Екатерина Барсова
Грааль клана Кеннеди

Мальчишка загляделся на кота…

Маруся толкнула калитку и оказалась в небольшом красивом дворике с двумя клумбами. Зеленая травяная дорожка, весело петляя, шла к дому. Она поставила чемодан на газон и направилась к домику. Дверь распахнулась; пожилая женщина, возникшая на пороге, ничем не напоминала ее бабушку: высокую, худую, с аккуратно уложенными волосами. Нет, старушка, стоявшая перед ней, была плотной, низенькой, с круглым лицом, на щеках две ямочки. Одета в пестрое платье, а в правой руке держала половник.

– Вы к кому?

– К вам. Вы жилье не сдаете?

– Нет.

– Жаль, – вздохнула Маруся. – Я хотела у вас остановиться. Мне очень домик понравился.

– Приезжая?

– Да.

– Надолго?

– Пока не знаю.

– Заходи, чай попьешь, а там видно будет.

– Я не одна.

– А с кем? – не поняла женщина.

– С котом. Деметрием.

– Да ну! А что за кот?

Маруся выпустила Деметрия из сумки, и тот некоторое время сидел, недовольно щурясь от света, потом чихнул и, задрав хвост, прошелся.

– Красавец!

Рыжая шерстка блестела, переливалась на солнце.

– Пусть он пока у вас погуляет.

– Да пусть гуляет. Не жалко.

Домик внутри был волшебный: печка с изразцами, огромный самовар в углу, на стенах декоративные тарелки с видами города и большой сотканный из лоскутков петух.

Чай был горячим, с баранками и пирогами. Маруся пила чай, обжигаясь, дула на кипяток.

– Ну рассказывай теперь. Зачем к нам приехала?

Маруся неожиданно для себя рассказала Капитолине Михайловне – так звали старушку – практически все. И про подлеца Константина, и собственное отчаяние, и бесперспективность жизни. Она так и выговорила, без запинки, два раза: «бесперспективность»… И заплакала, хлюпая носом. Стало себя жалко.

– Ох, какие же вы все глупые, – протянула Капитолина Михайловна. – Глупые-преглупые. Раз любовь кончилась, так и жизнь закончилась. Так, что ли?

Маруся заревела в полный голос.

– Ладно, допивай чай, отдохни, а потом решим, что с тобой делать. Сейчас пообедаем с тобой.

– Да я не хочу, аппетита нет никакого.

– Как это нет? А картошечка рассыпчатая, огурчики малосольные, грибочки маринованные, рыбка свежая… Борис Семеныч принес. А ты – аппетита нет…

Капитолина Михайловна расставляла тарелки с едой на столе: все лоснилось, пахло, источало ароматы, выглядело, как на голландских натюрмортах… И – да: картошечка таяла во рту, огурчик хрустел на зубах, от грибочков текли слюнки, а рыбка….

– Можно еще рыбки? – попросила с набитым ртом Маруся и смутилась. – Ой, я, наверное, что-то не то сказала. Снахальничала…

– Все нормально. Рыбки ешь сколько сможешь. Борис Семеныч еще наловит.

Маруся не помнила, как она дошла до кровати, а потом рухнула во что-то мягкое, пышное и уснула…

Проснулась она от того, что отчаянно мяукали. Маруся открыла глаза. На подоконнике сидел Деметрий и издавал истошные звуки.

– Ты как? – спросила Маруся и, вскочив с кровати, подошла к подоконнику.

За окном был сад. Маленький, но настоящий. Две огромные яблони, одна из которых своей тяжелой веткой с налитыми зелено-красными яблоками почти дотягивалась до подоконника, другая росла поодаль. Стояла еще ива с плакучими ветвями и декоративный прудик с искусственными утками.

– Маруся! С добрым утром! Проснулась? – услышала она голос Капитолины Михайловны. – Тогда сейчас чайник поставлю.

За чаем Маруся сидела, сжавшись: было жаль покидать этот домик.

– Деметрий вас не беспокоил?

– Кот-то? – откликнулась хозяйка. – Нет. – И улыбнулась: ямочки на щеках обозначились еще сильней. – Он всю ночь гулял. Пришел под утро, весь в росе. Кофе или чай?

– Кофе, если можно.

– Можно, отчего ж нельзя.

