Дмитрий Таланов
Подмастерье

Дмитрий Таланов – российский писатель, инженер-электрик и руководитель проектов. Не изменяя полученной в 1986 г. специализации в НЭТИ (ныне НГТУ), он успел поработать в восьми странах, получив бесценный опыт выживания в разных культурах, включая англосаксонскую и арабскую, плюс множество переломанных, хотя и удачно сросшихся костей. Накопленные впечатления в какой-то момент преобразовались в серию книг в жанре фэнтези «Новый Свет. Хроники».

Сквозь туман новых приключений

Увидела свет и порадовала своих читателей третья книга Дмитрия Таланова «Новый свет. Хроники. Подмастерье». Рассказывать про жанр и сюжет будет лишним – понятно, что это фэнтези, а чтобы разобраться в восхитительном безумии, творящемся на страницах этого произведения, необходимо прочитать две первые книги и пройти по следам Филя Фе, от его спасения и до того момента, когда он отправился в Старый свет с благородной миссией – Месть, а если точнее – убить демона, принесшего столько горя его родным.

Казалось бы, что нам ожидать от третьей книги? Конечно же, погоню за демоном, приключения на широтах Старого света и в конце логическое завершение – смерть врага. Казалось бы, но нет! У этого автора не все так банально, и жизнь Филя не такая скучная.

На первых же страницах мы находим юношу в обществе монаха ордена доминиканцев, отца Николая (кстати, вполне реальная такая историческая личность). Так вот, мы встречаем эту компанию в самом начале книги и… они долго не думая убивают демона Валафара, за которым отправился в погоню Филь. А помогает им при этом не кто иной, как наш старый знакомый кузнец Ирений, немного постаревший, но именно он. И вот задача выполнена, справедливость восторжествовала, все позади, и можно начать спокойную взрослую жизнь.

Филь возвращается в Новый свет и попадает «из огня да в полымя». Ему опять приходится учиться – весьма скучное занятие для такого импульсивного парня, но без учебы не обойтись в этом нестандартном Средневековье. Ведь только хорошее образование позволяет продвинуться в этом мире и занять высокую должность. Но если с учебой у него все хорошо, то про его отношения с противоположенным полом этого не скажешь. Как мы помним, в путь его провожала Мета, и после возвращения, не сразу, конечно, но Филь принимает решение жениться, и дело уже движется к свадьбе. Но не был бы он самим собой, если бы у него все прошло гладко.

Жизнь и неистощимое любопытство нашего героя вносит свои коррективы в его грандиозные планы – и вместо супруги он получает хороший жизненный урок и навсегда запоминает, что «женщина – это слабое беззащитное существо, от которого невозможно спастись». Отвлечься от переживаний ему помогает тяжелая работа, учение в полевых условиях и умелая кухарка, куда уж без этого.

Проходит время. Постепенно налаживаются отношения с родными, с приемной матерью, сестрами и… вот Филь уже на каторге, а с ним за компанию еще полтысячи каторжников, «многие из которых должны были бы висеть на виселице, но неожиданно получили смягчение приговора» и работают они на благо императора и империи. Но и там этот юноша нашел себе друзей и соратников и смог хорошо заработать.

Дальше больше: строительство Алексы, получившей другое название, немилость императора (к этому-то ему не привыкать), звание рыцаря, не заслуженное, но очень ему нужное, чумной Неаполь и… встреча с Валафаром. Демоны имеют три жизни, и Филь, конечно же, об этом знал. Ходить бы ему и оглядываться, но это совсем не в привычке Мастера и рыцаря. А что демоны? Демоны постоянно преследуют Филя, и это не последняя его встреча с нергалами. Но как можно простить врага? Только поняв его. Этот урок он тоже выучит, хоть такой опыт и принесет много боли.

На первый взгляд может показаться, что судьба благосклонна к юноше и все ему дается легко и играючи. Это не совсем так. Филь, как и все юноши, проходит свой возрастной кризис с переживаниями, с вопросами, с любовью, с неприятием чужих мнений, с жизненными трагедиями и потерей близких людей. А войны? Войны сотрясают Новый свет: тут и французы, и сердары, и те же демоны. А в войну люди взрослеют быстро и привыкают более стойко переносить удары судьбы. Так и Филь. Жизнь его закаляет, и с каждой трагедией, с каждой случившейся неприятностью, он становится только сильнее.

