Дмитрий Александрович Гумин
2221

Введение

Люди так и не научились покорять другие миры, они не смогли создать вечный двигатель, и не открыли секрет вечной молодости, но наука шагнула далеко вперёд. Эфиродинамика и микроквантовая физика расширили горизонты, когда корпорации научились извлекать необходимую для процветания энергию.

Со временем микроквантовый электрогенератор заработал и необходимость в добыче природных ископаемых исчерпала себя, как когда – то, китовый жир, которым освещали города, заменили электричеством и нефтью примерно 350 лет назад

К тому моменту земля была одним большим государством, у которого не было конкретного лидера. Гильдия, созданная предшественниками, представляла собой что то похожее на совет сильнейших, преследовавших одну общую единственную цель – богатство и обогащение.

Они поняли, что действовать необходимо быстро, и приступили к всеобщему чипированию, получив полный контроль над людьми, как духовно, так и финансово. Тем самым общество разделилось. Кому принадлежали технологии и мощь – те стали всевластными, трактуя закон в выгодном для себя свете. Если ребёнок рождался в среде иерархической верхушки, то он с первых дней был обеспечен всем: бесплатное образование, медицина, доступ к любой информации и событиям, сытое и ленивое детство, где не надо думать и переживать о завтрашнем дне. По достижении определённого возраста обязательно предоставлялось рабочее место управленца.

В их обязанности входило: управлять остальными, как до них это делали их отцы, а до них праотцы. Но, что бы цепочка не прервалась был необходим другой класс, что то среднее между горлышком и дном. Словно бутылка вина, она привлекает вас, пока в ней есть напиток, но стоит дойти до дна, как стеклянный сосуд перестаёт быть нужным и превращается в обыкновенный мусор.

Средний класс включал в себя учёных, обслуживающий персонал и людей, чьи предки так или иначе способствовали созданию мира, погрязшего в технологиях и отказавшегося от морали.

Последние деклассированные элементы общества не могли претендовать ни на что. Люди были брошены на произвол судьбы, стали ненужными, у них нечего было взять и им нечего было предложить. Их труд – это рабочая сила, которая потеряла всякий смысл. Они не обеспечивали потребности цивилизации и цивилизация не нуждалась в них.

Флора и фауна иссякли и истощились, животных практически не осталось. Если бы кто-то решил завести себе домашнее животное, то он подтолкнул бы своего близкого на верную смерть, ведь пропитания не было, истощение и голод подстерегали каждого в этом тёмном будущем.

Обзавестись семьёй, а уж тем более ждать рождение ребёнка, было бы жестоким преступлением по отношению к самому новорожденному. Кто- то осознанно шёл на этот шаг, не задумываясь о том, на что обрекают себя и свое дитя; кто-то делал это по глупости и непониманию происходящего, таких были единицы; были и те, кто думал, что справится или наступят светлые времена. В основном же люди держались изолированно друг от друга, каждый старался выжить или прожить ещё один голодный день, каждый в своём тёмном углу. Привязанность, забота, любовь – это были лишь слова из прошлого. Выжить мог лишь одиночка.

В этом мире родился я.

1.Дом

Холодно. Слишком холодно для обычной осени. Не знаю точно, какой сейчас месяц, нет времени и возможности вести календарь. Об этом я узнаю у скупщика вещей, которого навещаю лишь тогда, когда мне есть что ему предложить. Торговать или обменивать можно всё, что представляет хоть какую-то ценность.

Ко мне в руки попались сломанные часы, которые я собираюсь обменять у скупщика на крохотную порцию еды. На большее рассчитывать я не могу. Их механизм не работает, стрелки неподвижны, да и браслет порван. Возможно, их настоящий хозяин давно мёртв. Он скончался от голода или куда хуже, был ограблен хищниками, а если так, то мёртв наверняка.