Когда завтрак был закончен, Маруся встала.

– Спасибо, сколько я вам должна?

– Нисколько, сядь. В общем, так, – протянула Капитолина Михайловна. – Живи пока у меня. Правда, комнатка, как ты видела, маленькая. Особых удобств нет. Так что, если вдруг захочешь в гостиницу или в более современные условия, обижаться не стану. Плата моя – десять тысяч рублей в месяц. Вместе с едой – пятнадцать. Но особых разносолов не жди. Выбирай! Подумай, что тебе подходит: мой дом или гостиница.

– Я согласна, – закивала Маруся. – Мне у вас очень нравится. А кот?

– Пусть живет… Ничего страшного. Он – парень, судя по всему, самостоятельный.

Маруся провела ладонью по волосам. Пора приступать к новой работе. Она вспомнила про бабушкины бумаги. «Новый Орлеан, 1939 год», – всплыло в памяти.

Новый Орлеан, 1939 год.

Маруся прошла в свою комнату и, взяв в руки телефон, забила в поисковике, и ей высветилось: Освальд Ли Харви – убийца президента Кеннеди…

Как странно! Почему у бабушки хранился его тайный дневник? Как он к ней попал? И почему бабушка никогда о нем не упоминала? Она его переводила?

Маруся взяла блокнот и сделала там пометку, написав: бабушка, Освальд Ли Харви. Как все это странно! И ничего на ум не шло! Какая-то непонятная загадка!

Она тряхнула головой и решила сосредоточиться на сегодняшнем дне и работе.

Маруся нашла в списке контактов телефон секретаря Королькова и набрала номер.

Двухэтажный особнячок – здание начала прошлого или конца позапрошлого века, выкрашенное в бледно-голубой цвет, – прятался в глубине двора за раскидистыми кустами сирени. Крылечко было оформлено затейливым козырьком с завитушками. Дверь закрыта. Маруся нажала на кнопку звонка-домофона, но не успели ей ответить, как дверь распахнулась, и выскочила тоненькая заплаканная брюнетка с распущенными волосами. Мелькнула короткая черная юбка и белая блузка. Маруся стояла и смотрела ей вслед.

Выбежав за ворота, девица повернула направо и скрылась с Марусиных глаз.

– Где она? – услышала Маруся позади себя зычный рык.

Она обернулась.

Прямо перед ней высился охранник.

– Там, – махнула рукой Маруся, – побежала направо.

– Ясно дело. А ты куда?

– К вам.

– К «вам» не бывает, – назидательно сказал охранник. – Конкретно к кому.

– Ну… к Королькову.

– К самому ПашСергеичу?

– Да.

– А от кого?

Марусе стало смешно.

– Можно пройти и все объяснить самому Королькову? А то я здесь стою и теряю время. Меня направили из Москвы, по договоренности.

– Так бы и сказала. Проходи, – и охранник отошел в сторону, освобождая путь.

В особняке пахло кофе и еще чем-то сладким, похожим на ваниль.

– Вторая дверь слева, – крикнул охранник. – Не ошибешься.

В комнате, куда вошла Маруся, находились трое. И, судя по всему, они о чем-то спорили, потому что из-за двери она услышала голоса на повышенных тонах, но стоило ей войти – все стихли.

За столом сидел Корольков, Маруся узнала его, утром она нашла фото в Интернете – светло-русые волосы зачесаны назад и открывают высокий лоб. Серые глаза, чувственные губы, на подбородке ямочка.

Он был генеральным директором строительной компании «АМТЕК», президентом банка «Волжский купец», а также был председателем культурного фестиваля «Волжские зори», кроме этого, в его ведении имелся еще ряд компаний и предприятий. И вот теперь Корольков выдвинул свою кандидатуру в мэры.

Другой мужчина сидел, положив ноги на стол, спиной к Марусе. И при ее появлении даже не повернулся. Третьей была женщина – лет тридцати пяти, плотная блондинка в синем костюме. С тяжелым взглядом, она была довольно красива, но вся ее красота казалась тяжелой, и сразу бросалось в глаза, что ей приходится бороться с весом. Волосы забраны в пучок, глаза подведены синими стрелками.

– Вы к кому, девушка? – обратилась к Марусе блондинка.