Вот мы и проследили судьбу Мастера от десятилетнего любознательного мальчишки до юноши «с не раз опаленной шкурой, неплохой теоретической подготовкой и достаточным количеством тошнотных воспоминаний» – и расстаемся с ним, вновь оставив его на очередном перепутье судьбы.

Предсказать, что же случится дальше, очень затруднительно, ведь Дмитрий Таланов, подобно Джоржду Мартину, относится к тем авторам, которые легко вводят читателя в замешательство и восторг своими нестандартными решениями, поворотами сюжета и ломкой логической цепи повествования. И спасибо ему за те несколько вечеров, проведенных в компании Филя Фе, его старых и новых друзей, за эмоции и удивительные приключения – пережитые и новые, которые явно еще ожидают за легким туманом недосказанности.

Борис Долинго,

Председатель оргкомитета

фестиваля фантастики «Аэлита»;

Член Интернационального Союза писателей,

драматургов и журналистов;

Член Союза писателей России

1

Генеральный инквизитор Испании, монах Ордена доминиканцев Николай Эймерик (1316–1399)считается предшественником и вдохновителем ужасного Торквемады. Ярый фанатик, он не признавал своих ошибок, был жесток и издал поистине садистское «Руководство для инквизиторов». Неизвестно, что толкнуло доктора богословия из парижской Сорбонны на этот путь. Есть только отдельные свидетельства, позволяющие предположить, что произошло это около 1347 года…

Хосе де Риберо. Ужасы инквизиции, манускрипт, кн. 2, крепость Монжуик, Барселона

Для того, что они задумали, было ещё слишком рано. Филь предложил не мозолить глаза городской страже и подождать в таверне «У танцующего быка», где заодно и поужинать. Отец Николай благодушно согласился.

Они начали, как обычно, с хлеба, редиса и твёрдого пекори́но. Филь также заказал себе плошку оливкового масла с толикой уксуса из красного вина. Он любил макать в эту смесь кусочек свежего хлеба перед тем, как отправить его в рот. Отец Николай не одобрял подобного, считая это чревоугодием, но поставил иноземца об этом в известность только раз, позволив ему в дальнейшем самому нести ответственность за свои грехи. С чем он, однако, не мог примириться, так это с манерой Филя заглатывать пищу.

– Дорогой Филимон, – произнёс он неодобрительно, – вы снова слишком быстро едите! Разве не сказано в Притчах Соломоновых, что следует поставить преграду в гортани своей, если ты алчешь?

– Вы мне это уже говорили, дорогой брат, – ответил Филь. – Я бы сказал, что вы мне плешь уже этим проели за последние семь месяцев, и я скоро стану как настоящий монах. Что касается притчей, то там же сказано: «Не суди превратно тяжбы ближнего своего».

Служка притащил им козьего сыру и вина, разбавленного водой. Отец Николай, почти вдвое старше своего юного соратника, скупо улыбнулся.

– Филимон, я ценю в вас стремление припасть к источнику благодати, коим является Священное Писание, но вы каждый раз удивляете меня своей интерпретацией прочитанного. Если вы желаете сослаться на Книгу Исхода, там написано «не суди превратно тяжбы бедного», совершенно не «ближнего». Вам ещё вредно читать Источник, не укрепившись как следует умом, о чём я не раз вам говорил.

Филь тяжело вздохнул:

– Брат Николай, у нас нет времени на укрепление моего ума! И, помнится, я просил называть меня настоящим именем в отсутствие поблизости ваших знакомых.

Отец Николай, сухой и подтянутый, казавшийся выше из-за худобы монах с тонким прямым носом и проницательным взглядом, по-отечески улыбнулся.

