Дмитрий Витальевич Колпаков
Барыги

© Дмитрий Витальевич Колпаков, 2019

ISBN 978-5-4496-2674-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Приемный пункт стеклопосуды магазина номер тринадцать находился в подвале девятиэтажного дома по улице Революционной. Вход, обыкновенную обшарпанную дверь, не венчала никакая пояснительная вывеска, но и без нее вся округа знала, что это приемный пункт, в котором, сдав определенное количество посуды, можно было разжиться на хлеб с кефиром или на бутылку водки.

В крайнем случае, на сто спасительных грамм. Протопав десять ступенек вниз, ты оказывался в довольно просторном зале-предбаннике, где, дождавшись своей очереди, наконец-то попадал к заветному окошку, в котором угадывалась морда приемщика. Злобновато-похмельная Мишки Баймакова или равнодушно-трезвая Витьки Горева. Приемка работала без выходных, две недели одна смена, две недели другая. В тот день была смена Витьки Горева. Он стоял, небрежно облокотившись на пыльный стол, заменявший прилавок, и задумчиво смотрел в пространство. В двух шагах слева, на перевернутом водочном ящике в черном рабочем халате и с сигаретой в нервных пальцах сидел парень двадцати трех лет. Это был я. – Здорово, Димон!

Витька Грек

Виктор Горев, по кличке Витька Грек, на самом деле греком не был. Он был метисом полукровкой.

– Отец у меня русский, а вот мать гречанка, – говорил он. И это было похоже на правду. Если судить по его носу и волнистым с проседью волосам, греческая кровь в нем присутствовала. Роста он был небольшого, телосложения плотного, лет ему было тридцать семь. Когда я появился в этом бутылочном шалмане, Витька дорабатывал там уже восьмой год, чем и гордился. Гордился как-то по-детски.

– Меня вся округа знает, – говорил он со значением, И действительно, восемь из десяти клиентов знали его имя, пять из десяти кличку, а некоторые даже отчество. Грек процветал. Процветал настолько, насколько может процветать приемщик стеклопосуды. У него был мотоцикл Ява, две жены (Одна официальная, другая гражданская), четверо детей, кот и собака.

У него были деньги. Нет, не зарплата, хотя конечно была и она, а деньги, которые он делал за восемь рабочих часов. Калым, навар, куражи. Названий было много, а суть одна – набитый купюрами карман к концу дня. Меня много раз спрашивали, как можно делать деньги на какой-то посуде? Раньше я старался отмалчиваться, дабы не раскрывать секретов стеклянной братии, теперь же могу рассказать. Почему? Да потому, что обмельчала, а то и совсем повывелась каста приемщиков. Посуду сейчас принимают на каждом углу, прямо на улицах. Прямо под открытым небом, среди полупустых ящиков торчат какие-то сопляки и соплячки, похожие на воробьев, склевывающих скудные крошки с грязных мостовых, а в приемных пунктах, изрядно обветшалых и утративших былую мощь, вместо уверенных в себе мужчин работают, как просят милостыню, бесцветные бабенки предпенсионного возраста. Тьфу!

У Грека было три способа делать деньги из ничего. Какой из них проще и надежней судить тебе.

Способ первый.

Представь себе такую картину. Сдаешь ты десятка полтора бутылок. Все чин по чину. Грек выстраивает их в ряд и придирчиво осматривает горлышко каждой.

– Вот эта отколотая – вдруг объявляет Грек и возвращает одну из бутылок.

– Да оставь ее себе – говоришь ты, утомленный очередью и компанией, из которой эта очередь состоит. А состоит она из пенсионеров и алкоголиков на грани нервного срыва.

– А я ее куда дену? – недовольно бурчит Грек.

– Ну, убери ее куда-нибудь – предлагаешь ты и, получив деньги, спешишь по своим делам. Вот и все. Вроде все по-честному, за исключением того, что бутылка с отколотым горлышком была тебе ловко подсунута взамен твоей нормальной. В результате бракованная бутылка возвращается на исходные позиции, а нормальная в доход приемщика. Бывает, конечно, что бракованную бутылку забирают, но это бывает редко, кому охота с ней таскаться.