– К Королькову. Из Москвы.

– А, вы… новая помощница, – улыбнулся Корольков. – Прошу в нашу команду.

Когда Корольков улыбался, то улыбка вспыхивала и освещала лицо: она играла-порхала на губах, таилась в глазах… Эта улыбка манила и притягивала людей, они ныряли в море обаяния, не в силах оттуда вынырнуть.

Парень, сидевший в кресле, резко крутанулся и уставился на Марусю. Ему было двадцать три – двадцать четыре года. Тонкие черты лица, тонкие губы, торчащий кадык и язвительный взгляд светлых глаз.

– Паш! А кого нам прислали? – громко задал он вопрос, словно Маруси и не было.

– Дэн, не придуривайся, нам кого попало порекомендовать не могли. Это во-первых. А во-вторых, так говорить при даме невежливо. Риточка, организуй чай… Вас как зовут?

– Маруся, Мария…

Дэн посмотрел в потолок и фыркнул, словно видел там что-то смешное.

– Ма-ру-ся! Что за имя! Боже мой! – воскликнул он, воздевая руки вверх.

– Дэн, брось! Не паясничай. Не обращайте на него внимания. – Корольков снова блеснул-сверкнул ослепительной улыбкой. – Он – парень хороший, но немного… хулиган.

Взяв со стола стрелу дартса, Дэн запустил ее в круг. Стрела точно попала в яблочко.

– Браво! – захлопал Дэн самому себе.

– Вам кофе? Или чай? – поднялась со стула Маргарита. – С молоком? Без? С сахаром?

– Кофе. Без сахара и без молока.

Когда-то она прочитала, что, если хочешь произвести впечатление, то нужно заказывать кофе без молока и без сахара, тогда у людей о тебе складывается впечатление как о решительном и волевом человеке.

– Опа! – захлопал в ладоши Дэн. – Крутая женщина. Респект. И уважуха.

«Шут гороховый» – говорила про таких бабушка. Но шут играл свою роль сознательно, напоказ…

Маргарита, слегка вильнув бедрами, направилась в соседнюю комнату, где, очевидно, была кухня.

– Ну что, – Павел Эдуардович протянул руку, – будем знакомы, Маруся.

После того как Маргарита принесла кофе, кстати превосходный, Марусю подвергли перекрестному обстрелу. Но она выдавала ровно столько информации, сколько было нужно. Корольков одобрительно кивал, Маргарита что-то все время высматривала в айпаде, а Дэн крутился в кресле, изредка вскидывая на нее глаза.

– Ну что ж, – сказал Павел, когда она закончила, и после этого начались вопросы с подковыркой. Замужем или нет? – это Дэн. Работала ли она когда-нибудь с политиками и вообще с политической рекламой – это Корольков. Какая у нее концепция предвыборной кампании – это Маргарита.

На все вопросы Маруся ответила подробно и обстоятельно. Ее ответы вызвали разную реакцию. Корольков слушал внимательно, слегка постукивая карандашом по столу. Дэн сидел, глядя прямо перед собой, сложив руки домиком. Маргарита покусывала губы.

– Ну что ж, – проговорил Корольков, когда она закончила. – Все вроде логично и правильно. Наш человек. Из нашей команды, – подчеркнул он. – Такие люди нам нужны. А что ты скажешь, Дэн?

– Ну… – Дэн крутанулся в кресле, сделав полный оборот. – Поживем – увидим.

– Маргарита?

– Пока вопросов нет.

– Тогда Маргарита введет вас в курс дела, а мы с Денисом поедем по делам. А у вас ко мне вопросы есть? – Светлые глаза Королькова встретились с ее глазами. На секунду Маруся окунулась в этот ласковый манящий огонек и тут же судорожно сглотнула.

«Нет уж, голубушка, второй раз не обжигайся! Ты только что получила нокаут. Приди в себя, а потом, это твоя работа, ты откомандирована сюда для дела»…

Она помедлила, а потом спросила:

– С каким перевесом голосов вы планируете победить?

Вопрос был явно провокационный. Ее шеф учил так: подобные вопросы немного выбивают человека из колеи. Он ерзает, пытается обрести опору… Может подумать, что перед ним провокатор чистой воды… Но главное – задать вопрос и увидеть реакцию. И получить ответ. Или не получить. Из чего тоже можно сделать выводы.

