Дмитрий Андреевич Шашков
Достойная смерть
– Работайте, работайте, артиллерия! – довольно пробормотал кто-то, потом он подошёл к Прицелу и окончательно разбудил его, потормошив за плечо, – пошли, дело есть!
– Какое ещё дело, ты о чём?
– Пошли, пошли, не пожалеешь!
Они вышли на морозный воздух, и хлопки стали значительно громче. Над унылым пейзажем опустевших пригородов, заброшенных и полуразрушенных домов без стёкал, над столбами электропередач с гроздьями ссечённых осколками проводов высилось бескрайнее небо с лёгкими, перистыми облачками, раскрашенными в оттенки красного и бардового закатом или восходом – Прицел не знал.
– Слушай, Прицел, что есть, ты когда-то интересовался, да и тебе сейчас надо, снять стресс… Шира есть! Пошли в нашу располагу, там сейчас никого…
Прицел послушно проследовал за товарищем, сел на койку, закатал рукав и пальцами одной руки передавил вены выше локтя другой. Товарищ осторожно ввёл иглу во вздувшуюся вену.
– Приотпусти чуток, – в шприце с коричневой жидкостью показалась тонкая струйка алой крови, – во, отпускай! – Прицел разжал пальцы, а товарищ плавно утопил поршень, – прижми пальцем, – вынул иглу с опустевшим шприцом из вены, – согни руку и пальцем пока прижимай…
Прицел чувствовал, как по телу его разливается приятное, сладкое тепло, а кожу головы ласково щекочут мурашки.
– Сигарету! – товарищ вложил ему её в губы и заботливо помог прикурить.
Потом Прицел затушил недокуренную сигарету об пол, вытянулся во весь рост на койке и заснул так сладко и спокойно, как не спал ещё ни разу в жизни.
* * *
Говорят, вспоминают всю жизнь, но Прицел вспоминал только это: как остались в танке Саня с Мишей, как чудом уцелел сам, вышел к своим, как встретили, чтО потом было в части… Всё вспоминать долго будет, а времени у него теперь совсем мало!
Вспомнил ещё, какая потом пошла жизнь, когда близко «подружился» с выпивкой и наркотиками – однообразная, как бы сонная, но приятная. Прежних интенсивных боевых действий уже не было, всё продлевалось и продлевалось относительное перемирие, кого-то с кем-то соглашения, но он уже мало интересовался политикой. Обстрелов теперь действительно стало намного меньше, больших потерь тоже больше не случалось, и жизнь части шла почти как в мирное время, разве что иногда объявляли боевую готовность или даже боевую тревогу, которая, однако, оказывалась всё же учебной, выезжали иногда даже на какие-то позиции, но уже без реальных боевых действий, бывали учения… Прицел воспринимал это отстранённо и равнодушно, хотя и выполнял, как мог, всё, что от него требовалось по службе, – это было для него нетрудно.
