Екатерина Коровина
Плюшевая заноза
ГЛАВА 15
Мама рассказывала мне, что когда-то я очень любил плюшевого зайца, которого мне подарил Ричард, когда меня привезли из роддома. Я с ним спал, ел, играл и устраивал истерики, если его не оказывалось рядом. Даже ходить я учился с этой розовой зайкой.
И лишь когда мне исполнился год, я смог с ней расстаться. Вот так просто положил ее и увлекся другими игрушками. И больше я с ней не играл.
…Я рос смышленым и не по годам мудрым мальчишкой, чем очень интриговал окружающих и давал повод для гордости родителям.
С Ричардом у нас сложились довольно теплые отношения. Но я был более сдержанным, рассудительным и никогда не ломал игрушки. Тогда я еще не понимал, откуда во мне эта бережливость и сострадание к ним, я боялся сделать им больно или неудобно их положить, чем вызывал только насмешки со стороны всех родственников. Однако, никто не смог меня переубедить и заставить играть так же, как все дети.
О, нет! Мое детство не было скучным! Вовсе не обязательно, будучи маленьким взрослым, сидеть на стульчике, положив ручки на колени и смотреть в окно. Я так же бегал, прыгал, кричал, шкодничал, играл солдатиками в войну, мои драконы шли в сражения, а машины врезались друг в друга. Но все это я делал мягко, без особого прикладывания силы. Пару раз мы даже со старшим братом били окна камнями. Правда, потом пришлось сознаваться в содеянном. Кстати, это было еще одно мое отличие от Ричарда: я всегда признавал свою вину. Брат часто этим пользовался, сваливая все на меня, но родители быстро поняли, что если я виноват, я сознаюсь. А потому, когда я отрицал свою вину, они мне верили.
В возрасте четырех лет я начал рассказывать маме и папе какие-то истории из жизни других людей, фантазировал на тему оживания игрушек по ночам и всегда просил не закрывать шторы, чтобы луна светила в окно.
Папа успокаивал маму, которую тревожили мои «особенности», рассказывал, как двоюродный племянник второй жены водителя папиного шефа тоже любил посочинять разные истории, будучи ребенком, а потом это все вылилось в увлечение фантастикой и написание целой серии книг.
Но чем старше я становился, тем больше понимал, что «выделяться» не стоит. И постепенно научился фильтровать все, что хотел рассказать или показать.
И вот, в свой двенадцатый день рождения я проснулся… тридцатипятилетним мужиком Томом. Внешне я оставался все тем же Алексом Андерсоном, но моя душа… Я вспомнил все! Память из двух предыдущих жизней (если вторую вообще можно так назвать) настолько резко вторглась в мое сознание, что я на несколько мгновений потерял связь с реальностью.
Когда я пришел в себя, меня мучило несколько вопросов:
– Как остаться ребенком в глазах окружающих?
– Почему я не забыл все, как говорил Эалар?
– Много ли нас таких, «исключений», обманувших систему небесной канцелярии?
– Сколько «живых» игрушек сейчас находится в нашем доме?
– Как смотреть теми же глазами на маму и папу, учитывая, что я вспомнил родителей из первой жизни? Как на приемных? Но они же родные!
– Как найти Лиетту, которая, скорее всего, давно уже не Лиетта?
Когда в комнату вошли мама, папа и брат и, поздравив меня с днем рождения, подарили игровую приставку, я радовался, как ребенок, поймав себя на мысли, что казаться ребенком не так уж и сложно. Да и какой мужчина откажется впасть в детство, особенно, когда это даже поощряется.
Тяжелые думы ненадолго отступили, дав мне наладиться подарком. Весь день я играл с Ричардом в приставку, помогал маме готовить праздничный ужин, а вечером сидел со всеми родственниками за столом и набивал живот салатиками, принимая поздравления.
Но с приходом ночи мысли вновь закружили свой немыслимый хоровод, отбирая сон и покой.
Именно тогда я понял, почему память стирают перед перерождением – она попросту будет мешать новой жизни. Весь этот багаж знаний, чувств, эмоций, событий – он оставляет больше вопросов, чем ответов! Например, вопрос: что теперь со всем этим делать?
С одной стороны я был совершенно не рад, что мне пришлось повзрослеть за одну ночь на двадцать три года, что теперь у меня многого, увы, не будет в этой жизни (например, «трясучки» перед первым поцелуем), что мне уже известно «откуда берутся дети», что я в столь юном возрасте знаю вкус сигарет, чувство похмелья, ощущение «жопы» в жизни и еще кучу всего, чего мне знать пока не положено. Я понимаю, что такое процентная ставка по кредиту, знаю как много денег «сжирает» коммуналка, что не нужно рассуждать о политике, раз я не могу повлиять на нее, я помню разницу между болью от разбитого сердца и от разбитой бутылки пива, купленной на последние деньги. Иными словами, в свои двенадцать я внутренне был старше, чем даже мои родители!
