Екатерина Львовна Королева
Дикие казарки
Таракан
Его ловили и ловили,
Он очень не хотел в капкан,
И прихватить – не прихватили,
Был страшно ловким таракан.
Своею прыткостью нахальной,
Усами шевеля, смотрел,
В тарелки лазил не случайно –
Чужой еды сожрать хотел.
Обосновался, где теплее,
В помойке рыться он любил,
Добычу доставал жирнее,
Потом всё это разносил.
Изжить давно его решили
И ядом брызгали в него,
Но отравить – не отравили,
Сбежал он ловко за бугор.
Там приняли его радушно
Прусакской внешности друзья,
И охраняет его дружно
Вся таракания семья.
Комсомольская площадь
Комсомольская площадь, вокзалов огни –
В моей памяти вновь проплывают те дни,
Как студентами здесь собирались гурьбой,
С рюкзаком за плечами прощались с тобой.
Поезда-электрички нас мчали тогда
Далеко от Москвы и совсем в никуда,
Но подальше от людности и суеты
Уезжали для встречи своей мы мечты –
Там, где ветер ласкает макушку сосны,
Под серебряным облаком видятся сны,
Там журчит ручеёк и поёт соловей,
И весельем наполнены лица друзей.
А дышать так свободно и здорово жить,
Даже хочется в космос полёт совершить,
Но закончится всё – и увидим мы вновь
Комсомольскую площадь и цепь поездов.
Вечерний город
Вечерний город разбросал
Огней сверкающих пригоршни,
Неоном пляшет карнавал
Щитов рекламных, придорожных.
И фонари, как млечный путь,
Проспекты томно освещают,
В дома торговли заглянуть
Витрины бойко приглашают.
Нарядны входы кабаков:
Светодиодное мерцанье,
Гирлянды из цветных шаров,
Как с детством тёплое свиданье.
Шикарный город полон грёз
И ароматов трав шафранных,
И нет уж места здесь для слёз –
Их застилает дым кальянный.
Блестящий Балчуг – Пятницкой исток
Коснулись неба первые лучи,
Раскинул крылья мост Чугунный над каналом,
Проснулись ранним утром москвичи,
Художник юный день рисует краской алой.
Блестящий Балчуг – Пятницкой исток,
Прошедший век живёт в особняках старинных,
Торговли бывшей видимый итог:
Кофеен, мест доходных, лавок частных винных.
Размахом щедрым славились купцы:
Пирожных аромат витал, горячих булок,
В ближайшей слободе жили стрельцы,
Палаты тень свою бросали в переулок.
Стоял красивый храмовый придел,
Святейшей Параскевы Пятницы названный,
Торговый люд артерией гудел,
Телеги груз везли под крики возниц бранных.
Залиты светом маковки церквей
Рубином ярким звёзды пламенно играют,
Зелёным взмахом липовых ветвей
Москва блаженно нежным шёпотом встречает
Жизнь Метро течёт рекою
По утрам в Метро спускаясь,
Окунёшься в мир подземный:
Колоннады впечатляют,
Витражи играют цветом.
Эскалаторы катают
Множество людей с вещами,
А светильники мелькают
Балюстрадными шарами.
Вызывает восхищенье
Метро – труженик великий
В бесконечности движенья
Перевозок многоликих.
Жизнь Метро течёт рекою
Незабвенных судеб разных,
Змейкой шустрой, скоростною,
Поезда летают классно.
В разноцветном оперенье,
Словно птицы с разных веток,
Мы в стремительных мгновеньях
Выпорхнули с тесных клеток
Февральский снег
Февральский снег засыпал город,
Укутал толстым покрывалом,
Как будто неба чан расколот,
И сыпется пурга крахмалом.
Сугробов ледяные столпы,
В них утонуть по пояс можно,
Заметены надёжно тропы,
По ним пробраться невозможно.
И небосклон от снега серый
Кисельной мутью закрутило,
Молочной пеной очумелой
Закрыло солнышко-светило.
Прохожих мало, всё пустынно,
Квадрат Малевича – но белый,
Под шапкой снега тихо стынет
Увязший трактор сиротелый.
Холода пришли внезапно
Холода пришли внезапно,
А тепло вдруг растворилось,
Всё как будто бы озябло,
Содрогнулось, застудилось.
На карнизах птички жмутся
Ближе к окнам, где теплее,
В подвал кошки заберутся,
Там им точно веселее.
Тихий бомж порой ночною
На чердак зайдёт погреться,
Приют тёплый не устроил,
Социально-безупречный.
Одиночеством расстрелян
С равнодушием прицельным,
Беззащитною мишенью
Средь людей живёт он тенью.
Плач изломанных рябин
Дремлет в сладостной истоме
В мёрзлом кружеве жасмин,
Кисти алые в изломе
У заснеженных рябин.
Сыпет ватой снег спросонья,
Первой вьюгой пуховой,
Покрывает перья совья
Бирюзовою крупой.
Удивительным узором,
Посеребренной каймой
Выстилается подворье
Белоснежной пеленой.
