Дмитрий Карамелькин
В наше время

В наше время

Тёплым осенним вечером во дворе на лавочке сидели два старика и старушка. Они с умилением смотрели, как рядом, на площадке, веселятся дети. И вспоминали:

– Когда-то давно, – сказал коренастый краснощёкий старичок, – мы тоже были ребятнёй и дурачились все вместе. Вот как сейчас вижу: с утра до вечера пропадали во дворе.

– Да, Степан Иванович, было дело. Как же! – затрясла головой бабка в зелёном платочке.

– Веселились, прям как эти дети, – поддержал разговор высокий худой старик, Егор Васильевич.

– А может ещё и лучше, – прищурившись, добавил Степан Иванович. – Ух, озорные мы были тогда!

Он засмеялся, его собеседники тоже.

– Помните, Ольга Николаевна, – чуть понизив голос, сказал Степан Иванович, – как однажды вы возвращались из школы, а я вас подкараулил и толкнул в кучу листьев! Вот была потеха!

– Тоже мне, учудили, – замахала руками старушка, – вы испачкали мне новенькое платьице. Хотя, – она погрозила Степану Ивановичу пальцем, – я тогда вам отомстила: так отдубасила портфелем, что вы потом месяц боялись ко мне подойти!

– Да ладно, – отмахнулся Степан Иванович. – Что мне портфель! Вот мы с Егоркой – дрались по каждому пустяку. Да так, что лбы трещали. А потом мирились. Мы были товарищами – не разлей вода!

– Кхе-кхе, – закашлялся Егор Васильевич. – А мне милее всего припомнить случай, как я ваш любимый футбольный мяч забросил на дерево. Вы его пол дня не могли достать. Вот смеху-то было!

– Зато я, – хвастливо перебила Ольга Николаевна, – каждый день про вас двоих обидные стишки сочиняла. И потом во всё горло читала, чтобы все-все во дворе слышали! Ха-ха!

Старики снова дружно рассмеялись. А потом замолчали.

Греясь в лучах осеннего солнышка, глядя на ребятишек, они воспоминаниями перенеслись в далёкое прошлое. Туда, где остался звенеть их беззаботных детский смех…

В это время один из мальчиков на площадке, круглолицый и румяный, решил пошалить. Он незаметно подкрался к длинноволосой девочке, поднял с земли охапку кленовых листьев и осыпал её с ног до головы.

– А-а! – закричала девочка, схватила хулигана и стала трясти так, что у него с головы слетела шапка.

– Эй, смотри, что творят! – оживилась Ольга Николаевна. – Она ж ему куртку сейчас порвёт!

Пока девочка бегала за своей «жертвой», другой мальчик, высокий и худой, подобрал шапку и, подпрыгнув, повесил её на нижнюю ветку дерева.

– Как ни стыдно, – возмутился Егор Васильевич, – он же может простудиться!

– А ну отдай! – закричал хозяин шапки и с кулаками бросился на высокого.

Завязалась драка. Пыхтя и кряхтя, мальчики рухнули в кучу осенних листьев. А девочка, став над ними, скрестила руки на груди и во весь голос запела:

– Два барана столкнулись рогами!

Два барана упёрлись лбами!

Один: «Ме-е!» Другой: «Бе-е!»

Покатились по траве!..

– Нет, ну вы только посмотрите! Только послушайте! – не сдержался Степан Иванович. – Что за безобразие!?

– Это ж какая сейчас молодёжь пошла! Бездельники! – Егор Васильевич погрозил палкой. – Вместо того чтобы учиться – целыми днями по дворам шатаются!

А Ольга Николаевна разохалась и всплеснула руками:

– Уж чего-чего, но в наше время такого и в помине не было!

И старики, лукаво переглянувшись, заулыбались.

Художник

Сашку Ромашку, ученика третьего класса, вызвали к директору.

В кабинете у директора, Никиты Андреевича, собрались почти все преподаватели. Гневно жестикулируя, они ругали маленького худенького мальчика.

– Как тебе не стыдно, Александр! – восклицал директор. – Сколько можно хулиганить! Ты каждый день чёрным маркером подрисовываешь всем в школе усы! Например, позавчера ты нарисовал усы на фотографиях учеников, висевших на доске почёта!

– Да, – горячо поддержала его завуч. – И после этого их пришлось снять.

– А вчера, – постучав пальцем по столу, продолжал Никита Андреевич, – в кабинете Зинаиды Ивановны ты испортил портреты русских писателей.

– Это верно! – схватившись за сердце, прошептала учительница по русскому языку. – Теперь невозможно узнать ни один портрет!

– На уроке пения, – не переставал возмущаться директор, – когда рядом задремал твой друг Ивашкин, ты тоже умудрился нарисовать ему усы!

– Это какой-то кошмар, – учительница пения закрыла лицо руками. – Ивашкин до сих пор не может отмыть щёки.

– Да это ещё ничего! – вдруг вскочил физрук. – Помните случай, когда Сашка приехал в лагерь? На следующее утро все-все дети, даже уборщица тётя Зина проснулись усатыми!

Все преподаватели возмущённо загудели. А директор умоляюще сложил руки.

– Ну, скажи, скажи, Ромашка, зачем тебе это нужно?! Почему ты хулиганишь?!

Все взоры обратились к Сашке.

– Понимаете, – робко ответил мальчик. – Я не хулиганю. Просто… просто мне очень нравится рисовать, а это… как бы… современный способ самовыражения.

– Самовыражения!? – ахнули все.

На мгновение в кабинете воцарилось тягостное молчание. Но тут вдруг, Никита Андреевич, как будто что-то придумав, вскочил, быстро подошёл и схватил Сашку за плечи:

– Мальчик мой, – проникновенно произнёс он. – Открою тебе один секрет: такой способ «самовыражаться» давно уже устарел.

Сашка недоверчиво нахмурился.

– Правда?

– Кончено! – дружно закивали все, поняв уловку директора. – Рисовать усы не модно!

Мальчик о чём-то сильно задумался.

– Лучше обещай хорошо учиться, – не теряя времени, наступал на него директор. – А усы – больше не рисуй никогда!

Сашка в нерешительности почесал затылок.

И вдруг:

– А, понял! – радостно вскричал он и пулей вылетел из кабинета.

Учителя переглянулись.

– Что это он понял? – недоумевая, произнёс Никита Андреевич.

Директор направился к двери, нерешительно открыл её, и… из груди его вырвался тяжкий стон. Следом подошла Зинаида Ивановна – её брови тут же поползли вверх. Подскочил физрук и его огромные бицепсы задрожали от напряжения.

– Oh My God! – прошептал он.

Остальные учителя, сгрудившись позади, вовсе онемели от удивления.

Возле белой статуи Пушкина стоял Сашка Ромашка, и чёрным жирным маркером подрисовывал ему… бороду.