До скупщика без малого почти два дня пути от места, где я поселился и живу уже несколько последних лет. Раньше я жил в затворке, так мы называем общий ночлег, который с трудом можно назвать домом.

Это место, куда приходили только для того, чтобы спрятаться, ведь провести там ночь под открытым небом, было совсем небезопасно. Там был минимальный быт, но имел место, и устоявшийся внутренний режим. Попасть туда было не сложно, достаточно всего раз принести в качестве платы за ночлег полезную для общины вещь, и ты становишься её постояльцем столько, сколько сам посчитаешь нужным. Свой билет туда, я заработал принеся с собой старую мятую кастрюлю, и такой же старенький перочинный нож. Кастрюля, как и прочая утварь, использовалась для приготовления пищи, а вот нож пользовался большим успехом среди всех обитателей затворки. Местный старик – сторожила, который помнил моего отца и часто мне про него рассказывал, переделал рукоять и следил за тем, чтобы лезвие было всегда заточено. Я не помню причины по которой я покинул то место, возможно, я почувствовал в себе силы и непреодолимое желание отдалиться и быть одиночкой, или нежелание смотреть на страдания прочих подтолкнули меня на этот шаг. Впрочем, это уже не важно. Утром я отправляюсь на запад, а сейчас мне необходимо приготовить себе чай и отоспаться.

Я нашёл своё пристанище в вентиляционной шахте, простирающейся под землёй на многие километры, часть большой структуры огромных по своим масштабам генераторов со множеством ответвлений и мелких туннелей. Найти путь в мою нору практически невозможно, не изучив эти туннели досконально, а без освещения это сделать нереально. Но я знаю каждый поворот, спуск и нужную мне лестницу на ощупь, лишь тусклый свет, который проникает в глубину, облегчает дорогу, придавая силуэтам очертания. Я запираюсь клетью, кто её установил, я могу лишь догадываться, возможно такой же одиночка, каким стал я. Мне эта нора досталась уже в таком виде, в каком находится сейчас, кто знает, кому она достанется после. Единственное преимущество моего жилья, не считая того, что его трудно отыскать, это тёплый воздух, тёплым и сухим он становится после охлаждения генераторов, по крайней мере кончина от гипотермии мне точно не грозит.

Моя обитель – это четыре стены из бетона, служившие ранее технической комнатой персоналу, возможно строителям. По датам которые я иногда нахожу на стенах или металлических конструкциях, оставленных неизвестно кем, можно предположить, что этим коммуникациям порядка 150 лет. Каждый раз я смотрю на надпись 2075, отлитую на стене, выполненные строго в одном стиле, цифры могут означать приблизительную дату начала строительства генератора. Глядя на неё, я засыпаю, а просыпаясь снова вижу её. Моя кухня – это старый деревянный стол, на котором помещается две кастрюли и ёмкость для питьевой воды. Чистую воду я получаю в результате фильтрации из приспособления, которое собрал сам, не уверен на сто процентов, что в мой организм не попадают опасные химические элементы, но мне хватает и того, что зелёный цвет воды исчезает и она становится прозрачной.

«Время пить чай» – это выражение пришло к нам из прошлого, о котором мы знаем не больше, чем о самом прошлом.

Чаем мы называем порошок, в котором есть необходимые организму белки, жиры и углеводы. Вкус отвратный, но когда нет никакой пищи уже несколько дней, то выбор между голодной смертью и чаем очевиден. Разогреть на огне воду удаётся крайне редко, поэтому порошок приходится растворять в холодной воде, долго перемешивая его металлической ложкой. Еще у меня есть кровать, состоящая из нескольких досок настеленных выше пола, а в качестве матраса служат несколько поношенных курток и другие тряпки, собранные со всей округи. Я рад тому, что есть. Мало кто может похвастаться собственным домом, который запирается замком и исключает встречу с незнакомыми и нежелательными гостями. Верить кому бы то ни было в это суровое время, себе дороже – так научил меня отец.