Дэвид Кесслер
Поиск смысла. Заключительная стадия горевания, которая поможет пережить потерю и начать двигаться дальше

Написано при поддержке семьи Элизабет Кюблер-Росс и фонда Elisabeth Kьbler-Ross Foundation

David Kessler

Finding Meaning

Copyright © 2019 by David Kessler, Inc.

© Чечина А., перевод на русский язык, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

От автора

Истории, изложенные в этой книге, повествуют о трудностях, с которыми столкнулись многие семьи и их друзья после смерти близкого человека, а также о выводах, к которым они пришли, пытаясь совладать с утратой. Из соображений конфиденциальности имена и другие личные данные изменены. Некоторые люди, упомянутые на этих страницах, представляют собой собирательный образ. Настоящие имена используются только в том случае, если я получил на это официальное разрешение или пересказываю информацию об известных личностях, опубликованную ими самими или с их согласия.

Введение

В 1969 году в своей революционной книге «О смерти и умирании»^[1] Элизабет Кюблер-Росс определила пять стадий умирания. Как психиатр, она заметила, что большинству умирающих свойственны более или менее одинаковые переживания. Ее исследования привлекли внимание всего мира и навсегда изменили наши представления о смерти и процессе умирания.

Десятилетия спустя мне выпала честь стать ее протеже и другом, а также соавтором книги «Живи сейчас! Уроки жизни от людей, которые видели смерть»^[2]. В нашей второй книге, которая для Элизабет оказалась последней, «О горе и горевании»^[3], мы адаптировали стадии, которые она наблюдала у умирающих, к процессу горевания. Мы выделили пять стадий горя:

1) отрицание – шок и неверие в происшедшее;

2) гнев – негодование по поводу того, что дорогого нам человека больше нет;

3) торг – все «что если» и сожаления;

4) депрессия – печаль, вызванная утратой;

5) принятие – примирение с реальностью.

Мы никогда не утверждали, что выделенные нами пять стадий носят предписательный характер – и это справедливо как для умирания, так и для предмета настоящей книги, горевания. Это не способ разложить смешанные эмоции по аккуратным стопкам. Они не предписывают, а описывают. И описывают они только общий процесс. Каждый горюет по-своему. Тем не менее процесс горевания включает в себя несколько стадий, через которые проходят большинство скорбящих. За годы, минувшие с момента издания этой книги, я сам пережил невосполнимую потерю и могу подтвердить, что выявленные пять стадий действительно отражают чувства, которые мы испытываем, сталкиваясь со смертью близких.

Пятая и последняя стадии – это принятие. На стадии принятия мы признаем реальность утраты. Нам требуется некоторое время, чтобы осознать смерть как неоспоримый факт. Хотя данный этап может быть чрезвычайно болезненным и, в сущности, предполагает определенную завершенность, принятие не означает, что мы смирились с потерей или что процесс горевания официально закончен. С годами я пришел к убеждению, что в процессе исцеления есть решающая шестая стадия: поиск смысла. Добавляя шестой этап, я не вношу некий произвольный или обязательный шаг. Я скорее описываю шаг, который одни люди могут совершить интуитивно, а другие найдут полезным.

На шестой стадии мы признаем, что со временем интенсивность горя будет уменьшаться, но печаль не исчезнет никогда. Вместе с тем активный поиск смысла может стать тем горнилом, в котором мы переплавим наше горе во что-то иное, во что-то обогащающее и приносящее удовлетворение.

Смысл – это луч света в непроглядном мраке боли. Когда мы переживаем смерть любимого человека или другую серьезную потерю – развод, закрытие компании, в которой мы работали, стихийное бедствие, разрушившее наш дом, – нам недостаточно просто осознать жестокую реальность. Мы жаждем найти смысл. Потеря может ранить и парализовать. Она может тяготить нас годами. Но если мы постараемся найти смысл в происшедшем, это даст нам возможность двигаться вперед. Смысл помогает принять горе и увидеть в нем рациональное зерно, о чем свидетельствуют многочисленные истории, изложенные в этой книге. Все эти люди благополучно прошли через шестую стадию и смогли найти новую цель в жизни.

