Елена Евгеньевна Тимохина
Долгая ночь Виктора Цепкова
Совещание, наконец, началось. Его дважды откладывали из-за преемника Игнатова, который так и не явился, сославшись на чрезвычайную ситуацию. Старший по штабу переговорил с ним, на этом все и кончилось. Воспользоваться услугами большого бизнеса не представлялось возможным. У нового руководства не нашлось средств на ликвидацию ЧП.
Денег и совести.
Потом началось обсуждение текущих дел. Майор держал глаза открытыми, чтобы зафиксировать факт своего присутствия при видимом отсутствии. Это не мешало ему спать.
Полковник докладывал, что руководство связалось с пожарными, которые потушили склад, на этом все и закончилось. Вещества, представляющие опасность, упаковали в контейнеры и отвезли на мусорный полигон. Склад завалили землей. «Вот и ладушки», – сказал полковник.
Совещание подходило к концу.
– Что-то не так? – негромко спросил полковник, когда они с майором Габреляновым остались одни. За все время обсуждений майор ни разу не высказывался.
–Там еще ОБВ остались. В отстойнике на очистных сооружениях.
– Там все обследовали, майор. Специалисты не тебе чета. Признали, что все чисто. И вот еще. Не заводи больше свою пластинку, ди-джей. Музыка кончилась. Дело закрыто.
Проблема оставалась не решенной, а забытой и запрещенной, а значит, в будущем она возникнет опять.
Ну и что, что дежурный с моста передал сообщение в МЧС. Габрелянов – такой майор, что генералы, в принципе, не нужны. Только в отличие от генералов, о майоре Габрелянове никто не знает, как не знают курьера, который доставляет пиццу, если только курьеров не расстреливали за опоздание. Что касалось Габрелянова, то он боялся остаться не у дел, если откажется играть в игру, в которую играли все, и оставалось ждать только, когда умолкнут эти песни. Или когда главный инженер Васильев вернется из своей командировки. Вот только командировка была бессрочной. На тот свет. Да и старые песни тоже никак не кончались.
Сообщить о смерти Игнатова майор вызвался сам. Надя находилась в больнице, врачи лечили ее от интоксикации. Один бог знал, сколько промедола ей вкололи в ту ночь. Однако доктор Цепков рассчитал все правильно, и последствий для здоровья у молодой матери не возникло.
Габрелянов купил кофе на вынос для Нади, которая страдала от нехватки кофеина.
Несмотря на возражения медсестер, больная поднялась с постели и попросила майора проводить ее на прогулку в больничный сад, где какой-то дед играл на баяне «Прощание славянки».
Габрелянов задумчиво брёл рядом, не отводя глаз от юбки, развевающейся по ветру. Ему и самому было странно, откуда взялась эта юбка. Медсестры мельтешили вокруг в узких белых халатах, а Надя была в гипсе с головы до ног, из-за чего ей одежды и не требовалось. Правда, она накинула поверх ночнушки серое пальто, сказав, что ей нужно прогуляться.
Они устремились на улицу и окунулись в общее мельтешенье, но из их разговора не вышло никакого толка. Из прочитанных сотен книг много лет назад Габрелянов не мог выудить ни одной умной строчки, все забылось.
Надя поставила свой кофе на скамейку.
– Слышь, музыкант, дай и мне попробовать, я в детстве училась на аккордеоне.
И тогда Надя взяла в руки музыкальный инструмент, она держала его, как колыбель, распрямляя и сводя меха. Она взяла аккорды какой-то детской песни. Габрелянов присел рядом.
– Ну что приехал, майор? – тихо спросила она, не переставая играть.
– Есть новости о твоем муже, – начал он издалека.
– Чтоб ему разбиться, гаду, – из глаз Нади потекли слезы, видно, имела предчувствие.
Каждое ее движение говорило, что в жизни все игра, и обижаться тут не на что. И пусть есть одна хорошая девочка на свете, и того хватит для счастья. Играла она плохо, но какой-то человек бросил ей в стакан монетку. Надежда передала баян старику, допила кофе и, в конце концов, выудила свою монетку.
Габрелянову стало жаль мужа и хотелось крикнуть ему вернись, потому что он знал, от чего Игнатов хотел убежать. Что в этом мире грубом, где банкроты сражались с ОМОНом, танцующие балеринки не имели шанса спасти. Оттого что зимние узоры сами собой не расцветали, он колесил, выписывая их колесами. Из этого редко выходило что-то путное, и раскуроченный мотоцикл занимал место в гараже среди детских лыж и санок, а сама папа – на кладбище.
Габрелянов не часто задумывался о других людях, он и сам собой бывал крайне редко. Он смотрел на юго-восток. Где-то там в деревне Цепки жил Виктор, пропавший у него из вида. Такого при случайной встрече не увидишь, но теперь Габрелянов его точно разглядел бы. И он знал теперь, что именно следовало ему сказать.
