Дмитрий Максимович Акулич
Чтобы жить…
– Ира, Надя, прикройте подушками двери! – строгим голосом произносил отец.
Сам же он, с женой Полиной и старшим сыном Степаном, подносил перины вверх, чтобы пули не пробили крышу их убежища. Стук от пуль, молчание в темноте. Девчата, закрыв глаза, легли на землю.
Стрельба прекратилась. Спустя час, Василий выбрался из землянки на разведку. Немецких солдат поблизости нет, нет не каких мелькающих человеческих силуэтов.
Еще к вечеру, снова над ними пролетал самолет. Сегодня за день было два налета.
Новый день вносил еще больше проблем. Немецкие боевые машины, висели и висели над небом. Массово, одну за другой, бомбили землянки. Стало еще менее безопасно оставаться в сыром убежище. Семья, из шести человек, сидела и со страхом прислушивалась к гулу разящих взрывов. Задрожала земля от ударов, стоял ужасный грохот. Несколько снарядов легло прям перед ними.
Наконец, обстрел прекратился.
– Все живы и здоровы? – оглядываясь по сторонам, спросил Вася.
Полина рассмотрела детей.
– Да, все дети целы. – вздохнула с облегчением.
– Значит так… – стал объяснять новую задачу Василий.
Чтобы укрыться от немецких солдат и самолетов, им пришлось уходить еще дальше, ближе к болотам. Бежать на хутор не имело смысла, немцы и туда доберутся.
Идти, преодолевая гущу было тяжело. Со всех сторон деревни лощины и болотца. Здесь также гуща зарослей, лозы, ольхи. Которая, словно нитями, сплеталась и наглухо скрывала небольшие звуки. Зеленая тина лежала на холодной воде, гнутые ветви мочились в воде. Нередко можно увидеть пролетающих птиц. За густыми ветвями скрывалась небольшая травянистая земля, которая грелась солнцем.
Семье приходилось жить здесь, в шалаше из отрубленных палок и веток. На низких суках висели большие покрывала, в которые была завернута одежда, еда и пару мисок с ложками. Отрыто неподалеку углубление для костра. Рядом с которым, находилась заготовленная кучка хвороста.
***
Постепенно огонь на людских домах стал угасать, но угли еще долго не угасали.
Незамедлительно в деревне появилась внутренняя полиция, добровольцы из деревни. С ружьем на плече, в черной форме и белой повязкой на руке. Вступали в их ряды те, кто хотел сохранить себе жизнь и жизнь своим близким. И те, кто верил в новую власть. Полиция освобождала свои семьи от приказов новой власти и вывозила их из Протасов в другие близлежащие поселки, где было поспокойнее. Следила за порядком на улицах, обеспечивала продовольствием немецкие кухни в день важных событий.
Дед Ян сидел, как статуя, все на той же своей скамейке около дома. К нему подошли два полицейских солдата.
– Так-так-так!.. Ну что, дед? Пора тебе уходить из своего дома. Будешь жить со всеми в одном. – сказал недовольно, морщась солдат.
– Что ты мелешь, дурак?! Прочь пошел, не трогай меня! – ответил старик.
– Что-о?! – вклинился в разговор другой полицейский. – Вставай дед Ян, по-хорошему просим.
– Слышите, хлопцы, не трогайте меня! Это моя хата!!! Что это вы выдумали!?
– Да… Ну, а сейчас вставай!
Решились, взяться за деда… Протянули руки, чтобы поднять его. Старик Ян рухнул с пустынными глазами на землю, умер, с зажатой в зубах трубкой для табака. В ужасе, небыстро, солдаты покинули это место.
Некоторые же, жители, не оставались в деревне и не вступали в полицию, а пресмыкались к живущим в лесах отрядам партизан. Налетчики и бунтари, давали отпор оккупантам.
Брат Василия, Наум, как и сам Вася, не стали выбирать одну из сторон: податься к партизанам или служить в полиции. В армию их также не взяли, повесток ни каких не приходило в деревню. Может из-за того, что не успели им отправить или просто вовремя не дошли до своих адресатов. Поэтому, они скитаются в лесах, со своими семьями.
