Дмитрий Распопов
Связь без брака – 2. Время олимпийских рекордов

Глава 3

Перелёт в Киев не занял много времени, как, впрочем, и обустройство в одной из частей, имеющих спортивную роту. Я отказался от гостиницы, попросив лучше место, где был стадион для тренировок, что мне предоставили без малейших проблем, заселив в офицерское общежитие, пусть и не такое комфортное, как было у меня в Москве.

Обустроившись, мы с тренером пошли подавать документы на меня, точнее, он подавать, а я просто посмотреть город, поскольку хотел отдохнуть от полёта и состоявшегося разговора. Жалел ли я, что с Аней придётся расстаться, едва у нас что-то получилось? Да, несомненно. Она мне очень нравилась, хотя в ней временами проскальзывали властные нотки доминирования, но в остальном мы друг друга устраивали, не напрягая своим обществом. Хотя, может, я это придумал себе сам? И на самом деле чувствую влюблённость только я? Ведь больше месяца прошло с того дня, когда мы впервые занялись любовью, и потом она попросила меня уйти, поскольку ей нужно было подумать. С тех пор от неё не было никаких известий, а сам я был слишком занят тренировками, готовясь к соревнованиям.

После них встретиться с ней нужно будет обязательно, ведь я обещал её отцу, и нужно было так подобрать слова, чтобы донести до неё знание того, что оба мужчины в курсе ситуации и сами разберутся теперь с Евгением. Причём сам я не очень был доволен его наказанием, как-то слишком слабо для насильника шестерых девушек. Тут мне по-хорошему пригодился бы совет более опытных людей, а из таких я знал, пожалуй, только инструкторов из школы КГБ, которые не станут трепаться о том, что я рассказал. А то, например, товарищ Белый, несмотря на наши с ним нормальные отношения, точно бы меня сразу же слил руководству за подобную самодеятельность.

«Ладно, после окончания сезона разберусь с накопившимися делами, – решил я, освобождая голову от всего, – сейчас нужно думать о соревнованиях».

Вынырнув из воспоминаний, я стал больше смотреть по сторонам. Что можно было сказать про город? Он красив и очень зелен, намного зеленее, чем Москва. Много открытых кафе, пельменных, где отдыхал народ, и очень много иностранцев. Я с одного взгляда мог отличить советского человека от любого другого, а их было здесь непривычно много: французы, немцы, очень много поляков и других представителей стран Варшавского договора. Почти все передвигались в составе больших и маленьких групп в сопровождении строгого гида.

Перед зданием, где проходила регистрация, столпилось ещё больше людей, и Сергей Ильич пошёл с документами внутрь, искать тренеров сборной СССР, поскольку меня подавали в общей заявке, а я сам остался на улице, присев на свободное место на лавочке, на которой уже сидели люди.

Несмотря на сентябрь, солнце ещё было тёплым. К сожалению, насладиться спокойными минутами мне не удалось. Поскольку почти сразу появившаяся тень заслонила солнце. Пошевелившись, я открыл глаза. Передо мной, уперев руки в бока, стояла девушка в самом простом платье и даже без лёгкого макияжа на лице, в общем, полная противоположность того, что мне нравилось. Причём, судя по её лицу, она была чем-то крайне недовольна.

– Товарищ девушка, можно вас попросить найти другое место для стояния? – вежливо обратился я к ней.

– Что? – удивилась она, но почти сразу вернула недовольное выражение на лицо, – а, нет. Вы, товарищ Добряшов, проявляете себя как крайне несознательная личность, и я, как корреспондент газеты «Комсомольская правда», должна вам об этом заявить, раз уж не нашлось никого другого!

Я тяжело вздохнул, вот точно сейчас не хотелось никаких объяснений ни с кем, но, с другой стороны, и вставать с лавочки тоже желания не было.

– Ну, тогда и я должен вам заявить, что подходить на улице к незнакомым людям и что-то у них требовать – это как минимум невежливо.

Она открыла рот, а по её лицу пошли пятна.

– Я вас знаю, вы Иван Добряшов! – обличила она меня.