Работая с людьми, потерявшими близких, я вижу, как отчаянно они ищут смысл. Не имеет значения, каким образом наступила смерть: после долгой изнурительной болезни или в результате несчастного случая. Какой бы она ни была – предсказуемой или внезапной, – у нас возникает острая потребность увидеть в ней смысл.

Что я подразумеваю под словом «смысл»? Смысл может принимать разные формы. Это может быть чувство благодарности за время, проведенное с любимым человеком, различные способы почтить его память, а также осознание скоротечности и ценности жизни. Последнее может стать трамплином для серьезных личностных сдвигов и изменений.

Те, кто способен найти смысл, как правило, гораздо легче переживают горе, чем те, кому это не удается. Такие люди реже застревают на одной из пяти стадий. У остальных подобное застревание может проявляться по-разному, включая внезапное увеличение (или снижение) веса, наркотическую и алкогольную зависимость, скрытый гнев или отказ вступать в новые отношения из страха пережить еще одну потерю. Зацикливаясь на своей утрате, человек делает ее центром жизни, в результате чего теряет всякое чувство цели и направления. Хотя списать все проблемы на такое застревание нельзя, связь есть почти всегда.

Горе обладает чрезвычайной силой. Неспособность вырваться из тисков боли влечет за собой ожесточение, злобу и подавленность. Скорбь захватывает ваше сердце и не отпускает.

Но если вам удастся найти смысл даже в самой «бессмысленной» потере, вы сможете не только освободиться от страданий, но и обрести свое лучшее «Я». Вы будете продолжать расти и однажды найдете способ снова радоваться жизни – жизни, обогащенной опытом и любовью покойного.

Каждый ищет смысл по-своему. В 1980 году Кэнди Лайтнер основала организацию «Матери против вождения в нетрезвом виде», после того как ее дочь Кэри погибла по вине пьяного водителя. Она никогда не понимала, почему именно ее дочь должна была умереть, но спасение других помогло ей вновь обрести цель в жизни. Возможность взглянуть под другим углом на гибель своего ребенка помогла Кэнди осознать, что жизнь ее дочери, равно как и ее собственная, имели смысл.

Джон Уолш запустил телешоу «Их разыскивают в Америке» после гибели своего сына Адама. Благодаря этой программе было поймано большое количество преступников, от рук которых могли пострадать другие дети. В этом Уолш видел свое предназначение.

Уолш и Лайтнер нашли смысл в создании национальных организаций. Большинство из нас не собираются действовать в таких масштабах, но это не является препятствием. Смысл можно найти в самых обыкновенных вещах – было бы желание.

Марси воспитал отец, который обожал Милтона Берла, Дэнни Томаса и Мори Амстердама. Однажды ему довелось познакомиться с Дэнни Томасом лично, и он очень дорожил этим воспоминанием. Неудивительно, что Марси вспоминала о папе каждый раз, когда слышала об этом актере.

Как-то раз она пришла на почту, чтобы отправить посылку и купить марки.

– Какие марки вам нужны? – спросил служащий почты.

– Безноминальные.

– У нас есть марки с флагами и цветами. Еще есть юбилейные марки. Хотите посмотреть?

«Да какая разница? Марка есть марка», – подумала Марси, но согласилась. Служащий выложил на прилавок десятки марок. Неожиданно ее внимание привлекла марка с Дэнни Томасом. Вспомнив об отце, Марси купила сразу несколько блоков. Она не поместила их в рамку и не сделала с ними ничего особенного. Она просто пользовалась ими. Теперь, отправляя письмо или оплачивая счета, она берет марку, видит Дэнни Томаса и улыбается. В такие моменты воспоминания о папе возвращаются и приносят ей утешение. Чтобы найти смысл в жизни отца, Марси достаточно мгновения сладких воспоминаний.

Люди, потерявшие близких, часто спрашивают меня: «Где мне искать смысл? В смерти? В потере? В жизни человека, которого я любил? Или я должен найти смысл в своей собственной жизни без него?»

Мой ответ – да, да, да, да и да. Вы можете найти смысл во всем этом – смысл, который приведет вас к более глубинным вопросам и ответам. Возможно, вы решите совершить некий ритуал в память о дорогом вам человеке или внести свой вклад в общественно значимое дело. Возможно, потеря любимого человека побудит вас укрепить связь с теми, кто еще жив, или вновь сблизиться с людьми, от которых вы отдалились. Возможно, вы разовьете обостренное чувство прекрасного и осознаете, что жизнь – великий дар и что нам всем несказанно повезло ходить по этой земле.

