Дмитрий Леонидович
Имперский лекарь и китайский демон

1. Подвал

На массивном столе, с прочной металлической рамой, со столешницей из полированного камня, была распята девушка. Молодая, красивая, полностью обнаженная.

Ее руки и ноги зафиксировали мощными стальными зажимами, закрепленными по углам стола. В раскрытый рот вместо кляпа вставили железный стержень, его концы крепились по бокам от головы к столу металлическими скобами.

Стол этот стоял посередине комнаты без окон, с толстыми оштукатуренными стенами и высоким куполообразным сводом потолка.

Здесь было светло. Комната освещалась электрическими лампами накаливания, размещенными на стенах выше человеческого роста, там, где они уже перешли в изгиб свода. К лампам змеились толстые кабели, закрепленные когда-то на скорую руку прямо поверх штукатурки, да так и оставленные.

У стола находились двое.

Худощавый господин лет тридцати, слегка выше среднего роста, одетый в дорогой костюм и белую рубашку.

И пожилой коренастый мужчина в мятых штанах и рубахе-толстовке, поверх которой были надеты нарукавники и длинный, до пола, кожаный фартук.

Рядом с прозекторским столом стояли медицинские столики с разложенными на них хирургическими инструментами.

– Ну что, красавица, начинаем? – коренастый надел на голову обруч со стеклянным щитком, прикрывающим лицо.

Девушка на столе замычала и вяло дернулась.

Худощавый снял пиджак, аккуратно повесил его на спинку стула и стал закатывать рукава рубашки. Потом взял с вешалки кожаный фартук и надел на себя.

Коренастый выбрал среди инструментов шприц, большую ампулу, стал набирать жидкость.

* * *

– Данила Григорьевич! – позвали из соседнего помещения.

– Мы тут! – откликнулся худощавый.

– Вот вы где! – в комнату вошел высокий пожилой человек с крючковатым носом, одетый в длинный старомодный сюртук. – О! – удивился он. – Да вы шалуны!

Коренастый обернулся с наполненным шприцем в руке:

– Данила привез, – буркнул он. – Для опытов.

Девушка тихонько замычала и сделала жалобные глаза. Даже слезу пустила.

– Надеюсь, это не то, чем выглядит?

– А чем это выглядит? – усмехнулся худощавый.

– Как будто вы решили выпотрошить красивую девушку.

– Не смешите, Глеб Никифорович, – отмахнулся Данила. – Что Фоме Эдуардовичу во внутренностях человеческой девушки может показаться интересным? Это суккуба четвертого уровня.

– Да вы что? Сегодня поймали? Многих успела высосать?

Данила широко улыбнулся:

– Не поверите! Ни одного! То есть до смерти ни одного, а так – много.

Глеб Никифорович удивленно поднял мохнатые седые брови.

– Забавнейшая история приключилась. Она в наш мир попала впервые, совсем молодая, неопытная, первый уровень имела. И вместо того, чтобы сразу идти на панель, решила прогуляться по городу, удовлетворить любопытство. Да и заблудилась.

– И что же?

– И навстречу ей попался вежливый молодой человек в форменной шинели и фуражке, который не мог оставить столь красивую девушку в беде. Оказался этот человек студентом Политехнического института, проживающим в общежитии. Вот в общежитие он ее и отвел.

Рассказ Данилы Григорьевича слушал не только Глеб Никифорович, но и остановившийся со шприцом в руке Фома Эдуардович. И даже девушка притихла.

– Да вы что?

– Именно! И вот, привел он ее в комнату, а там кроме него еще трое таких же молодых здоровых организмов. Начали с чая, выпить решили за знакомство, выпивка плавно перетекла в оргию…

– И что же, неужели она их не высосала до конца? – удивился Глеб Никифорович.