– Что я помню – это изгнание вами демона из моей парижской хозяйки и наш последовавший за этим договор, закрепивший то, что во избежание неприятностей я называю вас Филимон Югге и вы не ведёте смущающих речей о месте, откуда прибыли. Также вы учите меня известным вам премудростям в нелёгком деле борьбы с демонами. В свою очередь я берусь душой и телом помогать вам в вашем деле, используя доступную мне мудрость святого Ордена доминиканцев, которому и достанется слава, буде такая случится. Последнее для меня важнее всего, и ради этого я согласен терпеть вашу юность и ребячливость, что не снимает с меня бремени учить вас и следить, чтобы вы не угодили в неприятность с властями. Так вот, имя, которое вы носите дома, здесь может принадлежать разве что пастушку, но никак не рыцарю веры, за которого вас принимают и коим вы, по сути, являетесь, хотя не устаёте это отрицать. Ваше настоящее имя вызовет здесь слишком много вопросов, мой юный друг!

Подобными лекциями заканчивались все попытки Филя отвоевать себе свободу в высказываемых мыслях и поступках с тех пор, как он нарисовался на пороге жилища Николая Эймерика, который совершенно не выглядел как монах. Он не носил тонзуры и одевался в светское платье, за исключением случаев посещения аббатств и монастырей, в связи с чем не уставал таскать за собой сундук с одеждой.

Филь мирился с ним, потому что помнил с их прошлой встречи: отец Николай умён, наделён любопытством и готов сражаться с любым дьяволом, который встретится ему на пути, а ради этого способен и поступиться догмами. Он также мылся не реже раза в неделю, что составляло резкий контраст с его пахучими собратьями. Ещё он неожиданно много знал о демонах, хотя относил их к слугам Сатаны, а не к животному миру, как Филь. В этом монах не отличался от отца Бруно, с которым даже Алекса старалась не спорить, и Филь тем более не собирался возражать отцу Николаю. Зато, как видный слуга церкви, доктор богословия Николай Эймерик экономил кучу денег на постое, легко находя прибежище в монастырских дворах Франции, Наварры, Арагона и Каталонии, пока они полгода гонялись за нергалом по имени Валафар.

Погоня подходила к концу. С момента отбытия из Нового Света Филь завершил круг, снова оказавшись в Венето близ Падуи, и отец Николай утверждал, что это добрый знак. Чума, преследовавшая их по пятам, казалось, навечно осталась у берегов Испании. А демон-делирон, выловленный ими на ярмарке в Барселоне, сознался, что слышал о намерении Валафара вернуться в Падую.

Филя удивила хватка отца Николая, с одного взгляда определившего, что глумящийся над толпой паяц не тот, за кого себя выдаёт. Пока юноша, открыв рот, смотрел на то, как аляповато раскрашенный клоун по мановению пальца заставляет людей совершать что ему хочется, отец Николай прокрался на зады сцены и, воспользовавшись жезлом, обездвижил демона, бросил его в толпу, спрыгнул в неё сам, подтащил тело к своей лошади, перекинул его через седло и, дав шенкеля, ускакал с площади. Филь еле успел его догнать.

Последовавший за этим допрос отец Николай провёл так же быстро. Уверенный, что перед ним демон, а иначе бы жезл не сработал, он несколькими порциями «замораживающего» пламени пресёк череду превращений, в которую ударился очнувшийся привязанным к дереву делирон, что заодно лишило демона большей части его гипнотических способностей. Безжалостно допросив десятилетнюю замарашку с косичками, вид которой решил напоследок принять демон, монах казнил её, не дрогнув под взглядом молящих о пощаде глаз.

Филь не смел и думать, высылая Арпонис отцу Николаю четыре года назад, что монах окажется таким талантливым учеником.

– Брат Николай, а почему вы именно здесь ждёте появления демона? – поинтересовался Филь, первым покончив с едой. – Почему не в Падуе, Тревизо или в Венеции? И почему не завтра, послезавтра, а сегодня? В этой Виченце нет ничего интересного, тут живут одни ювелирные мастера.

– Не будь ты нехристем, Филимон, ты бы знал, почему именно сегодня, – ответил монах. – Сегодня – время рождественской мессы, которая начнётся ровно в полночь по всей Италии.

Филь содрогнулся при мысли, что придётся, как уже случалось, стоять мессу в душной, битком набитой народом церкви. Отец Николай, подметив это, вздохнул.