А еще я не хотел помнить Лию. Точнее, и это было как раз другой стороной медали, я был рад, что вспомнил ее и уже задался целью найти свою девочку, но… Если бы память не подкинула мне воспоминания о ней, я бы спокойно прожил эту жизнь, влюблялся бы в других девчонок, дружил бы с ними и, возможно, на одной из них когда-нибудь бы женился.
Теперь же мне нужна была только Она! И я понятия не имел, как ее найти.
* * *
Мне семнадцать.
Я узнавал Лиетту в каждой второй девушке, но ни одна из них не трогала мою душу.
Беда была в том, что я не знал ни ее имени, ни ее адреса (не факт, что она вообще находилась на этом континенте), ни даже ее внешности. Все, на что я мог полагаться – это внутренний «щелк». Но было только «хрясь», когда я в очередной раз после первого поцелуя произносил свою коронную фразу: «не то». Иногда это был пинок по ноге, иногда толчок в грудь, но чаще всего – пощечина.
Я настолько привык, что моя, в основном левая щека, горела, еще минут десять храня отпечаток небольшой женской руки, что просто шел домой, не обращая на это никакого внимания. Меня заполняло разочарование в собственных ошибках. Признаться, мне было жаль этих девочек. Они не заслуживали такого придурка, как я и такого обращения. Но я ничего не мог с собой поделать.
* * *
Мне двадцать.
Я сидел в маленьком уютном кафе в паре кварталов от своего дома и пил лучший кофе из всех, что мне когда-либо доводилось пробовать. Кофе небесных чертогов не в счет! В Среднем мире такой не варят.
Зал был оформлен под дерево: по стенам плелись какие-то растения, деревянная мебель была удобной, а новенькие плафоны светильников, нависавших над каждым столиком, все еще хранили древесный аромат. От всего этого веяло теплотой и уютом, а легкая музыка, не обременяющая слух, а служившая скорее фоном, помогала расслабиться и найти точку опоры в этом мире, если ты по какой-то причине ее потерял и неумело балансировал между крайностями, пытаясь не свалиться. Это было про меня.
Именно в этом заведении совсем недавно я смог договориться со своим внутренним «Томом» и отказаться от бессмысленных поисков Лиетты. В конце концов, я допускал лишь один процент вероятности, что она не примет меня за сумасшедшего и не бросится бежать, едва я попытаюсь ей хоть что-то рассказать. Да и нужно ли рассказывать? Может, проще было бы дать ей заново влюбиться в меня, делая вид, что тоже увидел ее впервые? При любом раскладе я все равно не узнал бы, чем закончилась эта история, поскольку твердо решил жить дальше без Лии.
И как только тумблер поиска в моем сознании перешел в положение «выкл.», я взглянул на мир другими глазами.
…Миловидная светловолосая официантка, которую я никогда доселе не видел в этом кафе, подошла к моему столику:
– Желаете еще что-нибудь заказать?
– Эммм, еще чашечку американо, пожалуйста.
– Извините, но это уже третья. Вы кого-то ждете? Может, у Вас что-то случилось? – в ее серо-голубых глазах, окруженных стаей пышных ресниц, мелькнула тревога. – Ой, простите, я просто… Я новенькая, еще болтаю лишнее, – быстро затараторила она, виновато потупив взгляд и обхватив пальцами одной руки запястье другой.
– Ничего-ничего! Спасибо за заботу. Действительно, третья чашка будет лишней. Принесите мне, пожалуйста, чай. Зеленый. И пирожное, на Ваш вкус.
– Оу, прекрасный выбор! У нас самые вкусные пирожные в городе!
– А еще самые лучшие официантки, – я подмигнул ей, вогнав девушку в краску.
– Сейчас принесу Ваш заказ… – она замешкалась.
– Алекс.
– Алекс. А я, – она поправила табличку на своей груди, – Дарнеллия, можно просто Дар.
– Очень приятно. Вы же не местная, да? У Вас такой… интересный акцент.
– Я родом из Австралии. Переехала пару недель назад к своей двоюродной тете на время. Родители приедут чуть позже, когда продадут дом.
– Вам у нас нравится?
– Ну, я еще не успела обзнакомиться. Но тут вполне мило… и красиво. И люди добрые, а это главное. Ой, что-то я заболталась. Одну минутку.