– Когда веселье пошло по второму кругу, один из парней догадался попросить помощи у соседей. Соседи помогли с большим энтузиазмом. В результате все оказались довольны, все остались живы, а суккуба – еще и три уровня взяла. Неделю в том общежитии жила, представляете?

– Удивительно!

– Я мимо ехал на автомобиле, у меня там стоит датчик энергий, он как будто с ума сошел. Я думал, целая толпа демонов буйствует. Врываюсь в общежитие, а там… стоит в коридоре очередь молодых парней, предвкушающих развлечение. Представляете, чуть не попытались отбить у меня демоницу, когда я ее спеленал и выносил!

* * *

Коренастый вернулся к работе. Он ввел жидкость из шприца девушке в вену. Та мелко задрожала, а потом ее тело стало меняться.

Секунда – и вместо красивой девушки на столе оказалась прекрасная и чуждая тварь.

Кожа покрылась мелкой чешуей, зеленой с коричневыми пятнами. Изменились ноги – ступни стали узкими и удлинились, отчего ноги оказались похожи на собачьи. Между ними появился длинный хвост, конец которого спустился со стола и лег на пол. По его бокам выросли жесткие черные перья, отчего хвост этот выглядел, как широкая плоская лента с небольшим опахалом на конце. На руках и ногах удлинились пальцы, на них появились короткие когти. А вместо среднего пальца ноги вырос особенный коготь – длинный, загнутый дугой, мощный, серповидный, острый. Руки по задней стороне обросли длинными перьями, стали похожи на крылья. Шея удлинилась. Голова поменяла форму, челюсти выдвинулись вперед, а нос исчез. На голове вырос яркий красный хохолок из пушистых перьев.

– Красивая, – оценил вид демоницы Глеб Никифорович.

Он имел степень доктора демонологии и занимал в столичном Ковене колдунов должность главного инспектора, так что тварей повидал немало. И фамилия его, Волков-Мещерский, прямо говорила, что сам он в родстве с демонами через оборотней-волков.

Фома Эдуардович взял в руки небольшой фотоаппарат со складным объективом-гармошкой. Сфотографировал демоницу, сначала общий вид, потом отдельно – когти на ее ногах, ее зубы, руки. Перед каждым снимком ученый отрезал и крепил в держателе на специальной стойке новый кусок магниевой ленты для вспышки. Свет вспышка бил по глазам, а ее резкий треск, отраженный стенами и сводом – по ушам.

После внешней фотосъемки Фома Эдуардович выбрал скальпель и уверенно сделал первый надрез, вскрывая тело демоницы от горла до лобка.

– А чего это она не сопротивляется? – заметил Волков-Мещерский.

– Так я ей обещал, если будет хорошо себя вести, после вскрытия мы дадим ей раны зарастить и отпустим, – объяснил Данила.

– Данила Григорьевич, вы чего? Как отпустим?

– Вот так, – пожал тот плечами. – Она никого не сожрала до смерти. Так чего ее убивать? Она нам еще и пользу принесет.

– Какую? – заинтересовался колдун.

– Она вернется в свой мир, там расскажет сородичам, что есть такие места, где много энергии можно получить, причем если не убивать – то получить ее можно больше. И станут суккубы теперь не на панели клиентов искать, а побегут сразу в общежитие Политеха. А я там датчик поставлю, чтобы он по радио давал мне сигнал о вспышках энергии. Какое-то время студенты своими силами продержатся, у них здоровья много. А потом я приеду.

Глеб Никифорович хмыкнул и предложил:

– Пусть тогда сигнал прямо к нашим охотникам идет. За идею спасибо, но ловить рядовых суккубов по чужим кроватям – не ваше дело, Данила Григорьевич.

– Главное, чтобы святоши о твоих экспериментах не узнали, – буркнул Фома Эдуардович. – А то в пособничестве демонам обвинят.

Ученый уже оттянул специальным зажимом ребра суккубы в сторону и сосредоточенно разглядывал внутренности.

– Вы посмотрите, как интересно! – оживился он.