– Хорошо, если вы не понимаете, о чём я говорю, то и не поймёте. Вернёмся к сути претензии. В чём же, по вашему мнению, заключается моя несознательность? – лениво поинтересовался я.

– Вы отказываетесь давать интервью! – возмущённо заметила она. – Причём многие мои коллеги уже жаловались ранее на вас руководству. К сожалению, вы просто неуловимы, чтобы вам это высказать в лицо.

«Послать или не послать, вот в чём вопрос», – тоскливо подумал я и решил, что, наверно, стоит поговорить, раз я пока всё равно ничем не занят.

– У меня есть немного времени, можете спрашивать, – пожал я плечами.

– Да? Вы серьёзно? – её боевой запал быстро сдулся, но она постаралась взять себя в руки, достала карандаш, блокнот и велела мне подвинуться. Сильно сдвинуться не удалось, поскольку рядом сидели люди, и так получилось, что на меня пахнуло тонким запахом кислого пота, когда она, опустившись рядом, прижалась ко мне ногой.

«Спокойствие, только спокойствие», – подумал я, принимающий душ после каждой тренировки, да ещё дополнительно утром и вечером.

Она задумалась, затем стала со скоростью пулемёта выстреливать вопросами, на часть которых я отвечал, но те, что касались моей биографии, старался обходить стороной.

– Какая-то чушь получается, товарищ Добряшов, – возмутилась она спустя десять минут, – по вашим словам, всё, что вы делаете, – это только тренируетесь. А как же общественная жизнь? Комсомольское движение? Шефство над пионерами?

– Я спортсмен, моя задача – зарабатывать для страны медали, желательно высокого достоинства, – я пожал плечами, – а для этого мне нужно улучшать своё тело.

– Но это как-то неверно, не соответствует тому, что завещал нам Ленин! – продолжала она возмущаться, – нет, я обязательно это отражу в своей статье как ваш главный недостаток, товарищ Добряшов. Я уверена, что к этому вам точно нужно изменить своё отношение.

– Интересно, – я прямо изумился, с какой лёгкостью она раздаёт советы, которых к тому же никто у неё не просил, – а позвольте спросить, кто вам дал право советовать мне, что будет лучше для меня?

Девушка рядом со мной открыла рот от возмущения.

– А вы ещё и хам, Добряшов! – она, словно подброшенная пружиной, слетела со скамейки. – Я так и знала, что не всё чисто у вас за душой! Комсомолец не может так явно игнорировать свои обязанности!

Она начала говорить громко, обличая меня, и многие стали обращать на нас внимание, поэтому мне пришлось нехотя встать и уйти, несмотря на разгневанные крики в спину. День был окончательно испорчен, поэтому я пошёл обратно в часть, занявшись тренировкой.

***

– Глянь, Вань, – с утра, когда я вернулся с пробежки и принял душ, чтобы переодеться в чистое, Сергей Ильич смущённо положил на стол газету, – с утра все только и говорят про тебя.

Я удивился и посмотрел на свежий номер «Комсомольской правды», где огромными буквами на первой же полосе и главной странице было написано: «Когда личное становится выше общественного».

Пробежался глазами по разгромной статье, где обличали несознательного меня, который личные интересы по завоеванию медалей ставит над общественной пользой, да ещё и гордится этим! Да и в целом надо ещё разобраться с данным спортсменом, как он вообще с таким подходом стал комсомольцем! Неужели те, кто его принимал в организацию, не видели его антисоветскую сущность?

– Ну, всё по делу, Сергей Ильич, – я поднял на него взгляд, – медали для меня действительно важнее всего. Я думал, и для вас тоже. Иначе ради чего мы пашем с вами и проливаем пот?

– Как-то нехорошо это, Вань, – он покачал головой, – может, встретишься с ней? Поговоришь? Пусть перепишет статью.

– Я с этой коровой на одном поле срать не сяду, Сергей Ильич, – покачал я головой.

– Просто, Вань, точно тебе говорю, не к добру это. Первая страница, такая плохая статья за пару дней до соревнований, будто специально.

– Сергей Ильич, выбирайте: золотые медали Кубка Европы или шефство над пионерами?

От такой постановки вопроса он стушевался.

– Надо будет товарищу Белому показать, пусть разберётся, – пробурчал он, забирая газету с собой.