Муж Дейрдре умер двумя годами ранее, и она до сих пор очень по нему скучала. Они искренне любили друг друга, и после его ухода в ее жизни образовалась зияющая пустота. За год до смерти мужа Дейрдре потеряла дядю. Горе сблизило их с отцом. «Я видела его боль, – сказала она. – Он любил своего брата. Я все понимала».

Дейрдре живет на Гавайях. В тот день, о котором она рассказала мне позже, вся семья собралась в лагере недалеко от Перл-Харбора, чтобы посмотреть гонку на каноэ, в которой участвовала ее племянница. За несколько минут до старта завыли сирены. На телефон Дейрдре пришло сообщение: «Ракетное нападение. Это не учебная тревога».

Из-под навеса для тренеров вышли какие-то люди и призвали всех сохранять спокойствие. «Пожалуйста, возвращайтесь домой», – объявили по громкой связи.

Мой отец, брат, дядя и остальные члены семьи уже начали разбивать палатки. Я пошла за веревками к машине, а когда вернулась, никого уже не было.

– А где все?

Оглянувшись, я увидела, как мой брат садится в машину и уезжает со всей своей семьей.

– До свидания, – растерянно пробормотала я.

А где мама?

Она тоже уехала. Я подошла к отцу – единственному человеку, который никуда не торопился.

– Все хорошо? – спросила я.

– Да.

– Почему все просто уехали? Почему не остались попрощаться или что-нибудь в этом роде?

Это так нелепо! Если нам суждено умереть, почему не встретить смерть вместе с теми, кого мы любили? Если бы в нас в самом деле запустили ракету, погибли бы все, даже те, кто ехал в машине домой. Никто бы не сказал: «Я люблю тебя» или «Надеюсь, мы там встретимся». Никто бы не поделился последними воспоминаниями. А ведь наша семья очень сплоченная. Обычно.

Как ни странно, мы с отцом были единственными, кто не видел необходимости бежать. Мы приняли решение быть вместе все время, которое нам осталось. В те ужасные минуты мы успели о многом поговорить. Я от души поблагодарила его за то, что он мой папа, а он – что я его дочь. Мы говорили о том, что нам больше всего нравилось в жизни.

Как психолог, я хотела понять, почему мы с папой выбрали провести свои последние минуты вместе, в то время как остальные наши родственники бежали. Думаю, это потому, что смерть близких научила нас, насколько в действительности драгоценна человеческая жизнь. Если бы нам оставалось жить всего пять-десять минут, мы бы не хотели растратить их впустую.

Позже стало известно, что это была ложная тревога, но я горжусь нашим решением потратить последние мгновения на что-то значимое. Никто из нас не знает, сколько у нас времени. Пять минут, пять или пятьдесят лет. Мы не можем выбрать дату своей смерти, но мы можем выбрать, как провести отведенное нам время.

Найти смысл – значит найти способ сохранить любовь к покойному, продолжая жить собственной жизнью. Вы не перестанете скучать по тому, кого любили. Вы в полной мере осознаете ценность жизни, как это сделала Дейрдре. Когда бы эта жизнь ни закончилась – через несколько дней или в глубокой старости, – она покажется слишком короткой. Дорожите каждым днем, каждой минутой. Живите на сто процентов. Это лучший способ почтить память тех, о чьей смерти мы скорбим.

Вот некоторые мысли, которые помогут вам в поисках смысла:

1. Смысл относителен и индивидуален.

2. Чтобы найти смысл, нужно время. Вы можете найти его через несколько месяцев или даже лет после утраты.

3. Смысл не требует понимания. Чтобы найти смысл, необязательно понимать, почему человек умер.

4. Даже когда ваша жизнь вновь обретет смысл, он не будет идти ни в какое сравнение с тем, что вы потеряли.

5. Ваша потеря – это не тест, не испытание, не урок, не подарок и не благословение. Смерть не зависит от нас, но смысл мы создаем сами.

6. Каждому предстоит найти свой собственный смысл.

7. Значимые связи исцеляют болезненные воспоминания.

