Екатерина Чернобережская
Санкт-Петербург. Маршрут на три дня

В зале московской школы находятся шедевры коллекции – большие иконы «Святой Петр» и «Святой Павел» из иконостаса Успенского собора во Владимире. Они были исполнены в мастерской знаменитого мастера Андрея Рублева. Ритмическая композиция, повторение мягких, плавных линий делают эти образы особо музыкальными.

В четвертом зале выставлены работы известного иконописца Дионисия из собора Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря, поражающие сочетанием неизъяснимой легкости и ясности с торжественностью и своеобразным пафосом. Тут же и поздние образцы московской школы, для которых становится характерна прорисовка мелких деталей и преобладание красного и золотого цветов.

Войдя в следующий зал, мы попадаем уже в Петровскую эпоху с ее тягой к светскому искусству. Петр активно приглашал в Россию иностранных художников и посылал русских юношей учиться живописи за границу. Светская живопись началась в России с жанра портрета. Первые опыты в этом роде, пока довольно условные, в которых чувствовалась еще иконописная традиция, назывались «парсуны» («персоны»). Европейскую технику письма первыми осваивают петровские зарубежные пансионеры Иван Никитин и Андрей Матвеев, чьи работы можно видеть в этом зале. Иван Никитин впоследствии прославился как крупнейший портретист первой четверти XVIII в.

Среди его известных работ – «Портрет напольного гетмана», «Портрет барона Строганова», известная заказная работа «Петр I на смертном ложе».

В следующем зале – живопись второй трети XVIII в. Тут и широко известные детские портреты семьи Фермор кисти Ивана Вишнякова, и выразительные полотна Алексея Антропова – к примеру, большой портрет Петра III, нелюбимого мужа Екатерины II.

Затем мы попадаем в угловой зал, вызывающий восхищение своим золоченым потолком и удивление стоящей посредине огромной бронзовой статуей. Этот скульптурный портрет императрицы Анны Иоанновны с арапчонком сделал ваятель Растрелли, отец известного архитектора.

Пройдя через зал знаменитого портретиста Федора Рокотова (среди его полотен следует отметить «Портрет великого князя Павла Петровича в детстве», «Портрет графини Санти», портреты четы Суровцевых), мы попадаем на экспозицию, где представлены работы художников – выпускников созданной Елизаветой Петровной в 1757 г. Академии художеств. Интересна картина украинского художника Антона Лосенко на русский исторический сюжет «Владимир и Рогнеда». Этот художник считается основоположником отечественной исторической живописи.

Далее нас ждет эпоха Екатерины Великой – скульптурный (работы Федора Шубина) и живописный портреты государыни и известнейший цикл из семи портретов выпускниц основанного ею Смольного института благородных девиц, созданный Дмитрием Левицким.

Затем словно бы происходит чудо – из музейных залов мы переносимся в эпоху великого князя Михаила Павловича, попадая в не тронутый переделками Белый зал, поражающий размерами и совершенством. Здесь до сих пор сохранилась оригинальная отделка Росси и подлинная мебель, сделанная по его эскизам. Просторный зал, выходящий окнами в Михайловский сад, освещают бронзовые золоченые люстры, мягко подсвечивающие богатую цветом живопись плафонов. Поблескивает гладь искусственного мрамора на стенах и колоннах, сверкает натертый наборный паркет, расставленная в строгом порядке резная золоченая мебель довершает роскошное убранство. Кажется, вот-вот откроется дверь и войдут хозяева дома и гости. Ведь именно здесь у великой княгини Елены Павловны собирались столичные и заезжие знаменитости, общественные деятели и политики, музыканты и композиторы, ученые, писатели…

Затем через зал портретиста Боровиковского мы попадаем в один из самых больших и знаменитых залов музея, где потрясающие морские пейзажи Айвазовского (именно здесь находится хрестоматийный «Девятый вал») спорят в совершенстве с великолепными портретами Карла Брюллова. Здесь же и самая знаменитая картина Брюллова, открывшая новую страницу в истории русского искусства, – «Последний день Помпеи».

Ни один из европейских художников XIX в. не удостоился такого грандиозного триумфа, какой выпал на долю молодого живописца Карла Брюллова, когда в середине 1833 г. он открыл для зрителей двери своей римской мастерской с только что оконченной картиной «Последний день Помпеи». Никогда слава русского искусства не разносилась так широко по всей Европе. Произведя настоящий фурор в Риме, Милане и Париже, картина Брюллова наконец добралась и до Петербурга, где сразу оказалась в центре внимания русского общества и стала предметом патриотической гордости. «Толпы посетителей, можно сказать, врывались в залы Академии, чтобы взглянуть на «Помпею», – повествует современник. В своем официальном годовом отчете Академия художеств признала брюлловскую картину лучшим созданием XIX в. Известные представители русской культуры восторженно приветствовали картину, воспевали ее в стихах и прозе. Гоголь написал обширную статью, в которой признавал это полотно «полным всемирным созданием», где все «так мощно, так смело, так гармонически сведено в одно, как только могло это возникнуть в голове гения всеобщего».

Тема картины взята из древнеримской истории. Помпеи – старинный римский город, расположенный у подножия Везувия, в 79 г. н. э. в результате сильнейшего вулканического извержения был залит лавой и засыпан камнями и пеплом. Тысячи жителей погибли на улицах города во время панического бегства. В картине Брюллов противопоставляет губительным стихиям природы душевное величие и красоту человека.

«Его фигуры прекрасны при всем ужасе своего положения. Они заглушают его своей красотой», – писал Гоголь, тонко подметивший основную мысль брюлловской картины.

Эту картину можно рассматривать долго, подмечая все новые и новые детали. Вот распростертая фигура молодой женщины, разбившейся при падении из колесницы. Вот два молодых помпеянина несут на плечах своих больного старика-отца. Вот молодожены – юноша-муж поддерживает падающую в изнеможении жену с брачным венком на голове. Вот сын (в его образе подразумевается римский писатель Плиний-младший, очевидец трагедии) пытается спасти старую мать. В картине есть и языческий жрец, и христианский священник, как бы олицетворяющие уходящий античный мир и зарождающуюся на его обломках христианскую цивилизацию. Если присмотреться, то можно увидеть и автопортрет Брюллова, изобразившего себя в виде помпеянского художника, который, спасаясь из города, уносит с собой ящик с кистями и красками. А в образе матери, прижимающей к себе дочерей, живописец увековечил женщину, в которую был влюблен, – знаменитую светскую даму графиню Юлию Самойлову. Ее же портрет с воспитанницей висит у двери в следующий зал.