Дмитрий Цветков
Наследник Рода

Когда Вероника закончила сборы и предстала перед Марином, тот встал… Посмотрел не то чтобы безразлично, но без должного восхищения. А ведь она старалась! Возникло желание вернуться к себе в комнату и оттуда крикнуть наглецу, чтобы убирался прочь – не ушла и не крикнула; набрала в грудь побольше воздуха, раздраженно закатила глаза и многозначительно спросила:

– И что, мы так и будем стоять?

– Ты очень хорошо выглядишь, – Май сказал то, что ей хотелось услышать, но время упущено.

– Знаю, – она чуть не сорвалась на крик.

– Я серьезно, ты…

Вероника нетерпеливо указала Марину на выход, не позволив закончить комплимент.

Они покинули квартиру. Любой со стороны сказал бы, что на улицу вышла семейная чета после бытовой ссоры, а вовсе не увлеченные друг другом молодые люди.

Машину Май не менял, поэтому поймал укоризненный взгляд и колкий вопрос:

– Действительно такая дорогая? – Вероника подошла к заднему крылу, поврежденному в аварии. – Хороший мастер: ничего не заметно.

Май скромно улыбнулся. Появилось ощущение досадной ошибки: не стоило приезжать на том же автомобиле, но он как-то не подумал…

– Ну… – ее лицо приобрело заинтересованный вид, – и где же ты предпочитаешь получить расчет?

Он несколько секунд молчал, затем обошел автомобиль и открыл переднюю пассажирскую дверь.

– Садись: я покажу.

– Разве не я должна выбрать место?

Май отрицательно качнул головой.

– Хорошо, – Вероника безразлично фыркнула и, усаживаясь, между прочим добавила: – Может быть, мне и за кофе платить не придется?

Пока они ехали, в салоне царила напряженная тишина. Вероника изредка пыталась растопить ледяную глыбу, но всякий раз остроумные, на ее взгляд, шутки удостаивались лишь скупой молчаливой улыбки.

Украдкой посматривая на себя в зеркало заднего вида, Вероника опять разнервничалась. Казалось, что она недостаточно хорошо выглядит, или оделась неподобающим образом, или… Ну почему он молчит и ведет себя как болван?!

Когда же терпение подошло к той грани, за которой его действие заканчивается, Май остановил автомобиль и спокойно произнес:

– Приехали.

Ночная Москва для Вероники не являлась террой инкогнито, но в этот раз она не узнавала места. Присутствовало понимание: они где-то в центре, но где? Вероника попыталась восстановить в памяти маршрут, но осознала, что от волнения не следила за дорогой.

– Где мы? – она огляделась, выйдя из салона. – Что здесь… твой дом? Я не собираюсь идти к тебе в гости.

Сейчас она сильно жалела, что вновь встретила этого странного высокомерного типа. Шаги за спиной в парке показались невинной шуткой по сравнению с поведением самоуверенного наглеца.

– Знаешь что, – вспылила Пустынина, – пришли мне лучше счет! Я не…

– Вероника… – он подошел так близко, что захотелось отступить, но ноги не слушались. – Ну как ты могла подумать про меня плохо? Я, может быть, не очень умелый ухажер, но знаю, что такое приличие. Поверь, здесь тебе понравится… Всего лишь кофе…

От близости Марина внутри все затрепетало, а сердце неудержимо застучало. Любая женщина отлично понимает это состояние, даже если не испытывала его никогда в жизни. Гневные мысли исчезли, будто и не возникали вовсе. Она почувствовала его. Он не лгал…

Былой отваги хватило на робкий кивок, означающий согласие.

16

Выпроводив очарованного и заинтригованного Кураева, Марат довольно и даже радостно хлопнул в ладоши, выкинул вверх руку а-ля Фредди Меркьюри и прокрутился вокруг своей оси в ритме рок-н-ролла.