– Я знал, что ты не встретишь это известие радостно, как положено христианину… Что ж, ты сам лишаешь себя святой благодати!

– Мне хватает того, что я вынужден изображать идиота-послушника каждый раз, как мы оказываемся в обществе ваших святых братьев, – проворчал Филь.

Отец Николай ополоснул пальцы в чаше с водой.

– И, должен заметить, у тебя это талантливо получается. Ты расторопен, обладаешь отважным сердцем и в то же время умеешь молчать, когда тебе это выгодно. Поэтому у меня не умирает надежда ввести тебя в лоно Церкви – ты прирождённая длань Господа!

Филь сунул руки в карманы шерстяного плаща и покрутил в пальцах перстень с печатью, изображавшей собаку, несущую в пасти горящий факел. Этот перстень был подарком отца Николая, расчувствовавшегося в день, когда Филь из озорства наставил Арпонис на спину хозяйки парижской квартиры монаха, нажал на «петлю» и через миг обнаружил себя перед разъярённой веларой, которую и прикончил. Отец Николай тогда сразу подобрел, а после обстоятельного разговора с Филем горячо заверил в своей готовности помогать. Когда же хозяйка очнулась и обнаружила себя постаревшей на двадцать лет, им двоим пришлось быстро уносить ноги из Парижа, чтобы сберечь уши от её воплей.

– Ваш бог пугает меня, мы не сойдёмся в цене, – буркнул Филь.

Монах осуждающе покачал головой.

– Господь – наш отец, а цена здесь – твоя душа, сын мой!

Едва заслышав «сын мой», Филь, как всегда в таких стычках, поторопился напомнить, прерывая готовый обрушиться на него поток слов, к которому отец Николай был склонен в силу избранной им профессии:

– Дорогой брат, вы не на проповеди! И вы до сих пор не рассказали мне, почему выбрали Виченцу.

Монах снисходительно улыбнулся.

– Быстрый умом, ты иногда пропускаешь важные детали! А не сообщил ли нам делирон, что у Валафара появился слуга, демон-обзес, рыскающий по окрестностям в поисках пристанища, достойного его господина? После того, что ты поведал мне о статусе нергалов, я предполагаю, что сие пристанище должно быть не меньше, чем вилла, а то и дворец. То есть обзес, который может быть великолепным красавцем и умеет менять признаки пола, будет искать себе богатую жертву, которую он попытается совратить и поставить себе на службу. Для быстрого совращения нужно выказать стать, что непросто делать под тяжёлыми одеждами в Падуе, Тревизо и Венеции, где в это время часто идёт мокрый снег и день-деньской стоит густой туман. Это хорошо для прячущегося Валафара, но плохо подходит целям обзеса. В Виченце же, как мы наблюдаем, нет тумана, потому что она дальше от побережья, и даже с температурой нам сегодня повезло. Поэтому обзес появится здесь, в чём я не сомневаюсь, и появится именно тогда, когда обеспеченные граждане города начнут стекаться на мессу к базилике Феличе и Фортунато, представляющей здесь наименьшую из всех храмов угрозу для слуг Сатаны, потому что она выстроена на месте языческого некрополя.

Для Филя беседовать с отцом Николаем было зачастую как беседовать с Прением: раз-два – и всё разложено по полочкам. Вот если бы ещё монах пореже вставал за проповедническую кафедру…

– Предлагаете морозить зад на улице, ожидая полуночи? – спросил он. – Таверна-то скоро закрывается!

В полутёмном помещении остались только они, разве что служка продолжал отираться поблизости. На его лице было написано нетерпение, но он не смел торопить путников, одетых чисто и добротно.

Отец Николай поднялся, и Филь рассчитался со служкой. Жадина монах не утруждался платить за себя. Однако без него Филь тратился бы на постой, и поэтому он не возмущался.

Они вышли в тёмный переулок в двух шагах от площади, на которой красовалась базилика Феличе и Фортунато, освещенная множеством масляных фонарей. Было свежо, но не промозгло. На брусчатке играли отблески света от фонарей базилики, зажжённых также внутри массивного здания.