Брови Королькова взлетели вверх.

– Мы не занимаемся гаданием на кофейной гуще, – сухо сказала Маргарита. – Мы – серьезные люди, а не всякие пустышки.

– Тише, Маргарита! – улыбнулся Корольков. – Победа нам, конечно, нужна. Это наша цель. А цифры…

– Мы нарисуем любые, – подхватил Денис и улыбнулся Марусе. – Разумеется, с вашей помощью.

– Дэн! – кратко бросил Корольков. – Поехали!

Он встал, Маруся тоже поднялась.

После обмена рукопожатиями, то есть руку пожал только Корольков, Дэн просто отсалютовал, мужчины вышли, и Маруся с Маргаритой остались одни.

– Теперь можно расслабиться, – улыбнулась ей Маргарита. – Ну что, хлопнем по стопочке!

«Если тебя вовлекают в неформальную обстановку – подумай, зачем! Так проще всего установить контакт и втянуть в доверительные отношения. Только ты расслабишься, так тебя и съедят. Сразу и даже не поморщатся» – так ее учил шеф, Владлен Сергеевич.

– Я пью умеренно.

– У каждого своя умеренность, – подмигнула Маргарита. – Главное – определить ее границы.

За столом Маруся узнала много нового и интересного: оказывается, город – гадюшник, где сцепились разные группировки и влиятельные силы. Завод по производству иномарок собирались банкротить, а такой лакомый кусочек, как алюминиевый завод, – выставить на продажу. Как только Корольков объявил о выдвижении своей кандидатуры на предстоящих выборах, так и понеслось, сказала ей Маргарита. Понимают, что в случае победы грядет крупная перестановка сил, ну и передел собственности, понизив голос, добавила она, словно их могли услышать. Маруся, странное дело, почти не пьянела. Пару раз ей показалось, что Маргарита смотрит на нее внимательным, изучающим взглядом.

Несмотря на попытки Маргариты ее прощупать, Маруся не поддавалась. Насчет своей личной жизни и работы не распространялась, и, похоже, Маргарита осталась раздосадована.

– По домам! – скомандовала Маргарита. – Завтра приходишь сюда к девяти.

– Буду вовремя, – пообещала Маруся.

Маруся вышла за дверь, потопала каблуками, потом сняла туфли и прокралась к двери. Маргарита с кем-то разговаривала по телефону, довольно громко. Видимо, она была уверена, что Маруся уже ушла.

– Девица вроде чистая, но кто ее знает… Во всяком случае, глаз лишний не помешает. На нас сейчас все прут как танки. Надеюсь, ты понимаешь. Я сейчас никому не верю. Ни-ко-му, – подчеркнула Маргарита. – А потом, ты же знаешь, у нас есть информация, что к нам в штаб подошлют «крота». Так что мотай на ус. Неизвестно, кто за ней стоит и зачем она подослана…

Глава третья
Тот, кто приходит после

Семена грядущих событий мы носим в себе. Они лежат и ждут до срока – и вдруг пускаются в рост по собственным законам.

Лоррен Даррелл.

Александрийский квартет. Клеа

США. 1961 год

Кеннеди выиграл президентские выборы, и на Америку опустилось всеобщее ликование. Как будто бы сверху прилетели ангелы с белыми крыльями за спиной и раздали всем жителям леденцы: на лицах американцев поселилось выражение сладостного восторга. Джон был свойским парнем, и все воспринимали его именно таким. От него ждали перемен, и новоиспеченный президент был обязан оправдать ожидания нации. Американцы хотели новых веяний в политике, поворотов, свежего ветра…

Семья Кеннеди была олицетворением американской мечты в ее чистом, незамутненном варианте. Принадлежали к числу тех, кто прибыл на континент в поисках лучшей доли. Правда, это относилось к их предку – ирландскому иммигранту Патрику Кеннеди, прибывшему в Америку в 1840 году. Патрик женился и в конце концов осел в Бостоне – красивом городе на Восточном побережье США. Прожил в Америке он недолго – десять лет, эпидемия холеры забрала его жизнь. Особых богатств не накопил, так что его вдове пришлось весьма туго. Но сын ирландского иммигранта оказался предприимчивым юнцом. Уже к тридцати годам Патрик Джозеф Кеннеди организовал в своем городе торговлю спиртным, разбогател и стал уважаемым человеком. Патрик Джозеф Кеннеди разумно посчитал, что политическая деятельность позволит ему обрести еще больший социальный статус, и вступил в Бостонский клуб демократов, а впоследствии был избран в сенат штата Массачусетс.