Данила и инспектор придвинулись ближе. Ученый указал на равномерно бьющееся сердце демоницы.

– Смотрите, сердце явно имеет сложное строение, я уверен, что если разрезать, мы обнаружим, что оно четырехкамерное…

Демоница возмущенно замычала и задергала хвостом. Ей не хотелось, чтобы ей разрезали сердце.

– А вот тут очень интересно, – продолжил ученый показ. – Легкие жесткие, а под ними – дыхательные мешки. У нашей красавицы двойное дыхание, как у земных птиц.

Данила скептически глянул на эти мешки, прикидывая, являются ли они уязвимым местом для демона. Получается, что да – если его проткнуть, то дыхание нарушится, пока рана не зарастет.

– Фома Эдуардович, вы когда свою монографию опубликуете? – поинтересовался колдун.

– Скоро. Вот еще несколько пустых пятен в классификации демонов закроем, и опубликую. Суккубы, кстати, как и прочие антропоморфные, относятся не к классу чудовищ, как считалось раньше, они произошли от звероморфов. То, что мы сейчас видим – это их звериная форма, перенесенная ими в родной мир и видоизменившаяся за долгое время вследствие эволюции.

– Что ж это за звери такие?

– Не поверите, но это предки птиц, хищные динозавры.

Волков-Мещерский хмыкнул. Потом потянул ненавязчиво Данилу Григорьевича за рукав:

– Пусть Фома работает, а нам надобно поговорить о другом деле.

* * *

Глеб Никифорович и Данила вышли в соседнюю комнату, плотно притворили дверь. В комнате стоял чайный столик с посудой, накрытой салфеткой, и остывшим жестяным чайником на погашенном примусе.

– Сядем, – предложил Данила, указывая на стулья.

Мужчины уселись.

Из соседней комнаты опять донесся треск фотовспышки. Ученый снимал там внутренние органы суккубы.

– Дело такое, – начал колдун. – Из полиции помощи попросили. Кто-то обдирает женщинам лица. Кожу снимает.

Данила приподнял брови.

– Первыми жертвами стали женщины из простонародья, да еще и из разных околотков. В полиция не сразу сообразили, что случай не единичный. По одному делу даже виновного нашли и показания из него выбили.

Волков-Мещерский вздохнул. Полиция, несмотря на твердые инструкции, так действовала нередко, но что с нее взять? Понабирали по знакомству. Им бы деньги не уронить, когда от лавочников мзду принимают… Даже строгие экзамены на должность околоточного не всегда помогают.

– Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но жертвой стала жена князя Бряцкого. После чего началась шумиха, вся полиция забегала, на дело княгини поставили толкового сыщика, тот проверил картотеку, и тут обнаружилось, что дел таких уже много, еще шесть жертв, кроме княгини.

– Сыщик этот кто?

– Пинский Давид Борисович.

– Не знаю такого.

– Недавно из Петербурга перевели к нам. На повышение.

– И этот новичок догадался запросить помощи Ковена…

– Именно. Охотников я направил на место, присутствие демона на месте преступления они подтвердили. Но сам понимаешь – их дело убивать демонов, а разыскивать их в городе они не очень умеют. Да еще и демон какой-то необычный. Не было такого раньше, чтобы лица женщинам обдирали.

Данила задумался, глядя в никуда, уточнил:

– А как обдирает? Веки и губы срезает с кожей?

– Нет, вокруг рта и глаз надрезы делал.

– Значит, это не для личины…

– Да кому нужна личина жены рабочего или лавочника?

– А убивает как?

Волков-Мещерский замер на мгновение, потом сообразил и воскликнул:

– Так не убивает же! С живых кожу снимает. Женщина засыпает ночью, просыпается в оцепенении, ни крикнуть, ни открыть глаза не может, и чувствует, как у нее кожу на лице снимают! Потом ее отпускает оцепенение – а рядом уже никого.