Игра в вершителя судеб заводила сильнее любого наркотика, а открывающаяся перспектива и ощущение оправданного риска придавали особенную энергию: мощную, безудержную, окрыляющую. Хотелось воплощать в жизнь грандиозные замыслы, приводить в движение тяжелые инертные механизмы, которые не остановишь. Только изворотливый ум и острые инстинкты хищника помогут удержать под контролем самолично запущенные процессы – смертоносные для конкурентов, – и пусть шавки, пытающиеся помешать задуманному громко визгливо тявкают и беззубо кусают. Любая помеха будет сметена с пути и безжалостно раздавлена бронебойным тараном, управлять которым могут лишь избранные.

Марат замер… Он избранный!

Схожесть с сильнейшими мира сего стала очевидной. Он важно и степенно подошел к зеркалу и несколько минут любовался отражением: ну кто, если не он? Все когда-то были на вторых и третьих ролях, но не все сумели подняться на самый верх; он сумеет – это предначертано свыше. Нужно лишь запастись терпением и не сворачивать – ни в коем случае не сворачивать с пути, поддавшись мимолетным сомнениям. Вера в собственное могущество – единственная истинная причина, по которой открывается любая дверь и становится покорной любая высота.

Купцов удовлетворенно и самозабвенно зевнул: явно заработался – за окном поздний вечер. Потрогал пальцами лицо, потянул вниз веко: глаза немного красные… Утомление? Усталость?.. Плевать… Будет еще время на отдых.

Кресло приятно зашипело, принимая руководителя. Марат взял со стола золотую ручку – подарок Генри – и тут же положил обратно, будто это был прибор слежения: напоминание о том, что пока не он принимает решения… Настроение подпортилось.

Рука легла на компьютерную мышь – монитор ожил.

Пора выходить из состояния эйфории и приступать к обязательной части программы. Марат не любил засиживаться допоздна, но иногда приходилось; да и не мешает никто, не отвлекает звонками и просьбами.

Анализ статистических данных, сравнение экономических показателей и прочая рутинная работа – нудно, скучно, но необходимо: кто владеет информацией, тот контролирует ситуацию.

Купцов погрузился в работу.

Через час Марат настолько увлекся делами, что не сразу заметил входящее письмо. Лишь потирая руки после очередного завершенного этапа, он скользнул взглядом по монитору и наткнулся на скромное уведомление.

Сердце екнуло. В груди сдавило от нехорошего предчувствия…

Курсор лег на иконку, открыв интерфейс почтового ящика… Лицо от волнения приняло красноватый оттенок, в висках застучало. Неужели он немедленно должен был отчитаться о разговоре с Кураевым? Забыл?.. Да нет, такой установки не было.

Марат скрестил пальцы на руках и несколько раз вздохнул: Райморт превращается в естественный раздражитель… Не рановато ли? Не слишком ли много он на себя взял, чтобы так нервно реагировать на босса? Ведь все, что запланировано – в будущем, а сейчас… Генри – это Генри!

Письмо именно от него. Подпись отправителя ничего не значила: с этого адреса приходят только распоряжения Райморта, даже если их доводит до сведения кто-то другой.

Марат растерянно посмотрел по сторонам. Показалось, что его неуважительное отношение к Генри кто-то мог заметить. Это походило на параноидальный страх перед большим боссом: только что Купцов лелеял мечты о независимости и о маленькой мести, а теперь трусливо крутит головой при одном лишь виртуальном контакте с объектом. Стало неуютно, страшновато и даже стыдно.

Собранно и откровенно подобострастно он начал читать. По мере прочтения лицо все больше покрывалось пунцовыми пятнами, а по окончании полностью покраснело. Кровь застучала в висках; глупое заискивание мгновенно сменилось на раздражение, а затем и вовсе на гнев.

– Я что ему… кукла?! – потеряв всяческую осторожность проревел Купцов и стукнул ладонью по столу, а затем той же ладонью зажал себе рот: мало ли чего…

Так он просидел с закрытым рукой ртом минуты три, перечитывая текст письма.

«Уважаемый Марат Борисович! Господин директор благодарит вас за хорошую работу и сожалеет о невозможности сделать это лично…»

Взгляд Марата скользил по строчкам. Директором называл себя только Генри, остальные представлялись по имени.

