Дмитрий Мамин-Сибиряк
Первая корреспонденция

– Оттого и студенты бунтуют, – пояснял доморощенный Кифа Мокеевич свою мысль о незаконном вмешательстве «мальчишек» в государственные дела, ссылаясь на пример известных петербургских студенческих историй.

Прохору Иванычу и во сне, конечно, не приснилось, что многоголовая гидра поколения «мальчишек» захватила в свои объятия уже всю Россию и даже его родной град З., в чем ему предстояло убедиться не далее как сегодня, через несколько минут.

Наконец давно ожидаемый Васюхин, несколько изогнувшийся вперед и вбок под тяжестью своей почтальонской сумки, промелькнул мимо окна и вручил Прохору Иванычу три номера «Сынка». Наш политик протер стекла очков, поплотнее уселся в кресло, сорвал бандероль газеты, развернул номер, крякнул и углубился в чтение политических махинаций. Обозревши поверхностно остальное содержание номера, Прохор Иваныч приступил к чтению следующего по порядку. Но тут, развертывая газету, ему вдруг кинулось название З., напечатанное жирным шрифтом в середине листа.

Несмотря на привычку дипломата скрывать свои чувства, Прохор Иваныч даже подпрыгнул в кресле. Потом он поспешно сдернул очки, лихорадочно протер их, надел и, трепеща от смешанного чувства какого-то негодования, страха и нетерпения, начал читать первую корреспонденцию ненавистных «мальчишек», дерзнувших неблагоприятно отозваться о городе З.

Первый момент после прочтения ее Прохор Иваныч оставался в кресле растерянный и пораженный. Затем он быстро вскочил и закричал:

– Мать, Саша! Подите сюда!

– Что случилось? – спросила супруга Прохора Иваныча, почтенная матрона, появляясь в дверях комнаты.

За нею подошел также и старший сын, Александр, привлеченный громким зовом отца.

– Что случилось?.. Скверно!.. Описали наш город…

– Ну, так что же, пусть описывают.

– Видно, что ты ничего не понимаешь. Не просто описали, а разругали…

– Стало быть, теперь решение пришлют?.. Кто же это описал?

Тут Прохор Иваныч спохватился, что он на самое главное, на подпись-то, и не обратил внимания. Но взгляд, брошенный на корреспонденцию, поверг его в отчаянье.

– А черт его знает, кто описал! Стоят три буквы и только… Который теперь час? – заторопился он. – А, скоро четыре, пора на службу идти… Самовар надо поскорее…

– Какая нынче служба: ведь суббота, – возразила супруга, знавшая порядки.

– Ах, да, я и забыл! Но все равно вели ставить самовар… Надо будет сходить к Максиму Павловичу.

– Его, наверное, нет дома, папа, – вмешался сын, – он теперь на докладе…

– Ну тогда к Александру Павлычу… Нужно обсудить. Может быть, он отвезет к Дави. Предмет важный!..

– Да что ты спешишь-то? Тебя, что ли, там обругали? Прочти хоть нам толком.

Прохор Иваныч поправил очки и медленно, с паузами и подчеркиваниями наиболее коварных мест корреспонденции, прочитал ее немногочисленным слушателям.

– Какая же там ругань? – возразила супруга. – спят, едят… И верно! Слава тебе, Господи, есть что покушать, есть время и выспаться… Это все правда, а больше я ничего не поняла.

– То-то, ты не поняла! А «никаких других интересов нет» – это как?

– Да ты мне скажи: ревизор приедет из-за этого или нет?

– Разве я знаю? Может быть, и приедет… Смотря по тому, как в других городах. Непременно надо с Александром Палычем обсудить. Я думаю, он скажет Дави…

Дави, о котором дважды упомянул Прохор Иваныч, был начальник того управления, в котором он служил контролером. Дави вполне оправдывал свою кличку: давил он нещадно всех и вся. Давил он чиновников, давил простых рабочих, штрафуя их без всякого сожаления и милости. При этом Дави отлично знал все тайны хитроумной двойной горнозаводской бухгалтерии и пользовался ими так ловко, что ко времени перехода начальником какого-то другого округа владел, говорят, капитальцем тысчонок в триста…

Чай показался Прохору Иванычу невкусным. Проклятая корреспонденция с тремя загадочными внизу буквами испортила обыкновенно благодушное праздничное настроение духа Прохора Иваныча. Проглотив наскоро три чашки, он одним духом вздел на себя сюртук и, накинувши сверху шинель, пошел к сослуживцу, коллежскому секретарю и кавалеру, Александру Павлычу Фаресову.

Фаресов жил совсем близко от Прохора Иваныча и был дома. «Сынка» он еще не получил, и новость, сообщенная ему взволнованным гостем, поразила его очень сильно.