Я же выкинул из головы этот случай, отправившись тренироваться.

***

– Иван, привет, – услышал я знакомый голос и, повернув голову, увидел комитетчика. Отстёгивая лямки парашюта, я передал его тренеру, сам зашагал навстречу прибывшему.

– Приехали? – пожал я протянутую руку.

– Да, – хитро улыбнулся он, – и Анна Константиновна тоже.

– Так и не расскажете, в чём конкретно нужно моё участие? – вяло поинтересовался я, поскольку ещё в прошлый раз он отбрил меня по этой дурацкой операции.

– Не волнуйся, тебя, когда надо, подведут, уведут, от тебя лишь естественные реакции нужны для красивых фотографий, – хмыкнул он.

– Вы, кстати, видели, товарищ Белый, что про Ивана написали в газете? – подошёл к нам Кузнецов.

– Да, тут самое интересное, – скривился он, – нам рекомендовали в это не вмешиваться.

– Вам?! – изумились мы с тренером в один голос.

– Да, из ЦК Украинской ССР, – он посмотрел на меня, – признавайся, кому ты успел на ногу тут наступить?

– Эм, пока не припомню такого факта, – соврал я.

Он подозрительно посмотрел на меня, но, видя, что я никак не реагирую, пожал плечами.

– Не подходи, в общем, больше к местным корреспондентам, от греха подальше.

– Хорошо, товарищ Белый, – согласился я, – буду пореже выходить в город.

– Ну вот и отлично. К соревнованиям готов?

– Стараемся, – я показал на свои приспособления, которые были доставлены нам военным бортом.

– Ладно, как спектакль начнётся, я предупрежу тебя, – подмигнул мне он и, повернувшись, пошёл обратно.

– Мутное дело, Ваня, если даже комитетчиков отваживают, – покачал головой тренер.

– Кто спорит, Сергей Ильич, – согласился я с ним, – вы там посматривайте на всякий случай за моей водой и формой, чтобы кто чего не подсыпал или не подложил.

Он изумлённо на меня посмотрел.

– Ты сдурел, что ли? Даже думать о таком стыдно! Мы у себя, в СССР!

– Сергей Ильич, ради меня, просто присмотрите.

– Хорошо, и Илюшу предупрежу, – сдался он, видя, как умоляюще я на него смотрю.

– Спасибо!

***

На следующее утро мы успели только легко позавтракать, как пришёл автобус. Всей толпой погрузившись в него, поехали к Центральному стадиону, где и проходили соревнования. Журналистов было приличное количество, я почти сразу попал под вспышки фотокамер. Мне пытались задавать вопросы, но я лишь извинялся и говорил, что все вопросы после соревнований, сейчас мне нечего комментировать.

Пройдя длинными извилистыми коридорами, мы с тренером и Ильёй-массажистом попали в раздевалку, где находились атлеты-мужчины сборной СССР по различным дисциплинам. Спринтеров было мало, поэтому приветствия не заняли много времени. Остальные хоть и смотрели на меня с лёгким интересом, желания познакомиться не выражали, а сам я, понятное дело, ни к кому не лез. Разложив форму рядом с собой, я не спешил переодеваться, поскольку нам сказали, сначала должна была пройти вводная часть.

– Сейчас будет немного говорильни, – об этом мне на ухо прошептал тренер, – услышите, чего от вас ждут и чего не ждут, тут в Киеве это всегда так.

Сергей Ильич оказался прав, вскоре в и без того многолюдную раздевалку подтянулись партийные бонзы и произнесли пламенные речи о том, что страна ждёт от нас побед и первого места в общекомандном зачёте, в противном случае грозились усиленными тренировками между соревновательными днями и спортивным лагерем после, где нам покажут, как нужно правильно тренироваться, чтобы приносить победы. От подобного уровня ереси у меня чуть уши не свернулись в трубочку, хорошо ещё, что через двадцать минут раздался звонок, и они поспешили на выход, поскольку некоторым спортсменам нужно было расходиться по своим раздевалкам и готовиться, а те, у кого ничего не было сегодня, отправились на трибуны в качестве зрителей.