После краткой типовой похвалы следовал еще более краткой приказ:

«…Господин директор надеется, что ваша общая знакомая готова к большой и ответственной работе. Он желает лично оповестить ее об этом, а вас просит выступить гарантом встречи. О времени и месте встречи вы получите информацию в ближайшее время.

С уважением…»

Купцов закрыл глаза. Ну как можно отрывать его от важных дел ради этой… Неужели именно он должен выступать сводником – омерзительная роль! И для чего вообще Райморту так понадобилась Пустынина? В том, что речь шла именно о ней, сомнений не было.

Марату захотелось написать ответ и отказаться. Он даже нажал соответствующую ссылку на экране, но вовремя одумался: отказывать Генри нельзя!

Хождение по кабинету заняло минут десять, пока мыслительный процесс не настроился на нужную волну – разум взял верх над сердцем.

Марат сел за стол и написал ответ в должной форме. Он поблагодарил господина директора за доверие и подтвердил готовность выполнить любое распоряжение: так будет правильно.

После того, как письмо ушло адресату, Купцов окончательно освободился от пагубных эмоций. Он больше не нервничал и не раздражался. Если Райморту понравилась женщина – это слабость. А если у человека есть слабость, значит, этим непременно нужно воспользоваться; и то, что именно Марат оказался посвященным, как нельзя кстати.

Холеные пальцы коснулись золотой ручки: хороший аксессуар, дорогой. Марат улыбнулся: Вероника будет возле Райморта, а он будет контролировать Веронику. В личном обаянии сомнений не было – вот и ключик к волшебной дверце… Никто не идеален… Любого можно контролировать!

Купцов поднял голову и посмотрел сквозь потолок офиса… сквозь крышу здания… сквозь облака… сквозь небо… От ужасающе дерзкой мысли закружилась голова: ну надо же так высоко замахнуться!

Молодой ум генерировал грандиозный план: разумеется, нежные чувства к женщине заставят Генри ослабить хватку, и тогда… Однако, несмотря на мнимую непогрешимость вывода, оставалось небольшое, но сильно гнетущее сомнение: а если это не чувства, а холодный расчет? Что, если Райморт знает о Веронике нечто, никак не связанное с любовью? Что, если это один из хитроумных ходов, которые никто, кроме Райморта, не в состоянии просчитать? Что, если…

Точного ответа пока не было. Но будет – обязательно будет, ведь сегодня именно Марат является правой рукой Генри в достижении его неведомой цели.

17

– И куда же мы пойдем? – Вероника указала рукой на вход в заведение в полуподвальном помещении старой трехэтажки со странным названием «Титу Бету», намалеванном поверх дешевой картинки с изображением красно-голубых гор. – Сюда? В это…

Май улыбнулся.

– Здесь отличная кухня!

Вероника кивнула.

– Кухня? Здесь? – еще раз взглянула на обшарпанную дверь и тусклое освещение над вывеской. – Да у них даже на приличный вход денег нет! Представляю, что за повар там готовит…

Май вздохнул и нежно взял ее за руки, поворачивая спиной к заведению.

– Так кажется оттого, что ты не в настроении. На самом деле это очень приличный ресторан – абы кого сюда не пускают.

– Ну-ну… – в ее голосе слышалась неприкрытая ирония, – сюда никто из приличных людей и не пойдет.

– А я не говорил, что входной контроль осуществляет широкоплечий вышибала, – глаза Марина хитро блеснули. – Иногда вывеска фильтрует публику лучше громилы на входе.

– Послушай, – Пустынина проявляла нетерпение, – я не люблю экстравагантные притоны, мне больше по душе…

Май легонько приложил палец к ее губам.

– Не продолжай, я тебя понял, – он убрал руку от лица Вероники, оставив на губах теплый ласковый отпечаток. – Ты слышала сказку про пещеру Али-Бабы? Представь, что бы творилось на входе, если бы на шикарной неоновой вывеске красовалась призывная яркая надпись: «За этой дверью лежат несметные богатства»!

– Представляю, – Веронике действительно стало забавно. Фантазия нарисовала очередь из желающих заполучить драгоценности и унылого Али-Бабу, глубоко разочарованного маркетинговой ошибкой. – Значит, за входом в эту – как бы помягче сказать – пещеру… скрывается нечто особенное?