Я посвятил десятилетия преподаванию и работе с людьми, переживающими горе. Когда я приступил к работе над этой книгой, мне было уже далеко за пятьдесят, и я считал, что хорошо знаком с горем не только как профессионал, но и как человек. Любой, кто достиг этого возраста, хотя бы раз переживал смерть близкого человека. Я пережил смерть мамы, папы и племянника, который был мне как брат. Однако ничто в моей личной и профессиональной жизни не подготовило меня к трагедии, которая произошла в моей жизни, когда я взялся за эту книгу, – к неожиданной смерти моего 21-летнего сына. Это была такая сокрушительная потеря, что я – специалист по скорби, который многие годы помогал пережить горе другим, – не знал, как пережить свое собственное. Я осознавал, что поиск смысла – один из ключей к исцелению, но не был уверен, что сам смогу найти смысл в этой утрате. Как и многие другие скорбящие, я чувствовал, что мое горе слишком велико, чтобы его можно было исцелить.

В 2000 году я усыновил двух замечательных мальчиков. Дэвиду было четыре года, а его брату Ричарду – пять. К тому времени они уже побывали в пяти приемных семьях и прошли через одну процедуру неудачного усыновления. Тот факт, что их семейное прошлое связано с наркотической зависимостью, отпугивал потенциальных родителей, равно как и то, что Дэвид родился с наркотиками в крови. Узнав об этом, я подумал: вдруг с ним что-то не так и это невозможно исправить? Впрочем, я беспокоился напрасно: достаточно было взглянуть на лица этих двух мальчиков, чтобы понять: любовь побеждает все. Усыновление прошло успешно, и в последующие годы моя вера в силу любви только крепла. Дэвид и Ричард буквально преобразились и оказались совершенно прелестными, чудесными детьми.

Увы, детская травма Дэвида не прошла бесследно. Примерно в семнадцать лет Дэвид начал экспериментировать с наркотиками. К счастью, вскоре после этого он все мне рассказал и признался, что ему нужна помощь. В течение следующих нескольких лет наша жизнь вращалась вокруг реабилитационных центров и 12-ступенчатых программ борьбы с зависимостью. К тому времени, когда ему исполнилось двадцать, он был трезв, влюблен в замечательную девушку, которая недавно получила диплом социального работника, и учился на первом курсе колледжа. Дэвид проявлял подлинный интерес к медицине, но пока не решил, какую специальность выбрать. Я был преисполнен самых радужных надежд. Но потом, через несколько дней после своего двадцать первого дня рождения, он совершил несколько типичных ошибок, из-за которых его девушка приняла решение с ним расстаться. Тогда же он встретился с другом из реабилитационного центра, который тоже переживал трудные времена, и они снова употребили наркотики. Друг выжил. Дэвид умер.

Я читал лекции на другом конце страны, когда мне позвонил Ричард и сообщил, что его брат умер. Следующие несколько месяцев я жил в безутешном горе. К счастью, меня окружали друзья и родственники, которые видели во мне не эксперта по горю, а отца, которому пришлось хоронить сына.

В первые дни после смерти Дэвида со мной постоянно находились мой партнер Пол Деннистон и Марианна Уильямсон, одна из крестных матерей моих сыновей. Они слушали меня, разговаривали со мной, пытались помочь любыми возможными способами. Моя подруга Дайэн Грей, которая в то время возглавляла фонд Элизабет Кюблер-Росс и сама потеряла ребенка, сказала: «Я знаю, что ты тонешь. Какое-то время ты будешь продолжать погружаться в горе, но наступит момент, когда ты достигнешь дна. Тогда тебе придется принять решение: либо остаться там, либо оттолкнуться и начать подниматься».

Она говорила здравые вещи. Я знал, что опустился в самую бездну, но понимал, что должен побыть там какое-то время. Я еще не был готов всплыть на поверхность. Но даже тогда я чувствовал, что буду продолжать жить не только ради моего выжившего сына, но и ради себя самого. Я не хотел, чтобы смерть Дэвида была бессмысленной или сделала бессмысленной мою жизнь. Я понятия не имел, что буду делать, чтобы извлечь смысл из этого ужасного периода. Пока все, что я мог сделать, это проходить через этапы Кюблер-Росс в своем собственном темпе. Тем не менее я знал, что не могу и не остановлюсь на принятии. Должно быть что-то еще.

