Дмитрий Гавриленко
Здесь много простору… Поэзия любви

ISBN 978-5-0055-7694-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ОТ АВТОРА

Семнадцатилетним студентом Суражского педагогического училища я отправил почтой свои стихи в Москву известному поэту, литературоведу, профессору Литинститута имени М. Горького Льву Озерову. У меня почти не было надежды на отклик маститого писателя. И тем не менее ответ не заставил себя ожидать. Не просто письмо, а крепкая серая книжечка с избранной лирикой и дарственной надписью под портретом: «Дмитрию Гавриленко на добрую память от автора». Размашистая, округлая подпись сделана синим стержнем шариковой ручки. У меня же сохранилось впечатление, что поэт подписался по старинке, гусиным пером. Быстро выведенные буквы как будто представились живым ощущением связи с неувядающим, цветущим садом русской классики. Строгих её традиций я старался придерживаться и в поэзии любви.

Поэзия любви

НЕ МОГУ БЕЗ ТЕБЯ

Я никак без любви не могу,
Мне желанна всегда перемена,
И тебя, как иголку в стогу,
Я хочу разыскать непременно.
Пусть учёбу отнимет вокзал,
А дороги – всю душу развеют.
Ты при встрече поймёшь по глазам,
Как люблю я и благоговею!

1973

ПРОСТОТА

Я увидел: вовсе не красивы
У неё лицо, походка, стать.
Волосы свисают, как у ивы,
Спутались – попробуй расчесать.
А ещё, похожая на встряску,
Простота её в любые дни
Граблями ныряет, ловит ряску
В тинистой речушке для свиньи.

1974

НА ТРОИХ
(отрывок из поэмы)

По пьянке плакался на жизнь
Киклоп худой и одноглазый,
И противоречивый разум
Всё откровенно изложил.
Промчались лучшие года
В погоне трудной за дипломом,
А он тогда не слыл киклопом,
Киклопом не был он тогда.
О, сколько девушек вокруг —
Их нежно-ситцевая сила!
И счастье около ходило
Прелестных лиц, прекрасных рук.
Но эгоизм преодолеть
Не просто взрослому мужчине,
К тому же в невысоком чине,
К тому ж начавшему стареть.
И что тут делать? Он запил,
Чтобы развязней на судьбину
Пенять соалкашу-кретину,
Ругая и войну, и мир.
И в голос медленно-живой
Вложились, будто бы в доспехи,
И плотские его успехи,
И импотенция его.
А Одиссей в родном краю,
Невзгодами на юг гонимый,
Под мини-юбкою любимой
Оставил голову свою.
Он знал, что женихов стада
Потопчут без пощады ниву,
Не мог беспечно быть счастливым,
Когда вокруг вода-беда.
И потому любой уклон
Сердечного их разговора
Нам сразу говорит, в котором
Есть хитрый ум, а кто – киклоп.
А третий, чувствуя весну,
В морях не плавал, не сражался,
Женился рано, размножался,
Боготворил по гроб жену.

1974

«Оставила ты свет в душе моей…»

Оставила ты свет в душе моей:
И трепетный, и негасимый след,
Который не исчезнет от дождей,
Которому плевать на ярость лет…
Оставила ты след в душе моей.

1975

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Были клятвы, но не было крови.
Помню, в тенях широких стволов
Первый раз целовал твои брови,
Растерявшись от счастья, без слов.
И теперь вот последние метры,
Вот и свет сквозь вечернюю мглу.
Здесь по-прежнему тёплые ветры
Те же песни поют на углу.
Длинной кроны дырявые тени,
И в тени, под заборной доской,
Слабый голос – красавицы Жени,
Сильный голос – мужской.
Стал я тихо в глуши поворота.
Да, бесспорно, целует она
Да и, кажется, глупое что-то
Шепчет в ухо, совсем как жена.
На пороге двусмысленной славы,
Как за пазухой Бога, лежит,
А над ними, как страж многоглавый,
Вяз раскинул взволнованно щит.
Сквозь обиду, и злобу, и муку
Мщенье в сердце просилось, маня.
Положил я тяжёлую руку
На холодную пряжку ремня.
Но меня одолела измена,
Сокрушила коварством она,
Неожиданная непременно
И, как волчья натура, темна.
Неувядшую ветку сирени
Пронесу до вокзала в руке.
Ты – прощай, их защитник смиренный,
В неуютном, пустом городке.