Май кивнул.

– И там, – она, не поворачиваясь, указала на дверь, – в этом «Тито… Грито» – нечто вроде тайной сокровищницы?

Май снова кивнул.

– И лишь посвященные могут разглядеть то, что невидимо глазу посторонних, так? – она пытливо посмотрела в глаза своего странного спутника.

– Именно! – Май еще раз кивнул. – Представь, что я покажу тебе то, что не доступно ни одному богатею этого города. Ты станешь человеком из узкого круга тех, кому позволено это видеть… Большое чудо!

Вероника не понимала, серьезно он говорит или просто интригует. Судя по восторженному взгляду, Май не выдумывал, а судя по дешевому входу в «Титу Бету»… Он казался еще более странным человеком, чем пять минут назад.

– Поверь, я знаю, что говорю и никогда не пригласил бы тебя в недостойное место, – в подтверждение слов голова Мая несколько раз утвердительно качнулась.

Может быть, он и врал, но интрига удалась. Веронике стало до жути интересно, что же скрывается внутри этого, с позволения сказать, ресторана.

– Закрой глаза, – попросил он.

– Но…

– Пожалуйста… А теперь представь: через секунду ты пересечешь порог самого удивительного места в этом городе и самого дорогого ресторана не только в Москве, но и…

Май аккуратно повернул ее лицом к «Титу Бету».

– Смотри!

Вероника почему-то не хотела открывать глаза – слишком уж она прониклась заманчивыми обещаниями спутника. Ей рисовались самые невероятные картины, на которое только было способно искушенное воображение дизайнера.

– Ну же, смелее – открывай глаза.

Сердце женщины екнуло… Не может быть! Как она не разглядела очевидного?

Вероника приблизилась к ресторану на несколько шагов, вглядываясь в то, чего только что вообще не существовало… Хотя ничего и не изменилось: ни вход, ни реклама, ни название – ничего, но… Вместо невзрачной двери и дешевой вывески с тусклой лампочкой, она увидела предмет большого искусства. Это можно было сравнить лишь с картиной древнего мастера: любой невежда при взгляде на холст сказал бы, что это старое потрескавшееся полотно, место которому в чулане, а истинный ценитель увидел бы бесценное творение рук великого художника. Кто посмеет заявить, что Моне занимался мазней, или Ван Гог бездарно пачкал холст краской? Разве что безглазый дилетант. Найдется ли человек, не способный увидеть в работах Да Винчи гениальные творения?

Щеки Вероники покраснели: хорошо, что на улице темно, и ее конфуза никто не заметит. Как она не разглядела в неброском здании уникальный комплекс, где все – трещины на красном кирпиче, сучок, вывалившийся из облицовки двери, приглушенный свет, окутывающий таинством церемонию входа – каждая деталь имела смысл и находилась именно там, где и должна быть! И даже сколотые камни на ступенях, безусловно, являются не случайным изъяном, а олицетворением вкуса и величия автора!

Глаза Пустыниной торжественно засияли, когда она разглядела металлический каркас плафона и цепи, на которых висел фонарь: золото!

– Май, посмотри! – она махнула рукой, подзывая подойти ближе, будто сделала открытие и хочет, чтобы он разделил ее восторг. – Посмотри на вывеску! Надпись на картине… Это же рука… подожди, не могу разобрать… Да-да… Невозможно! Это же Рерих!

– Вот видишь, – он стоял очень близко, почти касаясь телом ее спины; теплые руки легли на ее плечи, – это всего лишь дурное настроение не позволяет увидеть действительно красивые вещи.

– Но как?! Как я могла не знать об этом месте? Чей это ресторан? Кто владелец? – Вероника огляделась; она была слишком возбуждена. – Где мы, черт побери, вообще находимся?

Май прикоснулся к волосам женщины.

– Давай зайдем внутрь.

– Да, конечно… пошли, но… Май, откуда ты узнал про это место?

Внутреннее убранство не произвело столь яркого впечатления, как вход, хотя все было довольно мило, уютно и со вкусом. Во всяком случае, теперь Вероника не сомневалась, что здесь готовит хороший повар.

