О, мудрейший.
Твой голос святейший,
Взгляд добрейший,
Скажи мне сейчас,
Поскорей же,
Но, без прикрас.
Почему согласясь,
Обручаясь,
Обрекла себя мать на разлуку,
Поддалась она адскому стуку,
Что звенел, словно дикий
В ушах.
Впопыхах.
Ты сбегал впопыхах.
Расскажи мудрый муж
На досуге.
Не теряйся
В испуге.
Заслуги
Я готова услышать.
Шепчи.
Если хочешь кричи!
Не молчи.
Заклокочи
Упрёком.
Пролепечи.
Ведь рана кровоточит
У дочери твоей,
Что у реки
Страдает от болезненной руки,
Что гибель ей несчастной
Напророчит.
А ты главу смущённо опустил.
И разве станешь отрицать,
Что знал недуг, мудрейший?
Иль будем вместе вспоминать
Её путь тяжелейший?
Ты видел милую жену
В беседе со стенами
И слышал лишь её одну.
А хоры с голосами
Принадлежали ей в бреду.
Смешалась явь со снами
И породила череду
Тревог и бед кругами.
И вот проклятый чёрный день
Под сатаны крылами.
Она пришла под ту сирень
За вашими церквами.
И топит дитятко в реке
От вражьих рук спасая.
А друг стоит всё вдалеке
И смотрит. Не мешает.
Но, был ли он? И я скажу,
Пока в слезах скорбящий.
Он пустота и наряду
С тобой лишь зло сулящий.
Для них и я в веках бреду,
Для них. И талый вдох
Несёт к багровому стыду,
Заставший их врасплох.
На сейбу из окна смотрю:
Старается. Растёт.
Я дух земли. Жертв не корю.
Иш Таб народ зовёт.
Её я тоже не кляну,
Хоть страшен крест и грех.
Новорождённую жену
И мать казнят из тех,
Кто знает нравственность и жизнь,
Кто ведает уклад,
Чьи идеалы улеглись
В статичный, скучный такт.
Виднее им её судьба.
Мудрейший, поднимись,
Ими услышится мольба,
Спадёт вина. Гордись.
Отдай мне душу. Обернись.
Тебе она к чему
Её душа? Освободись
И тело брось в тюрьму.
Но, кажется, что долгим был
Наш томный разговор,
Уж на луну и пёс завыл.
Ночь. Поздно жать затвор.
Уже качается петля,
Уже исполнен долг,
Но будет глупая молва
Везде искать подлог…
Шестая осень шелестя листом
Шептала нам о тихом счастье,
Перебирая бисер на запястье,
Подаренный тобой тайком.
Мне не мечталось с рыжей пеленой,
Всё в ней сливалось, гибло без остатка,
Наш мир лишь становился шатким,
Но у людей ведь это не впервой?
Осень шестая. Она ведь не твоя.
Чужая. Этим и злосчастна,
Ну, почему твоя любовь опасна?
Она, как проклятая колея
Снесла всю жизнь мою, плюя
На дряхлые, скрипящие устои,
Но сердце беззащитное, смешное
Кровоточит, коснувшись острия.
И сколько же играть мне эти роли,
Где я верна бесчувственной толпе?
Повесят на позорном на столбе,
Лишь оттого, что ты самодоволен.
Да, больно. И прощения прошу
За унижение, предательство и волю,
Которые себе не зря позволю,
С которыми немного подышу…
Щелчок. Так загорается искра,
Она не вспыхнула слегка,
Я долго мучала простой моторчик,
Который был неряшливо узорчат,
Но, не помог мне прикурить,
Нет, невозможно больше позабыть
Её глаза, возникшие напротив
И вредным жестом всё вокруг облагородив,
Она сумела голову вскружить!
И как мне дальше жить?!
Когда намёк отчётлив,
Как поворот заносчив
На жизненном пути,
С него мне не сойти,
Но разве же нужна дорога
Иная и без эпилога?
Как не поверить мне ему
После того, как с ней иду
Рука в руке и год от года-
Такая у меня свобода
И я другую не хочу!
Мечтаю. Громко хохочу,
Ведь я люблю! Я так люблю!
От всей души благословлю –
Мне не нужна чужая злоба,
Мы от неё устали обе,
В толпе лишь молча растворюсь.
Я за любовь не извинюсь.
Она не ведает подлога.
Она даётся нам от Бога.
Есть продолженье у меня,
Я им жива.
Её глаза,
Из них наивная слеза,
Когда нарушена игра.
Когда все правила учла,
Но на другое поле
Вновь фортуна перешла,
Да, милая, обида обняла.
И кто бы знал,
Что так предельно ясно
Мне резонирует недоуменье
Страстно,
Как и тебе в забытой, крошечной игре,
Вот только я, словно в огне
И из него гляжу испуганно и томно,
Молю отца. Довольно.
Прошу. Опомнись.
Ведь ссора наша
Больше, чем никчёмна.
Ну, хочешь, я весь мир переберу,
Сотру.
Историю всю вновь перепишу.
Умру.
А, хочешь, я во сне молча уйду?
Какой мне смысл
Быть. И жить забытой
Без маленьких, клубничным мылом мытых,
Нежнейших и святейших рук.
Мой друг,
Какой бы ни был мой недуг,
Ты не услышишь от меня отказа,
Ты хуже, чем любая метастаза,
Если так хочешь всю любовь убить,
Если дитя и мать топить
В страданиях и муках
Каждодневно…
А может похороним ревность,
Которая сжирает так напевно
Всё твоё сердце.
Разум глохнет вслух.
Прогоним этих чёртовых старух,
Что вьются, будто вороны над телом,
Тяну к тебе я руки, пусть несмело,
Ведь сгорело.
Наше счастье догорело,
Очаг давно уже потух,
Остался едким воздух,
Ну и пусть,
Что на свободу рвусь,
Я не смирюсь,
Если по разным побредём перронам,
Если примкнём к чёрным воронам,
Поклонимся чужим иконам.
Я не за это бьюсь.
С тяжёлым сердцем расстаюсь,
Если врагами,
Если на года…
Полотно в раз рукой прикрыв,
Ты считаешь на этом всё.
Счёт закрыт. И на нём гриф.
Переписывай лист, Руссо.
Всё равно это был миф.
Всё равно, что судьбу грызём.
Это каторга. Не жизнь.
Сгинем, коли не пропадём.
Посмотри, раз нетерпелив.
Издали. По проспекту втроём.
И сполна яда вкусив,
Мимо счастья без слов пройдёшь.