А разбить ее об голову приемщика не хватает ума, а скорее всего здоровья. На моей памяти, правда, один попытался доказать, что все бутылки у него были нормальные, дескать, он сам их несколько раз проверял. Его упрямство дорого ему обошлось. Витька Грек жестоко наказал строптивого. Он самолично сложил выставленные бутылки обратно в рюкзак и так шарахнул им об стену, что пол – очереди как ветром сдуло. У них начисто пропала охота сдавать посуду. Вторая оставшаяся половина решила не спорить и сдаться на милость приемщика.

– А теперь с тобой – проговорил Грек, поворачиваясь к хозяину рюкзака.

Но того и след простыл. Надо сказать, что Греку за этот проступок пришлось ответить. Потерпевший пожаловался в администрацию магазина, администрация, в свою очередь, приказала Витьке купить новый рюкзак и извиниться. Извиниться он не извинился, но рюкзак все же купил и долго потом пучил свои возмущенные глаза. Но я отвлекся. Итак, способ второй.

Витька Грек, впрочем, как и все уважающие себя приемщики, был психологом, правда, психологом узкого профиля. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы определить, можно обсчитывать этого человека или нельзя. С первого взгляда он вычислял тех, кто пересчитывал свои бутылки и точно знает их количество, а кто просто покидал их в сумку и, не торопясь, пошел от них избавляться. Первым Витька отдавал все до копейки, вторых обсчитывал на одну – две бутылки. И те и другие были довольны. С людьми выпивающими дело обстояло еще проще. Грек обсчитывал их в открытую. Они это видели и не были против. Правда, бывали исключения

– Витёк! У меня здесь ровно на поправиться – бывало хрипел какой-нибудь похмельный – посчитай по человече.

И надо отдать должное, такого кадра Грек не обманывал. Он знал, что такое похмелье, и фашистом не был.

Третий способ добывания денег больше походил на вымогательство и назывался «нет тары»

Не помню, чтобы в девяностых годах прошлого века не хватало тары. Но бывает, захандрит, заскучает или просто устанет приемщик, и тогда ящики прячутся, грузчик бежит за водкой, а на двери появляется рушащая надежды вывеска «нет тары». Приемный пункт при этом не закрывается. Приемщик с грузчиком выпивают, играют в карты, клиенты голосят на разные лады.

– Хозяин! – слышим мы голос одного из клиентов.

– Хозяин в зоне – спокойно отвечает Грек, не отрываясь от карт.

– Брат!

– Что-то не похож ты на моего брата.

– Прими посуду.

– Ты читать умеешь?

– Умею.

– «нет тары» читал?

– Ну прими за полцены хотя бы.

– Во что я тебе приму, себе в карман?

– Прими, на хлеб не хватает.

– Знаю я твой хлеб.

– За полцены, брат. Прими, пока никого нет.

– Достал – кряхтит Грек и устало поднимается, – Давай сюда свой баул.

Бутылки демонстративно выставляются на пол, отсчитываются деньги, и счастливый сдатчик убегает прочь. Это был диалог Грека с бродягой-алкоголиком. С людьми посолидней Грек разговаривал, конечно же, по-другому, но к какому бы из слоев общества не принадлежал клиент, результат был один и тот же. Посуда уходила за полцены. Вот и весь способ номер три. А чтобы Витька Грек не показался тебе совсем уж законченным негодяем, от себя добавлю, что он никогда не обманывал старух (кроме тех, кто торговал водкой по ночам), стариков с орденскими планками, – у них он принимал посуду даже тогда, когда тары действительно не было, и детей. Вот так вот жил и работал Витька Грек. Я был в его смене на должности грузчика. Но все хорошее или плохое когда-нибудь кончается.

Тот день я запомнил, хотя начинался он как обычно. Грек в поте лица манипулировал бутылками, улучшая свое благосостояние, я сидел на ящике, курил и периодически оттаскивал наполнившуюся тару, а чтобы совсем уж не отупеть от монотонности, кропал в уме стишки.

