Егор Ермаков
Музыкант
Николай собрался в гости к Бориной семье, где встретили его весьма радушно, чего не скажешь о друге, который с холодом и безразличием жал ему руку.
–Олег Палыч, – начал Николай, обращаясь к отцу семейства, который сидел за столом около жены, где не было Бори, – Я хотел лично пожать вам руку за то, что вы подарили мне возможность учиться. Спасибо вам большое. Хоть вы и говорили тогда, чтобы мы вам ничего не возвращали, но у меня теперь, поверьте, есть возможность вернуть вам долг, – положив пачку денег на стол, сказал Николай. – Возьмите, пожалуйста. Спасибо вам ещё раз.
–Да не надо мне денег, Колюнь, – грустно ответил отец. – Я тебе честно скажу: если бы я знал, что вы разругаетесь – ни копейки бы не дал. Вы ведь как братья были, что же такого страшного-то произошло, что разобщались, а? Ответь хоть ты мне.
–Честно – я не знаю. Для меня самого это было шоком. Когда я только собирался переезжать, мы простились, и всё, с тех пор не общаемся.
–Так иди и поговори с ним сейчас, – сказала красивая ухоженная женщина с роскошными светлыми локонами и зелёными глазами. – Коль, ну это детский лепет какой-то. Что значит «не знаю»? Возьмите и поговорите.
Зайдя в комнату к Боре, молодой человек увидел его сидящим за компьютером.
–Привет ещё раз, Борь. Давай поговорим? – напряжённо спросил Николай.
–Давай поговорим, – безразлично ответил Боря.
–Что тогда произошло? Что случилось на концерте? Что пошло не так?
–Коль, давай оставим. Ты всё равно не поймёшь меня.
–Я настаиваю, Борь, – остро сказал парень.
–Ладно, слушай. Помнишь тот разговор в баре, когда я говорил тебе о том, что хочу задать моду на качественную музыку? Помнишь?
–Да, помню.
–Меня всегда очень бесила бездарность, всегда, и сколько я занимался музыкой, я всегда хотел искоренить её, вывести окончательно собственным примером. Я хотел избавиться от понятия «фонограмма», я хотел сделать обязательным для музыканта умение петь, в конце концов. Когда ты стал успешен, я радовался за тебя, честно, по-дружески радовался, хоть и завидовал немного, но потом, на том самом концерте, я вдруг понял – ты ничем не отличаешься от всех тех, кого я собирался менять. У тебя нет чувства музыки, слух может быть тебе и сделали, а вот слышать ты так и не научился. Ты умеешь себя продавать – я не спорю, но больше-то – ничего. С самого начала, когда ты меня слушал, музыка у нас получалась хорошая, но, со временем, когда ты разобрался, как делать всё самому, ты совершенно перестал подпускать меня к станку. Я говорил тебе: Коль давай тут вот так, здесь вот так – но ты не слушал меня, ты делал только то, что ты хотел.
–Раз уж ты такого высокого мнения о себе, то почему ты не воспользовался моим успехом, чтобы самому подняться? Я же тебе постоянно предлагал сделать мне интерлюдию, устраивал тебе встречи, нашёл тебе спонсора для клипа, ты ведь отказывался от всего. Почему?
–Знаешь, достаточно странно принимать помощь от того, что хочешь уничтожить. Если бы я согласился, я бы оказался лицемером, так ведь? Поэтому я и отказывался.
–А знаешь, что мне кажется, дорогой Боря? Мне кажется, что ты настолько сильно завидовал мне, что просто не смог смириться с тем, что ты струсил. Струсил петь, когда заметили меня. Ты не смог смириться с тем, что я стал успешен, а не ты, что у меня всё получилось, а не у тебя. Всё дело в зависти и только, а то, что ты мне говоришь – это всё сказки. Если бы ты был прав, меня бы не слушало так много людей. Но я не могу понять одного: насколько же сильно надо хотеть оказаться на моём месте, чтобы отказаться от дружбы?
–Я же говорил, что ты не поймёшь.
–Конееечно, – паясничал Николай. – Будь проще, Боря. Ты слишком много возомнил о себе, а когда дело касается реальной возможности – ты сразу превращаешься в труса.
–Коль, уйди, пожалуйста.
–Ладно. Пока, – Николай почти вышел за дверь, но почему-то остановился в проёме. – Кстати, знаешь, какие у меня самые провальные песни? – с ехидной улыбкой смотрел он на друга, – Фиты с тобой, – заулыбавшись шире, сказал он и вышел.
****
Прошло много времени. Коля работал в Москве, а Боря занимал почётную должность в фирме отца. Однажды, просматривая старые фотографии, он увидел ту, которая вдохновила его сильней, чем обычно и тут же принялся за работу. Он написал несколько битов, но, почему-то, не был ими доволен. Он сел за компьютер и, переслушивая раз за разом один и тот же десятисекундный отрывок мелодии, то добавлял, то изменял звуки. Вслушиваясь в новый, почти ничем не отличающийся от предыдущего вариант этого отрывка, он вдруг понял – вот оно: «здесь потише… тут добавить…паузу чуть дольше…», – бормотал Коля, как в бреду, но спустя час работы он всё же впервые смог создать музыку.
Тот месяц был для Николая самый долгий и самый тяжёлый: он спал по два, по три часа в день, толком не ел и почти не выходил на улицу. Он был полностью погружён в процесс создания, а после – в процесс совершенствования. Много нервов ушло на то, чтобы довести до идеала небольшое начало одной из десяти песен – представьте, сколько было потрачено на весь альбом. У него не было такого таланта, как у Бориса, но отступать он был не намерен. Из-за подобного образа жизни у него стало падать зрение, поэтому, когда Коля садился за компьютер, ему приходилось надевать очки. Он работал и работал, не останавливаясь. Он стал одержимым самой идеей создания качественной музыки. Он ложился и засыпал с мыслью о том, как лучше закончить вторую песню, как лучше начать третью, как должна звучать пятая.