– Пойдём посидим там в келарне, – сказал отец Николай, беря Филя под руку. – Участвующие в службе сейчас одеваются, одному келарю нечего делать. Только ни слова…

– Знаю, знаю, – перебил его Филь, – они не доминиканцы, поэтому молчок о наших делах, чтобы вся слава досталась вашему ордену.

Монах потрепал его по плечу. У парадного входа в базилику им преградили дорогу два стражника с алебардами, но отец Николай показал свой перстень, сказал, что является терциарием Ордена доминиканцев, и их пропустили.

Украшавшие церковь монахи уставились было на незнакомых путников в светском платье, осеняющих себя на пороге крестным знамением, но, услышав: «Ordo fratrum praedicatorum, мы странствующие проповедники, нас ночь застала в пути…», – поприветствовали вошедших подобающим образом и вернулись к своим делам.

Оставив Филя в пустой келарне, отец Николай пошёл представиться настоятелю. Ходил он долго, и юноша успел задремать. Проснувшись, Филь обнаружил доминиканца в обществе лысого, как колено, келаря. Два брата вели благочестивые разговоры.

Колокольный перезвон прервал их беседу. Отец Николай сразу засобирался и взглядом поторопил Филя.

– Дорогой брат, я не хочу пропустить начало службы!

Попрощавшись с келарем, они вышли в храм и встали с правой стороны, под хорами, откуда было удобно наблюдать за празднично одетым входящим людом. Филь оценил задумку монаха явиться сюда в неброской светской одежде: чужие взгляды скользили по ним, не замечая.

Потупясь, охотники замерли в тени, словно стесняясь занять места на лавках в таком привилегированном обществе и одновременно желая стоять ближе к алтарю. Будь отец Николай одет в орденское облачение хабит, кто-нибудь непременно захотел бы уступить ему сидячее место.

Первые ряды в быстро заполняющемся храме занимали расфуфыренные господа. Вонь от этих сеньоров и сеньор стояла невообразимая – у Филя даже заслезились глаза. Он знал, что его соотечественники редко моются зимой, в отличие от жителей стран Северной Европы, где, казалось, никто никогда вообще не мылся, но это было уже чересчур.

У одной красавицы в кружевах, перьях и белоснежных перчатках темнела грязь за ушами. Над ней висело облако духов, способных одурманить демона. У её не менее важного спутника руки были в зловещих пятнах.

Филь твёрдо решил уносить отсюда ноги, едва они схватят или прикончат Валафара. Его тошнило от всего этого, включая остановки в аббатствах, где было ещё хуже: монахи считали любое открытое окно за преступление, будто снаружи их ждал не чистый воздух, а смертельный яд. Но побег из Старого Света требовал путешествия в Сугдею. Оставалось ждать весны и с оживлением навигации наняться на попутный корабль. А пока Филь решил, едва они разделаются с нергалом, навестить родной дом в Неаполе.

Последняя мысль привела его в чувство, и он с новым вниманием принялся всматриваться в лица уже почти заполнивших храм людей, выискивая среди них выдающееся своей красотой. Отец Николай занимался тем же, судя по его носу, поворачивающемуся, как флюгер, то туда, то сюда.

Оглядев ближайшее окружение, Филь не заметил никого выдающегося и ничего странного, кроме погружённого в молитвы монаха, не потрудившегося скинуть капюшон с головы. Он мешал Филю разглядеть дальнюю часть четвёртого ряда, утопающую в полумраке, невзирая на уйму зажжённых здесь ламп и свечей.

– Сто свечей горит, только света нет, – пробормотал Филь, сдвигаясь в сторону, чтобы лучше видеть людей.

Отец Николай придержал его за локоть.

– Не торопись… Что ты сказал?

– Темно тут, несмотря на все эти свечи, – повторил Филь.

Его слова, казалось, встревожили отца Николая. В этот момент раздались звуки органа, и охотникам стало не до разговоров.