Несколько небольших – на три-четыре столика – залов, в каждом по нескольку гостей, выглядящих весьма достойно: действительно, место для избранных.

Администратор – немногословный и немолодой, подчеркнуто вежливый. Вероника решила, что на работу в «Титу Бету» он попал после службы дворецким в доме лондонского сэра – слишком уж сдержан, учтив и важен.

Они преследовали в зал с одним-единственным столиком. Расположившись, Вероника тут же начала изучать обстановку. Хотелось увидеть что-нибудь эдакое, удивительное, дорогое, изысканное, чтобы еще раз испытать восторг, охвативший при входе – увы: да, все со вкусом, радует глаз, но до удивления очень далеко.

Слегка расстроившись, она взглянула на Мая, который делал заказ «английскому дворецкому», причем на странном языке, похожим на украинский, польский и татарский одновременно.

«Интересное местечко», – подумала Пустынина, но высшая степень восхищения была пройдена, и теперь даже японская гейша в доспехах средневекового рыцаря не смогла бы удивить: ну говорят на тарабарском языке, что такого – каждый с ума по-своему сходит.

Продолжая крутить головой по сторонам, Вероника не обращала внимания на Мая, который с каким-то восторженным умилением наблюдал за ней.

– Что? – наконец спросила она, заметив взгляд спутника, и по привычке провела руками по волосам: все ли в порядке?

– Я позволил себе…

Она махнула рукой.

– Да ради бога… ой… – смущение отразилось на красивом лице, – прости, я имела в виду, что доверяю твоему выбору… И вообще… – Вероника наклонилась к столику, чтобы сообщить Маю по секрету: – я будто бы пьяна, хотя не притрагивалась к спиртному. Здесь что, через вентиляцию распыляют веселящий газ или какие-то наркотики?

Май улыбнулся шире обычного.

– Ну конечно же нет… Здесь вообще нет спиртного крепче трех градусов, и, разумеется, категорически запрещены любые наркотики, даже крепкий чай.

– Это что, место для трезвенников?

Май пожал плечами.

– Здесь нет спиртного в традиционном смысле. В напитках есть градусы, но лишь из-за естественного брожения – для лучших вкусовых качеств. Спиртного для расслабления тут не предлагают.

– Как же здесь расслабляться? – спросила Пустынина и неожиданно зажала рот рукой, будто чуть не взболтнула лишнего.

– Совершенно точно! – продолжил за нее Май, – здесь никто не напрягается. Само место расслабляет не хуже любой выпивки, – он заглянул в глаза Вероники. – Разве нет? Разве тебе хочется выпить?

Она кокетливо прикрыла глаза, показывая, что не прочь пригубить, но секунду подумав, отрицательно замотала головой.

– Нет, не хочу. Я и так какая-то слишком… расслабленная.

Они рассмеялись.

Потом принесли заказ, и гости ели и пили что-то очень вкусное, но что?.. Да какое это имело значение? Пустыниной было так здорово и легко, что даже ненавистная вареная курица показалась бы ананасами в собственном соку. Все переживания и страхи остались где-то далеко – так далеко, что и не понять, с ней ли это происходило.

– Послушай, Май, – Вероника начала привыкать к благодушному состоянию и почти смирилась с веселящим газом в воздухе. – А зачем ты нашел меня? У тебя ведь нет проблем с деньгами, и компенсация за машину – только повод?

– Да, – коротко и понятно.

– Тогда зачем?

– Я обязательно должен ответить на этот риторический вопрос?

– Нет.

– Тогда я не стану отвечать.

– Почему?

Май задумался.

– Потому, что… я испытываю к тебе чувства, хотя и затрудняюсь с точным определением.

– Ты говоришь об этом так просто?

– Да.

– Странно… Ты вообще очень загадочный человек, – Вероника сложила руки подставкой и оперлась на них головой. – Кто ты такой? Чем занимаешься? Есть ли у тебя семья? Почему у тебя такое странное имя? Расскажи…

Май тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла.