Пожав плечами, я повернулся и увидел, что майка, лежавшая рядом со мной на лавке, чуть сдвинута и лежит не так, как я её оставил двадцать минут назад. Я оглянулся, но рядом, кроме тренера и Ильи, никого не было.

«Сам сдвинул и не заметил? – задумался я. – Хотя после той журналистки лучше всё проверить».

Аккуратно касаясь кончиками пальцев, я осмотрел майку, шорты, не нашёл ничего подозрительного, но вот когда взял шиповку, стелька внутри как-то странно блеснула.

– Сергей Ильич, – я отставил первую и взял вторую, у которой тоже, если хорошо присмотреться, был схожий едва видный блеск.

– Да, Вань, – он повернулся ко мне.

– Вы ничем не мазали стельки?

– Нет, конечно, ты же к своей обуви никого не подпускаешь, – удивился он.

– Мне не нравится, как выглядит обувь, нужно найти новые шиповки.

– Какие новые, ты чего?! – удивился он. – Тебе выходить на дорожку через десять минут!

– Сергей Ильич, а кому я сто раз говорил, что нужно иметь запасные? – вкрадчиво спросил я. – Кто говорил, что и эти ещё отличные?

– Да что ты придумываешь! – он возмущённо подошёл, забрал у меня одну шиповку и сунул туда руку. – Видишь, ничего…

Тут он вскрикнул и быстро вытащил её, тряся на воздухе.

– Б…ть, щиплет, словно в крапиву залез, – поморщился он.

– Идите руку под проточной водой подержите, – выпроводил я его из раздевалки, а сам, приказав Илье не отходить от наших вещей, пошёл попрошайничать. В свете того, что непонятно было, что произошло, я и форму решил не надевать, не то что шиповки.

Тренеры команды СССР, узнав о случившемся, забегали, засуетились, но найти форму нужного размера, ведь я был самым высоким и массивным из спринтеров, так и не смогли. Зоя Евсеевна рассеянно смотрела на машущего рукой Сергея Ильича, которого решили направить на всякий случай в больницу, поскольку он всё жаловался на руку, которую словно что-то кололо.

– Снимаемся со ста метров? – она повернулась к главному тренеру, который закусил губу от досады.

– Шорты и майку я могу взять у метателей ядра, размер сможем подобрать, – он досадливо осмотрел меня, – а что с обувью делать? У нас нет на него ничего.

– Несите форму, – распорядился я, и вскоре слегка потрёпанный комплект сунули мне в руки.

– Пять минут! – Зоя Евсеевна взволнованно на меня посмотрела, затем, видя, что я спокойно переодеваюсь, удивлённо спросила: – Ты что? Босиком собрался бежать? Сдурел? Ноги собьёшь сразу! Давай лучше снимем тебя со ста метров, побежишь только двести?

– Зоя Евсеевна, – я спокойно на неё посмотрел, – вы лучше до следующего забега найдите мне обувь.

– Ты уверен, Иван? Одна медаль не стоит того, чтобы получить травму, – она обеспокоенно на меня посмотрела, и я понял, что она искренне за меня переживает.

Подойдя к ней, я попросил, взяв её за руку.

– Зоя Евсеевна, просто найдите мне обувь.

Она судорожно кивнула и бросилась из раздевалки.

– Илья, за наши вещи теперь отвечаешь головой, – обратился я к массажисту, который судорожно кивнул, таких подстав у нас ещё никогда не было.

Выходя вслед за всеми спортсменами, я занялся колодками, а нас стали представлять стадиону. Мои соперники внезапно все повернулись ко мне, смотря на мои босые ноги. Судья на старте так же удивлённо поинтересовался у меня, почему я босиком и точно ли готов бежать. Я лишь кивнул, он, пожав плечами, сказал нам приготовиться.

Выстрел привычно поднял меня из стойки, и я, внутренне чертыхаясь и матерясь, бросился догонять соперников, поскольку старт без шиповок был просто ужасным. Догнать мне их удалось лишь на сорока метрах и финишировать вторым, поскольку ноги приходилось беречь и, как в школе-интернате, чуть больше внимания уделять грунту перед собой, чем состоянию тела и правильной технике бега. Время в связи с этим получилось соответствующим, но поскольку в следующий забег выходили трое лучших, я, конечно же, тоже прошёл дальше.