Поначалу я не мог найти никакого утешения в воспоминаниях о своей любви к сыну. В тот период я испытывал сильный гнев – на мир, на Бога, на самого Дэвида. Но я понимал: чтобы двигаться дальше, мне придется найти смысл в горе. Несмотря на всю глубину моей печали, я вспомнил цитату, которой часто делюсь на своих лекциях: горе необязательно. Да, это правда. Горе – дополнительная опция, но вы можете отказаться от нее, только если откажетесь от любви. Любовь и горе неразрывно переплетены. Как говорил Эрих Фромм, «уберечь себя от горя можно только ценой полной отчужденности, исключающей возможность испытать счастье».

Любовь и горе идут вместе. Если вы любите, однажды вы познаете печаль. Я понял, что мог бы избежать боли только в том случае, если бы никогда не знал и не любил Дэвида. Но сколько я бы при этом потерял! Осознав это, я ощутил искреннюю благодарность за то, что мой сын был в моей жизни, за все те годы, которые мне довелось прожить с ним рядом. Их было слишком мало, но они в корне изменили и обогатили мое существование. В тот день я впервые смог увидеть в своем горе нечто значимое.

Со временем мне удалось найти более глубокий смысл в жизни Дэвида, а также в его смерти, о чем я расскажу в последующих главах. Смысл – это любовь, которую я испытываю к своему сыну. Смысл – это тот уникальный способ, который я выбрал, чтобы поблагодарить его за все, что он мне дал. Смысл – это мои попытки сделать все возможное, чтобы другие не умерли от того же, что убило Дэвида. Для всех нас смысл – это отражение нашей любви к тем, кого мы потеряли. Смысл – это шестая стадия горя, стадия, когда происходит подлинное исцеление.

Сразу после смерти Дэвида я не был уверен, смогу ли когда-нибудь снова писать и читать лекции, как делал это раньше. Я даже не знал, захочу ли снова жить. Я отменил все мероприятия на шесть недель вперед. Но потом я почувствовал, что мне просто необходимо вернуться к работе. Я хотел быть полезным. Как бы тяжело я ни переживал смерть сына, я жаждал жить. Дэвид хотел бы, чтобы я жил полной жизнью.

Эта книга – мой способ вернуться к жизни. Поначалу я сомневался в своих собственных словах: я говорил о поисках смысла в горе, но сам не очень-то в это верил. Я испытывал такую всепоглощающую боль, что не знал, возможно ли вообще найти смысл после столь сокрушительной потери. Но оказалось, что найти смысл не только возможно, но и необходимо. Уверен, эта книга станет большим подспорьем для всех, кто оплакивает смерть близких и не знает, как жить дальше. Надеюсь, чтение этих страниц произведет не меньший целебный эффект на читателя, чем их написание на автора.

Часть I

Птицы поют после бури. Почему люди не могут так же радоваться солнечному свету, который им остался?

Роуз Кеннеди

Глава 1. Смысл и смыслообразование

В 1975 году моя наставница и соавтор Элизабет Кюблер-Росс сказала: «Смерть необязательно должна быть катастрофическим, деструктивным событием: напротив, ее можно рассматривать как один из самых конструктивных, позитивных и созидательных элементов культуры и жизни». Большинство из нас не воспринимают смерть таким образом.

На одной из своих лекций я спросил присутствующих: «Кто был со своими близкими в момент смерти?» Многие подняли руки. Я выбрал одного человека и попросил рассказать об этом опыте.

Он признался, что смерть отца была самым травмирующим событием в его жизни и что он до сих пор не может с ней смириться. Другой мужчина сказал: «Мой отец тоже умер. Этот момент стал одним из самых значимых переживаний в истории нашей семьи».

Оба мужчины потеряли любимого отца, оба горько оплакивали его кончину. Но один пережил смерть как нечто значимое и смог двигаться дальше; другой не нашел в этом опыте никакого смысла, только боль.

В сущности, все мы умираем одинаково, но одна семья переживает это событие как значимое, а другая – как травмирующее. Горе – это естественное чувство, которое влечет за собой тяжелая утрата. В некоторых случаях смерть травмирует, особенно если человек испытывает физические мучения или умирает внезапно – например, в результате суицида, убийства, автомобильной аварии, стихийного бедствия или любой другой катастрофы. К травме всегда примешивается горе, но не всякое горе травматично.