Его женитьба также помогла ему упрочить положение в обществе. Он женился на дочери мэра Бостона.

Джозеф строил свою империю и преуспевал в этом. В рамках алкогольного бизнеса ему стало тесно, и он занялся банковской деятельностью.

В середине двадцатых годов семья Кеннеди перебралась в Нью-Йорк. Дети рождались один за другим, девять человек – это был настоящий боевой и сплоченный клан. А Джозеф обратил внимание на кинобизнес и стал вкладывать в него деньги. Вот отсюда и наследственная тяга к актрисам у Джона Кеннеди – его отец не пропускал ни одной хорошенькой девушки.

Новый виток в биографии нью-йоркского миллионера наступил, когда Джозеф подружился с Франклином Рузвельтом и спонсировал его президентскую кампанию. Дважды он поддерживал Рузвельта в надежде получить хороший пост в правительстве или среди дипломатов. Рузвельт отблагодарил своего друга и спонсора и дал ему вожделенный пост посла в Великобритании.

Четыре года Кеннеди-старший жил в Лондоне, стараясь проводить политику изоляционизма. Его упрекали даже в симпатиях к Гитлеру и в конце концов отозвали обратно в США…

Война нанесла клану Кеннеди сильный удар. Старший сын, на которого Джозеф возлагал большие надежды, погиб как герой при выполнении боевого задания: он служил в авиации, и ему надлежало уничтожить пусковые установки «ФАУ-1», обстреливавшие Лондон. Смерть первенца означало одно – что теперь все ожидания будут связаны со вторым сыном, Джоном Фицджеральдом Кеннеди. А учитывая амбиции «посла», как называли в кругу семьи Джозефа Кеннеди, речь могла идти только о большой политике. О посте президента США…

Джон Кеннеди должен был, нет, просто был обязан оправдать ожидания клана Кеннеди. Но у него в жизни складывалось все не так просто, как казалось на первый взгляд. У Джона были проблемы со здоровьем, и поначалу он совсем не интересовался политикой. Но он был Кеннеди, а Кеннеди во всем стремились становиться первыми. Джозеф требовал этого. Дети обязаны были побеждать в спортивных соревнованиях, быть первыми в учебе. Словом, победителями всегда и во всем.

После смерти старшего брата на плечи Джона легла обязанность штурмовать политический Олимп. Он тоже, как и брат, участвовал в военных действиях, но служил не в авиации, а в военно-морском флоте. Ничем особенным он не отличился, правда, один эпизод чуть не стоил Джону жизни. И его спасение было почти чудом. Но впоследствии это использовали во время выборов. Джон Кеннеди предстал перед своей аудиторией настоящим военным героем. Но в жизни Джона интересовала вовсе не политика, а женщины и вечеринки… И только воля отца подвигла его принять участие в борьбе за пост сенатора… Так начиналась политическая карьера Джона Кеннади.

Огромную роль для роста популярности ДФК сыграли два фактора: телевидение и его женитьба.

Телевидение высветило обаяние молодого Кеннеди, его харизму, лучезарную улыбку. Все кандидаты на его фоне были как бледные тени. Телевидение сделало Кеннеди принцем из сказки.

А женитьба на Жаклин Бувье только утвердила его в этом образе. Необычная красота Жаклин и ее утонченность делали ее принцессой. Пара получилась очень яркая, они приковывали к себе всеобщее внимание. На Джона работал весь клан, связи отца, фамилия…

И в 1960 году Кеннеди вырвал победу у ставленника республиканцев – Ричарда Никсона.

Джон Кеннеди был первый президент-католик и самый молодой президент в истории Америки.

Перемены начались и в Белом доме. Правда, Жаклин Кеннеди в отличие от Джона не собиралась быть «своей». Со всем миром она держала четкую дистанцию. Джеки, как называли Жаклин, сделалась новой иконой Америки: ей подражали, обсуждали, восхищались ее стилем, умением преподнести себя, аристократизмом.