Когда я возвращался под трибуны, стадион недовольно гудел, слышался свист. Я демонстративно приложил руку к уху, но, не услышав аплодисментов, отмахнулся, заходя в комнату ожидания, а затем в нашу раздевалку.

Почти сразу туда забежала и Петрова. Она была мокрая от пота. Волосы едва не торчком стояли на голове.

– Ваня, нету обуви, – едва не плача, в отчаянии сообщила она.

– Зоя Евсеевна, до завтра найдёте? Мы не в Москве, я не могу пойти по знакомым.

– А как же ты сегодня будешь бегать?

– Так же, как и сейчас, – вздохнул я, обращаясь к Илье, – помассируй, пожалуйста, ступни и голеностоп, болят с непривычки.

Он кивнул и занялся ногами. Сначала влажным полотенцем протёр подошвы от смеси глины и гравия, затем занялся самими ногами. Петрова, понаблюдав минуту, покачала головой и пошла к выходу.

Глава 4

Второй мой выход на стадион снова ознаменовался недовольным гулом, но я лишь безэмоционально прошёл к своей дорожке. Новые спортсмены сразу посмотрели на мои ноги, удивлённо переглянувшись, но никто не подошёл ко мне c вопросом, и я занял колодки.

В этом забеге я пришёл третьим, поскольку соперники попались сильнее, так что пришлось ускорить бег в ущерб безопасности, но даже это позволило занять мне только третье место. Увидев ещё более худший результат на табло, чем в первом забеге, я услышал недовольные выкрики с ближайших трибун, там даже кричали: «Позор». Я снова дошёл до входа в подтрибунные помещения и приложил руку к уху, словно показывая, что слышу всё. Свист усилился.

Когда я вернулся, Илья мне прошептал:

– Прибегал товарищ Белый, забрал у меня твою форму и шиповки. Я ведь правильно сделал, что отдал?

– Да, молодец, – я похлопал его по плечу, – правый голеностоп, бежать всё труднее.

Он кивнул и занялся ногой. Сегодня был ещё четвертьфинал стометровки, на который я привычно вышел босиком, чем ещё больше разозлил болельщиков, соперники лишь криво улыбались, слыша, как меня матерят свои же соотечественники.

Благодаря работе Ильи ноги успели как вспомнить былое, так и правильно размяться, так что в этом забеге я пришёл вторым, пройдя в завтрашний полуфинал. Возвращался я в раздевалку опять под недовольный вой трибун, видимо, ожидавших от меня привычных рекордов в квалификационных забегах.

– Сполосну ноги, потом немного разомнёшь их, – кивнул я Илье, направляясь в туалет, затем, получив массаж и переодевшись, одним из последних спринтеров пошёл на выход, охраняемый милицейским кордоном. Правда, вне его спортсмены вынуждены были пройти до стоявших автобусов метров сто, и тут их могли окликнуть как болельщики, так и журналисты. Правда, соревнования продолжались, на сегодня завершились только самые короткие дисциплины в беге, видимо, все остальные были на стадионе, поэтому, когда вышел, я увидел лишь трёх репортёров, и все были с иностранных каналов.

– Мистер Добряшов, мистер Добряшов, можно ваши комментарии? – они бросились ко мне, видимо, ждали только меня.

Остановившись, я повернулся к ближайшему, который, судя по флагу на микрофоне, представлял какой-то французский канал.

– Что вас интересует? – на английском спросил я его.

Он обрадовался и поднёс ко мне свою аппаратуру ближе.

– Я, как и многие из моих коллег, приехал сюда увидеть вас и ваши рекорды, – заговорил он с акцентом, – почему же вы нас их лишили? Почему вы все забеги бегали босиком, показав очень плохое время? У вас нет обуви?