День за днем шел непрерывно. Еды становилось все меньше. Голод рос. Жители знали о друг друге много чего. Слухи и истории доносились словно по ветру. Партизаны прочесывали лес. Один из которых знал, видел, как перед войной Вася прятал свои запасы в бочку на хуторе, следил за ним. Парень этот, жил один, живности в его дворе не водилось. Высокий, худющий, шепелявый. Сам себе через раз верит. Он жадно следил за Василем, в тот еще мирный день для деревни… Сейчас же он вступил в небольшой отряд партизан. И сразу же поведал тайну Лешенка, чтобы поесть и почувствовать себя героем средь своих. Чего же он хотел больше: сытости или славы? Он и сам не знал в тот момент.
Под вечер небольшой туман укрывал землю. Пять человек нашли спрятанные запасы. Мясо утянули вместе с бочками.
Большая семья осталась почти не с чем. Узнав о похищении, Василь, задыхался от злости. Он побежал в сторону ели, на вершину которой, они с братом вешали когда-то кусок мяса. Нахмурив брови, забравшись на дерево, он осмотрелся. С высокой ели были хорошо видны все местные болота, а вдалеке просматривались крыши домов. Пейзаж завораживал. Василий вздохнул. Снял наполовину высохший кусок, размером с курицу. Спустился. Присел. Ощущал, как постепенно успокаивается его сердце. Теперь появилась хоть какая-то еда.
Следующие несколько дней, Полина отрезала маленькие кусочки из оставшегося куска мяса. Разделяла на семью, варила на огне редкий суп из них. Также, они питались ягодами и грибами, сушили дикие яблоки, груши, растущие на окраине леса около деревни. А иногда, только завязалось яблоко в маленький кружок, так дети быстро его съедали. Но все же, им очень хотелось белого хлеба.
***
Два месяца спустя, в августе, после наступления германской армии, в деревне не перестало быть многолюдно. Были военные и мирные граждане.
По краю деревни идут длинные поля. Солнце висит над полем в глубокой синеве. Мягкий ветер колышет желто-зеленые колосья.
Ирочка и Наденька с другими детьми, подвязав фартуки, очень осторожно блудили по полям, чтобы никто их не заметил. Согнувшись, присев, они срывали только что сформировавшиеся колосья, мягкое сладкое зерно. Не редко попадали им и совсем спелые колоски ржи. Ветер доносил слабые звуки, шелест листьев и невнятные отголоски речей. С каждой минутой становилось все больше напряженно. Надя услышала какой-то шум, чьи-то слова. Она схватила сестру за руку, потянула вниз. Девочки, лежа замерли в густой ржи и вслушивались в каждый шорох. Нечто непонятное доносилось. Сжав зубы, дети уползли в лес.
Вчера было безопаснее. Можно было поднять голову над колосьями, обсмотрев, что никого поблизости нет, убежать.
С собранных колосьев, Полина отбивала зерно. Мягкое, жарила на небольшом огне костра. А твердое зерно, растирала до муки.
В эту минуту зашумел лес. Полина подняла голову, посмотрела по сторонам. Издалека доносились глухие раскаты взрывов. Словно где-то гуляет гром.
– Мам, смотри! – внезапно, из-за спины, заговорил Степан.
Полина испугалась, вскочила, повернулась к сыну.
– Смотри, что нашел. Держи! – протянул ей руки сын.
На его ладонях лежали шесть зеленоватых утиных яиц.
***
Осень не заставляла себя долго ждать. С теплыми ветрами и холодным дождем все труднее становилось прожить томные дни. Природа теряла свои краски, дни становились короче.
Голодные, уставшие, уже в совсем изношенной одежде, вместе с другими детьми по полю бегали три сестры. Девчонки часто приходили на поле, чтобы найти вдруг оставшиеся клубни картофеля. Не жалея рук, они рыхлили твердую землю, которая впивалась под ногти. Сегодня немцы, увидав ребятню на поле, не гоняли ее. А просто наблюдали издалека на быстро движущихся детей, как за дикими зверями.