Джон и Джеки Кеннеди были слишком разными, но о том, что отношения между супругами были натянутыми, заговорили гораздо позже.

А в тот период все казалось безоблачным. Джон ввязался в политику, и семья Кеннеди увеличила содержание Джеки, только чтобы она не разводилась с Джоном, а выглядела как образцовая американская жена. Хотя клан Кеннеди супругу Джона не принял и она была им чужой, об этом не распространялись. Семейные тайны не подлежали разглашению.

Джеки была индивидуалисткой до мозга костей, но ее нельзя было назвать бесчувственной или неэмоциональной, просто она прятала все глубоко внутри. Она нежно любила своего отца – Джона Бувье, близкие и друзья называли его Черный Джек, с матерью у нее отношения были натянутыми, и всю жизнь Джеки была привязана к сестре. Можно сказать, сестра Ли была ее единственной настоящей подругой.

Джон играл роль демократа, «своего парня», Джеки – аристократки, но вместе они хорошо смотрелись. Ее популярность росла. Когда Кеннеди посетили Париж, то Джон шутливо сказал: «Я – человек, который сопровождает Жаклин Кеннеди», – тем самым отдавая должное ее известности.

* * *

Рвение, с которым Джон Кеннеди взялся за реформы, были не по нраву слишком многим. Он слышал, как отец говорил матери: «Рьяно берет ирландец, слишком рьяно»… Мать что-то отвечала, но он не слышал, что….

С Кориным они встречались еще несколько раз, тот почему-то упорно называл его «пионЭром». «Ну что, как дела, пионэр?» – интересовался он, внимательно глядя в глаза. От этого взгляда хотелось ускользнуть, спрятаться. Но это было невозможно.

Как-то он спросил отца: чем же примечателен Валерий Корин? Отец вздохнул и долго молчал. Он не стал повторно задавать вопрос, что-то мешало сделать это. Он терпеливо ждал ответа.

– Хороший журналист. – И снова пауза. – Вырастешь, познакомишься более детально.

– Понятно, пап. – Хотя вопросы остались, но он лишний раз научился держать их при себе.

Один раз Корин зашел к ним домой, расположился вместе с отцом в гостиной. От сквозняка неплотно прикрытая дверь открылась. Он подошел ближе, очень хотелось узнать, о чем они говорят.

Отец и Корин сидели вполоборота к двери и видеть его не могли. Он невольно приник к щели, чтобы лучше слышать…

– Есть один парень… – донесся голос Корина. – Живет сейчас у нас в СССР. Ли Освальд…

Волжский город. Наши дни

Домой Маруся вернулась поздно. На пути ей попалась фирма по аренде автомобилей, и она присмотрела себе симпатичный «BMW» светло-серебристого цвета. Маруся подумала, что так будет солидней… Менеджер фирмы пытался сосватать ей другую машину – темно-синий «Форд». Но Маруся настаивала на своем. Они договорились, что завтра она придет в офис, чтобы подписать договор.

Потом Маруся зашла в универмаг купить сосиски для кота. Магазин показался ей маленьким после московских мегацентров. В хлебном отделе вкусно пахло булочками. Маруся взяла три пирожка с вишней, подумала и добавила к ним еще два. Домой пошла пешком.

Капитолина Михайловна встретила ее словами:

– Разбойник так орал, что всю округу переполошил.

– Деметрий?

– Он самый. И чего кот такой шебутной? – проворчала она. – Негоже так.

– Молодой, наверное. Это от избытка сил. А где он сейчас?

– Без понятия. Наверное, на улице где-то бродит. Есть будешь?

– Ага! – Маруся потянула носом. – Вкусно пахнет! Жареная картошечка?

– С солеными огурцами, укропом, петрушкой и телячьей отбивной.

– Ой, теть Кап, балуете вы меня.

– Уж больно тощая ты, – поджала губы Капитолина Михайловна. – Пополнеть бы не мешало. Пару килограммчиков прибавить.

– Не-а, толстых мужчины не любят, – усмехнулась Маруся, балансируя в коридоре на одной ноге и снимая туфли. Она переобулась в удобные разношенные тапки и шагнула в кухню.

– Замечательно-то как все, – пробормотала она. – Лучше, чем в самых дорогих ресторациях.