– Обувь у меня есть, – я спокойно на него посмотрел, – я выходил на старты босиком осознанно. Как и эфиопский марафонец Абебе Бикила в 1960-ом году на Олимпиаде в Риме, я бы хотел привлечь этим жестом внимание всей мировой общественности к детям Африки. Голод, болезни и рабский труд до сих пор нередки на этом континенте, а внимание просвещённой европейской общественности, к сожалению, направлено на другие менее важные проблемы. Так что к вашим читателям я бы хотел обратиться с просьбой помнить о том, что в Африке у детей нет еды, воды, не говоря уже об одежде и даже самой простой обуви.

После моего заявления глаза у всех мгновенно расширились, появились фотоаппараты, и они попросили попозировать меня босиком. Я тут же, не стесняясь, снял с себя кеды и не только попозировал им, но и прошёлся пару раз туда-сюда.

– Господин Добряшов, – обратилась ко мне вторая журналистка в очках, – вам не обидно, что вы выступаете с такой благородной целью, а ваши соотечественники вас освистывают? Я плохо знаю русский, но большинство на стадионе сегодня явно были против вас.

– Я не согласен с вами, – улыбнулся я, – да, некоторые неосознанные личности ожидают от меня чего-то, что они считают правильным со своей точки зрения, но большинство советских граждан, я твёрдо убеждён в этом, поддерживают меня. За них я очень горд и благодарю за поддержку.

– Но… но… – она удивлённо на меня посмотрела, а я уже улыбнулся и извинился перед ними.

– Простите, мне нужно отдохнуть и восполнить силы, завтра после финалов вы сможете задать мне больше вопросов.

Они защёлкали фотокамерами, попытались узнать у меня больше об этом политическом заявлении, но я, извиняясь и широко улыбаясь, направился к автобусу.

Прибыв в часть, где меня поселили, я сразу отправился в душ, затем отдыхать. День выдался уж слишком насыщенным. Закрывая глаза, я всё силился вспомнить, кто был рядом с нами и мог кинуть что-то в шиповки, но людей вокруг было так много, внимание отвлечено, так что я скорее был вынужден признать, что это бесполезно, любой мог сделать, никто бы и не заметил.

Через час появился Кузнецов с забинтованной рукой.

– Прав был ты, Ванюша, – упал он на соседнюю кровать, – видимо, я слишком быстро состарился и не успел понять, когда спорт превратился вот в это.

Тут он потряс рукой.

– Сергей Ильич, врачи сказали, что это было?

– Раскрошенное стекло и какие-то тонкие стеклянные волокна, – скривился он, – они были крайне удивлены такой необычной фракцией. Спрашивали, где я такое вообще нашёл.

– Надеюсь, не ответили? Наш куратор утащил всё на экспертизу.

– Я на дурачка похож? – он покосился на меня.

– Пусть вам будет сейчас обидно, Сергей Ильич, – я повернул к нему лицо, – но я, во-первых, устал вам говорить, что нам нужны резервные комплекты, и, во-вторых, попросил присмотреть за обувью и одеждой. Вы всё напрочь проигнорировали.

Он обиженно засопел и отвернулся от меня, и я от него, раздумывая, стоит ли мне поспать, чтобы выйти на вечернюю пробежку.

– Ладно, Ванюш, извини, – спустя полчаса молчания неожиданно раздалось с соседней койки, – похоже, твои победы явно кому-то не дают покоя, а зная это, я больше не буду расслабляться. На войне, значит, на войне.

Я поднялся и сел на кровати.

– Обещаете теперь серьёзно относиться к моим словам?

– Да, Вань, сегодняшний урок был даже мне нужен.

– Мир? – я протянул ему ладонь, и он пожал её левой рукой. – Ладно, тогда отдыхайте, я на пробежку, – улыбнулся я и пошёл переодеваться.

***

Закончив с разминкой, я побежал нарезать круги, но тут мне наперерез бросился рядовой.

– Товарищ Добряшов! – орал он, махал какой-то бумажкой.

– Чего случилось, служивый? – остановился я.

– Вам записку таксист передал, – он, запыхавшись, остановился рядом со мной.

– Какой таксист? – не понял я.

– Просто приехало такси, водитель пришёл на КПП и попросил передать эту записку вам, – он пожал плечами, – тут адрес какой-то написан и подписано Чёрный Мститель.

Холод окатил меня с ног до головы.