Девушка развернулась на пятках и спешно удалилась, чтобы через пару минут выпорхнуть в зал с подносом. Подойдя ко мне, она опустила поднос на стол, поставила передо мной чашку ароматного зеленого чая и пирожное… Панчо. Я внимательно посмотрел на Дар, и она это заметила.
– Что-то не так? Вы не любите это пирожное? Просто это мое любимое, и я подумала… Простите, я сейчас заменю.
– Не надо! – я перехватил ее руку, чтобы остановить. – Я очень люблю Панчо! Вот и задумался, как Вы узнали?
– А я и не знала, – пожала она плечами и светло улыбнулась.
– Дарнеллия! – донеслось грозно откуда-то со стороны кухни.
– Ой, прошу прощения. Мне пора.
– Спасибо, – сказал я спине официантки и принялся за лакомство.
Пирожные в этом кафе были действительно бесподобные! Я знал это давно, но Панчо видел в меню впервые. Нежнейший сметанный крем пропитал каждый кусочек бисквита, делая его сочным и тающим во рту, а кусочки персика и ананаса добавляли вкусу экзотики и кисло-сладких ноток. Ммм… У этого десерта был лишь один недостаток: он слишком быстро заканчивался.
Отправив последний кусочек в рот и запив его чаем, я вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и повернул голову. Через три столика от меня, у окна сидела миниатюрная брюнетка. Рядом с ней на столе стоял стакан апельсинового сока и ноутбук, на котором она что-то печатала, отбивая чечетку пальцами по клавиатуре. Когда ее рука зависала над клавишами, она поднимала глаза и смотрела в мою сторону, куда-то сквозь меня, изредка фокусируя взгляд на мне. Один такой взгляд я поймал, и она как будто проснулась, очевидно, вынырнув из своих мыслей. Смущенно улыбнувшись, она завела прядь волос за ухо и опустила глаза.
Посчитав необязательным отрывать Дар, бегающую по залу, от работы, я положил на стол деньги, не забыв оставить щедрые чаевые, и пересел за столик незнакомки.
– Привет!
– Привет, – девушка закрыла компьютер и посмотрела на меня оценивающим взглядом.
– У тебя не занято?
– Занято.
– Прости.
Я попытался встать, когда услышал:
– …Было. Подруга не пришла. У нее там форс-мажор…
– Стало быть, не прогонишь? Меня Алекс зовут.
– Ну, если Алекс, то не прогоню. Оливия, – она протянула мне руку, и я нежно пожал ее.
– А если бы меня звали по-другому, прогнала бы?
– Ага. Будь ты Сэмом.
Я вопросительно посмотрел на нее.
– Мне постоянно везет на придурков по имени Сэм. Поэтому, когда я слышу это имя, сразу ухожу. Надоело разгребать за ними проблемы.
– Что, много проблем?
– Ну, посуди сам: мой сосед Сэм в детстве сломал мне нос, когда мы с ним не поделили машинку, и мне прилетело этой самой машинкой в лицо. Одноклассник Сэм однажды не рассчитал безопасное расстояние во время одного прикола и подпалил мне волосы зажигалкой. Хорошо, быстро потушили, налысо стричься не пришлось. Еще один парень в школе, тоже Сэм, пару лет назад наехал на меня, выезжая на своей машине задом с парковки и забыв посмотреть в зеркало. Итог – двойной перелом левой ноги. Сорок дней в гипсе. И это летом! Ну и кульминацией стал мой бывший, после которого я зареклась впускать в свою жизнь Сэмов: он пришел знакомиться с моими родителями, опрокинул на пол торт, который мама готовила весь вечер, после чего собрал его обратно на тарелку и поставил на стол, уверяя при этом, что он не виноват и торт сам упал. Ага, с середины стола, как же! Когда мой папа сделал ему замечание, призвав признать свою вину, Сэм обозвал его старпером и сказал, что не обязан выслушивать папины претензии, после чего хлопнул дверью и скрылся в тумане. Кстати, на улице действительно был вечерний туман. На следующий день он, правда, пришел извиняться с букетом цветов и тортом. Но! Когда я увидела, что эти цветы он сорвал с нашей клумбы, вытоптав добрую ее половину, пришла в ярость и послала его куда подальше. А торт… торт оказался просроченным.
Я не выдержал и рассмеялся. Нет, ну надо же! Действительно, четыре человека с роковым (для Оливии) именем и от всех остались настолько негативные воспоминания.
…С девушкой было весело и легко общаться, и мы даже не заметили, как просидели в кафе до его закрытия.
