volant» – летучий корпус) включавший в себя 7000 всадников и 5000 пехотинцев, посаженных на коней. Сражение продолжалось целый день, ночью остаткам корпуса Левенгаупа (примерно половине его) удалось ускользнуть, но весь обоз достался русским.

Шведы стремились к Батурину, где их ждал с продовольствием и амуницией гетман Мазепа. Но Меншикову удалось их опередить. Он штурмом взял город, разорил его и устроил резню в назидание другим. После этой акции устрашения Украина уже не осмелилась выступить против Петра единым фронтом. За это Петр I пожаловал князю принадлежавшее гетману Мазепе село Ивановское с деревнями.

В мае 1709 года Меншиков со своим отрядом спешит на помощь Полтаве, осаждаемой шведскими войсками еще с апреля. Крепость выдержала около двадцати попыток штурма, пока под Полтаву не прибыл с главной армией Борис Петрович Шереметев.

Всем становится ясно, что грядет генеральное сражение, в котором «выживет только один»: или русской или шведской армии суждено было навеки остаться под Полтавой. Карл назначил решающую битву на 27 июня (8 июля) 1709 года. Он планировал пройти передовые укрепления русских на рассвете, под прикрытием тумана, и, соединившись за редутами, ударить противнику в тыл. Но не всем отрядам удалось миновать редуты незаметно. Завязавшаяся стычка привлекла внимание Петра, и он послал Меншикова с пятью батальонами и пятью драгунскими полками ударить по правому крылу шведов. В результате Меншиков взял в плен генерала Шлипербаха и затем ударив по корпусу генерала Розана рассеял его. За время битвы под Меншиковым было убито три лошади. После битвы он преследовал Карла и смог взять в плен корпус Левенгаупта, прикрывавший отступление короля, при том, что корпус этот численно превосходил отряд Меншикова. Наградой герою был чин фельдмаршала – Меншиков второй человек в России, получивший его. Кроме того, теперь ему принадлежали два города на Украине, и он стал вторым после самого Петра землевладельцем в России.

После победы под Полтавой Меншиков вернулся в Польшу, воевал в Курляндии, Померании и Голштинии, вытесняя шведов с их последних укреплений на континенте. Получив от европейских монархов орден Слона (Дания) и орден Черного орла (Пруссия), пытался обеспечить себе и более значительное вознаграждение: в 1711 году предлагал вновь посаженному на польский трон Августу взятку в 200 000 рублей, если тот поможет ему занять Курляндский трон. Но из этой затеи ничего не вышло. В феврале 1714 года Меншиков возвращается в Санкт-Петербург. Война окончена, теперь Петру снова требуется опытный администратор, который будет контролировать становление промышленности в новой столице. Прежде всего нужны работающие верфи и военные заводы, но и обеспечение быта горожан, придание столице имперского блеска – это тоже важные задачи.