Елена Паленова
Огонь чужой обиды
Забрали доктора девочку в больницу, а пока довезли, жар как рукой сняло. Сидит на руках у бабушки, к груди жмётся, глазёнки испуганные на врачей таращит. На первый взгляд ничего у ребёнка не обнаружили, но в отделении на сутки всё же оставили вместе с бабушкой – понаблюдать на предмет обострения.
Анализы в норме, видимых причин для лихорадки нет. Велели Евдокии Михайловне обратить внимание на то, что ребёнок ест, потому что, кроме аллергии, других объяснений у докторов не нашлось. Отпустили домой, а там дед Федя встретил их рассказом об очередном кошмаре – снова Маруся ему во сне про коней огненных говорила, и что колесница для живых тоже вся в огне.
И температура у Алинки поднялась чуть ли не сразу, как они порог квартиры переступили. Вышли на улицу – жар сразу же спал.
– Что-то здесь нечисто, – нахмурилась Евдокия Михайловна, сидя во дворе на скамейке и щупая внучке лоб. – Не бывает таких болезней.
– Призраков тоже не бывает, а она вон чего… – возразил дед Фёдор, которому теперь в собственной квартире было неуютно.
Решили на свой страх и риск снова уехать на дачу. «Скорую» в случае чего там ждать, конечно, долго, но тащить ребёнка туда, где ему плохо, тоже не вариант. Евдокия Михайловна с Алинкой на улице остались, пока дед сумки с вещами собирал – от греха подальше.
* * *
До сорокового дня на даче жили и горя не знали. Вроде и возвращаться надо, но так рассудили – помянуть и здесь можно, не обязательно ради этого в город ехать. А потом дед Фёдор съездит один, переночует и скажет – угомонилась Маруся или нет. И заодно от вещей дочкиных избавится, раз уж срок подошёл.
Помянули. Съездил старик в город и вернулся оттуда через два дня мрачный, как туча грозовая – ничего не изменилось. Как ночь, так находиться в квартире невозможно. И жар будто прямо от стен идёт даже если все окна настежь открыть. Вещи Марусины какие в церковь отнёс, а какие с собой привёз, чтобы сжечь.
На улице костёр разводить не рискнули – лето сухое было, мало ли что. Поставили сумки с вещами возле печки-буржуйки, дождались, пока Алинка заснёт, чтобы не видела, как мамины вещи в топку летят, и принялись плакать и жечь…