Уж не знаю, что было в ее голове, насколько я ей понравился при первом знакомстве, но когда мы вышли на улицу, она, сославшись на обещание быть дома к десяти, села в такси и уехала, не оставив ни адреса, ни номера телефона.
До самого утра мне не давало покоя воспоминание: ее загадочный горящий взгляд и закушенная губа, когда она обернулась, уже будучи около машины.
Другой парень, возможно, ничего бы не заметил, но не я.
Я стал каждый день приходить в кафе, где впервые ее увидел, и садился за тот же столик, заказывая кофе.
С Дарнеллией я больше не флиртовал, да и она все поняла в прошлый раз, когда увидела нас, смеющихся, за одним столиком. Надо отдать ей должное, доброжелательности в ее взгляде не убавилось. Она с такой же теплой улыбкой приносила мне чашку с дымящимся ароматным напитком, спрашивала о моем настроении, а когда я расплачивался, не дождавшись Оливию, подбадривала меня, уверяя, что она обязательно придет.
Через три дня мое ожидание было вознаграждено.
– Привет.
– Привет.
– У тебя не занято?
– Занято.
– Ой, прости. Я думала…
– Для тебя.
Девушка широко улыбнулась и села на стул.
– Представляешь, я два дня ждала твоего звонка и сердилась на тебя, и на себя, за то, что не понравилась тебе. А вчера вечером поняла, что номера телефона-то я тебе так и не оставила! Вот вечно со мной так! Тогда я решила попытать счастья в этом кафе и узнать у официантов, где тебя найти. А тут ты…
– Три дня…
– Что, прости? – она подалась вперед.
– Я сидел тут три дня, ожидая тебя, – я усмехнулся.
Ее глаза округлились.
– Правда?
– Нет, решил приукрасить, чтобы произвести впечатление.
– Правда! – шепнула ей на ухо проходившая мимо Дар.
Я улыбнулся и отвел глаза.
– Может, прогуляемся?
Август был уже на исходе, а потому воздух уже не казался таким горячим и не обжигал на вдохе. Вечерний ветерок приятно обдувал кожу, играя с длинными, до талии, волосами Оливии. На ней было легкое летнее платьице персикового цвета, доходящее своей расклешенной юбкой до середины бедра, и белые босоножки на плоской подошве. Свежесть и юность в одном флаконе!
Шагая рядом, она случайно задела своей рукой мою.
– Ой, – смутилась девушка.
– Позволь? – я решительно взял ее за руку и продолжил свой путь, как ни в чем не бывало.
Оливия несколько мгновений смотрела на меня, но, не дождавшись моей капитуляции, расслабилась и крепче сжала мою ладонь.
Как же с ней было хорошо! Мы ели мороженое, вымазывая носы друг другу и хохоча так, что на нас невольно оглядывались прохожие; с криком «шурррр» гоняли голубей в небольшом скверике, отчего стая птиц то и дело поднималась на крыло. Если бы они могли, они бы наверняка покрутили пальцем у виска. Когда я брызгал на нее водой из фонтана, она так заливисто смеялась, прикрывая лицо ладонями и отворачиваясь, что мне хотелось, чтобы ее смех звучал как можно чаще.
В тот момент, когда я потерял бдительность, девушка подкралась сзади и вылила мне на голову воду из своих ладошек. Струйки прохладной влаги текли за шиворот и стекали на лицо с мокрых волос.
– Ах, ты… – я сгреб ее в охапку и притянул к себе. – Оливия, ты будешь моей девушкой?
* * *
Роман с Оливией настолько захлестнул меня, что отголоски прошлого уже почти не тревожили мой разум. Я вновь чувствовал себя двадцатилетним парнем с кучей амбиций и грандиозными планами на будущее. Я был Алексом. Мой внутренний Том добровольно ушел на пенсию и поселился в самом дальнем уголке моей души, обретя там гармонию.
…Мы катались на коньках в толпе народа, пришедшего на центральный каток города за тем же, за чем и мы – прочувствовать все прелести зимы. Спокойный снег тихо падал с неба, искрясь одинокими снежинками в темных волосах моей девушки.
Сегодня что-то было не так: Оливия была мрачной и замкнутой, то и дело порываясь уйти. Она спотыкалась и падала на ровном месте, пару раз больно ударив колено. Складывалось ощущение, будто она была совсем не здесь.
– Ты можешь рассказать мне все! Что случилось? Я могу помочь? – я взял ее лицо в свои ладони и заглянул в глаза.