– Спасибо, – я взял у него кусочек картона, на котором корявыми печатными буквами было написано: «Пролетариев 3, 45, Чёрный Мститель».

Побежав дальше по кругу, я пытался собрать мысли в кучу.

«Арапов говорил, Пень переехал в Киев, и все эти подставы с журналисткой и мелким стеклом вполне могли устроить местные, ведь он наверняка, если выпутался из этой истории сухим, знает, от кого были показания, на основе которых началось расследование. Так что это может быть как Ира, так и засада. И ведь никак не проверить, а привлекать КГБ тоже не хочется. Вдруг это и правда Ира».

Поскольку ни даты, ни времени там не стояло, я решил, что нужно пойти, скорее всего, сегодня вечером, возможно, лучше даже сейчас. Чтобы разведать обстановку и присмотреть за местом. Поэтому, вернувшись в комнату, я сказал Кузнецову, что пробегусь за территорией части, затем незаметно для него взял с собой явару и деньги, только после этого вышел наружу. Бежать и правда пришлось, а затем долго искать дорогу к нужному адресу. Наконец я прошёл в арку и посмотрел на двор. Четверо подпитых граждан забивали козла, кучка женщин лузгали семечки, и моё появление точно привлекло их внимание, а поняв это, я сделал вид, что перепутал дома, и снова вернулся на главную улицу. Нужно было прийти сюда позже.

Пошатавшись по городу два часа и увидев, как люди расходятся по домам, я вернулся и сначала убедился, что двор чист, а потом нашёл тёмный угол и стал смотреть за жизнью в окна, поскольку многие не были зашторены.

Рядом со мной неожиданно раздался заливистый собачий лай, а через минуту прибежала девочка лет десяти.

– Фу, Тузик, фу! – схватив собаку за загривок, она стала оттаскивать его подальше от меня.

– Девочка, слушай, ты же пионерка? – обратился я к ней.

Она не очень смело кивнула, косясь на мою спортивную одежду.

– Помоги мне по-пионерски тогда, – спокойно продолжил я, – мне друг встречу назначил, а я вот стою жду его и не понимаю, когда он придёт.

– А он из какой квартиры? – чуть смелее спросила она.

– Сказал 45. Покажешь, где эти окна?

– Да, вон, тёмные, – она без колебаний показала на третий этаж в угол дома.

– О, спасибо большое, – я улыбнулся ей, – ты настоящая пионерка!

Тут она уже гордо кивнула и, забрав собаку, удалилась в другой подъезд.

Я прождал ещё около часа, пока наконец не увидел, как одинокая девичья фигура появилась из арки и, пройдя до подъезда, оглянулась, затем прислушалась. Только после этого поднялась наверх, и вскоре загорелись окна нужной мне квартиры. Знакомый силуэт высветился у окна, она закрыла шторы, лишь слабый свет стал проникать теперь изнутри наружу.

На всякий случай я прождал ещё час, но больше ничего не происходило, никто не появлялся, наоборот, большая часть окон стала гаснуть, люди отходили ко сну. Стараясь успокоить тревожно бьющееся сердце, я прошёл в нужный подъезд, поднялся по лестнице на третий этаж и нашёл старую обшарпанную дверь, на которой виднелась только цифра «4». Ещё раз прислушавшись и ничего не заметив, я осторожно постучал. Внутри сначала была тишина, затем взволнованный голос из-за двери спросил:

– Кто там?

– Чёрный Мститель.

Дверь моментально открылась, и я увидел, как расширяются от радости знакомые голубые глаза. Затем Ира бросилась на меня и повисла на шее.

– Ты пришёл! Ты пришёл! – бормотала она, а я почувствовал, как мой тонкий свитер стал намокать.

В квартиру её пришлось занести на себе и самому закрыть дверь. Затем я оглянулся. Здесь явно никто не жил, всё было пыльно, минимум мебели, только посередине комнаты стоял диван, с которого сняли покрывало, и он один выглядел хотя бы более-менее презентабельно.