1979

«Я спросил – да сам же и ответил…»

Я спросил – да сам же и ответил.
Жил слепым, а ныне – как провидец.
Понял всё, что раньше не заметил,
От чего смутился бы Овидий.
Подменили у тебя ресницы,
Вцеловали новый запах в шею.
Мир такой открылся – не приснится
Ничего безжалостней, страшнее.

1980

«А в сумерках молодой мотылёк…»

А в сумерках молодой мотылёк
Бросался на свет, по стеклу скользя.
Я от тебя безнадёжно далёк,
Ни прозреть, ни увидеть нельзя.
И помнится, в давние времена
Без ложнозначительных фраз
Я по стеклу твоих глаз
Понял – нас разделяет стена.

1980

«Я в светлой роще шёл с тобой…»

Я в светлой роще шёл с тобой,
Шли вперемешку с листопадом,
И лес казался чёрным адом,
Весёлым солнцем залитой.

Опять гуляю в роще той,
Нахмуренной, с печальным взглядом,
С созревшим на растеньях ядом,
Но в сердце праздник золотой.

Не потому, что без тебя
Согреет холод ночи лютой
С промокшей неживой листвой.

Под взоры тёмные опят
Я понял в тихом неуюте,
Что без тебя я – сам не свой.

1980

ЗДЕСЬ МНОГО ПРОСТОРУ…

Здесь много простору, и тихо,
И вовремя кончился снег.
Метель осторожной портнихой
Поправила шубку сосне.
С утра без тепла – мы устали
И самую малость грустны.
На небо похожими стали
Опушки, поляны, кусты.

1980

НЕПОКОРНАЯ

Ах ты, черноволосая,
Светлоглазая!
Солнышко моё росное,
Ноченька ясная.
И непокорная,
Да крылья – новые.
Вокруг всё леса сосновые,
Ты – как берёзка чёрная.

1980

НЕКСТАТИ

Опять некстати выпал снег.
В морозном воздухе апреля
Замолк беспечно детский смех,
Молчат капели-менестрели.
И только мы с тобой вдвоём,
Мой вечный друг, теперь в ударе.
Под ослепительным окном
По очереди – на гитаре.
Но я играю про весну
И радость бытия и встречи,
Ты – про неверную жену,
И у тебя рыдают плечи.
Ведь сила в музыке трубит,
Грудь разрывая, как осколок.
И дом ваш надвое разбит,
И на куски твой дом расколот.

1981

ОСЛЕПЛЁННЫЙ ТОБОЮ

Нет гармонии – есть красота.
Ты живое тому подтвержденье.
Воду пить и с лица, и с листа,
Если лес – это месторожденье.
Дама в белом, а ты – в голубом,
Улыбаешься критской мадонной.
Слышен шёпот: «Совет да любовь!» —
Из какой-то эпохи бездонной
На исчезнувшем праязыке.
Я стою, ослеплённый тобою,
Возле древности и вдалеке,
Без доспехов и рядом с толпою,
Созерцающей сфинкса впотьмах.
Силу львиную в теле любимой,
Силу страсти и чувства размах,
Страсти южной и неистребимой.
Где гармония? В чём красота?
Для кого сотворили кумира
На печати не шире перста,
Удлинившегося на полмира?
Перси, плечи – и всё на века
Уцененное пыльной планетой.
Если место рожденья – река,
Легче лёгкого быть неодетой.
Прошептать неживые слова,
Оживить их своей ворожбою,
Не догадываясь сперва,
Что воспрянут они над собою.