Стол был уже накрыт по всем правилам. Веселая скатерть с оборкой внизу, сковородка с картошкой и отбивными. Помидоры и огурцы нарезаны дольками.

– Садись, а то остынет.

– Я – мигом, только переоденусь.

В комнате Маруся скинула с себя костюм и надела легкий халатик. Пискнула эсэмэска. Она посмотрела на экран дисплея – Костя!

«Звонил на работу, сказали, что ты уехала. Надо поговорить».

С пылающими щеками Маруся стерла эсэмэску. Раздался звонок. Владлен Сергеевич! Маруся невольно подтянулась.

– Ну! Рассказывай, как прошел первый день?

– Нормально. Познакомилась с Корольковым.

– И как он тебе?

– Приятный человек, обаятельный, хорошо держится, хорошие коммуникационные навыки, – перечислила она.

– По-твоему, у него хорошие шансы?

– Если действующий административный ресурс не задавит – шансы высоки. Корольков за новые перемены: собирается ввести ряд преобразований, рассчитанных на разные слои населения. Завтра меня введут в курс дела подробнее.

– Ясно. – Шеф помедлил. – Ты там все внимательно наблюдай, примечай… Понадобится.

– Я все поняла, – быстро ответила Маруся. – Сделаю как надо.

– Вот и отличненько, – пропел Владлен Сергеевич. – Вот и ладушки. Девочка ты смышленая.

Со стороны могло показаться, что шеф дурачится, но на самом деле он никогда не расслаблялся. Просто это была очередная маска добродушного босса, который общается с сотрудниками в неформальной манере.

Разговор закончился. Маруся подошла к окну, и тут же к ней на руки откуда-то сверху упало нечто толстое и рыжее. Она уткнулась коту в шерсть.

– Деметрий! – прошептала она. – Ах ты рыжий разбойник. Тебя кормили? Нет? Тогда пошли ужинать…

На кухне Капитолина Михайловна гремела тарелками. Маруся села за стол, Деметрий – около нее на полу.

– Я сосиски для кота купила.

– Накормим, – буркнула хозяйка.

– Вы чем-то расстроены?

– Не нравится мне все это, – выпалила Капитолина Михайловна. – Выборы-швыборы. Не приведут они к добру.

– Дело обычное. – Маруся нагнулась и погладила кота.

– Хм, эти будут необычные. Корольков хочет стать мэром, а Горенко не даст. Вцепится в свое намертво.

– Посмотрим.

– Глупые вы, московские, – в сердцах сказала Капитолина. – Глупые! Жизни не знаете. Думаете, это игрушки. Надо знать, что все эти люди наши, выросли здесь, они… – Капитолина выставила вперед свою руку с растопыренными пальцами, – вросли сюда. У них все переплетено и куплено. Тех, кто встанет у них на пути, просто растопчут. Вот так, – она сплюнула на стол и вытерла слюну тряпкой. – Это я для виду, чтобы дошло.

– Корольков приятное впечатление производит.

– Корольков пришлый. Приехал непонятно откуда и думает город взять. А это не так легко, как он считает… Да еще, говорят, сам он непонятно кто…

– Да… – Маруся взяла с тарелки яблоко и стала грызть. – А что конкретно говорят?

– Это я так сболтнула, – нахмурилась Капитолина. – Говорю, старая, непонятно что. Совсем за собой не слежу. – Она явно жалела, что начала этот разговор.

Хозяйка протянула тарелку, наполненную едой. Сама села напротив и подперла рукой подбородок. Ямочки на щеках стали видны еще отчетливей.

Где-то вдалеке раздался звук грома, резкий, сильный.

– Свят-свят, – перекрестилась Капитолина и с шумом закрыла окно.

Перед сном Маруся решила почитать. За окном уже лился дождь.

Струи стекали по стеклу, размывая пейзаж в одно мутно-серое пятно. Она встала с постели и задернула занавеску. Легла обратно. Деметрий пристроился в ногах.

– Боишься грозы?

Кот отвернулся. Прямой вопрос ему не понравился.

– Ладно, не отвечай, не буду испытывать твое мужское достоинство.

Маруся взяла листы в руки.