До него тоже пришлось добираться с грузом впереди, поскольку она отказалась расцеплять руки и всё время плакала. Усевшись на мягкую поверхность, я несколько минут ещё не шевелился, давая ей успокоиться. Наконец вздрагивания прекратились и сияющие, пусть и заплаканные, глаза оказались передо мной. Ангел тут же впилась в меня поцелуем: невероятно жадным, сильным, словно пыталась у меня что-то отнять. Ответил я ей лишь лёгкими касаниями, и она это поняла.

– Ваня, – она взяла меня за руки, так и сидя на коленях, член, конечно же, сразу на эти её ёрзания отреагировал. – О, вижу, ты по мне тоже соскучился? – она кокетливо на меня посмотрела. – Сейчас? Или поговорим сначала?

Я вспомнил об Ане.

– Давай поговорим.

Она удивлённо на меня посмотрела.

– У тебя кто-то есть?

Я согласно кивнул.

Она поджала губы, слезла с меня и села рядом. Просидев так пару минут, покосилась на меня, затем, встав, прошла к своей куртке и достала оттуда презерватив.

– А мне всё равно, – заявила она, показывая мне язык, – раздевайся, я не для этого год тебя ждала.

– Но… – слабая попытка сопротивляться была жестоко подавлена. Мне пригрозили порвать на себе всю одежду и с криками «насилуют» выбежать во двор. Зная Иру, можно было не сомневаться, что она так и сделает, поэтому, мысленно извинившись перед Аней, я вскоре оказался в той же позе, с которой и начался наш разлад с ней в Иркутске.

Надев на член презерватив, она быстро пристроилась над ним, и с глухим глубоким вдохом опустилась. На секунду замерев, девушка поёрзала бёдрами и затем легла мне на грудь, оставив член внутри себя.

– Наконец-то, – на меня посмотрели хитрые глаза.

– Ты двигаться будешь, или мы так и будем лежать? – удивился я такому странному поведению девушки.

– Будем лежать, – тут же заверила она меня и пошевелила попой, – и разговаривать!

Член вздрогнул внутри неё от этих движений, и я покачал головой.

– Ты с ума сошла?

– Да, Ваня, считай, что да, – глаза стали серьёзными, и она сделала качающее движение попой.

– Ладно, тогда рассказывай, что произошло и как Пень выпутался из той истории.

– Ох, как он на тебя зол, – она на секунду подняла голову, заглянула мне в глаза и снова легла на грудь, – ты столько неприятностей причинил ему, что у меня уши в трубочку сворачиваются каждый раз, когда он видит газеты с твоими фотографиями.

– С интернатом что?

– Думаю, точно лучше, чем было, – покивала она, – хотя, после того как мы оттуда уехали, я больше не интересовалась его судьбой, своих проблем хватает.

– Он сейчас и здесь тоже «дом свиданий» организовал? – поинтересовался я. – Мне сказали, он тут тоже директором работает.

– Нет, ему кураторы по голове настучали за подобную самодеятельность, – она легонько провела пальцем по моему соску, – сейчас просто ищет детей для отправки, хотя бывает, что девочек насилует с подручными, когда совсем уже приспичит, видимо.

– Избивают воспитанников?

– Конечно, в этом плане мало что изменилось, – она подняла голову и дотронулась губами до меня, – я так по тебе скучала! Корила себя каждый день, что тогда ударила тебя, а не попыталась удержать или объясниться.

– Ну нет, – я покачал головой, – то было точно за дело, тут я должен у тебя просить прощения сам.

– А кто она? – Ира поднялась, устроившись на моих бёдрах. – Красивее меня?

– Если ты думаешь, что я буду это обсуждать, то разочарую, – отрицательно помотал я головой, – достаточно того, что буду чувствовать теперь перед ней вину.

– Так бросай её, давай я к тебе перееду? Осталось совсем немного до моего совершеннолетия, и я наконец смогу уехать от Пня!

– А он об этом знает? О твоём желании?

– Нет, конечно, – она с придыханием выдохнула, начиная активно на мне двигаться.

– Мы расстанемся на этот Новый год, – нехотя сознался я.

Её глаза широко распахнулись, и она замерла.

– Снова какие-то тайны?

– Знаешь, просто чтобы мы закрыли эту тему и не возвращались к ней больше, скажу, что она оказалась ещё одной разбитой душой, которую мне нужно склеить.