– Мудрено! – Данила почесал затылок. – Убить-то проще было бы. Значит, убийца энергию страданий собирает. Но почему так необычно – бог знает.

Отдав задание, колдун уехал. А Данила вернулся в комнату для изучения образцов.

2. Новая прислуга

Фома Эдуардович уже закончил вскрытие суккубы, всё интересное сфотографировал, в альбоме записи сделал.

– Смотреть будешь? – спросил у коллеги.

– Нет. Я всё нужное видел. Закрывайте.

Ученый снял зажимы, удерживающие разрез открытым. Кожа легла на место и начала срастаться. Энергии у демоницы было много, лечение шло быстро.

– Ну что, готова домой отправляться? – уточнил Данила, когда разрез зарос полностью.

Суккуба угукнула.

Данила положил ей руку на лоб, чтобы не тратить лишней энергии, и пробормотал формулу изгнания. Тело демоницы мелко задрожало и перетекло в человеческую форму. Теперь на столе опять была распята красивая девушка, но в ее сознании уже не скрывался потусторонний гость.

– А с этой что? – поинтересовался Фома Эдуардович. – Под суд за приглашения демона в свое тело?

Наказания за такое были строгими. В случае корыстных побуждений – смерть, если есть смягчающие обстоятельства – пожизненное заключение в монастыре.

– Давай поговорим с ней, – предложил Данила.

Девушка была очень красива и совершенно нага. Если бы на столе лежала безобразная старуха с морщинистой кожей и вислыми грудями, ее бы просто отдали под суд, а красивую и молодую – жалко. Красивые и молодые, считал Данила, должны радовать окружающих и делать мир лучше, а не умирать на виселице. В этом убеждении он был не одинок. Многие мужчины готовы увидеть массу достоинств в красивой девушке, но не станут тратить время на поиски этих же достоинств у дурнушки.

У девушки изо рта вытащили стальной кляп.

Тут же ее лицо сморщилось, из глаз хлынули слезы.

– Ы-ы-ы-ы! – взвыла она.

От такого даже Фома Эдуардович смягчился. Пошлепал мягко девушку по щекам, водой на нее брызнул.

– Рассказывай, – бросил Данила.

Преступница взахлеб стала рассказывать.

История девушки оказалась похожа на десятки других девичьих историй столицы.

Приехала она из деревни, чтобы устроиться служанкой. Устроилась по рекомендации родственницы в дом к благородным. Работала там старательно. И всё было хорошо, пока сын хозяев не приехал в отпуск с военной службы. Наговорил девице комплиментов, вскружил простушке голову, а скоро и невинности лишил. Пока был в отпуске, она спала с ним. Потом он уехал, но обещал вернуться.

Оставил на память девице золотой медальончик, беременность и сифилис.

Осознав, что замуж ее никто брать не собирается, девушка впала в панику. Решила, что раз жизнь ее навсегда испорчена, можно пойти на крайние меры, тем более, что на мужчин она в этот момент была очень зла. Пригласила в свое тело суккубу, с условием, что та вылечит ее от болезни, избавит от беременности и сделает красивой. Так-то до этого случая внешность у нее была симпатичной, но простой. А теперь она – красавица необычайная.

Суккуба свои обязательства выполнила. А что в теле задержалась дольше, чем девица планировала, так право имела – девушка пустила ее, пока она не высосет полностью первого мужчину. А она полностью никого не высасывала, вот и решила, что может в таком гостеприимном месте подольше задержаться.

– Пустите меня, – жалобно всхлипывала девица, когда закончила рассказ.

– Как же тебя отпустить? – удивился Фома Эдуардович. – Ты совершила преступление. Демона в наш мир впустила. Он мог человека убить. Мы обязаны тебя под суд отдать, тебя повесят.

– Не убила же никого.

Данила молчал. Девушку ему было жалко отдавать под суд.

