Дмитрий Дурнев
Стихи

© Дмитрий Дурнев, 2019

ISBN 978-5-0050-6614-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Как-то очень давно, говорят старики…

Как-то очень давно, говорят старики,

Осень Май провожала с причала реки.

Навсегда уплывая в неведомый край,

Он ее целовал, говорил ей: «Прощай.

Время раны залечит, боль сердца пройдет.

Ты меня позабудешь уже через год».

Но она не забыла его и с тех пор

Молча бродит по свету от моря до гор.

И печаль на душе ее столь велика,

Что подходит к воде, остывает река.

Если дерева листьев коснется рукой,

Пожелтеют они от печали такой.

А цветы на лугу, где ночует она,

Облетят и завянут от этого сна.

Если город большой иль село на пути,

Осень в них непременно захочет войти.

Долго будет бродить по аллеям, мостам

И надежду хранить повстречать его там.

Если вдруг в октябре, облака разогнав,

Солнце выстрелит, с неба на землю упав.

Если снова наступит любви торжество,

Знай, то осень в толпе увидала его.

Поспешила догнать, закричала: «Постой!»

Нет, он скрылся из глаз, дождь пошел проливной.

Зонтик желтый раскрыв, сквозь листвы хоровод

Осень снова по свету неспешно идет.

Будда родился и сквозь суету…

Будда родился и сквозь суету

Он произнес: «Обещаю коту,

кошке, собаке, артисту во фраке,

чайной девчонке, шальному мальчонке:

Будут метели и будут дожди,

Счастье придет, лишь надейся и жди!»

Будда ушел и вокруг пустота,

Да вот вчера задавили кота.

Шла по миру Печаль…

Шла по миру Печаль,

Да нашла глаза, что вчера еще с блеском, с бирюзой.

Да вселилась в них как-то невзначай,

Потекла из них по щеке слезой.

Шла по миру Беда, хвать за пару рук,

Да с порога в дом, что и бел и чист.

От того ль теперь в доме этом стук?

От того ль теперь в нем лишь ветра свист?

Шла по миру Боль, да ворвалась в грудь,

Завертелась вмиг пулей у виска.

Хоть кричи, хоть вой, ночью не уснуть.

Хоть кричи, хоть вой, смертная тоска.

Шла по миру Ложь, да нашла язык,

Прилепилась так, что не отдерешь.

То ли пенье птиц, то ль вороний крик,

Ничего уже и не разберешь.

Шла по миру Любовь, вот уж много дней

Никого кругом, тишь да благодать.

Только для Любви нет того больней.

Кто поможет ей сердце отыскать?

А мне опять никто не пишет…

 
А мне опять никто не пишет,
Меня опять никто не ждет,
Меня опять никто не слышит,
Никто сегодня не придет.
 
 
Не привыкать, пусть долгий вечер,
Пойду по улицам бродить.
Кого я там сегодня встречу —
Зачем гадать? Так легче жить.
 
 
Вот снова легкое движенье —
Бег облаков под шорох шин.
Топчу земное притяженье.
Аршином меряю аршин.
 
 
И снова мимоходом лица
Унылый, добрый, странный вид.
Кого отвлечь, с кем поделиться?
Чужую боль своя не зрит.
 
 
Скрипит души стальная дверца,
Пуста безбожно  голова.
И что-то подмывает  сердце
Молчанье поместить в слова.
 
 
Их память грамотно запишет,
Но толку что: из года в год
Меня опять никто не слышит,
Никто сегодня не придет.
 

Пустота отсыревшей квартиры…

 
Пустота отсыревшей квартиры,
Нет нежданных гостей за столом —
Уголок позабытого мира,
Старый дом предназначен на слом.
 
 
Безнадежно растрескались стены,
И чердак заселили грачи.
Счет ведут кирпичам перемены,
Бродит ветер в подъездах в ночи.
 
 
Проверяет забытые вещи,
Ищет что-то, а что – позабыл.
Помолчит, снова что-то зашепчет,
Никого, только ветер да пыль.
 
 
Но нет-нет заскрипит половица,
Тень неспешно проводит стена,
Будто кто-то задумал напиться,
Пробудившись от страшного сна.
 
 
Капли мерно бегут из-под крана,
Разлилася луна в пол-окна.
У отбитого края стакана
Опустилась на стул тишина.
 

Что пули жизнь?

Что пули жизнь?

Свинца без формы горнилом прерванный покой.

Оковы стали принявши покорно, последний выпад оставляет за собой.

Ствола объятья ледяные не могут возбудить в ней страсть.

Всей жизни той предназначенье – однажды в цель свою попасть.

Бойка коварное движенье, курс – череда сплошных потерь.

И лишь скупая похоронка метнется крысою под дверь.

Я сегодня поутру встану…

 
Я сегодня поутру встану,
Погрешу, что снова день серый,
И согреет мне души рану
Над лампадой огонек Веры.
 
 
Веры той немалые сроки,
Лагеря и тюрьмы ей храмом.
По этапам ходили Пророки,
Возвещая о главном самом.
 
 
Сапогами ее топтали,
Выбивали с душой из тела.
И, что хуже еще, плевали
И склоняли совсем без дела.
 
 
Не исчерпана еще горя мера,
Пусть сменили друг друга годы.
Не для всех она моя вера,
Для людей особой породы.
 
 
Тех, кто впопыхах не отрекся,
Кто не плел за спиной интриги.
Ее голос из сердца льется,
Не из какой-нибудь старой книги.
 
 
Не ищу я другой Веры.
С этой мне ни Бог, ни Черт не страшен,
Не беда, что снова день серый.
Совесть – вот она Вера наша.
 

Расслабился, уткнул лицо в ладони…

 
Расслабился, уткнул лицо в ладони.
Вокруг спасительная темнота.
Пусть солнце за горою медленно утонет,
Уткнувшись краем в черные врата.
 
 
Не то чтобы неправ, скорей не понят.
А если что не так,… ну чтож, прости.
Забыто, спрятано, не рвется и не стонет.
Да было бы вообще о чем грустить.
 
 
Увы, меня никто не гонит,
А так порою хочется уйти.
Расслабился, уткнул лицо в ладони,
Иду по кромке Млечного Пути.
 

Чужие разобрав пороки…

 
Чужие разобрав пороки,
Чужие меряя грехи,
Мы остаемся одиноки
На берегу большой реки.
 
 
И проплывают мимо годы,
На голову ложится снег,
Уносят безвозвратно воды
И чей-то плачь и чей-то смех.
 
 
Уже движение природы
Для нас безмерно тяжело,
Желание былой свободы,
Как муха бьется о стекло.
 
 
Вот в памяти явятся снова
События минувших лет:
И недосказанное слово,
И не подаренный букет.
 
 
О как бы все начать с начала!
Пускай сновья, пусть тяжело,
Но лишь бы сердце не молчало,
А вдаль куда-нибудь звало.