– Так назвали… А если хочешь знать обо мне правду, то вынужден предупредить…

– Ты бандит? – Пустынина блеснула глазами. – Главарь мафии – или как правильно – авторитет?

Май усмехнулся.

– Неужели я похож на преступника?

– Не похож…Тогда… ты сотрудник ФСБ?

Он отрицательно помотал головой.

– Я владелец строительной компании – это работа, приносящая деньги, которые я использую для выполнения своей основной миссии.

– Ну значит, я угадала. Спецслужба?

– По-вашему… Скорее служитель культовой секты.

– Уау! – она всплеснула руками. – Сектант? Религиозный деятель?

– Нет. Я же сказал, по-вашему. Так меня назвали бы люди твоего круга. На самом деле я пытаюсь бороться со злом.

– Это как? Бэтмен?

Он засмеялся.

– Ну что-то вроде того.

– Невероятно! – Веронику увлекала эта игра. – А я, значит, возлюбленная супергероя?

Май не ответил. Обведя глазами зал, он отвлеченно спросил:

– Тебе здесь нравится?

– Да, – ответила она не раздумывая. – Но ты уходишь от темы.

– Вероника, – Марин придвинулся к столику. – Я не хочу тебя обманывать, но боюсь, что не смогу объяснить все правильно.

– А ты попробуй.

– Ты не поверишь.

– И все же…

Май задумался…

– Ну хорошо… – он выпрямился, кашлянул в кулак, словно за кафедрой перед выступлением, посерьезнел. – Я – представитель древнего рода, живущего на Земле с начала времен, член Ордена, миссия которого – защитить жизнь, дарованную Создателем. Наш род – Первый, и я его наследник – хранитель традиций и защитник устоев… Во всяком случае, таковым я был, пока меня не… изгнали.

– Угу… – Вероника надула губки. – Значит, изгнали все-таки.

Май кивнул.

– За что же? – она иронизировала, но Марин будто не замечал этого.

– За мой неожиданный интерес к ценностям другого древнего рода – рода Вторых и… за чувства к женщине.

Слегка смущенно Вероника указала на себя пальцем.

Май подтвердил движением глаз.

– Страдаешь за любовь? – ее лицо сделалось театрально печальным.

– Не могу сказать, что страдаю – испытываю странные ощущения.

– Бедняга…

– Ты поверила мне?

– Разумеется, ты ведь сказал правду.

Май засмеялся.

– Если хочешь, чтобы тебе никто не верил, всегда говори правду!

Лицо Пустыниной не изменилось.

– Хочешь, скажу, что я думаю?

– Конечно.

– Я думаю, ты занимаешься серьезным бизнесом и связан обязательствами с серьезными людьми. Как бы то ни было, ты действительно неординарный человек, и я ни грамма не жалею о нашей встрече. Мне интересно и легко с тобой. Ты не кривляешься, не ведешь себя, как сверкающий самодовольный кошелек. Ты на редкость скромен и скрытен. Не знаю, что вы там исповедуете, но в тебе определенно есть тайна, – и это здорово!

Откровения не шокировали Веронику – не поверила… А кто бы поверил? Разве что безумец!

Май облегченно вздохнул. Вероника – нормальный человек, а с какой стати нормальный человек станет слушать сказки об Ордене и древнем роде? На этом, возможно, стоило бы остановиться, но Май решил иначе…

– Хочешь потанцевать?

Глаза Пустыниной радостно заблестели.

– Приглашай, вот только… – она взволнованно осмотрелась, – музыка…

– Тебе не нравится музыка?

Май закрыл глаза и щелкнул пальцами, словно фокусник, затем встал и, заложив одну руку за спину, подошел к Веронике.

– Разрешите…

– Да, конечно… но… – она встала с места, слегка ошарашенная, – как ты угадал?

– Твоя любимая мелодия? Посмотрел в социальной сети.

– Правда? – удивленно протянула Вероника. – Разве я писала об этом?

Он уверенно вел в танце – следовать за таким партнером легко. Руки Мая казались сильными и теплыми, а движения – точными и профессиональными.

Вероника любила танцевать, но она никогда не думала, что умеет это делать так классно. Темп танца ускорялся… И вот она кружит в вальсе, а вокруг… Вокруг собрались люди и восхищенно смотрят на удивительную пару. Маленький зал оказался довольно просторным и вместительным.