Пока продолжались песнопения, отец Николай медленно смещался к выходу, не отрывая глаз от затенённого места, на которое указал ему Филь. Монах верил во многие странные вещи и часто надоедал занудными рассуждениями, но после клоуна-делирона юноша доверял его нюху на демонов. Сам Филь мог обнаружить демона лишь с помощью Арпониса, доставать который в этом обществе раньше времени было неразумно. А когда настанет момент, достаточно будет повернуть толстую макушку пустотелой дубинки, висевшей на поясе, чтобы жезл сам скользнул в руку.

Дубинку было не отличить от обычной. Её полукруглая крышка крепилась замком по типу «ласточкина хвоста» и открывалась с полуоборота, затем её можно было оставить висеть на суровой нити. Эти «ножны» для жезлов соорудил Филь после того, как отец Николай посетовал, что боится расстаться с Арпонисом по воле какого-нибудь сеньора или настоятеля аббатства, которым может приглянуться увесистый кусок серебра. Филь понял, что хитрый монах никому не рассказал о посылке из Нового Света и, владея жезлом четыре года, успел увериться в его полезности, судя по тому, что более не порывался отдать Филя под церковный трибунал.

Когда монах достал свой Арпонис, Филь быстро проделал то же. Оба завели жезлы за складки плащей, продолжая двигаться к высоченным дверям. Глаза собаки на набалдашнике жезлов показывали, что в церкви определённо прячется демон и кто-нибудь мог заметить светящиеся камни.

Филь желал поскорее узнать от обзеса, где искать в Падуе проклятого нергала, и потому едва не наступил на пятки отцу Николаю, когда тот неожиданно остановился. В этой части храма толпились в основном небогатые прихожане с нечистыми лицами и плохими зубами. Дух здесь был крепче, чем у алтаря, спасали только открытые на улицу двери. От возможных карманников их охраняли давешние стражники с алебардами.

Отец Николай шепнул Филю на ухо:

– Слева у пятой колонны девица с головой под шёлковым покрывалом, рядом господин в чёрном плаще, оба подходят… Жди!

Девица впрямь была хороша. С правильными чертами лица, блестящими глазами и румянцем во всю щёку, она сидела на краю скамьи, то и дело склоняя гибкий стан к своему спутнику, обращаясь к нему. Казалось, она не ведает, что во время службы нельзя болтать. Но говорила она тихо, никому не мешая, и даже наоборот, представляла собой усладу для немалого количества восхищённых мужских глаз.

У сидевшего рядом господина было хмурое породистое лицо, мощная шея и широкие плечи. Он более смахивал на римского воина, чем на узкоплечего итальянского аристократа. Сидел он не двигаясь, не обращая внимания на теперь уже женские взгляды, во множестве устремлённые на него.

Священник пошёл по рядам, раздавая Святое причастие. Отец Николай впился пальцами в локоть Филя.

– Матрона в тёмном платье справа от господина в плаще – ведьма!

– С чего ты это взял, брат Николай? – шёпотом удивился Филь.

– Она приняла облатку себе под язык… Ведьмы получают тело Господне не на язык, а под язык, потому что так им легче вынуть потом облатку к собственному применению, творя преступления против Творца!

– И что мы теперь будем делать? – спросил Филь, который ни на секунду не поверил в «ведьму» с её облаткой, ощущая лишь досаду от того, что монах не вовремя закусил удила: разбираясь с несуществующей ведьмой, они могут упустить настоящего демона.

– А вот что!

Отец Николай принялся бесцеремонно прокладывать себе путь сквозь плотную толпу, кратко отвечая на раздавшиеся возмущения:

– Пустите слуг Господа… Пропустите, не толкитесь под ногами!

– А кто вы такие, чтобы выдавать себя за слуг Господа? – рассердился толстяк, которого было легче перепрыгнуть, чем обойти.

Отец Николай сунул ему под нос кулак с перстнем и рыкнул распространённое в народе название своего ордена:

– Domini canes!

Купец отпрянул в сторону.

– Псы Господни! – зашептали в толпе. – Еретика пришли хватать… Дайте им дорогу!

Не первый раз сталкиваясь с эффектом, производимым именем ордена на обычный люд, Филь придал своему лицу важное выражение и скользнул следом за отцом Николаем.

В этот момент сидевший в центре храма монах в капюшоне вскочил на ноги, а вслед за этим раздался долгий, полный ужаса вопль.