1981

«И луна, словно фара, светит…»

И луна, словно фара, светит,
Затмевая подфарник-звезду,
И морозный январский ветер
Яблонь пальчики трет в саду.
Мне с тобой эта ночь – как в мае,
Только в нём – ни в каком другом.
По-весеннему принимаем
Жуткий мир, ледяной кругом.

1981

ПРЕД ЗАКОНАМИ ЖИЗНИ

В прошлом году
Ты казалась мне
Ёлкой в лесу,
А теперь —
Ёлкою в комнате.
Это такая ужасная разница,
Такой ужас,
Что даже игрушечный Дед Мороз
Скорчил гримасу,
Осознавая
Мою беспомощность
Пред законами жизни
И хаосом в них.

1982

«Ветер воет, играя ветвями…»

Ветер воет, играя ветвями,
В лапах сосен теряясь, метёт,
Надувая сугробы и ямы,
Нам суля от ворот поворот.
Вот промёрзшая пушка-опушка
Бьёт картечью и в очи, и в рот,
Лошадь тащится всё же вперёд —
Значит, близко лесная избушка.
Скоро будем, любимая, в ней
Губы греть у дымящейся кружки,
Становясь и теплей, и сильней.

1984

ЖЕНЩИНЕ

Светлый праздник зачат от мороза
Средь холодных, неласковых дней.
Будьте стойкою вы, как берёза,
И прекрасней её, и нежней!

1987

НОЧЬ

Морозная и грозная страна
Одна на всех раскинулась над нами,
Она и беспредельна, и сильна,
Окутана сиянием и снами.

Непостижима эта сторона,
Взволнована высокими волнами.
Она необъяснимо мне верна,
Но в долгой верности всегда вольна ли?

Я к ней привязан сердца глубиной!
Я не хочу, я так боюсь рассвета,
Когда в окошко смотрит ночи свет.

Я верю в темноте, что ты со мной,
Что я дождался от тебя привета,
И это нежный сказочно привет.

Морозная и грозная страна
Рассыпалась и вновь соединилась,
Как будто вся из мелких звёзд она,
Одну мне сверху бросила, как милость.

Не зря она, как Божий лик, ясна,
Дочь скромной, вышней, целостной природы.
Я вверх смотрю и вижу: тишина
Неслышно принимает чьи-то роды.

Подарок неба ярок и богат,
Я за тебя всю ночь благодарю,
Всю бездну с разноцветными огнями.

А твой зрачок искрится, как агат,
А ночь твоя подобна январю —
Одна на всех раскинулась над нами.

Она и беспредельна, и сильна,
Светла в своей надземной цитадели,
Мучительно прекрасна и длинна —
Вся такова, какой её одели.

И вся очарования полна,
Сотворена природой для постели,
Для нежности, для отдыха и сна,
Чтобы её любили и хотели.

Темна она, и сумрачный покров
Прелестней долгожданной наготы,
Взлелеянной небесными сынами.

Вселенная – любимый тёплый кров.
И ночь давно с её детьми на «ты»,
Окутана сиянием и снами.

1987

СОКРОВЕННЕЕ ВСЕХ

Мы с тобой наконец-то едины.
Нас оставили наедине
У дороги, похожей на ложе,
На краю бесконечной равнины
От бескрайних болот в стороне
В той стране, что других не моложе.
Тихий мир позабыт и затерян.
Мы с тобою идём в синеву —
В гости к птице и дикому зверю.
Вспомню счастье своё – и не верю
Ни случайности, ни волшебству,
Ни космическим добрым затеям.
Молод, зорок и весел апрель —
Каждый кустик наполнил весною.
И слова твои солнцевеют,
Как наградой, прохладой лесною,
Развораживая не капель —
Разворачивая карусель
Ближе к небу, и благоговеют.
Что же сталось, куда подевалось
То, к чему я душевно привык?
Лишь краснеет сейчас чернобыльник
И чернобыльничает усталость,
А дорогу свернули в могильник,
Словно скатерть или половик,
Да наверх положили страну,
Ту страну, что других не моложе
И других не глупее была.
Утаил я лишь радость одну,
Сокровеннее всех и дороже, —
Черноока она и светла.

1991