Нужно брать ломы и лопаты, заводить экскаваторы и бульдозеры, с тем чтобы на земле росли и снежные дворцы леса, и деревья, и цветы. Вот, что он сказал бы мертвецу Игнатову, случись им поговорить по спецсвязи.
И напившись чаю из больничной кружки, майор обрел силы и готов был нести в мир весть о том, что бог есть, и бог есть они сами, люди, то есть.
И когда баянист заиграл «Прощание славянки» теперь уже по просьбе Надежды, она поняла, что неладное происходит не с ней, а с остальным миром, которому она так доверяла, и гибель мужа стала тому свидетельством. От музыки звенел воздух, и слезы бежали по ее щекам, принося ей облегчение.
И под музыкой старика мир расцветал новыми звуками, главным из которых был ангельский призыв, но к чему, это каждый решал про себя сам.
И ночь была темна, словно все свечи потушили, и все звезды погасли, а бредущая по дороге белая кобыла шла, как святая, гадая, в какой дом она придёт.
Круг 13-й
Виктор оглянулся через плечо. Вслед ему шли четверо автоматчиков, готовые по команде стрелять. Он поднял руки. Его белый халат был неотличим от тумана. Он пробовал закричать, но из горла вырвался еле слышный сип. Солдаты преследовали его, чтобы исполнить все, что им скажут.
Послышались выстрелы. Он проснулся. В комнате было тихо.
И так продолжалось ночь за ночью.
Его замучили сигналы тревоги. Он просыпался и что? В голове ни одной мысли.
– Опять страшный сон приснился? – спросила его подруга.
–Стреляли, ты слышала?
–Военная часть на стрельбах. Признайся, ты чего-то глотнул? Выглядишь неважно, когда под химией».
Сколько раз он повторял ей, что ничего не употребляет. Он просто спал и пробуждался по команде, когда его организм в три часа ночи командовал: «Проснись!»
На изменение своей судьбы Виктор не обижался. Впрочем, дело было не в починковском заводе и не в буре, повалившей ель. Точнее, не только в ней. При худшем раскладе можно было разглядеть целый спектр проблем, из которых многие заканчивались Армагеддоном. Виктор снова оказался перед выбором, в котором его работа и сама его жизнь имели мало значения. А потому он позвонил подрядчику и сказался больным. Тот рассердился и пригрозил проблемами, но это только заставило Виктора улыбнуться. Его смешили заботы людей, а то, что они считали проблемами, совершенно его не трогало. Пока господа в костюмах и галстуках заключали договоры, чтобы потом разорвать их в одностороннем порядке, в глубинке могло громыхнуть так, что мало не покажется. И туман из Болвановки был тому только первым вестником.
Починковский химкомбинат, производивший начинку для «Солнцепёков», был обанкрочен людьми, не имевшим представления об изделии А, да и не интересовались они производством, с которым не знали, что делать. Их интересовали активы и емкости, которые планировали пустить в продажу.
Игнорировать информацию Виктор не мог, и, если поступал вызов судьбы, никакие отказы не принимались.
И это было ясно, как свет очей его любушки!
И как это у неё сил хватало нести на себе прекрасные малахитовые глаза, а у него – любоваться ими.
Утром Виктор открыл ворота гаража, чтобы вывести из гаража машину. Из-за ночного мороза дверь никак не открывалась. Ну да он не торопился.
Потеряв работу, он сразу получил много свободного времени. Правда сначала его затаскали к следователю, который в мельчайших деталях хотел знать, какие именно препараты доктор Цепков вводил жене Игнатьева. И хотя лицензия практикующего врача позволяло Виктору осуществлять лечение людей, оказавшихся в затруднительных обстоятельствах, его подловили в применении промедола, большая доза которого была обнаружена в крови Надежды. Сложно было дать объяснения о происхождении учетного препарата, к которому Виктор не имел доступа, да он и не пытался.
– Вводили больной наркотическое средство?
– Ничего не вводил.
– Обезболивающее откуда брал?
– Ни откуда.
– Какие у тебя контакты? – наседал следователь.
– Да никакие, – отвечал Виктор, который по опыту знал, что невозможно доказать кому-нибудь то, во что он не желает верить. Вот дерьмовым поступкам оправдания всегда можно найти…
– Как же она у тебя живой осталась?
– Не вводил ничего, – стоял на своем Цепков, продолжая историю про белого бычка, которая закончилась для него увольнением по статье.
Так что снег Виктору не нравился. Не нравилась ему и мороз. Без лома не обойтись.
Но в тот день ему суждено было заняться совсем другими делами.