Медленно убрав мои руки, она, не отрывая взгляда, одними губами прошептала:
– Прости меня, Алекс. Нам надо расстаться…
Мои ноги подкосились, и мне стоило немалых усилий удержать равновесие. Мы вышли с катка, взяв паузу в пятнадцать минут в этом серьезном разговоре для того, чтобы переодеться, снять коньки и устроиться на скамейке неподалеку.
– Я не понимаю. Нам же хорошо вместе.
– Я… Так будет лучше для нас обоих.
– Но…
– Прошу, выслушай меня и постарайся понять. Если ты думаешь, что это решение далось мне легко, то ты глубоко ошибаешься. Моему папе предложили должность директора филиала в России. Когда я сдам выпускные экзамены, мы всей семьей переедем в Москву. Я всегда мечтала поступить в Московский Государственный Университет имени Ломоносова. И вот, судьба сама дает мне билет. Когда мы познакомились, мое поступление в ВУЗ было еще под вопросом. Я думала, что если у нас все получится, то я откажусь от своей мечты и продолжу обучение тут. Если бы я тогда знала, что все так обернется, я бы больше не пришла в то кафе… Прости меня.
– И давно ты узнала о переводе папы?
– Неделю назад. Всю эту неделю думала о нашем будущем. И поняла, что его просто нет.
– Но до окончания школы еще полгода! У нас есть время. А потом что-нибудь придумаем.
– Нет. Не надо. Я не смогу жить в России, а сердцем быть с тобой. Я не верю в отношения на расстоянии.
– А как же мое приглашение провести Новый год с моими родителями?
– Поэтому я и говорю тебе все это сейчас. Во-первых, чтобы не испортить тебе праздник, а во-вторых, пока наши отношения не зашли слишком далеко. Ты же хотел представить меня родителям как свою девушку?
– Как любимую девушку, – поправил я ее.
– Это серьезный шаг. Прости, но я не могу. Ты очень, очень хороший, Алекс! Если бы у меня только был выбор, я бы не рвала душу ни тебе, ни себе. Но сегодня между нами все закончится. Прошу, прими мое решение и не обижайся на меня. Я буду помнить только хорошее…
Она поцеловала меня в щеку. Прощальный поцелуй обжег, словно оставляя невидимое клеймо на скуле. Я смотрел, как она уходит и не находил в себе силы бежать за ней. А надо ли? Если она мне небезразлична, я должен был принять ее выбор, каким бы он ни был. А дальше… время покажет. Если нам суждено быть вместе, значит, будем. В конце концов, я тоже не глуп и вполне смогу пройти вступительные испытания в МГУ имени Ломоносова.
* * *
Закончился декабрь, передавая эстафету январю под залпы новогодних салютов. Как бы Оливия не берегла мое праздничное настроение, его у меня не было от слова «совсем». Я осознавал, что вот сейчас она должна сидеть рядом, за этим столом и нежно улыбаться, сводя с ума своими ямочками на щеках; что пару часов назад я должен был познакомить ее со своими родителями, старшим братом и его девушкой Аминой; что сразу после салюта я должен был подарить ей браслет с пластиной, на которой была короткая гравировка: «Счастье рядом…». Сейчас этот браслет был надежно спрятан в моем шкафу под стопкой вещей, чтобы случайно не попасться мне на глаза и окончательно не вогнать меня в депрессию.
Но вопреки всем моим ожиданиям и мечтам, вместо Оливии рядом сидел Ричард, они о чем-то увлеченно спорили с папой, а мама с Аминой обсуждали рецепт очередного кулинарного шедевра под названием «салат «без пяти двенадцать», в который входило все, что осталось в холодильнике после приготовления основных блюд. Я бы назвал его более честно: «всё чё было». Но женщины предпочитают красоту во всем, даже в таких мелочах, как название салата.
Мне было… одиноко. Том украдкой выглянул из своего убежища, чтобы напомнить мне, что когда-то, в прошлой жизни, у меня вообще не было ни семьи, ни праздничного стола, ни праздника. Он дал мне увесистого пинка и со словами «Соберись, тряпка!», скрылся в своем дальнем уголке.
Я осмотрелся. Действительно, когда-то я даже мечтать не мог о таком празднике, а теперь, когда все это у меня есть, порчу его сам себе какими-то дурными мыслями и унынием. Жизнь продолжается! Я поднял бокал с шампанским и произнес:
– За то, чтобы мы ценили то, что имеем, и никогда не забывали радоваться жизни!
Бокалы налетели друг на друга, раздался дружный «дзззынь», и я, опустошая свой бокал, загадал одно единственное желание:
«Обрести свою настоящую любовь в этом году».