По глупости влезла в беду, и выход из нее нашла глупый. Но если людей за каждую совершенную глупость вешать, то останутся только серые скучные людишки, которые не совершают ошибок, потому что не совершают ничего.

И красивая, опять же. Суккуба на совесть постаралась, улучшая ее тело. Не дело такую красоту в монастырь прятать или на виселицу вешать.

Фома Эдуардович расковал девушку, та слезла со стола, зябко передернулась, стала одеваться. При этом лукаво поглядывала на мужчин. Чувствовала, что нравится им.

– Не отдавайте меня святошам, – нежным голосом попросила девица, надев панталончики. – Я вам отслужу.

– Отслужишь? Отслужишь, говоришь… А давай! – решил Данила. – Знаете, Фома Эдуардович, не буду я ее под суд отдавать.

Девушка услышала, что вешать ее не станут, улыбнулась лучезарно, глаза ее засияли.

– Как же это? – Фома Эдуардович удивился.

– У меня есть право самолично судить и приводить приговор в исполнение. Вот я ее и осуждаю на каторжные работы у меня на кухне. Кухарка от меня ушла уже два месяца как. Забеременела, рожать ей скоро уже, сказала, что теперь ей тяжко работать, будет семьей своей заниматься, мужем и детьми. И ушла. А новую я никак не найду. Хорошие кухарки к одинокому холостяку не пойдут, скучно им это, а плохие мне самому не нужны.

Потом нехотя добавил:

– А еще неохота мне со Святым Судом объясняться, почему девку под суд привел, а демона отпустил в Инферно. И убивать ее самому рука не подымается.

– Как зовут тебя? – повернулся Данила к девице.

– Фекла.

– Только ты, Фекла, больше демонов не призывай. Не люблю я этого.

Фома Эдуардович помолчал, потом ухмыльнулся:

– Ну, можно и так. А когда она тебе на кухне надоест, ты ее на каторгу ко мне передай, лаборанткой. Будет мне пробирки мыть и кровь с пола оттирать. Я ее еще и на машинке печатать научу, стану ей монографию свою диктовать.

* * *

По дороге Фекла ерзала на кожаном сиденье автомобиля, озиралась по сторонам и делала гордое лицо. Девушку радовало, что ее, такую красивую, везут по городу в этом чуде техники.

Автомобилей в Константинове было мало, а таких мощных приземистых кабриолетов, совсем не похожих на карету, и вовсе можно посчитать на пальцах одной руки.

– А откуда у вас автомобиль?

– Выписал из Штутгарта. Там конструктор Майбах недавно начал такие выпускать. Тридцать пять лошадиный сил!

– А до какой скорости он может разогнаться? – полюбопытствовала Фекла.

– На хорошей дороге – до семидесяти пяти километров в час, – улыбнулся лекарь. Быстрее галопа!

– Потрясающе!

Когда Данила съехал с проспекта на тихую улочку, на лице девицы промелькнуло разочарование. Она думала, ее в богатый особняк в центре города везут, а оказалось – нет. Конечно, географически дом находился почти в центре Константинова, на берегу Оби. Но полоска между Императорским проспектом и берегом была застроена небольшими домами, прячущимися среди садов и рощиц. Обычно такие дома покупали люди среднего достатка. Хотя близость реки, обилие зелени и привольное расположение дворов казались с первого взгляда большими плюсами, но и минус в этом был немалый: летом тут буйствовали комары и мошка, да и клещи в кустах попадались часто.

Автомобиль вкатился во двор, встал у дома. Хозяин вернулся, закрыл ворота.

– Смотри, – стал объяснять он. – Это мой дом. Двор и сам дом магически защищены от насекомых. Потому клещей и комаров здесь можешь не опасаться. Но по окрестностям ходи осторожно.

Девушка понятливо кивнула.