 
Я рыжий муравей.
Я целый день в работе.
Не хмурь своих бровей.
Что я в пыли и в поте.
Простите, мисс, в поту.
Нелепая ошибка.
С цигаркою во рту,
С рассеянной улыбкой.
Гружу и волоку
В три раза больше веса.
А ты кровь к молоку,
Рисуешься принцессой.
Скривив на мой куплет
Губенки цвета вишни,
Бросаешь: «И поэт,
И грузчик никудышный»
 

– Привет! – услышал я сквозь пелену мыслей и, вздрогнув, поднял глаза. В дверях стоял Валерка Буныга, местный бандит.

– Тебя нам только не хватало – мелькнуло у меня в голове вместо приветствия,

– черт мордастый.

Буныга был старше меня лет на пять, на шесть. Внешность у него была такая, что даже слепой за километр мог определить: «бандит» Был он толстоморд, быковат, золотозуб. Ходил всегда в спортивном костюме, хотя к спорту отношение имел самое отдаленное. Просто от природы был здоровым. Недалеким тоже был от природы. Грек Буныгу побаивался, и Буныга это видел, поэтому разводка его была проста и однообразна.

– Витек, – шептал он, – братва на тебя зуб имеет, грозится разбором.

И видя бледнеющее Витькино лицо, добавлял:

– Но ты не ссы, я за тебя сказал слово. Дай на литр.

Грек давал на пол-литра. Он был скуп, и боязнь потерять копейку, была гораздо больше боязни какой-то мифической братвы. Но в этот раз все было по другому. Пошептавшись в соседней комнате и не получив ничего, Буныга вышел из приемки, окинув меня злым взглядом.

– Чего это он? – спросил я у Грека.

– Не знаю. – пожал Грек плечами.

Лишь год спустя от Славки Стакана я узнал, что мутил этот полукровка – приемщик за моей спиной.

– Ты вот все Грека вспоминаешь – укорил меня как-то пьяный Славка,

– а не знаешь ни хрена, как он втемную тебя использовал.

– Это как это, интересно? – полюбопытствовал я.

– Он всем говорил, что ты племянник директора магазина и стучишь ей.

У меня отвисла челюсть от удивления.

– Зачем!?

– Чтобы денег никому не давать, чтобы бухнуть в приемку никто не заходил.

– А что же ты, мудак старый, ничего мне не говорил?

– Так я же тебя не знал тогда, поэтому и поверил. Это уже потом… Ты не думай, я ему это в глаза скажу, пусть только появится.

После ухода Буныги, особенно после его взгляда, у меня появилось какое-то беспокойство. Я даже предложил Греку закрыться пораньше, но жадный Грек отказался. Вот жадность фраера и сгубила. Примерно в половине шестого вечера услышали мы громкий топот и крики.

– Это кто такой борзый? – начал было Витька, но тут же заткнулся.

В предбанник с видом разъяренных команчей влетело шесть человек. Буныга был седьмым и, похоже, вождем.

– Открывай, сука! – заорал один и пнул дверь ногой.

– Дима, открой – прошептал Грек побелевшими губами.

Я открыл дверь и дружная толпа ввалилась в приемку. В глазах зарябило от зоновских татуировок. Двое сходу кинулись к Греку и прижали его к стене. Третий, пожилой и тощий, подлетел ко мне.

– А ну-ка подержи, пацан. – Он снял с себя куртку и протянул ее мне. Словно загипнотизированный, я взял его кожанку. В тот момент я мало что соображал. В голове моей вертелось одно слово «конец» Только грубее и матершиннее.

Тем временем пожилой подошел к Греку и вкрадчиво спросил:

– Бутылки принимаем?

– Принимаем – ответил Грек машинально.

Было видно, что он ошарашен, подавлен и смят. От сильного, уверенного в себе Грека ничего не осталось.

– Падла! А братве на пузырь зажал, сука! – пожилой замахнулся, но не ударил. Грек наконец-то понял, с чего это вдруг он попал в такую немилость.

– Валера! – закричал он.

Но Буныга его как бы не слышал. Он увлеченно разговаривал с одним из налетчиков и всем своим видом показывал, что к этому не имеет никакого отношения. Еще двое совсем молодых пацанов, один побольше, другой поменьше, покрутившись по приемке вдруг исчезли.