В голове приятно шумело… Улыбка не сходила с ее счастливого лица, а зал… зал становился все больше, и количество зрителей увеличивалось с каждым следующим тактом: не может быть… мистика!

Музыка летела со всех сторон, проникая повсюду; она звучала не снаружи, а внутри: в глубине души, в сердце, в голове. Хотелось танцевать еще и еще – бесконечно долго, пока не закончатся силы.

Несколько раз Вероника пыталась оглядеться и понять, как они очутились в таком большом помещении среди восхищенных зрителей, стоящих по периметру. На секунду стало страшно, но спокойный взгляд Марина прогнал страх, а его место занял восторг: она великолепно танцует! Ею восхищаются! Она счастлива!

Когда музыка закончилась, раздались шумные и долгие аплодисменты. Только сейчас Вероника убедилась, что действительно находится в центре огромного танцевального зала, на паркетном полу, а вокруг, на фоне зеркал и светильников с зажженными свечами, стоят люди, которые все это время наблюдали за ее грациозными движениями.

– Что это? – тихо произнесла Пустынина, боясь, что окружающие услышат.

– Ты бесподобно красива! – Май держал ее за руки и очарованно смотрел в глаза.

– Как мы здесь оказались? – прошептала она.

– Разве тебе не понравилось?

Вероника задумалась: понравилось ли? Ну конечно понравилось! В голове творилось что-то невообразимое. На мгновение показалось, что это сон, и не мешало бы проснуться, но как не хотелось покидать удивительное сновидение, в котором она была истинной королевой бала.

Вероника закрыла глаза и прислонила голову к плечу Марина: она устала… Она так долго танцевала, что устала и хочет отдохнуть.

– Спасибо, – слова искренней благодарности донеслись до ее слуха, будто из космоса, заставив вздрогнуть и еще сильнее прижаться к Маю.

Вероника вновь не хотела открывать глаза – боялась, все исчезнет, как дым, как наваждение, как сон… И все исчезло… Осталось лишь чувство умиротворения и какой-то странной радости, будто после красивого доброго сновидения.

– И ты хочешь сказать, что здесь нет никаких психотропных веществ в воздухе? – спросила Вероника, когда Май проводил ее к столику, находящемуся на том же месте, в том же маленьком и уютном зале.

– Нет, – он занял свое место напротив.

– Значит, я просто сошла с ума, – констатировала Пустынина и, обхватив голову руками, нервно рассмеялась.

– Нет, не сошла, – заверил Май и налил в ее фужер напиток, напоминающий по вкусу мед.

Вероника сделала глоток, поставила фужер на стол. Захотелось рассказать о своем видении, но почему-то не получалось – не знала, с чего начать.

– Тебе понравился бальный зал? – начал он за нее.

– Бальный зал… Ты хочешь сказать, что видел то же самое: паркетный пол, свечи, людей…

– Ну конечно.

– Угу, вот так просто… Мы здесь и вдруг бац, – белые ладошки шлепнули одна по другой, – и мы уже в другом месте, где музыка, зеркала, свечи… Держишь меня за дуру?

– Я же тебе говорил: это необычное место. Здесь собираются необычные люди, и… порой случаются необычные вещи.

Если бы все это произошло в другом месте и в другое время, то Вероника наверняка бы устроила разнос своему кавалеру и демонстративно ушла, хлопнув за собой дверью. Ей не нравились необъяснимые ситуации, а тем более люди, пытающиеся ее одурачить. Так было бы… но сейчас не хотелось ругаться и хлопать дверью. По какой-то необъяснимой причине этот прохвост запал в душу и даже очаровал; говорить о большем было преждевременно, но уходить совершенно не хотелось.

– Моя знакомая – давняя – пробовала ЛСД… Знаешь, что это? – Вероника сделал еще глоток из фужера.

Май отрицательно покачал головой.

– Это синтетический наркотик… Так вот, она была под кайфом часов шесть, и за это время, не выходя из комнаты, успела побывать в лесу, на море и еще где-то, причем в разных образах и с разными людьми…

– Мне жаль…

– Кого? Подругу?