«Серьезной вехой в моей жизни явился переезд с матерью в Нью-Йорк к старшему брату, который женился и осел там. Приняли нас холодно, отношения матери со снохой не сложились, да и сам город мне не понравился. Слишком промозглый, слишком неуютный… Мы съехали с квартиры брата и поселились в полуподвале. В школе меня дразнили за акцент, за одежду, со всех сторон сыпались насмешки, неудивительно, что я возненавидел школу и стал прогуливать уроки. И вот тут-то случилось страшное. Меня поймали, когда я был в зоопарке, и поставили на учет. Но я не мог заставить себя пойти в школу, и тогда меня направили в специальное заведение, похожее на тюрьму с целью освидетельствования. Пребывание там явилось для меня шоком, я понял, что никому не нужен и должен думать о себе сам. А от окружающих можно ждать только враждебности и агрессии.

Пусть меня вскоре выпустили условно, но начались мучения. Меня стали преследовать, таскать по судам, подвергать тестированию, словно я был психически ненормален. А может быть, меня хотели сделать именно таким?

С трудом мы с матерью вырвались из цепких бездушных лап Нью-Йорка и вернулись в Новый Орлеан.

Все привело к тому, что я стал интересоваться политикой, хотя о многом имел еще смутное представление. Я много читал, сначала выбирая книги наугад, потом понял, что мне нравятся книги, где описано переустройство мира. Меня заинтересовали марксизм и коммунизм. Я пытался понять: что стоит за ними, какие идеи и что будет дальше…

Мне хотелось не только читать, но и уметь защитить себя, научиться стрелять, владеть оружием так, чтобы никто не смог меня унизить или оскорбить.

Денег катастрофично не хватало, через месяц после поступления в десятый класс я оставил учебу и устроился работать клерком в офис, потом – курьером. Мне нравился Новый Орлеан, так не похожий на чопорный, жестокий Нью-Йорк. Здесь царил дух свободы, а воздух был пропитан джазом, запахом пряных специй… Но мать решила, что я должен получить образование, и мы вернулись в Форт-Уортлет. Через год. И я был снова зачислен в десятый класс. И все начинал сначала. Это мне категорически не нравилось после того глотка свободы, что я получил в Новом Орлеане.

Я не стал учиться, а в октябре поступил в Корпус морской пехоты США. Я так и не получил диплом средней школы, но он мне особо и не понадобился в дальнейшем…

И еще одно важное событие произошло в моей жизни. Я написал письмо руководству социалистической партии Америки с просьбой предоставить мне больше информации о ней, я хотел вступить в ее ряды. Я понимал, что я отличался от других, был неудачником в глазах многих, не настоящим стопроцентным американцем. Я много читал, любил слушать классическую музыку. Я чувствовал себя изгоем в собственной стране и прекрасно это осознавал…»

У Маруси уже слипались глаза. Она отложила листы, выключила свет и уснула. Кот ворочался в ногах, очевидно, страдая бессонницей.

* * *

На другой день Маруся пришла в офис ранним утром. Королькова не было, сидели Маргарита, Дэн, секретарь Ольга и еще двое незнакомых Марусе мужчин. Одному из них было лет семьдесят. Высокий, тонкогубый, с резкими чертами и седой шевелюрой. Он был одет в дорогой костюм и белоснежную рубашку. Другой – полная его противоположность: толстенький, круглый, с проплешинами. Глаза навыкате и оттопыренные уши. Рукава светлого костюма были ему коротки, и виднелись волосатые руки.

– Проходите! – махнула рукой Маргарита и представила ее: – Это Мария Громова, наш новый сотрудник. Из Москвы. Теперь она в нашей команде.

Марусю все смерили внимательным взглядом. Она подняла подбородок и расправила плечи. Затем села на свободный стул и достала из сумки планшет.

– Простите, – Маргарита обошла стол и остановилась рядом с ней. – Нужно проверить.

– Что? – не поняла Маруся.

– Планшет. На наличие подслушивающих устройств. Я должна убедиться…

– А что?.. Сомневаетесь во мне? – не удержалась Маруся.

«Язва ты, Громова, – обычно говорил Марк. – Колючка ядовитая. А где женская томность и нежность? Эх, эх…»

Вспомнив Марка, она улыбнулась. Неужели скучает по своему офису, как он и предсказывал?