Улетели птицы вешни
От лютующей зимы,
Опустевшие скворешни
Сиротливы и немы.
Пустота вселилась в доме,
Не слышны твои шаги,
И следы в смертельной коме
Сонной девственной пурги.
Стужа мрамором застыла,
Звёздной пылью голубой,
И постель совсем остыла
Разлучением с тобой.
Обнимают косогорье
Сосны снежностью вершин,
И доносится с подворья
Плач изломанных рябин.
Арбат журчал большой рекой
Цветастым бисером расшитый,
Арбат журчал большой рекой,
Весной летала Маргарита –
Легко парила над Москвой.
В единстве противостоянья
Добро сплетается со злом,
И в разнополюсных деяньях
Любовь соседствует с грехом.
И многое за чувство взято,
Чтобы любовь испить сполна
Обмен души на бал проклятый
Ей сам назначил сатана.
В миг обернувшись ведьмой тайной,
Кружила, в бешенстве страшна,
Под вальса громкое звучанье,
Ждал её Воланд до темна.
Полночный шабаш, жгутся свечи,
Бассейн наполнен коньяком,
Джаз обезьян играл – предтечей
Явленью грешных мертвяков.
И слуги дьявола старались
На церемонии гнилой
Горячей кровью обмывали,
Кропили розовой водой.
И вот великая награда
За все страданья жития
Явился Мастер, как услада,
Глоток волшебного питья.
Химер беззвучие услышав,
Покой и счастье обрели,
С лозою, вьющейся на крыше,
В свой вечный дом они вошли.
На полке в комнате моей
На полке в комнате моей
Тобой нечитанные книги,
Шаги невстреченных друзей
Я не услышу в общем миге.
И музыкальную юлу
С цветком счастливых пожеланий
Лишь в вермееровском углу
Найду на сундуке страданий.
Здесь ненакрытые столы
Грустны без прежних посиделок,
На них мутнеют хрустали
Со стопкою пустых тарелок.
А в старой книжке записной
Твоих нет новых каллиграфий,
И заполняется тугой
Альбом неснятых фотографий.
Понесет меня Борей
Понесет меня Борей
Средь тюльпановых морей,
Ярко алых лепестков,
Леденящих облаков.
У обрыва на краю
В память вышвырнет мою
И оставит кочевать,
Будет легче умирать.
И привидится в бреду,
Что тебя я вновь найду
Среди сотен тысяч лиц,
В окруженье белых птиц.
В пламени тюльпанов твердь,
Сможет ли она согреть
Наше ложе для любви,
Дать спасенье на крови?.
Мы здесь грешники и скитальцы
Мы здесь грешники и скитальцы,
Утро дрожью бьёт по губам,
Блеск кольца у тебя на пальце,
Кровь по венам, пульсом к вискам.
Крепкий кофе, сахар вприкуску,
Твой халат блестит в лоскуте,
Я одела тонкую блузку
Соблазнить тебя декольте.
За окошком отеля хмара,
Стережет улов крысолов,
И сидит на бордюре пара
Одиноких серых котов.
Не сорваться тебе с причала,
Все равно вернут беглеца,
Во мне зреет твое начало,
Исходящее от Творца.
Меняю детскую кроватку на еду
Просматривая сообщенья на ходу,
Среди постов и обсуждений вкупе:
«Меняю детскую кроватку на еду»,–
Прочла я объявленье в нашей группе.
Кричала острой болью тишина,
Пронзала грустью и тоской безмерной,
Что детям нет еды. И вроде не война,
На улицах полно Порше-Кайенов.
«Невесело в семье, в бюджете пустота,
У мужа сокращенье на заводе,
Остались на руках три маленьких дитя,
Продуктов нет совсем, и муж на взводе», –
Писала это женщина, простая мать,
Отчаянье в словах её мелькало,
Но знала, что нельзя ей руки опускать,
И за семью бороться она стала.
Откликнулся народ, детишек пожалел,
Пакеты, сумочки с едой собрали,
Никто в России ведь душой не очерствел,
Крупы и молока на кашу дали.
На кухне у плиты закрутит кутерьма,
Чтоб приготовить для детей вкусняшки,
Позднее в группу фото разместит сама –
Как радостны довольные тройняшки.
И солнцу сладко улыбнётся Человек
Мелькали поезда у Рижского вокзала,
Протяжные гудки приветственно слышны,
Высотка Ленинградской острый шпиль вонзала
В тугие облака лазоревой волны.
Цветочный аромат наполнил тонкий воздух,
Повеял ветерок апрельского тепла,
И город оживал, после зимы продрогший,
Вновь согревался и от спячки восставал.
И раннею весной с апрельскою мечтою
Родился Человек в счастливый светлый миг,
Весенним жаворонком, песней золотою
Пронёсся над Землёй новорождённый крик.
Сверкающей звездой над жизненной стихией,
Победой громогласно входит в новый век,
И Ангелы над ним уж расправляют крылья,
И солнцу сладко улыбнётся Человек!