– Нет, – Май глубоко вздохнул. – Не стоило показывать тебе не совсем естественные вещи. Теперь ты решишь, что я… – он снова вздохнул, не закончив фразу. – Я просто подумал, что тебе это может понравиться… Извини…

– Не стоит извиняться. Мне понравилось… Вот только хотелось бы понимать, как – как это произошло? Ты удивляешь меня весь вечер. Ты появился, как ангел, привел меня в странный ресторан, на входе которого висит картина Рериха, а металл, из которого сделан светильник, очень похож на золото; в этом заведении нет физических границ, а посетители появляются из ниоткуда, – и хочешь сказать, что ничем не опоил несчастную женщину? Просто объясни, как это может быть?

– Это проще простого, – Май криво усмехнулся. – Ты каждый день приходишь в свою квартиру и каждый день смотришь на одни и те же вещи. Проходит время… Ничего не меняется, но в какой-то момент ты понимаешь, что тебе необходима другая обстановка. Старье хочется выкинуть на помойку, заменив новыми вещами. С каждым днем это желание усиливается, и вдруг… – Май интригующе снизил тон, – …вдруг в твоей жизни происходит некое очень важное и долгожданное событие. И когда ты возвращаешься в дом, ты забываешь про смену обстановки. Твои мысли заняты совершенно другим – более значимым, – и ты уже не думаешь, что в квартире все не так… Наоборот, все привычное кажется родным и радует глаз…

Май замолчал…

– И что? – нетерпеливо спросила Вероника, ожидавшая более аргументированного пояснения.

– Так вот и получается, что одни и те же вещи могут выглядеть по-разному. Они могут радовать и расстраивать, удивлять и раздражать, казаться маленькими и большими, и главное… оказывается, что их внешний вид не зависит от физической природы, которая остается неизменной… Только твое отношение к предметам, твое настроение и события, происходящие в твоей жизни, могут сделать твой дом, – как, впрочем, и все остальное – хорошим или плохим, унылым или веселым, просторным или до невозможности душным и темным…

– Глупость, – отрезала Пустынина, – если мне что-то наскучило, я непременно избавлюсь от этого, и ничто меня не остановит. Но какую это имеет связь с галлюцинацией – с тем, что я десять минут назад танцевала в месте, которого не существует?

– Оно существует, – упрямо промолвил Май

– Но где? Где?! – Вероника обвела рукой пространство вокруг. – Здесь же ничего нет, кроме нашего столика. В этом ресторане не может быть такого большого помещения и такого количества людей.

– Но мы же были там, – продолжал настаивать Май.

– Ну… это странности работы мозга – оптический обман, не имеющий ничего общего с реально происходящими вещами. – Вероника прищурилась и внимательно посмотрела на собеседника. – Я поняла: ты иллюзионист… гипнотизер… Так?

Май обреченно кивнул, соглашаясь с догадкой: как можно объяснить то, что человек не в состоянии понять? Зато знакомое слово, которое даже не имеет научного объяснения, дает человеку уверенность в правильном понимании, а значит, и чувство контроля над ситуацией – пусть и ложное, но все же…

– Серьезно? – Вероника наконец успокоилась и еще больше повеселела. – Ты учился этому?

– Да, – Май больше не хотел ничего объяснять и просто соглашался. – Хотя у меня с детства были способности…

– Обалдеть! Никогда не встречалась с настоящими гипнотизерами, хотя много слышала о них… И вообще, всегда считала, что на меня гипноз не действует.

Май на секунду задумался. Может быть, не надо было демонстрировать Веронике свои способности, да и приводить в места, где собираются лишь посвященные, тоже не стоило? Внутри что-то сжалось: неужели ошибся… неужели совершенно слетел с резьбы и начал творить безрассудства? Но, с другой стороны, никто не запрещал, да и внутреннее «я» не сигнализировало об ошибке. Наоборот, по ощущениям все было правильно. Май чувствовал, что должен быть искренним с этой женщиной: в конце концов, он теперь сам по себе – ему и принимать решения.