Со стороны шоссе на деревенскую улицу свернула тяжелая машина, на таких фургонах выезжали бойцы МЧС по спецзаданиям. Пока Виктор разглядывал красную машину, она свернула к деревне, и уже не оставалось сомнений насчет того, куда она направлялась.
Около его дома фургон остановился, дверь открылась, и из машины выскочил знакомый майор.
– Здравствуйте, доктор! – приветствовал его Габрелянов.
Он перечислил имена людей, сидевших в фургоне: «Шувалов, Академия гражданской защиты, Павленко, областное управление МЧС, это представители с кафедры инженерной экологии, а это – с экологической химии». – Некоторые имена Виктору были знакомы еще с времен, когда он работал санитарным врачом, а другие он слышал впервые.
– А это не случайно, что с вами Григорий? – спросил он, пожимая руку кузнецу. Не хватало еще Вована и его компании, но без них решили обойтись.
– Товарищи решили, что грубая физическая сила им не помешает, – объяснил кузнец, который и на это раз прихватил с собой молот и клещи.
Вся группа вопросительно смотрела на Виктора в ожидании его решения. Тот взглянул на Григория, который едва заметно улыбнулся, потом перевел глаза на Габрелянова, но лицо майора ничего не выражало. Все прочие предпочитали не вмешиваться, дав Виктору время обдумать предложение. Тот повернулся к ним спиной.
В следующую минуту он стучал в окно соседу.
– Михалыч, ты вроде гидролог, к тому же правительственные награды имеешь. Тут как раз такое дело образовалось по твоей части. Надо съездить со мной в одно место. Общество просит. И без твоих синих таблеток никак не обойтись!
Сосед вышел на крыльцо. При виде машины и сидевших в ней людей лицо у Михалыча прояснилось. Он бросил в пакет несколько пачек синей соли, накинул на плечи спецовку и крикнул жене, чтобы не ждала к обеду, а потом побежал догонять Виктора, который уже шагал к фургону.
Куда ни кинь глаз, расстилались поля, которые Цепков видел и год назад, когда ехал к своей любушке. Даже стылый и влажный ветер оставался таким же. Это был замечательный ветер, дувший с реки, лучшее из всего, чем могла защитить человека природа. Благодаря ветру и реке им и удалось всем спастись.
Наконец, они прибыли на место, откуда до болвановского поля оставалось не более полутора километра. В лощине между полями шла набитая тропа, припорошенная свежевыпавшим снегом. Все участники экспедиции надели зимние маскировочные халаты и слились со снежным полем. Светлое небо, стволы берез, даже кроны сосен под снеговыми шапками – все вокруг светилось белизной.
Майор Габрелянов нахмурился, когда увидел цепочку следов, она вела в том же направлении. Кто бы это мог выйти прогуляться в такую рань? Друзья или враги? Ждать ли засаду?
Виктор еще раньше заприметил отпечаток «космос», постоянно встречающийся в следах. А потом увидел буквы на снегу «ФИРС», в которых содержалось сообщение, оставленное для него. Так деревенские разговаривали между собой, не желая посвящать в свои дела посторонних. Им ничего не нужно было объяснять, как, например, Димитрию, мостовому охраннику. Да и не верили они никаких объяснениям.
Вот и товарищи из Болвановки подтянулись!
Так что Виктор сказал, можно расслабиться. Это свои, и скоро они с ними увидятся.
Неожиданное изменение не понравилась спецам из управления. Они спланировали сложную операцию, и постороннее вмешательство их смущало.
Майор Габрелянов смеялся.
– Слушайте, несколько крепких парней нам не помешает. Да и поддержка населения, как никак. Что, Виктор, где твои друзья?
– Должны ждать на месте, но мы их опередили, –ответил Цепков.
– И где его друзья? – спросили спецы.
– Уже подходят, – заверил Виктор.
Подтянулись и починковские мужики, кое-кто из которых проходил срочную службу, а некоторые несли вахту в МЧС. Небольшой мороз никого не смущал.
–Сейчас будет представление, как всегда, – хмыкнул майор.
Нагибаясь над проломом в изгороди, Виктор ударился головой о стальной прут.
– Тупая башка этот кузнец, каждый раз режет проход, будто для детей. Каждый раз одно и то же. На этом полигоне что, гномы живут?
– Обожаю этих деревенских, – добавил Габрелянов.
Раненько они все собрались. Сна у них уже не оставалось ни в одном глазу. Чистейший адреналин рождал в голове видения, которые будоражили их. В этой кутерьме вспыхивали огни, и Виктор старался запомнить мысли, прежде чем они не погаснут. И когда его силы иссякали, и в серой мути размышлений не оставалось ни одного мало-мальского огонька, вдруг кто-то говорил что-нибудь хорошее, и в голове у него опять сверкал огненный веер.
Правды не знал никто. Прошлое оставалось непроницаемым, и только будущее было полно надежд.