«Пятеро осталось» – я зачем-то вел счет.

– Эй ты, ну-ка подойди сюда! – крикнул вдруг Буныгин собеседник и я понял, что это мне.

– Не нравится мне твоя рожа – заявил он, когда я подошел.

– Какая есть, другой не будет.

– Ты чем-то недоволен?

– Да нет, так-то всем доволен.

Зацепиться было не за что, но он нашел выход. Под халатом у меня была тельняшка, и это навело его на мысль.

– Ты случайно не «афганец»?

Видно наличие тельняшки у него ассоциировалось с воинами интернационалистами.

– Нет, не «афганец»

– А то, бля, смотри, я вчера одного «афганца» урыл.

Я скептически осмотрел его неказистую фигуру. Он перехватил мой взгляд.

– Чего уставился? Ты знаешь, что я тебе шею могу сломать вот этой ладонью? – распаляя сам себя, заорал он и поднес татуированный кулак к моему носу.

– Или ты не веришь?

– Верю. – ответил я, хотя не поверил нисколько.

В другое время и в другом месте, я бы без особого труда сломал его синюю клешню, но не в моем положении было геройствовать.

Мой ответ его, видно, удовлетворил и он успокоился.

– Ты вообще откуда?

– С Майской.

– С Майской!? – удивленно переспросил он.

Майская в нашем городе считалась улицей жульнической и бандитской.

– Кого с Майской знаешь? Терять мне было нечего, и я назвал пару-тройку авторитетных имен, хотя не имел никакого представления, как выглядят их хозяева. Уркаган еще больше смягчился.

– То-то же. А теперь вали отсюда, ты нам не нужен.

Скинув халат, я ломанулся из подвала. На улице было тепло и солнечно. Май месяц густо зеленел. Присев на корточки недалеко от приемки, я закурил и стал ждать. Ждать пришлось недолго. Минут через пять налетчики вышли из подвала. Грек был с ними. Он закрыл приемку и двинулся в сторону магазина. Проходя мимо, он незаметно кинул мне связку ключей.

– Спрячь, и двигай домой. – прошептал он.

– А ты куда?

Грек сплюнул и выругался.

– За водкой.

Я двинул домой и уже через десять минут был на таком расстоянии, что никакие Буныги при всем желании не смогли бы меня достать. На следующий день, ровно в девять утра я стоял перед дверями приемки и с удивлением рассматривал прикрепленный к ней кусок картона. На нем Витькиной рукой было написано: «Уехал на похороны.»

«Похоже на предсмертную записку», подумал я. Грек появился часов в одиннадцать. Судя по его виду, он всю ночь пил.

– Все, увольняюсь. – вместо приветствия изрек он.

– Что вдруг?

И Грек поведал мне окончание вчерашней истории. Братва загрузила его на четыре бутылки водки. Всего-то. Он им выставил две.

Я только присвистнул. Оказывается, даже свое здоровье он ценил ниже денег, мало того, он этот литр с ними же и распил.

– А чего ты уволиться-то решил? – честно говоря, я был сильно удивлен, узнав о Витькином желании уйти с такого доходного места.

– Они теперь от меня не отстанут.

– Да брось ты.

– Точно говорю.

– И куда ты теперь? – Летом устраиваться не буду. До осени порыбачу (он был заядлый рыбак), денег хватит, а там видно будет.

Попрощавшись, он двинулся к трамвайной остановке. Я полез в карман за сигаретами и обнаружил там связку ключей. По инерции хотел окликнуть Грека, но вовремя вспомнил, что ключи ему больше не нужны. Грек тем временем завернул за угол дома и, хотя живу я на Майской, а он на Проспекте, больше мы с ним никогда не виделись.

Так я стал приемщиком. Прошло чуть больше года и канули в лету Мишка Баймаков, водочники Дамир Танцор, Олежка Дуров, пивники Фантик и Булат. Но свято место пусто не бывает. Появились Вовка Чудилин, Юрка Граф, Леха Азбука и Леха Пантелей. На целых шесть лет они стали моими коллегами по работе, партнерами в картах, соратниками в драках, собутыльниками в пьянках, короче, друзьями. Да, веселые были времена!