На переживание смерти и горя влияют множество факторов, включая возраст – как наш собственный, так и человека, который умер. Немаловажную роль играет и сама смерть: например, насколько она была ожидаема и как именно произошла. В зависимости от обстоятельств мы движемся дальше – или не движемся. Человек, который видит в смерти избавление, находит в ней смысл. Тем, кто погряз в бесконечной скорби и печали, смерть кажется абсолютно бессмысленной. Но так не должно быть, даже когда мы сталкиваемся с наиболее мучительными потерями и страданиями. Фундаментальный труд Виктора Франкла «Человек в поисках смысла» – маяк для тех, кто не понимает, как найти смысл в трагедии.

Проведя несколько лет в нацистских концентрационных лагерях, Франкл писал, что даже в самых чудовищных обстоятельствах каждый из нас сам выбирает, как ему реагировать:

Заключив человека в лагерь, можно было отнять у него все вплоть до очков и ремня, но у него оставалась свобода реакции, и она оставалась у него буквально до последнего мгновения, до последнего вздоха. Это была свобода настроиться так или иначе, и это «так или иначе» существовало, и всегда были те, кому удавалось подавить в себе возбужденность и превозмочь свою апатию. Это были люди, которые шли сквозь бараки и маршировали в строю, и у них находилось для товарища и доброе слово, и последний кусок хлеба. Они являлись свидетельством того, что никогда нельзя предположить, что сделает лагерь с человеком: превратится ли человек в типичного лагерника или все же даже в таком стесненном положении, в этой экстремальной пограничной ситуации останется человеком. Каждый решает сам.

«Именно там, где мы беспомощны и лишены надежды, будучи не в состоянии изменить ситуацию, – утверждает Франкл, – именно там мы ощущаем необходимость измениться самим». В результате мы можем превратить трагедию в трамплин для роста.

Книга Франкла позволяет иначе взглянуть на страдания – на то, как самые сложные моменты жизни порождают удивительную стойкость, смелость и креативность. Однажды я сказал об этом матери, потерявшей ребенка. «Мне плевать, что говорил Франкл, – отрезала она. – Он жил. Его страдания закончились новой жизнью, а мои – смертью. В ней нет никакого смысла».

Хотя я убежден, что потенциальный смысл есть во всем, я также понимал, что торопить ее неправильно. Очевидно, пока она была не готова увидеть свет. Но со временем неизбежно наступит момент, когда ей захочется, чтобы горе перестало причинять боль. Тоска станет невыносимой, а пустота – всеобъемлющей. Я говорю не столько об ослаблении ее связи с малышом, сколько об уменьшении страданий, ассоциированных с этой связью. Только после этого она сможет найти смысл в том, что с ней произошло.

Горюющий разум не питает надежду после утраты. Но однажды вы обретете ее вновь. Черная полоса не будет продолжаться вечно. Это не значит, что со временем горе станет меньше. Это значит, что вы должны стать больше. Как говорится, «без грязи не бывает лотосов». Самый красивый цветок вырастает из грязи. Худшие моменты в жизни могут стать зачатками лучших. Они обладают удивительной силой преображать человека.

Элизабет Кюблер-Росс считала, что даже в смерти могут быть положительные стороны. Спустя десять лет Кристофер Дэвис и его коллеги написали любопытную статью, опубликованную в Journal of Personality and Social Psychology – журнале о психологии личности и социальной психологии, который издает Американская психологическая ассоциация. Авторы статьи утверждали, что понимание смысла – каково бы оно ни было – всегда предпочтительнее, чем его полное отсутствие. В чем именно вы найдете смысл, по всей видимости, не имеет значения. Одни люди находят смысл и утешение в вере в загробную жизнь. Другие – в воспоминаниях. Третьи – в том, что просто находились рядом со своими близкими в их последние часы. Боль, смерть и утрата не приносят радости, но они неизбежны. Впрочем, в реальности посттравматический рост – более распространенное явление, чем посттравматический стресс. Это наблюдение подтверждает мой опыт работы не только с родственниками, оплакивающими членов семьи, но и с самими умирающими. В чем бы он ни заключался, смысл лечит.