– Там, – махнул рукой Данила. – Железнодорожный мост. Днем незаметно, а по ночам по реке слышно, как составы идут. Но это ничего, к этому быстро привыкаешь. Напротив, на том берегу, – сортировочная станция. Там ночью обычно тихо, а вот днем – вагоны сталкиваются и гремят сцепкой, паровозы постоянно свистят и дымят. Но дым сюда через реку не доносит.

Как будто в подтверждение этих слов на крупнейшей сортировочной станции империи, обслуживающей не только Константинов, но и всю Транссибирскую железную дорогу, загудел паровоз, из его трубы вверх поднялся столб дыма, а затем громыхнул пустыми вагонами состав, к которому этот паровоз подсоединяли.

– А так тут хорошо. Спокойно. И центр города – до Дворцовой площади пешком минут десять.

Данила вошел в дом и пригласил девушку за собой. Фекла, перед тем, как войти, сморщила нос, хозяин не упомянул еще один минус – от реки тянуло влагой и немного – стоялой водой.

– Господин, простите… – замялась девушка. – А как вас называть?

– Точно! Представиться забыл. Зовут меня Данила Григорьевич Мышкин. Служу я советником по медицине в Императорском научном обществе. Можешь обращаться ко мне «господин лекарь», допустимо по научному званию – «господин доктор», или по чину – «господин коллежский советник», «ваше высокоблагородие». Впрочем, последнее я не люблю, длинно звучит.

– А Мышкин – это не из тех ли самых Мышкиных?..

– Именно. Моим отцом был князь Мышкин.

– Был? А теперь он кто? – не поняла Фекла.

– А теперь он покойник. А княжеский титул перешел моему старшему брату.

– Ага!

В этом простом возгласе было всё: и то, что Данила воспитан княжичем; и то, что князем и владельцем родовых земель он никогда не станет; и что потомственное дворянство свое он приобрел за службу; и даже то, что свою магическую силу он получил от предков, которые, как и прочие высокородные со звериными фамилиями, произошли от оборотней.

Девушка не сдержала любопытства:

– Простите, а разве мыши бывают оборотнями?

Доктор глубоко вздохнул, но сердиться на нарушение субординации не стал.

– Бывают. Только когда мышь размером с человека, она еле ходит, силы мышц у нее не хватает такой вес таскать. Потому оборачиваются в зверей они крайне неохотно.

Фекла опасалась спрашивать, но следующий вопрос у нее был важным, не задать нельзя:

– А как так получилось, что вы своим решением меня от суда освободили? Если вы лекарь?

Данила еще раз глубоко вздохнул.

– Раз уж у тебя возник такой вопрос, ты получишь и ответ на него. Я не просто лекарь. Я еще и негласный полномочный агент Императорской службы по делам демонов. Мне даны полномочия искать, судить и наказывать преступников в делах, связанных с демонами. Но это – тайна. Никому рассказывать нельзя. Попробуешь рассказать – у тебя язык отнимется, – доктор приложил руку ко лбу девушки и наложил на нее «обет молчания». – Ясно?

Фекла закивала.

* * *

Дом господина Мышкина был запущен. В нем давно не прибирались, а когда и делали это – делали без тщательности. Шторы не стираны. Пыль на подоконниках накопилась. Паутина в углах. Постель и скатерти несвежие. На кухне – беспорядок. Посуда вычищена плохо, начала обрастать нагаром. В общем, женской руки дому давно не хватало.

Хозяин показал, где что в доме находится, рассказал, где он покупает продукты, а потом оставил Феклу одну. Приказал отдохнуть, осмотреться, сходить на старое место за расчетом и вещами, продуктов купить, потом обживаться. Останется время – уборку начать, а не останется – просто ужин приготовить.

Данила оставил девушке денег на продукты и уехал разбираться со своим новым делом.

А Фекла… Фекла осмотрелась и решила, что она этот дом приведет в идеальный порядок. А когда дом приведет, еще и цветы высадит на лужайке перед ним. Вот следующей весной и высадит.