– Бум! Бум! – хихикают, шутят солдаты, опираясь на стенку заброшенного дома. Наводили винтовку и автомат на исхудавших детей, представляя себя на охоте.
Прозрачный осенний мрак обнимал пустые места. Еле-еле заметен. Гудели деревья.
– Аааа, больно!.. – беспомощно, горько сказала Олечка.
– Что ты там натворила? – заботливо спросила Надя.
Оленька показала пальчик, половина ногтя сорвало. Она сильно сжало зубы, терпела, чтобы не заплакать. Свою боль она не хотела показывать другим детям.
Здесь, над мрачным полем, над черной почвой, тихие минуты разогнал угрюмый, грозный звук.
– Самолет! – в страхе закричала Ира.
– Быстрее, быстрее к болотам. – добавила Надя.
Не поднимая головы, дети табуном побежали в сторону леса. Сестренки крепко держали найденный картофель. Солдаты опустив оружие, любовались низколетящим истребителем. Дети быстро достигли леса, спрятались за толстыми стволами деревьев. Стали ждать, когда гул перестанет быть очень громким. Самолет плавно исчезал, и над полями, и сонными лесами стало значительно тише. Не просидев и минуты, девчонки устремились к болотам, пробираясь по знакомым тропинкам.
Много не удалось собрать картошки, но из собранной, почти всей гнилой, на костре пекли блины. Чтобы хоть как-то уморить столь болезненный голод.
Вася поймал, на одну из своих расставленных ловушек, зайца. За день до шестого дня рождения средней дочери Иры. Было чем отпраздновать. Жарили мясо, варили суп из костей. Шкуру зайца повесили сушить.
***
Смелый, двенадцатилетний Степан, походивший характером на отца, но имел мамины черты. Любил рисковать. Чувствует себя героем в семье. Он бегал в сторону оккупированной деревни Протасы, наблюдал из далека. Залазит на высокие деревья и смотрит, что происходит на улицах. А когда слазит, то рассказывает, что увидел: взрослым, о том, где находятся офицеры и младшие по званию солдаты, полиция; а своим сестрам, он красочно расписывал немецкую собаку, которая скакала под звуки губной гармошки. Он изображал жестами, движениями, собачонку. Младшие сестры с восторгом и удивлением слушали брата, в тихую смеясь от радостного представления.
Плыла ночь. Звезды, то исчезали, то мелькали из-за туч. Холодный ветер маячился над немым страхом земли.
Зная расположение солдат, Василий и Наум, долго готовились и хорошо распланировали план действий. Этой ночью они решили пробраться в деревню к складам. Они немало повидали в своей жизни, особенно в последнее тревожное время. Вася снял шапку, помолился. Он хочет этой осенней ночью вернуться живым к семье.
Двое шли по лесу, один за другим, пробирались через вязкие полянки болотцев. Шли осторожно, тихо. Во мгле было тяжело рассмотреть, стоит ли человек около леса или это был вовсе не человек, а обваленное, сломанное дерево.
Солдат нет. Они, видимо, сейчас в конце улицы около казармы.
– Слушай, давай немного подождем! – сказал насторожено Наум.
– Хорошо. – Василий посмотрел на часы. – Десять минут.
Мужики лежат над холмом, недалеко от первого дома улицы.
– Вась!? Видишь? – толкает брата, шипит Наум.
Над фонарем появился немецкий офицер. Следом за ним, шел небольшой отряд полиции и три рядовых солдата. Они медленно шли. Братьям пришлось еще немного потерпеть, пока те не отошли подальше.
Оба встали. Первым шел Вася. Они вышли к дворам главной улицы. Перебирались через заборы. Осторожными шагами переходя от дома к дому, в сторону складского помещения.
– Оставайся здесь! – толкнул мягко плечом Василий брата.
Они стоят вместе за стеной склада. Около ворот стоит немецкий солдат. Дымит сигаретой. Не спускает глаз с фотографии, которую держал в руке.
